Кто разложил армию?

10/8/2013

Текст выступления

 

После драки кулаками не машут, но из истории выводы делать полезно. Поэтому вопрос — кто разложил русскую армию времен Первой мировой — закономерен. Ясно же, что  если бы не развалилась армия, не было бы ни Февраля, ни, тем более, Октября 17-го года. То есть, вся наша, да и мировая история была бы другой.  

Отвечали и продолжают отвечать сегодня на этот вопрос по-разному. Тем более, на выбор «главного виновного» есть сразу три кандидатуры: Николай II (или в целом царизм), Керенский (или февральская демократия) и Ленин, то есть, большевики. Нередко перепадает и союзникам. За эгоизм и непонимание процессов, происходивших тогда в России. И немцам, которые вложили в русский революционный хаос немалые деньги. Упрек справедливый, но все же это фактор второстепенный. Русскую армию разложили прежде всего сами русские. Только вот кто? Прочтете монархистов, получите один ответ, прочтете мемуары Керенского, получите второй ответ, прочтете учебник советского времени — третий.

Понятно, что всякая неудачная война негативно влияет на армию. Но вот сами неудачи это не только результат ошибок военачальников, но и производное от состояния самого общества. Способного или не способного подготовить свои вооруженные силы к войне, а затем оперативно реагировать на требования военного времени. Именно этого и не хватало России в первую мировую.

В мемуарах царских генералов и экспертов нет упреков в адрес русского солдата — его мужество сомнению не подвергается. Кстати, иностранными историками тоже. (Настроения солдатских масс на конечном этапе войны в период ее разложения это, разумеется, совсем другая история). Зато те же воспоминания и архивные материалы переполнены свидетельствами неэффективности политического и экономического руководства страной, провалов в области военного строительства. Как могли не разлагать армию, скажем, неудачи трагического для России 1915 года, когда она была вынуждена сражаться с противником почти голыми руками, испытывая жесточайший голод в вооружениях и боеприпасах? Как могли не разлагать армию неурядицы в тылу? И вина за это, конечно же, полностью ложится на царизм.

Один из виднейших военных экспертов Николай Головин в предисловии к одной из своих книг пишет: «Судьба России представляет явление, еще не бывалое в истории войн: Россия оказалась пораженной без решительной победы ее врагов над российской армией на театре войны. Империя, занимавшая 1/6 часть суши земного шара с населением, достигавшим 167 миллионов, начала разлагаться изнутри. Это разложение передалось армии. Развал армии, в свою очередь, привел, к развалу всего государства».

Февраль 17-го года лишь добавил хаоса. Солдатские комитеты, отменившие принцип единоначалия в разгар войны, расправы над офицерами, само политическое двоевластие и бесконечная митинговая болтовня на всех уровнях — от Керенского до провинциальных комитетов общественного спасения, где доминировали разношерстные земцы, и многое другое — все это окончательно дестабилизировало как само общество, так, разумеется, и армию. Воевать в условиях «безграничной» демократии, переходящей в анархию, было, конечно, нельзя.

Правда, ни царизм, ни Временное правительство не разлагали армию преднамеренно. Неэффективность царизма стала следствием его дряхлости. Неэффективность февральской демократии была следствием ее младенчества. А вот большевики действительно все свои надежды связывали с поражением России, а потому разложение армии являлось для них приоритетной задачей. Недаром в канун Октября одним из лучших большевистских агитаторов Ленин называл дезертира. Он находил в нем тройную пользу. Во-первых, дезертир разваливал армию, во-вторых, распространял революционные настроения по всей стране. Наконец, дезертир, как правило, «убывал» с фронта домой, прихватив с собой винтовку. Таким образом, большевики получали не только потенциального сторонника, а еще и оружие.

В резолюции о войне, принятой апрельской партийной конференцией 17-го года, ставилась задача бороться против — цитирую — «оборонческих настроений широких народных масс» и, наоборот, всеми силами «поддерживать начавшееся массовое братание солдат, стремясь превратить это стихийное проявление солидарности угнетенных в сознательное и возможно более организованное движение к переходу всей государственной власти во всех воюющих странах в руки революционного пролетариата».

