Нетитулованная королева европейской дипломатии

Австрийский канцлер князь Клеменс фон Меттерних и английский король Георг IV, "железный герцог" Артур Веллингтон и великий князь Константин Павлович, премьер-министр Великобритании лорд Чарльз Грей и французский министр Франсуа Гизо, автор "Гения христианства" Франсуа Рене де Шатобриан и шеф Третьего отделения Александр Бенкендорф. Что могло объединять столь разных по вероисповеданию и политическим предпочтениям людей, кроме того, что они жили в одно время и принадлежали к политической и дипломатической элите XIX века? Пусть это прозвучит банально, но, как говорят французы, cherchez la femme. Да, это именно женщина, в которую они влюблялись и восхищались, которую боялись и ненавидели.

Имя этой таинственной незнакомки — княгиня Дарья, или Доротея, Христофоровна Ливен. Родная сестра Александра Христофоровича Бенкендорфа, супруга князя Христофора Андреевича Ливена, видного дипломата, занимавшего на протяжении 22 лет пост посла Российской империи в Великобритании.

Какими только эпитетами ее не награждали! И дипломатическая Сивилла, и шпионка, и интриганка, и даже предательница! Ее по праву можно считать первой русской женщиной-дипломатом, хотя она не занимала официальных должностей, была лишь супругой посла, а ее "рабочее место" ограничивалось светским салоном. Но именно ее, а не ее мужа, считали настоящим послом, или, скорее, посланницей, России в Лондоне. А в Париже ее салон называли "обсерваторией для наблюдений за Европой".

Находясь при дворе с детских лет, она была вовлечена в тайны придворных интриг и закулисных переговоров, всегда была в курсе событий и узнавала о них раньше, чем новости появлялись в газетах. Быть в курсе важнейших проблем европейской политики и дипломатии было ее жизненным кредо; без политики, без политических интриг, страстей и баталий она себя не мыслила. Политика, которую, по ее собственным словам, она любила больше, чем солнце, была главной страстью ее жизни.

ВОСПИТАННИЦА СМОЛЬНОГО

"Женщина с длинным неприятным лицом, заурядная, скучная, недалекая, не знающая иных тем для разговора, кроме пошлых политических сплетен..." — такую характеристику дал ей французский писатель и политик Франсуа Рене де Шатобриан.

"Я вполне уверен, что эта дама готова причинить нашей стране всевозможное зло, в признательность за доброту и любезность, с какою здесь относились к ней во время ее многолетнего пребывания в Англии" — так отзывался о ней "железный герцог" Артур Веллингтон. "Болтуньей, лгуньей и дурой" назвал ее известный французский политик Адольф Тьер.

"Эта женщина необычайно умна, необычайно остроумна, умеет быть очаровательной, когда этого хочет <...> Ничто не сравнится с изяществом и легкостью ее разговора, усыпанного блестками самого тонкого остроумия, а ее письма — это шедевры <...> Ее присутствие в Париже <...> должно быть очень полезным ее двору, поскольку такая женщина всегда умеет найти интересную и полезную информацию", — писал о ней английский дипломат Чарльз Гревилл. Ее портрет кисти знаменитого художника Томаса Лоуренса висел в опочивальне английского короля Георга IV.

Как видим, мнения современников очень разнятся. Попробуем разобраться, кто же из них был прав.

Дарья, точнее, Доротея Бенкендорф родилась 17 декабря 1785 года в Риге. Чистокровная немка, лютеранка, она принадлежала к прибалтийскому дворянскому роду, происходившему из Бранденбурга. Ее предки вели родословную от Иоанна Бенкендорфа — старшего бургомистра Риги, который приобрел этим званием дворянство. Отец — Христофор Иванович, генерал от инфантерии и кавалер ордена Александра Невского. Его мать, бабушка Дарьи, была любимой фрейлиной императрицы Екатерины II, назначившей Христофора Ивановича военным губернатором Риги.

