ВОССОЕДИНЕНИЕ ЗАПАДНО-БЕЛОРУССКИХ ЗЕМЕЛЬ С БССР – АКТ ИСТОРИЧЕСКОЙ СПРАВЕДЛИВОСТИ    

Рассмотрение тематики, связанной с процессами воссоединение западно-белорусских земель с БССР, да еще в такой однозначно оценочной трактовке названия, предполагают определенную структуру изложения исторического материала, которая позволила бы рассмотреть предпосылки возникновения проблемы; особенности, специфику и последовательное изложение событий, способствовавших ее разрешению, их влияние на историческую перспективу и сегодняшний день, процессы, анализ обстоятельств, позволяющих выходить на уровень оценочных однозначных в своей подаче обобщений и наиболее спорные узлы историографии рассматриваемого исторического периода.

Говоря в контексте обозначенной темы о предпосылках и начале Второй мировой войны, нельзя не акцентировать, что, согласно историческим работам, представляющим сегодня современную белорусскую историографию, а также глубоко укорененным в белорусском обществе представлениям об историческом прошлом, события 1921–1939 годов трактуются и воспринимаются как трагедия национального разъединения белорусского народа, когда западные белорусские земли силой оружия были включены в состав польского государства. Действительно, такое положение закрепил подписанный 18 марта 1921 года в Риге делегациями Польши, РСФСР и УССР мирный договор по итогам польско-советской войны. Согласно ему, почти половина этнической белорусской территории отходила к Польше. И хотя юридически договор закрепил независимость Социалистической Советской Республики Белоруссии (ССРБ) и дал определённые гарантии белорусам, оказавшимся в качестве национального меньшинства в составе польского государства, вместе с тем он заложил глубинные противоречия и породил неустойчивость в безопасности народов Восточной Европы.

В составе ССРБ осталось только шесть уездов бывшей Минской губернии, что оказывало негативное влияние на социально-экономическую, общественно-политическую, национально-культурную жизнь белорусов как в Советской, так и в Западной Беларуси. Тем не менее партийно-политическое руководство СССР и ССРБ, советские лидеры В. И. Ленин и И. В. Сталин своими решениями предопределили оформление белорусского национального государства на советской основе, сыграв определяющую роль в этом процессе. Создание в декабре 1922 года Союза Советских Социалистических Республик, одним из основателей которого являлась ССРБ, стало судьбоносным этапом в этом национально-государственном строительстве, как и то, что в 1924 и 1926 годах с Белорусской Советской Социалистической республикой были воссоединены и восточно-белорусские территории, до этого находившихся в составе РСФСР.

В целом картина общественно-политической, социально-экономической и духовно-культурной жизни советского общества была чрезвычайно сложной и разнообразной. Политическая борьба в среде партийно-государственного руководства вылилась в репрессии 1920–1930-х годов. Тем не менее строительство социалистической системы открыло перспективу и смысл жизни для широких народных масс. В общественном сознании поддерживалось и укреплялось «чувство единой семьи». Неотъемлемым символом нового времени стало стремление советских людей к созидательному труду, новым достижениям и рекордам в промышленности, сельском хозяйстве, строительстве, развитию науки и техники, культуры и образовании, укреплению обороноспособности страны.

Народ, объединенный грандиозной по своей силе и новизне идеей строительства молодого советского государства, первого в истории человечества справедливого общества, демонстрировал многочисленные примеры истинного трудового героизма и самоотверженности. За невероятно короткий исторический период была подготовлена новая молодая генерация высококвалифицированных кадров, которые демонстрировали образцы трудовой деятельности в различных сферах народного хозяйства. Именно в 1920–1930-е годы был заложен необходимый и мощный фундамент, который помог выстоять в суровых испытаниях Великой Отечественной войны. При этом важно особо подчеркнуть, что массовый творческий трудовой подъём был вызван не стремлением к личной выгоде или высоким наградам, а глубокими патриотическими убеждениями, желанием построить единое справедливое общество в общем и едином советском государстве.

Положение на западных белорусских территориях отличалось от происходящего в БССР самым разительным образом. Западная Белоруссия оставалась отсталым аграрно-сырьевым регионом польского государства, что не могло не сказываться отрицательно на положении и жизни здесь населения. Данные обстоятельства особенно ярко проявилось в годы мирового экономического кризиса 1929–1933 годов. В наиболее тяжёлом положении оказалась западнобелорусская деревня, где проживало более 80 % всего населения края[1]. Белорусские крестьяне страдали здесь от безземелья и налогового бремени. В городах из-за спада в промышленности росла безработица. Социальная напряжённость дополнялась национальным и конфессиональным гнетом. И это при том, что межвоенная Польша по факту являлась многонациональным государством: поляки составляли только 65 % её населения[2].

Суть внутренней политики польских властей в отношении белорусских территорий в межвоенный период можно определить кратко, но точно, как «Польша для поляков». По отношению к национальным меньшинствам попирались не только статьи Рижского мирного договора, но и положения Версальского трактата, и статьи польской Конституции. В Польше проводилась последовательная, наступательная и бескомпромиссная политика ассимиляции, которая осуществлялась методами экономической, политической, идеологической и культурной дискриминации национальных меньшинств, в том числе посредством репрессий и преследований. Польские власти осуществляли прямую политику полонизации западных белорусских земель, стремились лишить белорусов возможности развития в соответствии с их национально-культурными традициями и потребностями.

В сентябре-октябре 1939 года произошли события, которые в белорусской историографии отнесены к категории занимающих особо важное место как для белорусской истории в целом, так и для осмысления исторических этапов формирования ее государственного строительства. Именно в это время был положен конец периоду разобщения белорусского народа. Период этот характеризуется как этап восстановления исторической справедливости.

Необходимо заметить, что строительство социалистического общества в СССР вызвало серьезную обеспокоенность у правящих элит ведущих капиталистических держав во главе с США и Великобританией на фоне формирующейся в лице советского государства реальной альтернативы капиталистической системы как «обществу наживы и потребления». Именно поэтому правящими элитами «стран западной демократии» было принято решение уничтожить Советский Союз военным способом. С этой целью ими была взращена нацистская Германия. Разведки США и Великобритании содействовали приходу в 1933 году к власти в Германии нацистов во главе с Адольфом Гитлером. Из примерно 40 млрд. долларов, потраченных нацистской Германией на подготовку ко Второй мировой войне, большая часть была получена от финансово-промышленных структур США, Великобритании и Франции[3]. Их правители, оставляя без внимания и учета интересы своих союзников, ярким примером чему служит судьба Чехословакии, а затем и Польши, позволили А. Гитлеру объединить в нацистском рейхе большинство европейских государств. При молчаливом согласии «стран западной демократии» Германией, Италией и Японией был создан агрессивный блок, направивший свои усилия на военное разрешение политических задач, обозначившихся как следствие формирующихся новых государствообразующих процессов в мировом сообществе.

Естественно, что в таких геополитических условиях инициативы СССР по созданию системы коллективной безопасности на европейском континенте не нашли взаимопонимания и поддержки со стороны правящих кругов Великобритании, Франции и Польши, которые стремились достичь своей безопасности за счёт советского государства, направляя агрессию нацистской Германии и её сателлитов на Восток. Важно обозначить, что в 1933 году Польша стала вторым государством (после Ватикана), которое официально признало нацистскую Германию[4], обеспечив ему таким образом поддержку на мировом уровне.

Убеждённость польских элит в том, что Польша является потенциально великой державой, что надо только использовать благоприятные исторические условия для закрепления этого статуса и что Европа «не даст нам погибнуть», сподвигла Варшаву на действия, увы, совершенно неподкреплённые реальными возможностями польского государства. Казалось бы, Польша должна была быть заинтересована в международных гарантиях своих границ. Однако польское руководство, не видя пока реальной угрозы со стороны своих соседей, всячески старалось не допустить усиления советского влияния в Европе, опасаясь, что такое развитие событий автоматически снизило бы и так не слишком заметное польское влияние.

Понятно, что такая позиция Варшавы не улучшала советско-польские отношения, а тот факт, что руководство Польши фактически солидаризировалось с позицией Германии, порождал в Москве подозрения в наличии каких-то тайных германо-польских договорённостей. Естественно, что Польша негативно отнеслась к вступлению СССР в Лигу Наций и к заключению советско-французского и советско-чехословацкого договоров о взаимопомощи. С другой стороны, действия Германии, которая нарушала Версальский мирный договор, не вызывали никакой отрицательной реакции в Варшаве, что также наводило иностранных наблюдателей на определенные размышления[5].

Однако судьба польского государства была предопределена до подписания германо-советского договора о ненападении. Ещё в начале апреля 1939 года А. Гитлер отдал приказ о разработке плана военного разгрома Польши под кодовым названием «Вайс»[6]. Согласно этому плану, начало военных действий против Польши было обозначено на конец августа – начало сентября 1939 года. Уже 28 апреля Германия аннулировала договор с Польшей о ненападении, а германский генштаб приступил к заключительному этапу разработки плана «Вайс». Главнокомандующий германскими сухопутными силами генерал В. Браухич 15 июня 1939 года подписал директиву о нападении на Польшу.

Агрессивный настрой гитлеровского политического руководства в отношении Польши определялся рядом внешнеполитических факторов. Этому в значительной степени способствовали мюнхенский сговор, англо-германские и франко-германские декларации, которые дали нацистской Германии полную свободу действий в отношении стран Восточной Европы. Выступая перед высшим германским военным командованием 22 августа 1939 года, А. Гитлер, оценивая политическую ситуацию в Европе, заявил: «Генерал-полковник фон Браухич обещал мне довести войну с Польшей до победного конца за несколько недель. Если бы он сказал мне, что на это потребуется два или даже только один год, я отдал бы приказ идти вперед, вступил бы во временный союз не с Россией, а с Англией. Ведь никакой длительной войны мы вести не можем. Эти жалкие черви Даладье и Чемберлен, а я их познал в Мюнхене, слишком большие трусы, чтобы напасть в ответ. Они не выйдут за рамки блокады. А у нас против этого – наша автаркия и русское сырьё. Мой пакт с Польшей был задуман просто как выигрыш времени»[7].