Пассаж о «всех воюющих странах» характерен для большевистского менталитета именно того периода. У нас уже начали подзабывать, что власть ленинцы захватили в расчете на мировую революцию. Или, иначе говоря, надеясь на международный «авось». На законный вопрос, что же будет, если чуда не произойдет, русские интернационалисты гордо отвечали, что они погибнут, зато хоть немного продвинут вперед великое дело, начатое Парижской коммуной. Именно это было тогда для Ленина главным, Россия на тот момент была далеко не на первом плане. Вот и русскую армию большевики разлагали во имя мировой революции.

Впрочем, было бы несправедливо не отметить и другое. Позже, приступив к созданию регулярной армии, большевики в немалой степени использовали кадры и опыт царской армии. Если идейно Красная армия создавалась на принципиально ином фундаменте, то профессионально наследовала старые традиции. Как образно заметил по этому поводу известный монархист Василий Шульгин, некоторые «белые идеи переползли через красный фронт».

О том же свидетельствовал и Деникин, подчеркивая, что Троцкий выстраивал армию  «всецело по образу и подобию армии императорской, исключение представляли лишь коллегиальная форма верховной военной власти, институт комиссаров и комячейки, в руках которых находился надзор за командным составом и политическое воспитание масс».

Возможно, для кого-то это станет сюрпризом, но в годы гражданской войны на стороне красных сражалось больше царских офицеров, чем на стороне белых. Только в течение месяца с 15 декабря 18-го года по 15 января 19-го в Красную армию было призвано более 4300 офицеров и 7600 унтер-офицеров царской армии. В то же время командные курсы большевиков сумели подготовить всего 1340 красных командиров, то есть примерно одну десятую от числа «бывших».  

Наконец, после распада Советского Союза российская армия снова идейно преобразилась, сохранив большинство профессиональных наработок уже советской эпохи. Так что, когда сегодня мы говорим о воинских традициях это отнюдь не красивые слова, а факт. В нынешней российской армии продолжает жить и армия первой мировой. Ее не смогли уничтожить ни немцы, ни Февраль с Октябрем.

 

Дополнительная информация по теме ...

 

Фрагмент из книги Николая Головина «Россия в Первой Мировой войне» [1]:

Коллективное заявление главнокомандующих

«2/15 мая Верховный главнокомандующий генерал Алексеев в сопровождении главнокомандующих фронтами, а именно: Северного — генерала А. М. Драгомирова, Западного — генерала Гурко, Юго-Западного — генерала Брусилова и Румынского — генерала Щербачева, приехал в Петроград для того, чтобы в заседании Временного правительства и Исполнительного комитета Совета рабочих и солдатских депутатов открыто заявить о том развале, который происходил в Армии. Полный текст отчета этого знаменательного заседания помещен в книге генерала Деникина{471}. Он представляет собой громадный исторический интерес, так как в нем собраны оценки состояния Русской армии, сделанные лицами высшего командного состава.

Вот главнейшие выдержки из высказанных мнений.

Генерал Алексеев:

«Вера в наших союзников падает. С этим приходится считаться в области дипломатической, а мне особенно в области военной.

Казалось, что революция даст нам подъем духа, порыв и, следовательно, победу. Но, к сожалению, в этом мы пока ошиблись. Не только нет подъема «порыва», но выплыли самые низменные побуждения — любовь к своей жизни и ее сохранению. Об интересах Родины и ее будущем забывается. Причина этого явления та, что теоретические соображения были брошены в массу, истолковавшую их неправильно. Лозунг — без аннексий и контрибуций — приводит толпу к выводу: для чего жертвовать теперь жизнью?..

Армия на краю гибели. Еще шаг, и она, ввергнутая в бездну, увлечет за собою Россию и ее свободы, и возврата не будет...»