Христофор Иванович женился на баронессе Анне-Юлиане Шеллинг фон Канштадт, прибывшей в Россию в 1776 году в свите вюртембергской принцессы Софии-Доротеи-Августы, будущей императрицы Марии Федоровны, супруги императора Павла I. Мария Федоровна оказывала своей фрейлине всяческое покровительство, называла ma Lilli.

От брака баронессы Шеллинг с Христофором Бенкендорфом родились два сына — Александр и Константин и две дочери — старшая, Мария, и младшая, Доротея, или, как ее называли, Даша. Считается, что г-жа Бенкендорф неспроста дала своим сыновьям такие же имена, как у старших сыновей ее царственной подруги, а дочерям — русское и немецкое имена императрицы. Во многом именно от матери Даша унаследовала способности к наблюдению, внимательному анализу и прозорливости; от матери ей достался и дар к эпистолярному жанру, в котором ей не было равных.

11 марта 1797 года госпожа Бенкендорф скончалась за границей, куда отправилась на лечение. Она страдала от ревматизма, от которого всю жизнь будет мучиться и Дарья Христофоровна. Дети остались на попечении императрицы, которая заботилась о них до самой своей смерти и просила императора в своем завещании оказать покровительство детям особы, которая была "ее ближайшим другом и память о которой была ей всегда дорога".

Несмотря на то, что Мария и Доротея уже вышли из возраста, в котором девочек принимали в Смольный институт, императрица Мария Федоровна поместила их именно туда и каждую неделю навещала сестер.

В Смольном Дарья получила лучшее по тем временам образование для девушек из благородных семейств, включавшее изучение общеобразовательных дисциплин, основ искусств, в том числе музыки и танцев, умение говорить и писать на четырех языках. Однако ее мало привлекали история и литература, да и книги не были ее страстью, хотя, как видно из ее дальнейшей переписки с князем Меттернихом, она любила Шекспира и была в восторге от Байрона. Но главное ее чтение — это газеты, без которых она не могла прожить и дня. Позже один из ее современников, англичанин Ральф Снейд, удивлялся тому, как, так мало читая, она могла столь превосходно писать.

ЗАМУЖЕСТВО

В 1799-м Дарья была пожалована во фрейлины, а уже в следующем году, по окончании Смольного, выдана замуж за любимца Павла I, военного министра, генерал-лейтенанта, высокого статного красавца, 26-летнего Христофора Андреевича Ливена. Быстрой карьерой он во многом был обязан своей матери, Шарлотте Карловне — воспитательнице внуков императрицы Екатерины II. Именно ей в 1799-м было пожаловано графское достоинство, так что 22 февраля того же года Христофор Ливен стал графом. В 1826 году, также благодаря матери, он стал князем: по случаю коронации императора Николая I Шарлотта Карловна Ливен с нисходящим потомством (то есть со своими детьми, внуками и т.д.) была возведена в княжеское достоинство с титулом светлости.

Этот брак можно было считать обоюдовыгодным: у Христофора Андреевича было достойное имя, благородное происхождение, хорошее образование, блестящая карьера. Дарья Бенкендорф также обладала несомненными достоинствами и пользовалась покровительством императрицы Марии Федоровны, что при капризном нраве и раздражительности императора Павла I было немаловажным обстоятельством. У Дарьи Христофоровны родились пять сыновей и одна дочь, умершая в младенчестве.

Дарья Ливен не была классической красавицей. Самый известный ее портрет, написанный Томасом Лоуренсом в 1813 году, находится в Лондоне, в галерее Тейт. Описывая это полотно, французский историк Жан Аното отмечает такие черты лица княгини, как "немного длинный нос, большие уши, слишком длинная шея, некрасивый рот". Некоторые критики утверждали, что у нее был красный нос, что, кстати, заметно на картинах Лоуренса. Тем не менее общее впечатление от ее лица с красивыми темными локонами было исполнено очарования. Особое внимание привлекали ее глаза: взгляд, проницательный и в то же время доброжелательный. В целом ее облик был изысканным и одухотворенным.