Необходимо заметить, что инициатива заключения германо-советского пакта принадлежала германской дипломатии. Так, 20 августа 1939 года А. Гитлер прислал телеграмму И. Сталину, в которой сообщалось, что напряжённость в отношениях с Польшей стала невыносимой и Германия намерена защищать свои интересы всеми доступными средствами (фактически это означало, что она в любом случае начнёт войну против Польши), а также предлагалось заключить договор о ненападении и принять с этой целью 22 августа (самое позднее 23 августа) министра иностранных дел Германии, который будет иметь все необходимые полномочия для составления и подписания договора[8].

Говорить о том, что в сложившихся обстоятельствах Советский Союз стремился оттянуть сроки военного столкновения с нацистским рейхом, и ему не оставалось другого выбора, кроме как принять предложение Германии о подписании с ней договора о ненападении, без сомнения можно. Действительно, сложно не согласиться в оценке с традиционным взглядом большинства исследователей на достигнутые по договору от 23 августа целей СССР о том, что Советский Союз рассчитывал таким образом отвести от себя угрозу со стороны Германии и оказаться хотя бы на время в стороне от большой европейской войны. Летом 1939 года эта война бушевала уже на трех континентах, и «СССР, как любая самодостаточная держава, проводил многовекторную внешнюю политику в поисках оптимального решения обеспечения своей безопасности»[9]. Два выигранных года для подготовки своей страны к войне – это серьезное достижение. И у Советского Союза получилось дистанцироваться на определенный срок от уже идущей европейской войны, получив «при этом значительную свободу рук в Восточной Европе и более широкое пространство для маневра между воюющими группировками в собственных интересах»[10]. Два года передышки дали возможность не только отодвинуть границы государства на запад, но и раздвинуть свои временные возможности, которые были задействованы и для того, чтобы «форсировать реорганизацию и перевооружение армии и флота»[11], и для того, чтобы заняться урегулированием конфликта с Японией у реки Халхин-Гол. Так что «незафиксированное в договорах, но явно достигнутое советско-германское согласие относительно Японии было для СССР чрезвычайно важно. Как известно, весной 1939 года произошли прямые военные столкновения советских и японских войск в Монголии, первоначально обернувшиеся неудачей для Красной армии. Но к тому моменту, когда проходили переговоры с Риббентропом, Советское государство уже могло говорить о своих решающих победах на этом направлении, что, с одной стороны, укрепляло позиции СССР в диалоге с Германией, а с другой стороны сам по себе заключенный пакт наносил Японии дополнительный удар, но уже дипломатический, так как лишал ее перспектив опереться или рассчитывать на союзнические отношения с А. Гитлером в своем противостоянии с СССР.

По сути дела, Советский Союз исключил для себя перспективу войны на два фронта – в Восточной Европе и на Дальнем Востоке одновременно»[12].

Но все-таки обстоятельства, результаты, последствия произошедшего подписания были еще сложнее. Не последнюю роль в этих процессах играла и «целеустремленность расчетов», которые Сталин связывал с советско-германскими экономическими отношениями. Некоторые исследователи обращают также внимание и на то обстоятельство, что И. Сталин видел в пакте «явные выгоды для политики СССР, не в последнюю очередь - экономические»[13]. При этом нельзя не признать, что в сложившихся на тот исторический момент тяжелых обстоятельствах советская дипломатия «поставила своеобразный рекорд высшего политического пилотажа»[14], с одной стороны, продолжая придерживаться политики коллективной безопасности, ведя на постоянной основе переговоры с Францией и Англией о противостоянии будущей нацистской агрессии, а, с другой стороны, достигая своих отдельных особо значимых для страны интересов в отношениях с Германией, локализованных в формат публичных «рутинных переговоров по экономическим вопросам», дополнительно используя их как как «допустимое и принятое средство давления Кремля на западных партнеров»[15]. И «именно договоренности между Москвой и Берлином в августе 1939 года заставили Англию, Францию и США принимать во внимание Советское государство при решении международных вопросов, что увенчалось после вступления СССР в войну формированием антигитлеровской коалиции»[16].

Важно понимать и то, что подписание Советско-германского договора 1939 года действительно полностью изменило в начале Второй мировой войны распорядок «планируемых Гитлером нападений на менее приемлемое для Запада»[17], «сделав невозможным для англосаксов войти в Восточную Европу ни в начале войны, ни после победы, … изъять Восточную Европу из орбиты СССР. Именно поэтому пакт Молотова–Риббентропа 1939 года – это крупнейший провал английской стратегии за весь XX век»[18].

Подписанный договор с Германией и секретный протокол и ставили, и решали одновременно Советского Союза еще одну важную задачу. А именно: «раздел «сфер интересов» объективно ставил предел германской экспансии на Восток, ибо закрывал для Германии одновременно с разрушением Польши (возможность) решить «проблему Прибалтики». Если это предполагало захват трех малых государств, то Германия получала бы громадное стратегическое преимущество на случай войны с Советским Союзом»[19].

Помимо этого, договор 23 августа 1939 года деконструировал сложившиеся в межсоюзнических отношениях Берлина, Рима и Токио планы. Согласно временно поверенному в делах СССР в Японии, информация о подписании произвела «ошеломляющее впечатление, приведя в явную растерянность особенно военщину и фашистский лагерь». Договор фактически свёл на «нет» статью 2 секретного приложения к так называемому «антикоминтерновскому пакту» от 25 ноября 1936 года, содержавшего обязательство его участников «без взаимного согласия не заключать с Союзом Советских Социалистических Республик каких-либо политических договоров, которые противоречили бы духу настоящего соглашения»[20]. И еще и поэтому Советско-германский договор 1939 года «всегда будут демонизировать»[21].

Но вернемся к моменту самого подписания. Германский министр иностранных дел И. Риббентроп прибыл 23 августа 1939 года в Москву. После переговоров вечером был подписан германо-советский договор о ненападении сроком на 10 лет. Одновременно был подписан «секретный дополнительный протокол». В нём в «строго конфиденциальном порядке оговаривался вопрос о разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе»[22]. Протокол предполагал, что в случае возможного «территориально-политического переустройства» Польши линия раздела интересов Германии и Советского Союза должна была проходить примерно по рекам Нарев, Висла, Сан.

Как следует из текста документов, соглашение давало СССР определённые гарантии безопасности. Однако, и это особенно важно акцентировать, ни сам договор о ненападении, ни приложенный к нему секретный протокол не содержали статей о военном сотрудничестве сторон и не обязывали вести боевых действий против третьих стран, либо оказывать помощь в случае участия одной из них в военном конфликте. Достигнутые договорённости между Германией и Советским Союзом не делали их союзниками ни формально, ни фактически. «Вместе с тем утверждение, что без договора о ненападении с СССР фюрер перевоплотился бы в агнца, было бы еще большим насилием над истиной»[23]. К слову, проводимые в то же время переговоры о подписании англо-франко-советской конвенции о взаимопомощи предполагали, что этот документ будет, в свою очередь, иметь дополнительный и ни при каких условиях не подлежащий огласке отдельный протокол. «Следовательно, секретный протокол, приложенный к советско-германскому договору, о ненападении ни по методу его составления, ни по содержанию не нарушал обычного международного права»[24] – для своего времени, как минимум.

Германо-советский договор стал значительным дипломатическим и политическим актом, который завершал фазу предвоенного кризиса, причём являлся результатом этот кризиса, а не его причиной. Договор не представлял собой ничего экстроординарного с точки зрения политической практики и морали того времени. Особенно это заметно, если сравнить его текст с Мюнхенским пактом 1938 года. Кстати, ещё за год до заключения договора о ненападении между Германией и СССР имелось и другое секретное германо-польское соглашение о разделе Чехословакии, по которому Тешинская область должна была отойти к Польше после того, как германские войска займут Судетскую область, а 27 сентября 1938 года, в конце известного совещания в Мюнхене, Германия и Польша договорились о «демаркационной линии» на случай, если начнутся военные действия. В результате всего этого Польша получила Тешинскую область[25].

Какие риски и потенциальные проблемы заключало в себе подписание договора для самого Советского Союза, если исходить при оценке этого события исключительно из интересов самого советского государства.

Во-первых, делая ставку в сложной и многоходовой внешнеполитической игре на Германию, за скобками оставалось то обстоятельство, что «осуществление этих намерений было напрямую связано с военно-экономической, политической, а временами даже идеологической поддержкой агрессивной политики Гитлера»[26], а также очевидные риски, которым суждено было сбыться, а именно то, что «фюрер полностью переиграл Сталина на коротком историческом отрезке времени. Поскольку главная цель внешнеполитической программы Гитлера – разгром и завоевание Советского Союза – оставалась неизменной на протяжении всего периода действия этого de facto «пакта еще о ненападении», то и начало ее осуществления было ускорено, прежде всего, благодаря благоприятной возможности для Германии вести почти два года войну на одном фронте»[27], которая, с свою очередь, была создана именно этим соглашением.

