Буддизм и синтоизм в средневековой Японии

Как ни парадоксально, высокоразвитый и интеллектуальный буддизм ветви Махаяна, пришедший в Японию периода Хэйан (с 794 по 1185 год) легко вместил в себя весь синтоистский пантеон.

Детали этого слияния заслуживают особого внимания, поскольку проливают свет на религиозные представления японского народа. Выдающимся фактом является сохранение культа предков и богов природы, выраженного в простых и строгих ритуалах. Японские религиозные лидеры, пытаясь совместить сложную философскую систему буддизма с народными верованиями. При том, что Синтоизм практически не соприкасался с буддизмом на раннем этапе его проникновения в Японию, со временем японские буддисты переняли определённые предубеждения синтоизма, особенно в таких вопросах, как почитание предков, бывшее особо важной частью местной религии. Каковы бы ни были причины, факты таковы, что синтоизм как институт проявил замечательную силу самосохранения. Он не сопротивлялся активно буддизму, но, пассивно придерживаясь своей собственной сущности, избежал потопления под его тяжестью. Более того, в некоторых отношениях именно синтоизм внёс в буддизм изменения – не слишком большие, но, тем не менее, существенные – по мере его развития в японской среде.

В конечном итоге, местные боги были признаны «защитниками» буддизма, и было достигнуто полное взаимопонимание между двумя религиями. Этот процесс занял несколько столетий, и на протяжении всего этого времени синтоизм сохранял значительное влияние на религиозную жизни страны. Он по-прежнему оставался государственной религией, а традиционные обряды регулярно совершались и при дворе, и в великих святилищах по всей стране. Регенты клана Фудзивара, бывшие одними из самых преданных буддистов, тем не менее не пренебрегали своими семейными святилищами Касуга, Ёсида и Охарано, а праздники в Камо, Ивашимидзу и других главных синтоистских местах отмечались с большой пышностью. Более того, торжества порой были настолько пышными, что правительство пыталось пресечь их языческие. Однако ни один феодал не желал вмешиваться в вопросы богослужения и ограничивался лишь мягкими устными порицаниями.

Конечно, нельзя утверждать, что синтоизм рос и процветала в течение периода Хэйан. Он переживал свои взлеты и падения, был вынужден пойти на некоторые серьёзные уступки буддизму. Среди более образованных представителей городского общества наблюдался упадок веры, поскольку знание китайской философии и новых ритуальных практик, как правило, вытесняли старые верования. Правителей провинций порой обвиняли в пренебрежении надлежащими обрядами, а придворные в середине X века находили оправдания для отсутствия на синтоистских церемониях. В документах того времени встречаются указы, угрожавшие таким нарушителям урезанием жалованья. Такая реакция образованных городских слоев, принявших новую религию, вполне естественна. Она аналогична реакции образованных или особенно набожных людей на язычество в Европе после принятия христианства в том же раннем средневековье.

Степень сотрудничества между буддийским и синтоистским духовенством проявляется в практике отправки буддийских монахов во времена бедствий для чтения отрывков из буддийских писаний в крупных синтоистских святилищах близ столицы. Но, несмотря на эти признаки слабости, синтоизм как институт, хотя и черпал вдохновение из буддизма и даже имитировал некоторые буддийские практики, не исчез. Когда гораздо позже в истории Японии буддизм впал в немилость, синтоизм смог вновь заявить о себе и заручиться поддержкой влиятельных политических лидеров. Время от времени он служил оплотом власти, консервативной силой, противостоящей мятежным иностранным идеям.

Даже когда буддизм в Японии достиг своего пика, в любой момент национальной опасности страна обращалась к национальным богам. Хотя в спокойные времена второстепенными божествами и их святилищами могли пренебрегать, поклонение Богине Солнца Аматерасу никогда не прекращалось. Ее святилище было неприкосновенным, а его территория тщательно охранялась от буддийского влияния. Приведем пример взаимоотношения двух религий. В 887 году два монаха из монастыря Энрякудзи были назначены служить в святилищах великих богов горы Хиэй по просьбе настоятеля буддийской школы Тэндай Энтина, который напутствовал их таким словами: «Для того, чтобы нация была нацией, необходимо прежде всего толкование Ли [правил]. Для того, чтобы люди были людьми, необходимо также практиковать Ли. Вот почему было сказано: «Если у людей есть Ли, они в безопасности. Если у них нет Ли, они в опасности». После этого интересного отрывка, он продолжил: «...причина уважения Западного двора к нашей стране заключалась в том, что Япония считалась родиной Ли и И [праведности]. Когда Дэнгё Дайси основал Энрякудзи, он полагался на божеств горы Хиэй. Если бы он этого не сделал, он не смог бы так долго обеспечивать безопасность страны. Однако в настоящее время, хотя в стране есть монахи, обеспечивающие своими молитвами ее безопасность, для главных божеств горы не предусмотрено никаких священнослужителей. Это, безусловно, является нарушением Ли. Для поклонения двум божествам должны быть направлены два монаха».

Этот отрывок не только иллюстрирует отношение японского буддизма к местной религии, но и весьма ясно раскрывает характер японского мышления. Эти факты свидетельствуют о широте взглядов японского народа на свободу вероисповедания. Ни в Японии, ни в Китае не считалось неправильным исповедовать или почитать более одной религии, поскольку в этих странах общепринято, что все учения являются выражением одной истины. Запрещена только та доктрина, которая носит политически подрывной характер.

Что касается общего отношения буддизма к другим религиям, следует помнить, что самые ранние буддийские тексты признавали существование индуистских дэвов и считали их достойными почитания, поскольку они являются защитниками верующих.

 Синтоизм как институт не мог противостоять богатству и силе буддизма, равно как и не мог сравниться с глубиной и многообразием буддийской мысли. Простота синтоистских обрядов и верований была такой, что он не казался соперником буддизму, в то время как буддизм, в свою очередь, не видел никаких трудностей в принятии синтоистских божеств в свой пантеон. Эти две особенности в совокупности защищали местную религию от любых попыток контроля или подавления, которые могли бы быть предприняты в противном случае. Буддизм был распространён и толерантен; синтоизм же был уступчивым до тех пор, пока ему удавалось сохранять свою самобытность и функцию государственной религии в церемониальных целях. Действительно, до конца XVI века история отношений между двумя религиями, за редкими исключениями, представляла собой историю примирения, хотя очевидно, что синтоизм шёл на большие уступки, например, допуская буддийские символы в синтоистские святилища.