По отзывам современников, Ливен была высокого роста и очень худощавая. По нынешним стандартам, мы могли бы сказать, что Дарья Христофоровна обладала модельной внешностью, хотя современники находили, что ее худоба была "безнадежной". Однако все признавали ее безупречный вкус, и искусно сшитые платья в некоторой степени скрывали ее худобу. Французский исследователь жизни Ливен, писатель Эрнест Доде (старший брат Альфонса Доде), полагал, что она послужила прототипом некоторых героинь Оноре де Бальзака. В его романах, как и в жизни, женщины эпохи Реставрации имели маленькую голову на длинной шее, прямой и длинный нос, большой рот, изящный подбородок, выразительные глаза, красивые шелковистые волосы. Союз Ливен и французского политика и историка Франсуа Гизо, по мнению Доде, лег в основу новеллы Бальзака "Тайны княгини де Кадиньян".

В первые годы после замужества Дарья Ливен жила беспечной жизнью в Петербурге, в Зимнем дворце, когда там жил император, а также в Михайловском дворце, где Павел I прожил очень недолго, в Гатчине и Павловске, блистала в столичных салонах. Она была повсюду, где находилась императорская семья.

Убийство императора Павла произошло почти на глазах у Доротеи, а ее свекрови, Шарлотте Карловне, пришлось первой сообщить императрице Марии Федоровне о кончине супруга. Сама же Дарья Христофоровна спустя четверть века записала свои воспоминания о тех драматичных событиях, составив очень яркий психолого-политический портрет императора Павла I. "Я сообщаю все это по собственным воспоминаниям, потому что я нередко видала императора и до, и после моего замужества. Он часто приезжал в институт, где я воспитывалась, и нередко забавлялся играми маленьких девочек; он охотно и сам принимал в них участие. Я помню, как раз вечером 1796 года я играла в жмурки с ним, с последним королем польским, с принцем Конде и с фельдмаршалом Суворовым. Император забавлялся веселыми, но всегда пристойными придумками" — так начинается повествование Ливен.

Восшествие на престол императора Александра I не изменило привилегированного положения семьи Ливен. Несмотря на то, что Христофор Андреевич оставил пост военного министра, он продолжал пользоваться полным доверием Александра Павловича.

В первый год нового царствования графиня Ливен впервые рассталась с мужем, который должен был сопровождать Александра I в его поездке в Мемель (ныне — Клайпеда). В дальнейшем такие поездки случались все чаще: Христофор Андреевич стал начальником Военно-походной канцелярии Его Величества. В 1805 году граф Ливен участвовал в сражениях при Вишау и под Аустерлицем, был свидетелем подписания Тильзитского мира 1807 года и тогда же был произведен в генерал-лейтенанты.

Именно в эти годы у Доротеи формируется вкус к "большой политике". С юных лет она была в курсе государственных дел и придворных интриг, общалась с российскими государственными деятелями и европейскими дипломатами. В ее характере сформировались такие черты, как сила воли, устойчивый интерес к ведущим политикам и государственным делам. Ливен уже не удовлетворяли салонные разговоры, она тянулась к людям старшего возраста, более серьезным и значительным. К этому времени относится и проявление независимости в суждениях по внешнеполитическим делам: она открыто выражала негативное отношение к Тильзитскому миру, который ее муж безоговорочно одобрил. Предпосылки для реализации ее возраставшей склонности анализировать внешнеполитические проблемы создавал общий фон — резко возросший международный авторитет и влияние России, за союз с которой энергично боролись Великобритания и Франция.

Пока Дарья Христофоровна вела беспечную светскую жизнь, танцевала и флиртовала, ее муж завершил свою военную карьеру. В феврале 1808 года генерал-лейтенант граф Ливен по состоянию здоровья вышел в отставку и, сохранив за собой место в царской свите, был переведен на службу в Министерство иностранных дел. Вероятно, этот поворот в его жизни произошел не без влияния жены.

ПОСОЛЬСТВО В ПРУССИИ

31 декабря 1809 года граф Ливен был назначен чрезвычайным посланником и полномочным министром в Берлин. Выбор пал на него в том числе и потому, что он был лично знаком с прусским королем Фридрихом-Вильгельмом III еще со времен поездки с Александром I в Мемель.