Во-вторых, следствием подписания договора стало то обстоятельство, что советская внешняя политика, как и все другие составляющие внутренней политики страны, сопровождалась глубинным и системным идеологически обоснованным и выверенным пропагандистским обеспечением. Без сомнения, «постулирование дружественных отношений на дипломатическом уровне не говорило об искренности сторон, однако обязывало каждого из контрагентов предпринять соответствующие шаги, свидетельствовавшие о дружественных намерениях»[28]. Именно в этой связи после подписания договора и заключения пакта Молотова-Риббентропа в отношении нацистской Германии в советское общество начался период, получивший в историографии название «политкорректного вакуума»[29]. Не отказываясь от антифашистской позиции и риторики, характерной для всех 30-х годов, что и невозможно было осуществить, так как она «не исчерпала себя и повлияла на размышления людей»[30], тем не менее, с августа 1939 года в продвигаемом в советской печати, ее центральных изданиях общественном дискурсе стал продвигаться и нарастать нарратив «благодушия»[31], сводившийся к тому, что, согласно договору о ненападении руководство двух стран настроены на разрешение всех возникающих вопросов «исключительно мирным путем, в порядке дружественного обмена мнениями»[32]. «Дружба народов СССР и Германии, загнанная в тупик стараниями врагов Германии и СССР, отныне должна получить необходимые условия для своего развития и расцвета». Декларируемая «дружба» СССР и нацистской Германии «сбивала прицел» в отношении уже оформившихся представлений о германском фашизме как непримиримом противнике не только советской Родины, но и всех трудящихся, «граничило с политической дезориентацией, что … нашло свое отражение в разговорном обиходе. Германию вдруг стали называть «наш заклятый друг», а нацистов - «заклятыми друзьями» »[33].

В-третьих, имеющийся в историографии широчайший диапазон оценок и трактовок мотивов, которыми руководствовался И. Сталина в августе 1939 года отражает не только многосложность и противоречивость одновременно происходящих очевидных и неочевидных международных событий и интриг, но в ряде обстоятельств бывает сопряжен также и с определенными идеологическими полярными установками текущих, зеркальных рассматриваемым, геополитических событий. Тем значимее трактовка тех исследователей, которые, опираясь на «имеющиеся сегодня документы и свидетельства»[34] с уверенностью акцентируют, что на фоне очевидно буксующих советско-англо-французских переговоров, Сталин не мог не разглядеть подтверждение своим опасениям, «что Запад пытается умиротворить Гитлера за счет СССР»[35]. Ошибиться в том, что война Германии с Польшей неизбежно произойдет, он также не мог, как не мог ни предсказать, ни просчитать последствия этого неотвратимого события для советского государства за исключением того, что нацистская Германия в результате этого однозначно подойдет на приграничные рубежи с СССР. Простой расчет, подписывая предложенный Гитлером пакт, особо ничем не рискуя, увеличить «советские территории и расширить пояс безопасности, отделявший СССР от набиравшей обороты войны на западе»[36] давал бесспорно выгодные результаты. Именно поэтому «в августе 1939 г. Сталин мог чувствовать себя победителем»[37] как политик, сумевший договориться с самой крупной и дееспособной на тот момент военной силой, отложить столкновение с ней, вернуть «немалую часть территорий, утраченных Россией два десятилетия назад»[38]. Да, «подписание пакта с Германией и секретного протокола бросали тень на коммунистическую репутацию СССР. Но это была сравнительно незначительная неприятность.»[39].

Нельзя не повторить, что согласие на подписание пакта Риббентропа – Молотова стало вынужденным шагом И. Сталина, стремившегося переиграть А. Гитлера в условиях, когда Франция и Великобритания открыто тянули с заключением антигерманского соглашения с Советским Союзом, одновременно поощряя восточноевропейские аппетиты А. Гитлера. Важно понимать, что эта выбранная Сталиным траектория действий «происходила из традиционной европейской политики — участие в разделах, усиление своих стратегических позиций перед будущим столкновением»[40]. В результате полученные два года отсрочки начала войны и расширение границ на запад позволили СССР укрепить свою обороноспособность и избежать полной катастрофы в начале Великой Отечественной войны, а значит, стали залогом Великой Победы над Германией и её союзниками.

Вместе со всем выше означенным, германо-советский договор о ненападении предоставил белорусам исторический шанс для решения проблемы воссоединения народа в границах Белорусской Советской Социалистической Республики, что, несомненной в исторической перспективе было важнейшим этапом на пути строительства национального белорусского государства.

Преимущественно белорусский этнический состав населения западнобелорусского края, исторические традиции борьбы против чуждой – «чужой» – польской власти за национальное самоопределение, духовные связи со своими единокровными восточнославянскими братьями на востоке во многом определили специфику объединительного процесса осени 1939 года. Реализация германо-советского договора о ненападении позволила не только осуществить воссоединение белорусского народа, укрепить территориальную целостность БССР, восстановить историческую справедливость, но и ликвидировать национальную унижение белорусов.

Завышенная самооценка, чрезмерная самоуверенность, патологическая бескомпромиссность, запрограммированность на борьбу и осуществление идеи мирового господства германской нации подтолкнули А. Гитлера к подписанию 31 августа 1939 года директивы о нападении на Польшу[41].

В ночь с 31 августа на 1 сентября 1939 года, когда вся «военная машина» Германии была готова к нападению на Польшу, германские спецслужбы провели провокационную операцию «Гиммлер». Переодетые в польскую форму эсэсовцы и узники концентрационных лагерей, которые владели польским языком, «захватили» радиостанцию в германском городе Глейвиц (ныне польский Гливице). С захваченной радиостанции прозвучал призыв на польском языке «объединяться и бить немцев». А утром 1 сентября 1939 года Германия напала на Польшу. А. Гитлер в обращении к германскому народу всю вину за развязывание военного конфликта возложил на польское руководство[42].

С первых дней войны в неё были вовлечены десятки тысяч белорусов, так как не менее 70 тыс. белорусов служили в польской армии. Несмотря на ее сопротивление, германская армия, обладая значительным военным преимуществом, оккупировала до 16 сентября 1939 года большую часть Польши и вышла на «линию Керзона» – примерную границу расселения поляков, с одной стороны, и украинцев и белорусов с другой. Польское правительство тогда же, 16 сентября, эмигрировало в Румынию, а затем в Великобританию. Многие польские патриоты, оставшиеся верными принятой присяге, продолжали бороться, выполняя свой воинский долг. Героически сражались защитники Варшавы, которые капитулировали только 28 сентября 1939 года. Тем не менее, общее положение польских войск оказалось совершенно катастрофическим. Во второй половине сентября польской армии как организованного целого уже просто не существовало. Потери её были значительными. Погибло около 66 тыс. воинов, примерно 134 тыс. получили ранения, в германском плену оказалось около 420 тыс. польских солдат и офицеров[43].

Предвоенный политический кризис между крупнейшими странами мира перерос в развязанную Германией Вторую мировую войну 1939 – 1945 годов, которая стала самой масштабной и кровопролитной в истории человечества.

Переходя к осмыслению событий, связанных с освободительным походом Красной Армии, рассмотрим ряд фактов. После начала войны руководство СССР, несмотря на меры, предпринятые нацистской Германией по вовлечению в военные действия против Польши советских вооруженных сил, заняло однозначно выжидательную позицию. Так, 3 сентября 1939 года германский посол в СССР Ф. Шуленбург получил инструкцию из Берлина, где ему поручалось встретиться с наркомом иностранных дел В. Молотовым и выяснить, собирается ли Советский Союз выступить против польской армии и занять территорию в своей сфере влияния[44]. Затем в Москву приходит более требовательное послание: «Мы уверены, что разобьём польскую армию в течение недели. Однако в таком случае под немецкой оккупацией оказались бы территории, которые определены в Москве как сфера влияния СССР ... Не считает ли возможным Советский Союз выступить против польских сил и занять эти территории?»[45].

Советское руководство уклонялась от настойчивых предложений Германии. 5 сентября 1939 года В. Молотов ответил так: «Мы считаем, что время еще не наступило ... Чрезмерная поспешность может принести нам вред и способствовать сплочению наших врагов»[46].

И. Риббентроп 9 сентября 1939 года снова послал Ф. Шуленбурга к В. Молотову. Нарком заверил посла, что советские войска ждут, пока не падёт Варшава. На следующий день он заявил Ф. Шуленбургу, что советское правительство намерено использовать продвижение германских войск, чтобы убедиться, что Польша распалась и что Советскому Союзу необходимо прийти на помощь белорусам и украинцам[47], четко обозначив таким образом, что главным для СССР являются не военные действия против польских войск, а динамика ситуации на территориях, населённых этническими белорусами и украинцами.

С этого времени в центральных и республиканских советских газетах начали печататься статьи о тяжёлой судьбе национальных меньшинств на восточных территориях Польши. Продвигались нарративы, связанные с необходимостью оказания срочной помощи белорусам и украинцам, так как в скором времени они могли оказаться под германской оккупацией. Одновременно с широко и оперативно проводимой подготовкой общественного мнения проводились также и мероприятия военного характера. Так, 11 сентября 1939 года был отдан приказ о создании Украинского и Белорусского фронтов. Отныне запрещалось публикация данных о выпуске продукции в различных отраслях промышленности и о транспортных перевозках[48]. Тем не менее отдельные части Красной Армии военные действия пока не начали.

Чтобы заставить СССР выполнять достигнутые договорённости нацистские лидеры не чурались использовать политический шантаж. В Москву было направлено послание, в котором говорилось, что Германия приостановит наступление против Польши, а на её восточных землях будут созданы буферные государства (белорусское, украинское, пальское). В ответ в Берлин было направлено такое же жёсткое заявление, в котором подчеркивалось, что в случае принятия германской стороной означенного решения, Советский Союз вообще не начнёт военных действий. Однако благоприятное для советского руководства развитие международных событий на востоке, а именно то, что 15 сентября 1939 года было заключено советско-японское перемирие, а также переход частями вермахта «линии Керзона» (14 сентября был окружён Брест, а 15 сентября пал Белосток и под угрозой захвата оказался Львов) стали решающими в изменении прежней позиции «ожидания»[49].