Генерал А. Драгомиров:

«Господствующее настроение в армии — жажда мира. Популярность в армии легко может завоевать всякий, кто будет проповедовать мир без аннексий и предоставление самоопределения народностям. Своеобразно поняв лозунг — без аннексий, — не будучи в состоянии уразуметь положение различных народов, темная масса все чаще и чаще задает вопрос: почему к нашему заявлению не присоединяется демократия наших союзников? Стремление к миру является настолько сильным, что приходящие пополнения отказываются брать вооружение — зачем нам, мы воевать не собираемся. Работы прекратились. Необходимо принимать даже меры, чтобы не разбирали обшивку в окопах и чинили дороги.

В одном из отличных полков на принятом участке оказалось красное знамя с надписью: «Мир во что бы то ни стало». Офицер, разорвавший это знамя, должен был спасаться бегством. Целую ночь группы солдат-пятигорцев разыскивали этого офицера по Двинску, укрытого штабом.

Ужасные слова — приверженцы старого режима — выбросили из армии лучших офицеров. Мы все ждали переворота, а между тем много хороших офицеров, составлявших гордость армии, ушли в резерв только потому, что старались удержать войска от развала или же не умели приспособиться.

Но еще более опасны медленные, тягучие настроения. Страшно развился эгоизм. Каждая часть думает только о себе. Ежедневно приходит масса депутаций — о смене, о снабжении и т.п. Всех приходится убеждать, и это чрезвычайно затрудняет работу командного состава. То, что раньше выполнялось беспрекословно, теперь вызывает целый торг. Приказание о переводе батареи на другой участок сейчас же вызывает волнение: «Вы ослабляете нас, значит — изменники». Когда оказалось необходимым вывести в резерв на случай десанта противника ввиду слабости Балтийского флота один корпус, то сделать этого было нельзя, все заявляли: «Мы и без того растянуты, а если еще растянемся, то не удержим противника». А между тем раньше перегруппировки удавались нам совершенно легко. В сентябре 1915 г. с Западного фронта было выведено 11 корпусов, и это спасло нас от разгрома, который мог бы решить участь всей войны. Теперь это невозможно. Каждая часть реагирует на малейшее изменение.

Трудно заставить сделать что-либо во имя интересов Родины. От смены частей, находящихся на фронте, отказываются под самыми разнообразными предлогами: плохая погода, не все вымылись в бане. Был даже такой случай, что одна часть отказалась идти на фронт под тем предлогом, что два года тому назад уже стояла на позиции под Пасху. Приходится устраивать торговлю комитетов заинтересованных частей.

Наряду с этим сильно развилось искание места полегче. Когда распространился слух о формировании армии в Финляндии, то были устранены солдатами командиры нескольких полков, отказавшиеся будто бы идти в Финляндию и пожелавшие ради личных выгод занять позицию.

Гордость принадлежности к великому народу потеряна, особенно в населении Поволжских губерний, — «нам не надо немецкой земли, а до нас немцы не дойдут; не дойдет и японец».

С отдельными лицами можно говорить и удается добиваться желательных результатов, но с общим настроением удается справиться лишь с большим трудом.

Недостойно ведет себя лишь очень незначительная часть офицеров, стараясь захватить толпу и играть на ее низменных чувствах. В одном из полков был вынесен приговор суда общества офицеров об удалении из полка одного из офицеров. Офицер тот, собрав группу солдат, апеллировал к ним, призывая заступиться за него, изгоняемого из полка за то будто бы, что он защищал солдатские интересы. С большим трудом удалось успокоить собравшуюся толпу солдат, но офицера пришлось оставить в полку.

Выборное начало нигде не было проведено полностью, но явочным порядком местами вытесняли неугодных, обвиняя их в приверженности к старому режиму, а местами оставили начальников, признанных, безусловно, непригодными и подлежащими увольнению. Не было никакой возможности заставить отказаться от просьб об оставлении таких непригодных лиц.

Что касается эксцессов, то были отдельные попытки стрельбы по своим офицерам...

...Чувство самосохранения развивается до потери самого элементарного стыда и принимает панический характер.

Немцы учли это и отлично использовали стремление к миру. В период развала и разрухи началось братание, поддерживавшее это мирное направление, а затем уже с чисто провокационными целями германцы стали присылать парламентеров».