Пост российского посла в Пруссии был в то время весьма важным. Александр I отводил Пруссии заметное место в создании очередной коалиции против Наполеона. Перед Ливеном стояла непростая задача: восстановить дружеские отношения с Пруссией, а также укрепить ее антифранцузские позиции.

Привыкание к новому месту службы не представляло особых трудностей, поскольку политическая система прусской монархии оказалась сродни порядкам Санкт-Петербурга. Новый российский посланник и его супруга вскоре добились расположения прусского короля и значительной части столичного общества, включая дипломатический корпус. По словам князя Шарля Мориса Талейрана, уже во время этой миссии Дарья Христофоровна приобрела определенную известность как хозяйка литературно-политического салона. Позднейшие биографы Ливен полагали, что именно благодаря ей российское посольство в скором времени стало играть заметную роль в дипломатической жизни Берлина.

Но что думала по поводу своего нового положения сама графиня? Об этом мы знаем из ее писем брату, Александру Бенкендорфу. Все в Пруссии, от политики до высших представителей правящих кругов, представлялось ей мелким и скучным, спустя три месяца после приезда она почувствовала, что очень скучает. Ливен посвятила себя воспитанию детей, сопровождала их в деревню, на воды, иными словами, как можно чаще старалась вырваться из прусской столицы. Сама она называла свой образ жизни "милым и комфортным" и могла бы вынести такую жизнь, если бы видела ее итог. Она надеялась, что ее пребывание в Берлине не затянется надолго. Дарья Христофоровна писала брату: "Но быть дурой в течение еще нескольких лет — это жестоко".

В определенной степени такие невеселые мысли были связаны с тем, что попытка перетянуть Пруссию на сторону антифранцузской коалиции оказалась безуспешной. 24 февраля 1812 года между Берлином и Парижем был подписан договор о наступательном и оборонительном союзе, направленный против России и ставивший Пруссию в полную зависимость от Франции.

30 июня 1812 года, через несколько дней после вторжения армии Наполеона в Россию, супруги Ливен покинули Берлин. Однако в Петербурге они пробыли всего несколько месяцев. 4 августа последовал указ Александра I о восстановлении дипломатических отношений с Великобританией, прерванных Тильзитским миром. В условиях приближения неприятельских войск к Москве внешняя и внутренняя обстановка побуждала к срочному назначению посла в Великобританию. 5 сентября преданный императору граф Ливен был назначен послом России в Лондоне.

ЛОНДОН. ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

В конце октября супруги отправились в путь и 13 декабря высадились в Гарвиче (Харидже) — портовом городе в графстве Эссекс. Спустя пять дней Христофор Андреевич вручил верительные письма принцу-регенту Георгу, старшему сыну короля Георга III. Дело в том, что английский монарх уже давно страдал психическим недугом. В 1788 году он перенес тяжелый приступ болезни, потом они следовали один за другим, и в конце 1810 года почти слепой король окончательно потерял рассудок. Парламентским актом 1811 года его старший сын, принц Уэльский, был назначен регентом при правящем короле. В 1820 году он стал английским королем под именем Георга IV.

Графу Ливену было назначено очень приличное жалованье, что выделяло российское посольство на общем фоне: за годы Наполеоновских войн, в условиях инфляции и роста цен, уровень жизни послов заметно снизился. Например, в 1811 году поверенный в делах Австрийской империи в Лондоне был вынужден продавать посуду посольства. Считалось, что для пристойной жизни послу нужно не менее 17 тысяч фунтов стерлингов в год. Жалованье Ливена превышало эту сумму вдвое.

Любопытно, какое впечатление произвела на молодую женщину Англия, как она себя чувствовала первое время в обществе, которое существенно отличалось как от петербургского, так и от берлинского. 6 августа 1813 года она писала брату Александру: "Прекрасная Англия однообразна, это бесконечная цепь совершенств, которые говорят уму, но не трогают воображения. Месяца два можно быть очарованной этой страной, так как вначале все кажется прекрасно и столь необычно, что поневоле всем восторгаешься, но когда все перевидел и устанешь удивляться, то захочется чувствовать; Англия же не есть страна, которая говорит чувству".

