От Октября до краха СССР: концентрация и путаница шаблонов западной советологии

Тема Октября и русского «красного проекта» ХХ века по-прежнему востребована в кругах западных советологов. Хотя, конечно, с начала 1990-х годов политическая острота штудий поутихла – по понятным причинам прикладная советология утратила актуальность. Однако вопрос влияния революции 1917-го на Россию и всё остальное человечество обсуждается и по сей день.

Правда, шаблоны прикладной советологии никуда не делись. В любопытной и крайне показательной комбинации они представлены, в  частности, в прошлогодней статье британца Джеффри Хоскинга, неплохо известного российским и любителям истории благодаря множественным переводам и множественному цитированию известного толка.

Джеффри Хоскинг. День, который изменил ХХ век: российская Октябрьская революция (OUPblog: OxfordUniversityPress’sAcademicinsightsfortheThinkingWorld, 6 ноября 2015 года)

Джеффри Хоскинг (р. 28.04.1942) – британский историк, известный специалист по русской истории. Профессор Лондонского университета, член Британской академии. Автор нашумевших на Западе трудов «По ту сторону социалистического реализма» (1980), «История Советского Союза. 1917-1991» (1992), «Россия и русские» (2001), «Русская история: очень короткое введение» (2012). Одно из центральных мест в его работах занимает тема соотношения и взаимопроникновения таких понятий, как «советский народ» и «русский народ» в рамках истории Советского государства.

***

Прошлогодняя статья Джеффри Хоскинга формально посвящена, как мы можем видеть из названия, надвигающейся годовщине русской революции 1917 года. Тем не менее, отталкиваясь от этого события, автор обозревает закономерности всего советского периода истории.

Что характерно, Октябрь для автора – по-прежнему Великий: «Октябрьская революция, возможно, стала решающим событием ХХ столетия для Европы и для большей части мира. Почти везде коммунистическая идеология и парадигма власти вызвали мессианские надежды и апокалиптические страхи. Во всех европейских странах в 1920-1980-е годы существовали коммунистические партии – за исключением тех государств, где они были запрещены, хотя и в таком случае многие из них существовали подпольно. Резко националистические и антикоммунистические фашизм и нацизм стали широко популярными благодаря страху перед коммунистами».

**

По мнению профессора, страх этот связывался с личностью Иосифа Сталина, который «выбрал один из самых деструктивных политических курсов», установил крайне централизованный и авторитарный режим, устраивал чистки внутри правящего аппарата, «развязал кампанию террора, из-за чего миллионы людей попадали в исправительно-трудовые лагеря и погибали от расстрелов». К этому историк добавляет: «Коллективизация сельского хозяйства и сопровождавшее её раскулачивание вызвали страшный голод и на десятилетия снизили уровень производства продуктов питания». 

Неприятие автора к Сталину и его политике понятно – оно до сих пор характерно как для западного сознания в целом, так и для западной историографии, в частности. Равно как характерна и путаница в фактах и показаниях: опора на пропагандистские штампы про «миллионы расстрелянных» и «снижения производства продуктов питания» историку особой чести не делает. И в конечном счёте приводит к утверждению про «деструктивный политический курс», который с реальностью вообще никак не стыкуется.

Равно как не стыкуется логически и с последующими констатациями. Говоря о «гуманитарной катастрофе», которая произошла в связи с «искусственным голодом» 1932-1933 годов, охватившим значительные районы страны, британский исследователь не склонен умалчивать о многих важнейших достижений советского строя. Крупнейшим из них, как считает Хоскинг (и далеко не только  он один), стала победа над нацизмом. Автор пишет: «Вторая мировая война явилась самым большим противостоянием между коммунизмом и его врагами. Сталинский террор, затронувший и многих военных, практически свёл на нет усилия первых месяцев войны, понадобилось 18 месяцев для того, чтобы армия пришла в себя и, воспользовавшись огромными ресурсами своей родины, вышвырнула немцев со своей земли».

При этом: «…За этим последовало создание советского блока, благодаря которому политический курс Сталина был введён в странах Центральной Европы, зачастую против воли местных коммунистических лидеров. В это время на другом конце Евразии китайские коммунисты победили японский фашизм, а затем, благодаря своей поразительной узколобости и беспечности вызвали голод еще более сильный, чем в СССР».