Генерал Гурко:

«...Армия накануне разложения. Отечество в опасности и близко к гибели. Вы должны помочь нам. Разрушать легче, и если вы умели разрушить, то умейте и восстановить».

Генерал Брусилов: 

«...Кавалерия, артиллерия и инженерные войска сохранили 50% кадровых. Но совершенно иное в пехоте, которая составляет главную массу армии. Большие потери — убитыми, ранеными и пленными, значительное число дезертиров — все это привело к тому, что попадаются полки, где состав обернулся 9–10 раз, причем в ротах уцелели только от 3 до 10 кадровых солдат. Что касается прибывающих пополнений, то обучены они плохо, дисциплина у них еще хуже. Из кадровых офицеров в полках уцелели по 2–4, да и то зачастую раненых. Остальные офицеры — молодежь, произведенная после краткого обучения и не пользующаяся авторитетом ввиду неопытности.

И вот на эту среду выпала задача перестроиться на новый лад. Задача эта оказалась пока непосильной. Переворот, необходимость которого чувствовалась, который даже запоздал, упал все-таки на неподготовленную почву. Малоразвитый солдат понял это как освобождение «от офицерского гнета». Офицеру же нанесли обиду — его лишили прав воздействия на подчиненных. Начались недоразумения. Были, конечно, виноватые из старых начальников, но все старались идти навстречу перевороту. Если и были шероховатости, то объясняется это влиянием со стороны. Приказ Совета № 1 смутил армию. Приказ № 2 отменил этот приказ для фронта. Но у солдат явилась мысль, что начальство что-то скрывает: одни хотят дать права, другие отнимают.

Офицеры встретили переворот радостно. Если бы мы не пошли навстречу перевороту так охотно, то, может быть, он и не прошел бы так гладко. А между тем оказалось, что свобода дана только солдатам, а офицерам пришлось довольствоваться только ролью каких-то париев свободы.

Свобода на несознательную массу подействовала одуряюще. Все знают, что даны большие права, но не знают — какие, не интересуются и обязанностями. Офицерский состав оказался в трудном положении. 15–20% быстро приспособились к новым порядкам по убеждению; вера в них солдат была раньше, сохранилась и теперь. Часть офицеров начала заигрывать с солдатами, послаблять и возбуждать против своих товарищей. Большинство же, около 75%, не умело приспособиться сразу, обиделось, спряталось  в свою скорлупу и не знает, что делать. Мы принимаем меры, чтобы освободить их из этой скорлупы и слить с солдатами, так как офицеров у нас сейчас нет. Многие из офицеров не подготовлены политически, многие не умеют говорить — все это мешает взаимному пониманию. Необходимо разъяснять и внушать массе, что свобода дана всем. Я знаю солдата 45 лет, люблю его и постараюсь слить с офицерами, но Временное правительство, Государственная дума и особенно Совет солдатских и рабочих депутатов должны приложить все силы, чтобы помочь слиянию, которое нельзя отсрочивать во имя любви к Родине.

Это необходимо еще потому, что заявление — без аннексий и контрибуций — необразованная масса поняла своеобразно.

Один из полков заявил, что он не только отказывается наступать, но желает уйти с фронта и разойтись по домам. Комитеты пошли против этого течения, но им заявили, что их сменят. Я долго убеждал полк, и когда спросил, согласны ли со мной, то у меня попросили разрешения дать письменный ответ. Через несколько минут передо мной появился плакат — «Мир во что бы то ни стало, долой войну».

При дальнейшей беседе одним из солдат было заявлено: «Сказано — без аннексий и контрибуций, зачем же нам эта гора?» Я ответил: «Мне эта гора тоже не нужна, но надо бить занимающего ее противника».

В результате мне дали слово стоять, но наступать отказались, мотивируя так: «Неприятель у нас хорош и сообщил нам, что не будет наступать, если не будем наступать мы. Нам важно вернуться домой, чтобы пользоваться свободой и землей, зачем же нам калечиться».

...Воззвания противника, написанные хорошим русским языком, братание с противником и распространяемая в большом количестве газета «Правда» приводят к тому, что, несмотря на то что офицерский состав желает драться, влияния он не имеет».