В 16:00 16 сентября 1939 года в частях Красной Армии Белорусского фронта был зачитан приказ о начале выступления на следующий день, 17 сентября, в освободительный поход на запад. В приказе особо подчеркивалась освободительная миссия советских войск, которые должны оказать срочную помощь украинским и белорусским рабочим, чтобы спасти их и взять под защиту от врага. Но кто этот враг не уточнялось. Советским войскам было запрещено бомбить и обстреливать из пушек населённые пункты. Требовалось проявлять лояльное отношение к польским военнослужащим, если они не будут оказывать вооружённого сопротивления. Белорусским фронтом командовал командарм 2-го ранга М. Ковалёв. Начальником штаба являлся бывший глава советской военной миссии в Берлине комкор М. Пуркаев. Фронт состоял из 4 армий – 3-й, 4-й, 10-й и 11-й, 23-го стрелкового корпуса и Дзержинской конно-механизированной группы. Всего насчитывалось 200 802 бойца и командира[50].

Войскам Белорусского фронта, по данным польских авторов, противостояло 45 тыс. польских солдат и офицеров, из которых примерно половина не была ни вооружена, ни сведена в конкретные воинские части. Вдоль границы с БССР тонкой линией располагались части корпуса пограничной охраны численностью 8 тыс. чел. Около 2 тыс. моряков входило в состав Пинской речной флотилии. Наиболее боеспособной являлась самостоятельная оперативная группа «Полесье». Ею командовал генерал Ф. Клеберг, которому удалось собрать около 17 тыс. солдат и офицеров, однако из них только половина была сведена в боевые единицы и вооружена[51].

Как видим, серьёзной польской вооружённой силы, которая могла бы оказать серьезное сопротивление войскам Белорусского фронта или вермахта, на западно-белорусских территориях, входящих в состав Польши, не было. СССР не объявлял войну Польше, правительство которой также признавало, что состояния войны с Советским Союзом у нее нет. Поэтому в своём приказе польской армии маршал Э. Рыдз-Смиглы 17 сентября 1939 года подчёркивал: «С Советами не воевать, в бой не вступать, за исключением, если они будут атаковать или попыток разоружения наших частей ... Войска, к которым подошли Советы, должны вступать с ними в переговоры в целях выхода гарнизона в Румынию или Венгрию»[52].

Приказ Э. Рыдз-Смиглого, который был принят после консультаций с членами польского правительства, способствовал тому, что военных действий между польскими и советскими войсками фактически не было. Согласно польским источникам, зафиксированы около 40 случаев сопротивления пограничных патрулей, а также бои в полосе Белорусского фронта под Кобрином, Гродно, Вильно и Белостоком.

Наиболее упорные бои развернулись 20 – 21 сентября в Гродно, где 15-й танковый корпус потерял до 12 танков, а также 47 человек убитыми и 156 ранеными[53]. Потери, понесённые частями Белорусского фронта при освобождении Гродно от польских военных формирований, объясняются плохим взаимодействием танковых и стрелковых подразделений, участвовавших в этой операции, а также полным отсутствием разведданных о противнике.

Большинство белорусского населения края воспринимало тогдашние события как акт исторической справедливости, встречало Красную Армию цветами и хлебом-солью как избавительницу от национального гнета. В городах и деревнях возникали спонтанные многолюдные митинги, на которых рабочие приветствовали своих освободителей. В некоторых местах создавались военно-революционные комитеты. Они организовывали отряды из рабочих и крестьян, которые разоружали полицейских и осадников, брали под охрану железнодорожные мосты, предприятия, другие объекты. Наиболее эффективными были боевые действия тех подразделений Красной Армии, которые опирались на поддержку созданных партизанских отрядов, особенно активных в Гродненском и Пинском поветах, а также местного населения[54].

В 13 часов 22 сентября 1939 года 29-я танковая бригада 4-й армии вошла в Брест, который был занят германскими войсками генерала Г. Гудериана. По воспоминаниям командира танковой бригады С. Кривошеина, на переговорах с Г. Гудерианом он предложил следующую процедуру организованного вывода германских и ввода советских войск: «В 16 часов части вашего корпуса в походной колонне со штандартами впереди покидают город, мои части, также в походной колонне, вступают в город, останавливаются на улицах, где проходят немецкие полки, и своими знаменами салютуют проходящим частям. Оркестры исполняют военные гимны»[55]. Г. Гудериан, который настаивал на проведении полноценного парада, с предварительным построением войск, согласился на предложенный вариант.

После подписания 22 сентября 1939 года советско-германского коммюнике германские войска должны были уйти на запад. Однако согласованная демаркационная линия была через неделю изменена в соответствии с заключённым 28 сентября 1939 года договором «О дружбе и границе» и перенесена восточнее. В результате к западнобелорусским этническим землям были присоединены западные поветы Белостокского воеводства с преимущественно польским составом населения. Тем не менее, и после этого белорусы в Западной Беларуси составляли подавляющее большинство[56].

Несмотря на отсутствие масштабных боевых действий между наступающими частями Красной Армии и польскими военными формированиями, за исключением мелких стычек, последние из них произошли с отступающими разрозненными польскими подразделениями в районе Сопоцкина 22 сентября и 25 сентября в районе Дрогичина, потери войск Белорусского фронта составили 480 погибших, 642 раненых и 13 пропавших без вести. В период с 17 по 30 сентября 1939 года войска Белорусского фронта интернировали и разоружили 60 202 польских военнослужащих, среди которых насчитывалось 2 066 офицеров[57].

Первые социально-экономические и политические преобразования в Западной Беларуси начались практически одновременно с освобождением войсками Красной Армии западной территории Белоруссии в формате созидательной работы по организации нового образа жизни на освобождённой территории. Надо было срочно размещать войска и беженцев, восстанавливать разрушенные бомбардировками германской авиации жилые здания и учреждения.

Ещё 19 сентября 1939 года на русском, белорусском и польском языках был опубликован приказ командующего войсками Белорусского фронта М. Ковалёва, в котором население освобождённых территорий призывалось к сотрудничеству в формировании органов новой власти[58]. Местное население, в основном из числа средних и беднейших слоёв, с энтузиазмом включалось в созидательную работу по налаживанию новой жизни. В воеводствах, поветах и городах были созданы Временные управления, в посёлках и деревнях – крестьянские комитеты, которые действовали до окончательного установления на этих территориях советской власти. Они являлись новыми демократическими органами как по содержанию деятельности, так и по составу своего аппарата.

В крестьянские комитеты избирались, как правило, представители бедняков, середняков, батраков. Временные управления, которые исполняли функцию распорядительных органов в отношении крестьянских комитетов, создавались на более широкой основе. В их составе были наиболее склонные к государственной и общественной деятельности представители рабочих коллективов, крестьянских комитетов, городской бедноты, интеллигенции.

Определённую роль в создании временных органов власти сыграли освобождённые из тюрем бывшие члены компартии и комсомола Западной Беларуси. В состав Временных управлений вошли также представители Красной Армии. Необходимо отметить, что если Временные управления создавались в соответствии с постановлением Военного совета Белорусского фронта от 16 сентября и приказом командующего фронтом М. Ковалёва от 19 сентября 1939 года, то крестьянские комитеты возникали по инициативе «снизу»[59].

Одновременно шло формирование вооруженных отрядов – Рабочей гвардии. Они помогали частям Красной Армии осуществлять охрану предприятий, железнодорожных станций и мостов, городов и их окрестностей от вооружённых групп, которые прятались в лесах, проводили диверсии и оказывали сопротивление новой власти. Эти отряды также собирали оружие, оставленное отступающими польскими войсками. В состав Рабочей гвардии, прежде всего, зачислялись рабочие, которые с оружием в руках выступали против польской власти ещё до прихода Красной Армии. В сельской местности формировались отряды крестьянской милиции. Они подчинялись Временным управлениям, волостным и сельским крестьянским комитетам[60].

Отряды Рабочей гвардии в больших городах организовывались на собраниях рабочих крупных предприятий, в меньших – на общегородских собраниях рабочих. Кандидатура вступающего обсуждалась. Рабочую гвардию возглавляли, как правило, бывшие члены КПЗБ, профсоюзные и комсомольские активисты. Она пользовалась поддержкой населения. Об этом свидетельствует тот факт, что в Белостоке за первую неделю в неё вступили 397 человек, в Кобрине за несколько дней – 120 человек, на 1 октября в Рабочей гвардии Пинска насчитывалось около 400 бойцов[61].

На освобождённой территории сразу же разворачивали работу органы государственной безопасности. Для проведения оперативно-чекистской работы на территории Западной Беларуси еще 8 сентября 1939 года было выделено 50 оперативных работников Управления государственной безопасности НКВД БССР, а также 150 оперативно-политических работников Управления пограничной и внутренней охраны НКВД БССР. А уже 9 сентября выделенные сотрудники были распределены по четырем оперативно-чекистским группам (ОЧГ). Например, Новогрудской ОЧГ под руководством полковника А. Мисюрева предстояло проводить оперативную работу на освобожденной территории Новогрудского воеводства[62]. Основными направлениями работы ОЧГ стали выявление и аресты «контрреволюционных элементов» и изъятие оружия у местного населения.

Опираясь на поддержку большинства населения края, Временные управления и крестьянские комитеты устанавливали новый порядок. Не дожидаясь законодательных актов новой власти, крестьянские комитеты самостоятельно брали на учёт имущество помещиков, осадников, делили помещичью и церковную землю среди безземельных и малоземельных крестьян, которые получили почти 431 тыс. га земли, преимущественно пахотной и сенокоса. Им было передано более 14 тыс. лошадей и свыше 33 тыс. коров, а также зерно на посев[63]. В результате было ликвидировано помещичье землевладение, значительно увеличилась середняцкая прослойка на селе. В городах временные управы брали на учёт фабрики и заводы, оставленные их владельцами, организовывали производство. На многих предприятиях были созданы группы и комиссии, которые осуществляли контроль за их деятельностью. По распоряжению Временных управлений в первые дни после освобождения на предприятиях был установлен 8-часовой рабочий день, введено бесплатное медицинское обслуживание населения, отменена плата за обучение в школах[64].