Первое время после приезда в Лондон Дарья Христофоровна держалась в стороне от политики и дипломатических занятий мужа. Ее внимание привлекало окружавшее ее новое общество, его нравы и традиции.

В начале XIX века дипломатические представители России, Австрии, Франции и Пруссии составляли излюбленное общество при дворе принца-регента, занимая положение, равное местным старинным фамилиям, и являясь частью этой замкнутой аристократии. В таких условиях не только сами посланники, но и их супруги должны были себя вести очень тонко и тактично: нужно было не просто удержаться на высоте положения, но и завоевать определенный авторитет при выполнении порученной дипломатической миссии. В те времена, когда еще не существовало телеграфа и иных возможностей быстрой передачи министерских инструкций, личные качества послов имели важнейшее значение. А их жены нередко принимали самое живое участие в деятельности мужей.

Граф Ливен, по отзывам современников, уступал по личным качествам и политическим талантам супруге. В лондонском обществе за ним закрепилось прозвище Really, поскольку в беседе он очень часто произносил это слово.

Постепенно Дарья Христофоровна в силу ее энергичного характера все более выходила за рамки предписываемых супруге посла протоколом представительских функций. С первых шагов посольской жизни в Лондоне она успешно осваивалась в кругах местной элиты и вскоре заняла видное место в дипломатическом корпусе, высшем английском обществе, а также при дворе принца-регента. Присутствие Ливен при дворе было важно не только с политической, но и с этической стороны. Дело в том, что принц-регент вел очень свободный образ жизни, бесконечно меняя любовниц (его жизнь с принцессой Каролиной Брауншвейгской не задалась: уже через год после свадьбы, когда родилась дочь, он выдворил супругу из дворца, обвинив в измене и запретив видеться с дочерью чаще двух раз в месяц. Пошли слухи, будто сама Каролина нарушила верность супругу; Георг попытался через парламент добиться разрешения на развод, однако эта попытка оказалась неудачной. В итоге Каролине Уэльской запретили появляться в Лондоне. — Прим. авт.). Как писал князь Талейран, "при дворе, где отнюдь не было королевы <...> принц-регент был рад заполучить ее (Ливен. — Прим. авт.) в Брайтон, где ее присутствие оправдывало присутствие маркизы Конингем (фаворитки принца-регента. — Прим. авт.), которую мало кому из дам английского общества нравилось лицезреть <...> Именно этим временем датируется неоспоримая власть, которую Ливен распространила на английское общество...".

Если для контактов посла широкий спектр возможностей представляли официальные учреждения и известные лондонские клубы с исключительно мужским составом членов, то для его супруги были открыты преимущественно центры светской жизни. Вращаясь в высшем свете, Ливен пришла к мысли о необходимости держать открытый дом, то есть собственный салон.

САЛОН

В те годы тон в светской жизни Лондона задавали три политических салона: леди Джерси, влиятельной сторонницы партии тори, являвшейся одно время возлюбленной принца-регента; леди Холланд и леди Гренвил, поддерживавших вигов. Но между ними оставалось место для салона, свободного от жесткой партийной привязанности. Доротея Ливен это тонко почувствовала и вскоре смогла занять место "королевы" высшего общества. Более того, в среде английской аристократии ее рассматривали как соотечественницу.

Салон графини Ливен, поначалу исключительно светский, очень скоро превратился во влиятельный политический центр. Постоянно расширявшийся круг именитых гостей, желавших стать завсегдатаями салона Дарьи Христофоровны, побуждал супругов неоднократно менять посольскую резиденцию в поисках более вместительного дома.

В Лондоне, как потом и в Париже, салон Ливен существенно отличался от других светских собраний. Она принимала каждый вечер. Министры, лидеры оппозиции, ярчайшие представители аристократии, принцы крови — все собирались у нее как на нейтральной полосе. Какая бы партия ни была у власти, оппозиция и правящая группировка, победители и побежденные встречали у нее радушный прием.