Фрагмент из книги Антон Деникина «Очерки русской смуты» [2]:

«Когда повторяют на каждом шагу, что причиной развала армии послужили большевики, я протестую. Это неверно. Армию развалили другие, а большевики лишь поганые черви, которые завелись в гнойниках армейского организма. Развалило армию военное законодательство последних четырех месяцев. Развалили лица, по обидной иронии судьбы, быть может, честные и идейные, но совершенно не понимающие жизни, быта армии, не знающие исторических законов ее существования. Сначала это делалось под гнетом Совета солдатских и рабочих депутатов – учреждения в первой фазе своего существования явно анархического. Потом обратилось в роковую ошибочную систему».

Высказано Деникиным главе Временного правительства Александру Керенскому 16 июля 1917 года.

Фрагмент из книги Андрея Зайончковского «Первая мировая война» [3]:

ВЫХОД РОССИИ ИЗ ВОЙНЫ

«Вызов, брошенный революции выступлением ген. Корнилова, имел своим последствием окончательный крах меньшевистско-эсеровского влияния в солдатских массах. 

Керенский объявил себя 30 августа верховным главнокомандующим. В качестве начальника штаба Керенский  взял к себе ген. Алексеева. 

Состояние же всех вооруженных сил в сентябре было следующее. В «не подлежащих оглашению» сводках донесений о настроениях армий, которые составлялись военно-политическим отделом штаба верховного главнокомандующего, мы находим такие выводы: 

«Общее настроение армии продолжает быть напряженным, нервно-выжидательным Главными мотивами, определяющими настроение солдатских масс, по-прежнему являются неудержимая жажда мира, стихийное стремление в тыл, желание поскорее прийти к какой-нибудь развязке.  Кроме того, недостаток обмундирования и продовольствия, отсутствие каких-либо занятий ввиду ненужности и бесполезности их, по мнению солдат, накануне мира, угнетающе действуют на настроение солдат и приводят к разочарованию».

В этой же сводке приводится донесение командующего 12-й армией, который, имея связь с другими командующими, пишет: 

«Армия представляет из себя огромную, усталую, плохо одетую, с трудом прокармливаемую, озлобленную толпу людей, объединенных жаждой мира и всеобщим разочарованием. Такая характеристика без особой натяжки может быть применена ко всему фронту вообще».  

25 октября (7 ноября) 1917 г. Временное правительство было сброшено, государственная власть перешла в руки пролетариата. 

Естественным следствием этого был выход России из войны. Германцы в последнее время имели на Русском фронте 80 дивизий, т.е. 1/3 их вооруженных сил, часть которых начала с конца октября перебрасываться на 

Французский театр».

Фрагмент из книги Павла Милюкова «История второй русской революции» [4]:

«Как проникали пораженческие влияния на русскую фабрику и в русскую армию? Для ответа на этот вопрос весьма поучителен один документ от 23 февраля 1915 г., напечатанный в начале 1918 г. В русских газетах и представляющий собой циркулярное обращение отдела печати при германском министерстве иностранных дел всем послам, посланникам и консульским чинам в нейтральных государствах. Вот текст этого документа: «Доводится до вашего сведения, что на территории страны, в которой вы аккредитованы, основаны специальные конторы для организации пропаганды в государствах, воюющих с германской коалицией. Пропаганда коснется возбуждения социального движения и связанных с последним забастовок, революционных вспышек, сепаратизма составных частей государства и гражданской войны, а также агитации в пользу разоружения и прекращения кровавой войны. Предлагаем вам оказывать всемерное покровительство и содействие руководителям означенных пропагандистских контор». Этот документ — один в ряду многих подобных — лишь подтверждает тот германский план воздействия на общественные движения враждебных стран, который был составлен еще до войны и опубликован во французской «Желтой Книге».