С первых дней перед новой администрацией возникло множество самых разнообразных вопросов, которые требовали незамедлительного решения[65]. Среди них первоочередными задачами стали: обеспечение населения продовольствием и промышленными товарами, организация торговли и медицинского обслуживания, восстановление работы предприятий. Возникли сложности с обеспечением горожан продуктами питания и товарами первой необходимости. В связи с этим приходилось многое распределять между населением по спискам.

Политбюро ЦК ВКП(б) приняло 1 октября 1939 года постановление «Вопросы Западной Украины и Западной Белоруссии» из 33 пунктов[66]. Первый пункт постановления обязывал созвать Украинское народное собрание во Львове из выборных по областям Западной Украины (территория бывших польских воеводств Станиславского, Львовского, Тернопольского, Луцкого) и Белорусское народное собрание в Белостоке из выборных по западно-белорусским областям – территория бывших польских воеводств Новогрудского, Виленского, Белостокского и Полесского.

Эти Народные собрания должны были осуществить серьезнейшие и масштабные задачи. Утвердить передачу помещичьих земель крестьянским комитетам; решить вопросы о характере власти, которая создается – о вхождении в состав СССР, т. е. соответственно в УССР и в БССР; о национализации банков и крупной промышленности. Днём выборов в Народные собрания было определено воскресенье 22 октября 1939 года. Постановлением предписывалось назначить созыв Народных собраний на 26 октября 1939 года, а выборы проводить на основе всеобщего прямого и равного избирательного права при тайном голосовании. Правом выбора в Народные собрания должны пользоваться все граждане мужского и женского пола, достигшие 18 лет, независимо от расовой и национальной принадлежности, вероисповедания, образовательного ценза, социального происхождения, имущественного положения и прошлой деятельности. По сравнению с польским избирательным законом 1935 года выборы в Народные собрания носили поистине демократический характер.

Один из пунктов постановления предписывал секретарям ЦК КП(б)У Н. Хрущеву и ЦК КП(б)Б П. Пономаренко подготовить соответствующие тексты деклараций, которые должны быть приняты депутатами Народных собраний.

Остальные пункты постановления имели характер поручений партийным, военным, профсоюзным, финансовым органам по организации помощи в создании структур советской власти и проведении кадровой политики. Один из пунктов устанавливал цены на соль, спички, керосин и махорку на территориях Западной Беларуси и Западной Украины.

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) было обсуждено 2 октября 1939 года на заседании Бюро ЦК КП(б)Б, на котором были утверждены председатели Временных управлений областей и городов. Председателем Временного управления Белостокской области был утверждён В. Гайсин, Виленской – Я. Жилянин, Полесской – П. Калинин, Новогрудской – П. Бондаренко. На том же заседании было решено направить из БССР на работу в Западную Беларусь 700 коммунистов и 800 комсомольцев.

В целях организации выборов в Народное собрание в соответствующий комитет делегировали председателя Президиума Верховного Совета БССР Н. Наталевича, председателя Верховного Совета республики Н. Грекову, секретаря Президиума Верховного Совета БССР Л. Попкова. Н. Наталевичу поручалось разработать проект положения о выборах и представить его на обсуждение совещания председателей Временных управлений 4 октября[67].

Для проведения выборов было создано 929 округов из расчёта 5 тыс. избирателей на округ. Право выдвижения кандидатов в депутаты Народного собрания получили Временные управления городов, крестьянские комитеты, собрания рабочих на предприятиях, бойцов Рабочей гвардии, представителей интеллигенции.

Впервые в истории западно-белорусского края женщины получили право не только выбирать, но и быть избранными[68].

Выборы в Народное собрание проходили при чрезвычайно высокой активности населения края. С юридической точки зрения это был всенародный плебисцит, подавляющее большинство участников которого высказалось в поддержку установления советской власти, проведения социально-экономических преобразований, за воссоединение белорусского народа в едином советском государстве в своей белорусской республике.

В выборах 22 октября 1939 года из общего числа 2 763 191 избирателя участвовало 2 672 280 человек, что составляло 96,7 %. За выдвинутых кандидатов проголосовали 2 409 522 избирателя, соответственно 90,7 %, при этом 14 932 бюллетеня были признаны недействительными. В двух избирательных округах Высоко-Мазовецкого повета кандидаты не получили необходимого большинства голосов и выборы были проведены повторно[69].

Созыв Народного собрания стал центральным политическим событием в западном белорусском крае. Работа собрания началась не 26 октября 1939 года, как было запланировано в постановлении Политбюро ЦК ВКП(б), а чуть позже – 28 октября того же года в Белостоке. Присутствовали на нем все избранные депутаты. Среди них было: 563 крестьян, 197 рабочих, 12 представителей интеллигенции, 29 служащих, 25 кустарей: по национальному составу среди депутатов было: 621 белорус, 127 поляков, 72 еврея, 53 украинца, 43 русских и 10 представителей других национальностей[70]. Как видно из приведенных данных, состав депутатов репрезентативно отражал исторически сложившуюся и социальную, и национальную структуру населения края.

Народное собрание открыл старейший депутат – 68-летний крестьянин из деревни Масевичи Волковысского повета С. Струг. Доклад о форме государственной власти в крае сделал известный деятель западнобелорусского национально-освободительного движения С. Притыцкий.

В единогласно принятой Декларации о государственной власти подчеркивалось, что «Беларускі народны сход, які выказвае непахісную волю і жаданне народаў Заходняй Беларусі, абвяшчае на ўсёй тэрыторыі Заходняй Беларусі ўстанаўленне Савецкай улады» - «Белорусское Народное собрание, выражающее непоколебимую волю и желание народов Западной Беларуси, провозглашает на всей территории Западной Беларуси установление Советской власти»[71].

Также 29 октября 1939 года единогласно были приняты и другие основополагающие документы. Среди них Декларация о вхождении Западной Беларуси в состав Белорусской Советской Социалистической Республики, в которой подчеркивалось, что воля белорусского народа является высшим законом, и постанавлялось: «Прасіць Вярхоўны Савет Саюза Савецкіх Сацыялістычных Рэспублік прыняць Заходнюю Беларусь у склад Савецкага Саюза і Беларускай Савецкай Сацыялістычнай Рэспублікі, з’яднаць беларускі народ у адзіную дзяржаву і пакласці тым самым канец раз’яднанню беларускага народа» - «Просить Верховный Совет Союза Советских Социалистических Республик принять Западную Беларусь в состав Советского Союза и Белорусской Советской Социалистической Республики, сплотить белорусский народ в единое государство и положить тем самым конец разобщению белорусского народа»[72]. Также были приняты Декларация о конфискации памещичьих земель[73]; Декларация о национализации банков и крупной промышленности[74].

На последнем заседании 30 октября 1939 года Народное собрание выбрало полномочную комиссию из 66 человек для их отправки в Москву, чтобы передать принятые решения, касающиеся вступления Западной Белоруссии в состав СССР.

Народное собрание, по предложению депутата П. Спасова, единогласно объявило 17 сентября Днём освобождения трудящихся Западной Беларуси от гнёта польских панов.

По предложению депутата В. Царюка было единогласно принято решение об установлении в Белостоке памятника погибшим борцам за освобождение белорусского народа[75]. К сожалению, воплотить это решение в жизнь в связи с надвигающимися неотвратимыми военными событиями не удалось, памятник не был построен.

В то время как 17 сентября получило в Республике Беларусь статус государственного праздника. Это решение было закреплено Указом Президента Республики Беларусь А. Лукашенко от 7 июня 2021 года. С этого времени ежегодно 17 сентября в Беларуси и белорусской диаспоре отмечается День народного единства в ознаменование воссоединения белорусских земель и объединении Западной Белоруссии и БССР в результате освободительного похода Красной армии.

Процесс юридически-правового оформления факта вхождения Западной Белоруссии в состав Советского Союза был завершен решениями внеочередной 5-й сессии Верховного Совета СССР 2 ноября[76] и 3-й внеочередной сесии Верховного Совета БССР 14 ноября 1939 года[77] В состав БССР вошла территория площадью 100 тыс. км2 с населением 4,7 млн. человек Подавляющее его большинство составляли белорусы, за исключением западной части Белостокской области, где преобладало польское население. Площадь республики увеличилась со 125,6 тыс. км2 до 225,6 тыс. км2, население – с 5,6 млн. до 10,3 млн. человек[78].

Ещё до ноябрьских решений по договору между правительствами СССР и Литовской Республики, который был подписан 10 октября 1939 года, Вильно и так называемая Виленская область (Виленско-Трокский, часть территории Свенцянского и Браславского поветов) общей площадью 6900 км² была передана Литве без учета национального состава этих земель. В основе этих решений лежали в первую очередь политические соображения. После передачи Литве части этих белорусских земель площадь БССР составляла 223 тыс. км2, население – 10,2 млн. человек[79]. Территория Белорусской Советской Социалистической Республики состояла из 10 областей – Барановичской, Белостокской, Брестской, Витебской, Вилейской, Гомельской, Минской, Могилёвской, Полесской, Пинской – и из 195 районов[80].

Изменения в общественно-политической, социально-экономической и культурной жизни западных областей Белорусской ССР, происходившие после восстановления исторической справедливости в отношении этнических белорусов, заслуживают особого внимания.

В конце 1939 - начале 1940 годов в БССР были созданы местные партийные органы, а в январе - марте 1940 года – местные органы советской власти. Для их укрепления из восточных областей БССР было направлено 1500 коммунистов.