В обществе Ливен была в высшей степени привлекательна, говорила сжато и кратко, но вместе с тем ясно, увлекательно, подчас шутливо и всегда кстати. Она была очень музыкальна, знала наизусть целые оперы и превосходно исполняла их на фортепиано, великолепно танцевала. Как в свое время подметил английский историк Х. Темперли, "она вводила моду на все <...> и была крайне талантлива не только в музыке или салонной беседе, но и в том искусстве, которое оживляло и делало запоминающимися ее визиты в графства".

Уже через год после приезда в Лондон Дарья Христофоровна, первая из иностранок, была избрана патронессой самого аристократического и элитарного лондонского клуба "Олмакс" — "седьмого неба модного мира", попасть куда могли только избранные.

Клуб "Олмакс", возникший в 1765 году, считался самым "эксклюзивным" из элитных лондонских клубов. Он был призван решить очень важную задачу: вхождение в свет нового поколения подающих надежды молодых людей. Поэтому, в отличие от закрытых мужских клубов, где процветали карточные игры, в "Олмаксе" устраивали балы и туда допускали женщин. Более того, женщины, собственно, и заправляли всем в "Олмаксе". В клубный совет входили 10 дам-патронесс (их сравнивали с венецианским "Советом десяти"), которые безжалостно отклоняли неподходящие кандидатуры.

При английском дворе княгине даже пеняли, что своим светским блеском она затмевала принцесс королевской семьи, якобы ущемляя тем самым их привилегии. Именно на этих собраниях Дарья Христофоровна познакомила своих подруг с вальсом, который к тому времени уже был популярен на континенте. В скором времени он стал модным танцем и в лондонских салонах. Первым партнером Ливен по вальсу был не кто иной, как лорд Пальмерстон, который спустя двадцать лет приложит усилия, чтобы чета Ливен покинула Лондон.

Вальс, ставший модным танцем со времен Венского конгресса, в Англии поначалу считался нескромным и воспринимался с большим подозрением, потому что в нем резко сокращалась дистанция между партнерами. Лорд Байрон считал вальс непристойным, но, с другой стороны, заявлял, что это единственный танец, который учит девушек думать. Галантный лорд, вероятно, имел в виду необходимость придерживаться такта и соблюдать шаги. Иным дамам вальс давался трудно, и по утрам во многих модных лондонских домах проводили уроки танцев, чтобы отработать фигуры вальса.

Очень скоро Ливен стала разбираться в дипломатических делах лучше своего мужа-посла. Графиня обсуждала с супругом то, что ей удалось услышать, понять, или то, о чем она могла догадываться; она держала его в курсе всех новостей и сплетен, будораживших общество. В служебной переписке с Санкт-Петербургом граф Ливен постоянно использовал тонкие наблюдения и меткие замечания своей супруги. Однажды Христофор Андреевич поручил ей написать вместо себя донесение. Постепенно это вошло в привычку, а затем стало нормой: с каждым разом депеши посла становились более содержательными, подробными и точными. Они разительно отличались от прежних кратких и сухих реляций российского посланника, на что не мог не обратить внимания глава российской внешней политики граф Карл Васильевич Нессельроде. Вскоре Нессельроде стало известно, кто был их настоящим автором. Он не преминул этим воспользоваться в интересах дела, вступив в частную переписку с графиней Ливен. Карл Васильевич даже шутил, будто в Лондоне у него было сразу два посла.

В число обязанностей графини Ливен входило также составление ежедневных писем вдовствующей императрице Марии Федоровне с новостями и сплетнями, ходившими при английском дворе. Вероятно, многие из ее метких и не всегда лестных отзывов об англичанах повторялись в Петербурге и возвращались в Лондон в приукрашенном и искаженном виде, что только укрепляло за ней репутацию интриганки.

Но одна из главных интриг случилась в жизни Доротеи в 1818 году: именно тогда завязался ее многолетний роман с "кучером Европы", австрийским канцлером князем Клеменсом фон Меттернихом.

Продолжение читайте в номере 7 журнала "Русский мир.ru" за 2014 год .