Как видим, Мао Цзэдуну приписываются успехи Красной армии в августе 1945 года, а «фашизмом» идеологию японцев не называли даже при Сталине, употребляя более уместное выражение «японский милитаризм».

***

При этом Хоскинг справедливо отмечает, что «этого могло никогда и не произойти без сталинской программы ускоренной индустриализации, осуществлявшейся с 1928 года в рамках пятилетних планов». Далее перечисляются и другие достижения СССР: «Коммунисты также ввели  обязательное и всеобщее обучение, они добились практически поголовной грамотности. Научные исследования и их технологическое применение достигли очень высокого уровня, пиком их стал запуск первого искусственного спутника Земли в 1957 году и первый управляемый полет в космос в 1961-м. Постепенно советские лидеры создали такую систему благосостояния, при которой удовлетворялись все потребности населения в области жилья, транспорта, здравоохранения, образования и которая гарантировала  безопасность каждого гражданина».

Вот даже трудно определить первородство этой характерной оговорки «несмотря на…»: то ли западная советология её сама придумала, то ли позаимствовала из советских же партийно-диссидентско-перестроечных штампов. Понятно, что без этой лукавой оговорочки совсем уж безнадёжно повисает в воздухе образ «империи зла» и «Верхней Вольты с ракетами», – но она же никак не приближает и к пониманию проблемы.

***

Ведь далее звучит логичный вопрос автора: «Что тогда привело к концу Советского Союза?» Хоскинг называет одной из определяющих причин противостояние двух держав, двух идеологий: по его мнению, советские лидеры «хотели обрести и старались поддерживать статус великой державы, равной США, своему главному капиталистическому врагу. Холодная война была продуктом этого соперничества». Но «на длинной дистанции централизованная советская экономика показала себя негибкой и неспособной к принятию инноваций в военной сфере, необходимых для подобных целей».

А дальше речь идёт об уже упомянутых антисоветчиках: «Советская образовательная система породила интеллигенцию, которая неуклонно  теряла свои коммунистические иллюзии  и  мечтала о большем культурном разнообразии, интеллектуальном оживлении, а также о большем достатке, которые были характерны для Запада».

***

Затем Хоскинг переходит к наиболее важной, с его точки зрения, причине распада страны: «Но существовал ещё один разрушительный фактор, ещё один продукт парадоксального смешения советского успеха и поражения: создание и/или консолидация национальных самосознаний различных советских народов».

У британца свой взгляд на нацииональную политику большевиков: «В 1920-е годы руководители советского государства нацелились на поощрение административного, языкового и культурного  развития нерусских народов  и превращение их в теоретически автономные национальные республики, при этом доминирующие русские, которых Ленин называл «шовинистами», должны были лишиться своих привилегий. Это была разумная и гуманная концепция. Но на практике она подчинилась одержимому стремлению коммунистических лидеров контролировать всё «сверху», т.е. из Москвы.

Пятилетние планы гарантировали, что экономика каждой из республик будет развиваться не для своих, а для общесоюзных нужд. От Казахстана, например, требовалось сосредоточиться на производстве хлопка, хотя его глава жаловался, что «мы не можем есть хлопок». Высокоцентрализованная структура КПСС обеспечивала тот порядок, при котором в руках республиканских коммунистических лидеров оставалось мало инициативы. Народы, ожидавшие для себя более или менее самостоятельного управления, оказались объектами жесткой диктатуры Сталина.

Но случались вещи и похуже. Когда Эстония, Латвия, Литва, Западная Белоруссия и Западная Украина были аннексированы в 1939-1940 гг., [стоит отметить, что де-факто целостность границ СССР на июнь 1941 г. была признана на Ялтинской и Потсдамской конференциях странами-участницами – Е. Г.] большая часть военных и специалистов была депортирована оттуда в Казахстан и Сибирь, если просто не убита. В некоторых случаях депортации подвергались целые народы, как месхетинцы и крымские татары».