Областные, районные и городские комитеты партии обеспечивали организацию общественно-политической жизни и хозяйственную деятельность. Уже в начале 1941 года имелось 1 232 первичные парторганизации, объединявших 16 048 коммунистов[81]. Одновременно с партийными, начали действовать комсомольские организации. До мая 1940 года для работы с молодёжью из восточных областей было направлено 6 200 комсомольских активистов. Начался приём в комсомол местной молодёжи, создавались комсомольские ячейки и организации. Уже в сентябре 1940 года действовало 2 041 первичная комсомольская организация, объединявшая 23 611 комсомольцев, в том числе 8 771 из числа местной молодёжи[82].

Происходили социалистические преобразования в промышленности и сельском хозяйстве. В ноябре 1939 года началась национализация промышленных предприятий и банков[83].

Восстанавливались и расширялись предприятия, строились новые фабрики и заводы. Оборудование для них завозилось из РСФСР, УССР и восточных областей БССР. В конце 1940 года в западных областях белорусской республики действовали 392 промышленных предприятия, на которых было занято около 40 тыс. рабочих. Объём валовой продукции в промышленности увеличился почти в два раза по сравнению с 1938 годом и составил 27,6 % промышленного производства республики. До 1941 года безработица в регионе практически была ликвидирована[84].

Велась работа по перестройке сельскохозяйственного производства, создавались коллективные хозяйства. К концу 1940 года в западных областях БССР имелось 646 колхозов, а к июню 1941 года – 1 115, объединявших 49 тыс. крестьянских семей. Их обслуживали созданные за короткий срок с помощью государства 101 машинно-тракторная станция с 997 тракторами и 193 грузовыми машинами, а также другой сельскохозяйственной техникой. На землях лучших поместий были организованы 28 совхозов[85].

Ремонтировалась и создавалась новая транспортная инфраструктура. Налаживалась торговля. В конце 1940 года в западных областях БССР действовало 7 117 государственных магазинов и 740 ларьков[86]. Потребительская кооперация объединяла около 1 250 тыс. чел.[87]

За короткое время была налажена бесплатная система медицинского обслуживания. Если в 1938 году в западных областях насчитывалось только около 80 больниц и около 1 000 врачей, то в конце 1940 года здесь же имелось уже 243 больницы и родильных дома, 207 поликлиник и амбулаторий, а в медицинских учреждениях работало уже 1 755 врачей и 5 585 средних медицинских работников[88]. Разительные перемены в кратчайшие сроки!

Такие же впечатляющие значительные изменения произошли и в культурной жизни. Особо положительные результаты имелись в национальном просвещении. Например, если в 1937-1938 учебном году в западном белорусском регионе функционировало около 4 670 школ, в которых исключительно на польском языке обучалось около 670 тыс. детей[89], то уже в 1940-1941 учебном году здесь же работало 5 959 школ, причём более 4 500 из них вели обучение на белорусском языке, а остальные – на идиш, русском, польском и литовском языках[90]. К началу 1941 года около 170 тыс. взрослых жителей посещали школы по ликвидации неграмотности. В западных белорусских областях было открыто 5 высших учебных заведений и 25 средних специальных[91]. На белорусском языке стали издаваться газеты, были открыты 5 театров, 211 киноустановок, а также, что особенно показательно, 220 библиотек с книжным фондом свыше 446 тыс. книг[92].

При этом необходимо подчеркнуть, что руководство и СССР, и БССР стремилось учитывать национальные особенности западного региона. С этой целью открывались национально-культурные учреждения на польском языке и идиш, выходили газеты на польском языке, работали редакции польского радиовещания.

Значительный вклад в социально-экономические и политические преобразования внесли руководители и организаторы освободительного движения в Западной Беларуси. Среди них – А. Волынец, М. Крыштафович, З. Поплавский, С. Притыцкий, И. Урбанович, В. Царук, В. Хоружая и многие другие. Нельзя не вспомнить и таких деятелей белорусской национальной культуры Я. Брыля, М. Василька, М. Засима, П. Пестрака, С. Пяюна, М. Танка, В. Тавлая, которые внесли большой вклад для пробуждения национального самосознания белорусов.

Очевидно, что проводимые преобразования вызвали недовольство у отдельной части белорусского населения, сри которой особенно резкие выступления звучали со стороны зажиточных крестьян, бывших лесничих, осадников и полицейских. Следует заметить, что при активной поддержке польского эмиграционного правительства на территории западных областей Белорусской ССР была создана довольно обширная конспиративная сеть польского националистического подполья, которое вело борьбу за сохранение Польши в ее границах до сентября 1939 года.[93].

За день до капитуляции Варшавы 27 сентября 1939 года группой польских офицеров была образована первая подпольная военная структура для борьбы с германскими оккупантами – Служба победы Польши (СЗП). В состав организации вошли представители партий, оппозиционных последнему польскому правительству, покинувшему страну 16 сентября 1939 года. В октябре 1939 года во Франции было образовано новое польское коалиционное правительство, которое возглавил генерал В. Сикорский. Глава правительства отдал приказ об образовании на оккупированной территории Польши, в том числе и в Западной Белоруссии, подпольной вооружённой организации – Союза вооруженной борьбы (СВБ), который и был создан в январе 1940 года. Распространяя деятельность СВБ на всю территорию Польши в границах 1939 год, правительство В. Сикорского взяло на вооружение теорию и стратегию борьбы с двумя врагами – Германией и Советским Союзом[94]. Целью деятельности польских подпольных структур стало восстановление суверенитета и независимости Польши в границах до 1 сентября 1939 года.

С лета 1940 года. установились тесные контакты СВБ с вновь созданным Управлением специальных операций Военно-экономического министерства Великобритании. Под этим названием по сути своей деятельности скрывалась одна из британских спецслужб, которая стремилась через возможности, которым располагало польское подполье, организовать агентурную сеть в западных областях СССР[95].

Наряду с СВБ на территории западных областей БССР действовали и другие польские подпольные организации, такие как «Стрельцы», «Соколы», «Гренадёры», «Сикоровцы» и др. Основное внимание в своей деятельности они уделяли расширению сети первичных структур и подготовке сил и средств для подготовки и осуществления восстания, нацеленного на восстановление независимого Польского государства в границах 1939 года.

НКВД БССР придавал особое значение ликвидации польского подполья. Органы безопасности провели ряд операций по разгрому конспиративной сети. Так, только с октября 1939 года по июль 1940 года было раскрыто 109 подпольных организаций, объединявших 3 231 участника, из которых подавляющее большинство были поляками[96].

Кроме борьбы с польским антисоветским подпольем органы государственной безопасности уделяли большое внимание контрразведывательной работе по противодействию германским спецслужбам, также активно засылавшим агентуру на территорию западных областей БССР для сбора шпионских сведений о дислокации воинских частей Красной Армии, состоянии железных и шоссейных дорог, мостов, отношении местного населения к мероприятиям советской власти[97].

Государство должно было обеспечить безопасность на своих западных рубежах. В связи со сложившейся ситуацией было принято постановление СНК СССР от 10 апреля 1940 года о выселении из западных областей УССР и БССР ряда категорий населения, в том числе: семей бывших польских офицеров, жандармов, полицейских, тюремщиков, разведчиков, помещиков, фабрикантов, чиновников, участников польского националистического подполья, переселялись также асоциальные элементы и беженцы, которые не хотели принимать советское гражданство[98].

С октября 1939 года по июнь 1941 года около 120 тыс. человек были высланы органами НКВД БССР в отдалённые районы Советского Союза. В основном, это были семьи польских офицеров, полицейских и чиновников. Принятые жёсткие репрессивные меры сильно сузили социальную базу польского подполья и тем самым подорвали его возможности и значение[99].

Религиозная жизнь в западных областях БССР, без сомнения, заслуживает особого и отдельного упоминания.

С установлением на западных белорусских землях советской власти здесь произошли существенные изменения как в государственно-конфессиональных отношениях, так и в положении самих конфессий.

Советская власть с самого начала продемонстрировала своё негативное отношение к религии и Церкви независимо от того, было ли это православное, католическое либо иное исповедание. Однако, в отличие от восточных областей, где борьба с верой привела почти к полному угасанию религиозной жизни, на воссоединённых территориях религиозная жизнь населения имела довольно сильную укорененность. По данным Центрального Совета Союза воинствующих безбожников, в западнобелорусских областях в 1940 году насчитывалось «446 костёлов, 617 ксендзов, 542 церкви, 606 попов, 387 синагог, 293 раввина, 14 монастырей»[100].

С ноября 1939 года вступило в силу советское законодательство, на основании которого запрещалась хозяйственная и благотворительная работа религиозных обществ. Национализировалась их собственность. Церковное управление, равно как и культовые здания, передавались «двадцаткам» мирян, которые формально являлись учредителями религиозных общин. В соответствии с Конституцией СССР 1936 года провозглашалась свобода совести, при этом лица духовного звания не лишались избирательных прав[101].

Весной 1940 года были введены учреждения ЗАГС, которые стали осуществлять регистрацию рождений, погребений, браков и разводов. Ликвидировались все религиозные праздники в качестве выходных дней. Духовенству запрещалось носить вне храмов культовую одежду, а также появляться в больницах и домах общественной опеки для оказания душепопечительских услуг. Из школ убрали преподавание религии, из учреждений и организаций – всю религиозную атрибутику[102].

Духовные лица облагались высокими налогами: подоходным (размер его устанавливался республиканскими финансовыми органами), и культсбором (взимался по решению районных советов). Налоги были чрезмерно завышены и не соответствовали получаемым духовенством доходам. Помимо этого, для культовых зданий в несколько раз выше, по сравнению с госорганизациями, устанавливались оплата за электроэнергию и налог на землю. Так, за 1 кВт электроэнергии с культовых учреждений взималось 5 рублей (в отличии от 25 копеек для остальных), а налог на 1 м2 площади устанавливался в 5 рублей (другие – от 30 копеек до 1,5 рублей)[103].