Фрагмент из книги Анатолия Уткина «Первая мировая война» [5]:

Русская армия между февралем и октябрем 1917

«Русская армия, крупнейшая в мире в это время, становилась все более пестрым образованием. В ней появились особые женские части. Некоторые подразделения строились по национальному признаку. Здесь были представители многих религий, были представлены все классы, едва ли не все возрасты. Политические предпочтения армии и флота, политизированных революционным накалом, были не менее разнообразны. Кронштадтская военно-морская база и латвийская дивизия были оплотом большевиков. Другие национальные части, моряки-черноморцы и личный состав артиллерии были от большевиков значительно дальше. Части, противостоящие австро-венграм, отличались более устойчивыми морально-психологическими качествами, чем те, кто видел перед собой немцев.

Офицерский корпус не был единым, прежняя сплоченность уступила место раздорам. За годы войны в него влилось много разночинцев, здесь политика также проложила свои невидимые барьеры. Генеральский состав не мог оправиться от крушения монархии. Высшие офицеры, особенно высшие, ощущали себя находящимися в опасности по причине тех социальных чувств, которые охватили младших офицеров-разночинцев и революционных солдат. И все же, важно отметить, основная армейская масса пока безропотно и пассивно воспринимала свою судьбу. Фаталистически восприняла она приказ номер один, скомкавший дисциплину, и не менее знаменитый приказ №8 военного министра Керенского — «Декларация прав солдата», в котором Россия дала своим воинам все права участия в политической деятельности (в том числе в антивоенной!).

Армия начала расслаиваться. Одна ее часть фактически требовала забыть об оккупированных противником двенадцати губерниях. Другая, уменьшающаяся, не готова была пойти на такой шаг ни при каких обстоятельствах. Но в целом все стали ощущать шаткость возможностей договориться с противником в условиях потери большой российской территории. При всем этом фатализм стоящих перед германскими пулеметами воинов ощущался все более, а сопротивление революционным агитаторам слабело. Попыток восстановить дисциплину было немало. В начале революционных дней военный министр Гучков поручил комиссии во главе с генералом Поливановым выработать новые уставные правила. Затем самый талантливый русский стратег генерал Алексеев потребовал восстановить «безусловное подчинение командирам» — для этого он созвал 2 мая 1917 г. в ставке фронтовых командиров. Керенский старался подкупить офицеров словесами: «Защитить данное нам нашими предками, то, что мы обязаны передать нашим потомкам, — это элементарная, первостепенная обязанность, которую никто не может отменить».

Реальность оказалась жестче революционных песнопений. В апреле невыносимо почувствовал себя в кресле командующего петроградским округом боевой генерал Л. Г. Корнилов и просил направить его на фронт: «Мое положение нетерпимо... Я не владею контролем. Я был счастлив на фронте, командуя прекрасными армейскими корпусами! А здесь, в Петрограде, в этом котле анархии, у меня есть лишь тень власти».

Корнилов сделал свои выводы о будущем России, как и лидер крупнейшей буржуазной партии октябристов военный министр Гучков, протестовавший по поводу «условий, в которых реализуется государственная власть». Милюкова возмутила отставка — «дезертирство» — Гучкова как знак банкротства русской буржуазии правого фланга. Генерал Алексеев считал, что дело заключалось в природном пессимизме лидера октябристов{665}. Просто проницательному Гучкову открылась бездна, перед которой встала Россия, осуществив революцию в ходе страшной войны. Отныне судьба революции и отечества была вручена почти неестественному союзу либеральных интеллигентов и социалистов всех оттенков».

Романов Петр Валентинович — историк, писатель, публицист, автор двухтомника «Россия и Запад на качелях истории», книги «Преемники. От Ивана III до Дмитрия Медведева» и др. Автор-составитель «Белой книги» по Чечне. Автор ряда документальных фильмов по истории России. Член «Общества изучения истории отечественных спецслужб».

Примечания

[1] Головин Н.Н. Россия в Первой Мировой войне. М.: Вече, 2014.

[2] Деникин А. Очерки русской смуты. М.: Айрис пресс, 2003.

[3] Андрей Зайончковский. Первая мировая война. СПб.: Полигон, 2002.

[4] Милюков П. История второй русской революции. Минск: Харвест, 2002.

[5] Уткин А.И. Первая мировая война. М: Культурная революция, 2013.