Государство для катастрофы и государство для Победы. К годовщине выстрела в Сараево

28 июня 1914 года сербский националист Гаврила Принцип застрелил в Сараево эрцгерцога Франца Фердинанда, что спровоцировало Первую Мировую войну.

О какой бы войне мы ни говорили, в какой-то момент её обсуждение неизбежно скатывается в так называемую «заклёпкометрию» – взвешивание множеств различных мелких параметров в попытке определить, как они повлияли на течение и исход конфликта.

Сегодня, когда мы справляем 102-ю годовщину убийства Франца Фердинанда, – точки отсчёта Первой  мировой, стоит поговорить о разительном отличии вводных и результатов двух самых крупных войн XX века для России, а также о главной причине такого несоответствия. И никаких заклёпок.

Пуля, начавшая войну

Убийство наследника австрийского престола, с известия о котором начинается самое злое произведение о Первой мировой войне («Похождения бравого солдата Швейка»), стоит особняком в череде прочих покушений большой эпохи террора. Во-первых, случилось оно уже сильно на её излёте, во-вторых, исполнителями и организаторами были не социалисты или анархисты, а представители конгломерата группировок, исповедовавших замысловатый набор идеологий – их упрощённо и не вполне справедливо называют «сербскими националистами». То есть это уже теракт нового века.

«Условно-упрощённым» националистам Франц Фердинанд не угодил тем, что был сторонником переустройства Австро-Венгрии в триединую монархию (Австро-Венгро-Славию), в которой южные славяне получили бы собственную автономию. Это сильно усложнило бы Королевству Сербия национально-освободительную борьбу. А убийство не только устраняло неудобного политика, но должно было вызвать реакцию – ужесточение имперской политики и сохранение конфликта. Забегая вперёд, можно сказать, что расчёты заговорщиков оправдались полностью: правда, создание Югославии потребовало провести самую кровопролитную на тот момент войну в истории человечества.

Гаврила Принцип не был одиночкой. Непосредственных исполнителей было шестеро, а всего в покушении были задействованы около двух десятков человек – по крайней мере, столько потом получили сроки либо были казнены. Исполнители страховали друг друга, располагаясь вдоль маршрута, в этом смысле их тактика похожа на действия народовольцев.

Покушение удалось не сразу. Двое террористов не сумели метнуть гранаты в автомобиль Фердинанда. Ещё один метнул, но неудачно. Повезло только Принципу, он стрелял с полутора метров и не мог промазать.

Австро-Венгрия вознамерилась наказать не только убийцу, но и всех организаторов покушения. Для чего обратилась 23 июля с ультиматумом к правительству Сербии, в котором требовало «выдать двух причастных к покушению офицеров, закрыть антиавстрийские организации, уволить из армии и госаппарата всех враждебно настроенных к Австро-Венгрии» и вообще «всецело содействовать австро-венгерским властям в расследовании». После отказа Сербии принимать этот ультиматум Австро-Венгрия начала мобилизацию. Тем же самым занялись её союзница (Германия) и противницы (Великобритания, Франция, Россия) – к этому всех их обязывали предвоенные договоры. Через 5 дней после ультиматума Европа уже воевала.

Какое нам было дело до амбициозных разборок между сербами и Веной?

Российская империя «не могла дать возможности Австро-Венгрии подмять под себя Сербию. Это ставило бы крест на всей российской политике на Балканах. Сербия была последней нашей опорой в этом регионе после потери нашего влияния на Болгарию и Румынию».

И поэтому Сербия отвергла требования Австро-Венгрии и получила войну. И поэтому Австро-Венгрия получила ультиматум от России – немедленно прекратить агрессию против Сербии. И поэтому Россия начала мобилизацию и получила ультиматум от Германии. И далее, и далее.

В итоге эта война для нас стала не дежурным исполнением довоенных соглашений, а концом существовавшей на тот момент формы государства.  

Две такие разные войны

В XX веке Россия дважды подряд воевала с Германией и её союзницами с разницей менее чем в 30 лет.

Но это были две разные войны.

В Первой мировой мы не просто участвовали: мы были одними из её инициаторов. Долгое время к ней готовились. При этом основные боевые действия пришлось вести только против Германии и Австро-Венгрии (условно – III Рейх образца лета 1939 года). Хотя они и были в союзе и согласовывали свои действия, но единое командование всегда более эффективно – а оно у нас было.

Второй фронт союзными державами был открыт сразу же в начале войны и честно оттягивал на себя половину их армий. Не говоря уж о том, что нам не пришлось спешно вывозить промышленность за Урал и терять миллионы квадратных километров территории.

Такими были вводные первой войны.

Во втором случае СССР, хоть и готовился к войне чуть ли не с самого начала своего создания, — отчаянно её не желал и всячески пытался оттянуть. При этом не имея никаких союзников – хотя как мог старался их обрести.

Разрыва между формальным поводом и началом боевых действий в этот раз не было, проводить мобилизацию пришлось уже во время войны.

Нашим единственным вторым фронтом в Европе до июня 1944 года была Югославия (словно заглаживая вину 1914 года, когда буква дипломатии и действия «националистов» стоили нам нескольких миллионов жизней и краха империи): окрепнув, НОАЮ оттягивала на себя несколько дивизий немцев и их союзников. Нам же пришлось отбиваться против всей экономической и военной мощи Европы, а не только от двух немецких государств, Болгарии и Турции.

Таковы вводные второй войны.

Если не знать заранее, о чём идёт речь, то по сумме признаков невозможно предположить, что победили мы именно во второй войне, а из первой вышли сепаратным миром с потерей территорий.

О причинах такого несоответствия изначальных условий и результатов говорить несложно.

Героизм русской армии, её умение воевать в обеих войнах были на высоте, эта причина тут не при чём. Союзниками во второй войне тоже в конце концов удалось обзавестись. А вот качество и мотивации государства отличалось кардинально. Настолько, что именно это обстоятельство может быть признано главной причиной столь разительно различного итога двух войн.

В первом случае в войну вступила добиваемая коррупцией и «беременная революцией» империя во главе с не слишком компетентным государем, руководствовавшаяся, тем не менее, соображениями наивысшего геополитического плана, интересами глобального влияния и пр.

Во втором случае – перед нами крепкое государство, которое даже после сокрушительного удара первых дней войны осталось не просто дееспособным, но и более чем эффективным.

По сравнению с 28 июня 1914 года мы не научились лучше воевать (хотя, конечно, и не без этого). Мы преодолели крах своего государства, восстановили его краше прежнего – так, что оказались способны победить.

Читайте также:

Клим Жуков, Дмитрий Пучков. 22 июня. До и после

Андрей Смирнов. Петровские реформы: зачем, для кого и какой ценой

Иван Зацарин. Военный бунт как приговор государству. К 111-летию восстания на «Потёмкине»

Егор Яковлев, Дмитрий Пучков. От войны до войны. Часть 7: мифы о Первой мировой и Русской Революции

Иван Зацарин. Нефть, добытая из цифр. К 62-летию мирного атома, придуманного в СССР

Юрий Борисёнок. Наш ответ Кубертену. Спортивные санкции и национальный суверенитет

Игорь Угольников. Чтобы дети играли в Чапаева: просто делать хорошее военное кино

Армен Гаспарян. История – это такая война, в ней тоже надо победить. О встрече Путина с историками

Владимир Мединский. Не надо гоняться за фальсификаторами: у нас есть своя история