Советская власть, столкнувшись с довольно сильным влиянием религии на верующих в возвращенных белорусских западных землях, вынуждена была сосредоточиться на внимательном осмыслении предпринимаемых конкретных шагов в этой сфере. Об этом подробно писал в статье «О задачах антирелигиозной пропаганды», опубликованной в 1940 году в журнале «Безбожник», главный идеолог антирелигиозной борьбы Е. Ярославский: «Понятно, что в недавно присоединившихся к СССР союзных республиках вопрос о религии имеет особое значение. Там ещё сильна власть религии, которую всячески насаждали буржуазные режимы. Там в течение десятилетий обманывали население сказками «о религиозных гонениях» в СССР, о том, что будто у нас запрещают молиться и т. д. Вот почему нам нужно быть очень тактичными при объяснении вреда религии трудящимся новых советских республик. Конечно, и там произойдёт революция в сознании трудящихся, которая произошла в нашей стране за двадцать два года, но она пойдёт гораздо быстрее, потому что эти народы получают советскую власть в готовом виде, а мы за советскую власть дрались на фронтах гражданской войны. Они в готовом виде получают всю советскую организацию, все созданные советской властью учреждения и весь накопленный за это время опыт. Пусть этот путь, уже пройденный нами, они с помощью всего Советского Союза пройдут гораздо скорее»[104].

Однако «осторожность» в проведении церковной политики в западных белорусских областях вовсе не означала, что советское государство отказалось от строительства безрелигиозного общества. Об этом свидетельствуют докладные записки, направляемые из эти хзападных областей в Москву.

Так, в докладной записке ЦК КП(б)Б «Сообщения о фактах деятельности церковников в западных областях БССР» от 27 февраля 1941 года начальнику Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Г. Александрову говорится, что после поездки в апреле 1940 года в Жировичский монастырь архиепископа Сергия (Воскресенского) «деятельность церковников» заметно усилилась. В монастыре разместились вновь созданные консистория и Гродненский епархиальный совет, которые возглавил епископ Пантелеимон (Рожновский). За 1940 год было организовано четыре крестных хода с большим числом верующих, многие из которых приезжали из различных белорусских городов. Сообщалось также о том, что в Пинской области власти пытались запретить колокольный звон, но им это не удалось[105].

Антисоветские настроения, имевшие место среде части населения западнобелорусских областей, прежде всего польской национальности, привели к тому, что духовенство также попало в поле зрения НКВД. Служителей религиозных культов, в первую очередь католического, называли «враждебными элементами», которые «распространяют среди населения контрреволюционные слухи и ведут контрреволюционную агитацию»[106].

Однако основной упор в борьбе с религией советская власть делала не на репрессивные, а на идеологические и пропагандистские меры. В западных областях БССР партийными, советскими и комсомольскими организациями проводилась антирелигиозная пропаганда в школах, клубах, кино, больницах, на предприятиях и в учреждениях. Массовыми тиражами издавались и распространялись антирелигиозные брошюры, плакаты, листовки. В школах создавались антирелигиозные кружки, которыми руководили комсомольцы. Проводились антирелигиозные вечера, лекции, беседы[107].

В проводимой антирелигиозной борьбе партийные и советские органы отводили важную роль культурно-массовой работе. По официальным данным, к началу 1941 года в западных областях БССР насчитывалось 100 кинотеатров, 92 дома культуры, 220 библиотек, 869 изб-читален. В их задачи входило в том числе проведение различных мероприятий культурно-просветительского, пропагандистского характера, разъяснение политики советской власти, приобщение населения к новой жизни, к активному участию в проводимых органами власти преобразованиях социально-экономического и общественно-политического характера. Не смотря на предпринимаемые меры, число верующих, посещающих церкви, костёлы, синагоги, молитвенные дома не уменьшалось[108].

В такой сложной общественно-политической ситуации происходили изменения в деятельности самих различных религий и вероисповеданий. С одной стороны, они вынуждены были в целях самосохранения, приспосабливаться к существующим условиям, вырабатывать новую тактику своей деятельности, смирившись с существующими порядками. С другой, важнейшей задачей для них оставалось сохранение своего влияния на верующих, стремление не допустить уничтожения религии, обеспечить её воспроизводство в новых поколениях паствы.

В результате этих одновременно происходящих и взаимозависимых процессов, в предвоенный период в западных областях БССР произошли существенные изменения в положении всех религий и конфессий. Они были связаны, в первую очередь, с той политикой, которую проводила советская власть в отношении верующий. Относительно «мягкий» характер этой политики вовсе не означал отказа от взятого курса на полное вытеснение религиозного мировоззрения из сознания людей.

В целом воссоединение западных белорусских земель с БССР имеет исключительно важное историческое значение для белорусов. Перед трудящимися западных областей открылись новые и широкие перспективы развития хозяйственной жизни, науки, культуры, созидательной работы в едином советском государстве на благо всего многонационального народа СССР и самих белорусов. В короткие сроки были проведены радикальные социально-экономические преобразования в интересах большинства, ликвидирована безработица, значительные положительные изменения произошли в народном просвещении, здравоохранении, в развитии науки и культуры. Опираясь на экономический и научно-технический потенциал всей страны, западнобелорусский регион после вхождения в состав советского государства, его Белорусской Советской Социалистической Республики сделал значительный шаг в своем социально-экономическом развитии и в осуществлении культурных преобразований.

Нельзя не признать, что воссоединение белорусского народа – это акт исторической справедливости, который завершил процесс консолидации белорусской нации, этого необходимого фундамента при строительстве белорусского государства. Это событие положительно повлияло на ход мировой истории. Оно позволило сорвать гитлеровский блицкриг летом 1941 года, стало одним из важных факторов разгрома Германии и её союзников. Этот исторический акт соответствовал интересам большинства населения края, предотвратил угрозу полонизации и ассимиляции белорусов, способствовал консолидации белорусской нации. Навсегда останется фактом того, что впервые за всю историю своего существования белорусские земли получили территориальную обособленность и территориальные границы в рамках советской республики, что явилось важнейшей предпосылкой для стремительного национально-государственного развития, общего поступательного движения белорусского народа к государственному суверенитету.

[1] Полуян И. В. Западная Белоруссия в период экономического кризиса 1929–1939 гг. Мн., 1991. С. 30.

[2] Данилович В. В. Ключевые положения национальной концепции отечественной истории // Государственная политика в сфере истории: проблемы и перспективы сохранения исторической правды и памяти. Мн., 2024. С. 26.

[3] Суржик Д. Политэкономия мюнхенского предательства // Мюнхен-1938. Падение в бездну Второй мировой. М., 2018. С. 125–129.

[4] Польша – Беларусь (1921–1953 гг.): сб. дакументов и материалов. Мн., 2012. С. 19.

[5] Мельтюхов М. И. Советско-польские войны. Военно-политическое противостояние 1918 – 1939 гг. М., 2001. С. 391 – 392.

[6] СССР в борьбе за мир накануне второй мировой войны (сентябрь 1938 г. – август 1939 г.). Документы и материалы. М., 1971. С. 326 – 329.

[7] Дашичев В. И. Банкротство стратегии германского фашизма. Исторические очерки. Документы и материалы. Т. 1. М., 1973. С. 138 – 140; Новая и новейшая история. 1969. № 5. С. 131 – 133.

[8] Год кризиса. 1938–1939. Документы и материалы. Т. 2. М., 1990. С. 302.

[9] Нарочницкая Н.А. «Концерт великих держав» накануне решающих событий… С. 30

[10] Мельтюхов М.И. Советский Союз и политический кризис 1939 года/ Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну? / Н.А. Нарочницкая, В.М. Фалин и др. М.: Вече, 2009. С. 188

[11] Сизов А.Н. К 70-летию со дня подписания советско-германского договора о ненападении от 23 августа 1939 года//Военно-исторический журнал, 2009, №8. С. 36

[12] Сетов Р.А. Тектоника войны. 1939 год. М.: МАКС Пресс, 2019. С. 241

[13] Безыменский Л.А. Советско-германские договоры 1939 г.: новые документы и старые проблемы // Новая и новейшая история. 1998. № 3. С. 13

[14] Безыменский Л.А. Советско-германские договоры 1939 г.: новые документы и старые проблемы // Новая и новейшая история. 1998. № 3. С. 13

[15] Безыменский Л.А. Советско-германские договоры 1939 г.: новые документы и старые проблемы // Новая и новейшая история. 1998. № 3. С. 13

[16] Нарочницкая Н.А. «Концерт великих держав» накануне решающих событий… С. 30

[17] Нарочницкая Н.А. «Концерт великих держав» накануне решающих событий… С. 27

[18] Нарочницкая Н.А. «Концерт великих держав» накануне решающих событий… С. 27

[19] Сетов Р.А. Тектоника войны. 1939 год. М.: МАКС Пресс, 2019. С. 241

[20] Сизов А.Н. К 70-летию со дня подписания советско-германского договора о ненападении от 23 августа 1939 года//Военно-исторический журнал, 2009, №8. С. 36

[21] Нарочницкая Н.А. «Концерт великих держав» накануне решающих событий… С. 27

[22] Год кризиса. 1938–1939. Документы и материалы. Т. 2. С. 318 – 321.

[23] Фалин В.М. К предыстории пакта о ненападении между СССР и Германией/ Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну? / Н.А. Нарочницкая, В.М. Фалин и др. М. : Вече, 2009. С. 90

[24] Фалин В.М. К предыстории пакта о ненападении между СССР и Германией… С. 94

[25] Каваленя А. Савецка-германскія дагаворы ў кантэксце крызісу міждзяржаўных адносін у Еўропе (1938 – 1939 гг.) // Назаўсёды разам. Да 60-годдзя ўз’яднання Заходняй Беларусі з БССР. Мн., 1999. С. 81.