В итоге, как пишет автор, «подобные противоречия делали национальные отношения нестабильными. Многие народы в составе СССР чувствовали, что на практике у них нет свободы и хотя бы малой возможности для развития своих национальных культур, тогда как советская конституция обещала им это. Сопротивление готово было вспыхнуть, когда правительственное давление смягчилось. В конце 1980-х годов самые оппозиционно настроенные  нации привели СССР к настоящему коллапсу. Литва, Латвия и Эстония стали первыми, кто объявил свой выход из Советского Союза, а референдум, прошедший на Украине 1 декабря 1991 г., поставил финальную точку. Другими словами, наиболее угнетаемые народы ускорили распад страны».

Насчёт «самых угнетаемых народов» британец опять-таки повторяет очень старые штампы пропаганды: не стоит забывать, что в страны Прибалтики, а тем более в Украину в советское время вкладывались огромные инвестиции.

***

Но одновременно интересна и важна мысль Хоскинга, которая красной нитью проходит не только в данной статье, но и в других его работах, о том, что сами русские при всем этом воспринимались другими народами, входившими в СССР, как господствующая нация (и именно им они пеняли за все свои неудачи), но по сути они таковой не являлись. Понятие «русский» заменялось в сознании самих русских понятием «советский» и в итоге сливалось с ним.

В своей книге «Правители и жертвы. Русские и Советский союз» (The Rulers and Victims: The Russians and the Soviet Union, 2006) историк более подробно об этом пишет: «Есть нечто парадоксальное и ещё далеко не осмысленное в судьбе русских в Советском Союзе. К настоящему времени написаны истории всех больших и ряда малочисленных народов СССР – не существует только истории русских. Среди советских людей они были чем-то «немаркированным». Многие русские примирялись с таким положением и, особо не задумываясь, считали себя «советскими». Порой они называли представителей неславянских народов нацменами. Это определение, несколько напоминающее американское «ethnics», подразумевало, что у самих русских этнической идентичности нет […] Конечно, в Советском Союзе русские были государствообразующей нацией, но он же, Советский Союз, русских обезличил. «Их» республика, РСФСР, была вопиющей аномалией, чем-то вроде бессильного усыплённого великана, который, пробудившись, мог сразу же разрушить советское государство».

В конце своей оксфордской статьи учёный делает следующий вывод о распаде Советского Союза: «Большинство советских народов восприняли это как национальное освобождение. Однако для русских, живших во всех республиках и считавших СССР «своей» страной, это стало огромной потерей».

Подобное представление, по мнению Джеффри Хоскинга, мучает русских до сих пор. Оно, по его мнению, лежит в основе нынешнего кризиса на Украине и именно оно мешает жителям России достроить своё национальное государство, чего историк, назвавший себя в одном из интервью «русским националистом» («Известия», 2001, 31 июля), искренне желает. А пока что, как считает Хоскинг, «наследие Октябрьской революции до сих пор с нами».

***

Таким образом, из путаных трактовок британского профессора вырисовываются две фундаментальные вещи: первая, оптимистическая, о всемирно-историческом значении событий октября 1917 года (о чём в России уже многие и позабыли), и вторая, утопическая, о достройке некоего «русского национального государства». Каким образом выводит автор соображение №2 из собственного же тезиса «советский (имперский, евразийский) = русский», остаётся невыясненным. Но это проблемы западной советологии – лишь бы у нас это оставалось уделом маргиналов.

Читайте также:

Иван Зацарин. Вот так мы и крепчали. К 445-летию сожжения Москвы

Александр Шубин. Революция 1905-1907 годов: заноза истории

Андрей Смирнов. Казахстан сдруживался с Россией по частям и долго

Иван Зацарин. Иначе нас сомнут. К 61-летию космодрома Байконур

Андрей Сорокин. Какое кино нужно стране: о том, чему полезному учит нас сегодня наша история

Евгений Бай. Военная предыстория революции: как строили «Русский паровой каток» после неудач 1905 года

Иван Зацарин. Его невозможно уничтожить. К 26-й годовщине договора об уничтожении химоружия

Дмитрий Михайличенко. Половцы: степные ветры. Как они не давали Руси скучать

Иван Зацарин. Наш великий 1937-й. К 79-летию возвращения в Россию писателя Куприна

Егор Яковлев, Дмитрий Пучков. От войны до войны. Часть 6: разлад России с союзниками и вероятность сепаратного мира в 1916 году

Полина Яковлева. Второй фронт Клементины Черчилль