[26] Случ З.С. Германия и СССР 1933-1939: от программной установки до тактической уловки// Славяноведение. 2019. № 5. С. 55

[27] Случ З.С. Германия и СССР 1933-1939: от программной установки до тактической уловки// Славяноведение. 2019. № 5. С. 55

[28] Токарев В.А. Советский культурный ландшафт в тени пакта Молотова-Риббентропа (1939-1941 гг.)//Российская история, №5, 2012. С. 65

[29] Токарев В.А. Советский культурный ландшафт в тени пакта Молотова-Риббентропа (1939-1941 гг.)//Российская история, №5, 2012. С. 65

[30] Токарев В.А. Советский культурный ландшафт в тени пакта Молотова-Риббентропа (1939-1941 гг.)//Российская история, №5, 2012. С. 65

[31] Токарев В.А. Советский культурный ландшафт в тени пакта Молотова-Риббентропа (1939-1941 гг.)//Российская история, №5, 2012. С. 65

[32] Токарев В.А. Советский культурный ландшафт в тени пакта Молотова-Риббентропа (1939-1941 гг.)//Российская история, №5, 2012. С. 65

[33] Токарев В.А. Советский культурный ландшафт в тени пакта Молотова-Риббентропа (1939-1941 гг.)//Российская история, №5, 2012. С. 65

[34] Хлевнюк, Олег. Сталин. Жизнь одного вождя: биография. М., АСТ Corpus, 2015. С. 236-237

[35] Хлевнюк, Олег. Сталин. Жизнь одного вождя: биография. М., АСТ Corpus, 2015. С. 236-237

[36] Хлевнюк, Олег. Сталин. Жизнь одного вождя: биография. М., АСТ Corpus, 2015. С. 236-237

[37] Хлевнюк, Олег. Сталин. Жизнь одного вождя: биография. М., АСТ Corpus, 2015. С. 236-237

[38] Хлевнюк, Олег. Сталин. Жизнь одного вождя: биография. М., АСТ Corpus, 2015. С. 236-237

[39] Хлевнюк, Олег. Сталин. Жизнь одного вождя: биография. М., АСТ Corpus, 2015. С. 236-237

[40] Шубин А.В. На пути к пакту 1939 года: сложности и противоречия советско-германского сближения/ Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну? / Н.А. Нарочницкая, В.М. Фалин и др. М. : Вече, 2009. С. 158

[41] Мельтюхов М. И. Советско-польские войны. Военно-политическое противостояние 1918 – 1939 гг. С. 198.

[42] Норден А. Так делаются войны. О закулисной стороне и технике агрессии. М., 1972. С. 104 – 105.

[43] Еnсykłopedia Wojskowa. T. I. Warszawa, 2007. S. 405 – 406.

[44] Gregorowicz S. Polska – ZSRR: stosunki polityczne. 1925 – 1939. Warszawa, 1995. S. 207.

[45] Zmowa: IV rozbiór Polski. Warszawa, 1990. S.49.

[46] Парсаданова В. С. Польша, Германия и СССР между 23 августа и 28 сентября 1939 года // Вопросы истории. 1997. №7. С. 21.

[47] Gregorowicz S. Polska – ZSRR: stosunki polityczne. 1925 – 1939. S. 207.

[48] Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 3. Д. 1014. Л. 14.

[49] Ладысеў У.Ф., Брыгадзін П. І. Паміж Усходам і Захадам: станаўленне дзяржаўнасці і тэрытарыяльнай цэласнасці Беларусі (1917 – 1939 гг.). Мн., 2003. С. 190 – 191.

[50] Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 35086. Оп. 1. Д. 4. Л. 8.

[51] Lisewski K. Wojna polska-sowiecka 1939. Londyn, 1988. S.110.

[52] Międzynarodowe tle agresje Rzeczy Niemieckie na Polske w 1939 roku. Warszawa, 1986. S. 193.

[53] РГВА. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 486. Л. 51.

[54] Андреюк Н. И. В дни немецко-польской войны // Годы испытаний и мужества. Мн., 1973. С. 388; В единой семье братских народов. Мн., 1971. С. 34 – 35; Царюк И. В семье единой. Мн., 1969. – С. 18.

[55] Кривошеин С.М. Междубурье. Воспоминания. Белгород–Воронеж, 1964. С. 251.

[56] Эберхард П. Дэмаграфічная сітуацыя на Беларусі. Мн., 1997. С. 143 – 145.

[57] Гриф секретности снят. Потери вооружённых сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах. М., 1993. С. 86 – 87; Книга памяти. Т.1. М., 1998.

[58] Ладысеў У. Падзеі верасня – кастрычніка 1939 года ў лёсе беларускага народа // Назаўсёды разам. Да 60-годдзя ўз’яднання Заходняй Беларусі з БССР. Мн., 1999. С. 88 – 89.

[59] РГВА. Ф. 35086. Оп. 1. Д. 4. Л. 8; Государственный архив Брестской области (ГАБО). Ф. 292. Оп. 1. Д. 1. Л. 3.

[60] ГАБО. Ф. 292. Оп. 1. Д. 1а. Л. 1 – 2.

[61] Ладысеў У.Ф., Брыгадзін П. І. Паміж Усходам і Захадам: станаўленне дзяржаўнасці і тэрытарыяльнай цэласнасці Беларусі (1917 – 1939 гг.). С. 196 – 197.

[62] Центральный архив Комитета государственной безопасности Республики Беларусь (ЦАКГБРБ). Ф. 3. Оп. 1. Д. 33. Л. 252 – 253.

[63] Гісторыя Беларускай ССР. Т. 4. Мн., 1975. С. 88.

[64] Ладысеў У.Ф., Брыгадзін П. І. Паміж Усходам і Захадам: станаўленне дзяржаўнасці і тэрытарыяльнай цэласнасці Беларусі (1917 – 1939 гг.). С. 195 – 196.

[65] Национальный архив Республики Беларусь (НАРБ). Ф. 4п. Оп. 1. Д. 14623. Л. 206 – 211.

[66] РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1014. Л. 57 – 61.

[67] НАРБ. Ф. 4п. Оп. 1. Д. 13541. Л. 1 – 3.

[68] НАРБ. Ф. 4п. Оп. 1. Д. 14520. Л. 1 – 3.

[69] Звязда. 26 кастрычніка. 1939 г.

[70] Большевик. 1939. № 21. С. 45; Народное (Национальное) собрание Западной Белоруссии. Стенографический отчёт. Мн., 1946. С. 181.

[71] НАРБ. Ф. 4п. Оп. 1. Д. 14730. Л. 116 – 118.

[72] НАРБ. Ф. 4п. Оп. 1. Д. 14563. Л. 1 – 2.

[73] НАРБ. Ф. 4п. Оп. 1. Д. 14730. Л. 112 – 113.

[74] НАРБ. Ф. 4п. Оп. 1. Д. 14730. Л. 114 – 115.

[75] Ладысеў У.Ф., Брыгадзін П. І. Паміж Усходам і Захадам: станаўленне дзяржаўнасці і тэрытарыяльнай цэласнасці Беларусі (1917 – 1939 гг.). С. 200.

[76] Правда. 1939. 4 ноября.

[77] Нечарговая трэцяя сесія Вярхоўнага Савета БССР, 12 – 14 лістапада 1939 г. Мн., 1940. С. 91.

[78] Нарысы гісторыі Беларусі. Ч. 2. Мн., 1995. С. 258.

[79] Ладысеў У.Ф., Брыгадзін П. І. Паміж Усходам і Захадам: станаўленне дзяржаўнасці і тэрытарыяльнай цэласнасці Беларусі (1917 – 1939 гг.). С. 201.

[80] Белорусская Советская Социалистическая Республика. Мн., 1978. С. 10.

[81] Нарысы гісторыі Беларусі. Ч. 2. С. 259.

[82] Партии помощник боевой. Мн., 1968. С. 146.

[83] Нарысы гісторыі Беларусі. Ч. 2. С. 261.

[84] Статистический справочник состояния народного хозяйства и культуры Белорусской ССР к началу Великой Отечественной войны. Мн., 1943. С. 36 – 40, 62 – 63, 70 – 91, 128 – 131.

[85] Барадач Г. А., Дамарад К. І. Калектывізацыя сельскай гаспадаркі ў заходніх абласцях БССР. Мн., 1959. С. 77.

[86] Советская Белоруссия. 1940. 21 ноября.

[87] Нарысы гісторыі Беларусі. Ч. 2. С. 262.

[88] Статистический справочник состояния народного хозяйства и культуры Белорусской ССР к началу Великой Отечественной войны. С. 193 – 194.

[89] Mały rocznik statystyczny. Warszawa, 1939. S. 318.

[90] Статистический справочник состояния народного хозяйства и культуры Белорусской ССР к началу Великой Отечественной войны. С. 163 – 165.

[91] Гісторыя Беларускай ССР. Т. 4. С. 109 – 110.

[92] Гісторыя Беларускай ССР. Т. 4. С. 110 – 111, 113.

[93] Ситкевич С. А., Сильванович С. А., Барабаш В. В., Рыбак Н. А. Польское подполье на территории западных областей Беларуси (1939 – 1954 гг.). Гродно, 2004. С. 141 – 183.

[94] Лiтвiн А. Армiя Краёва на Беларусі: да праблемы вывучэння // Беларускi гiстарычны часопiс. 1994. № 1. С. 67 – 68.

[95] Сямашка Я.І. Армія Краёва на Беларусі. Мн., 1994. С. 55.

[96] НАРБ. Ф. 4п. Оп. 21. Д. 2078. Л. 137 – 152.

[97] ЦАКГБРБ. Дело № 15363. Л. 133 – 138, 143, 184 – 186; Щит и меч Отечества. Мн., 2006. С. 125 – 127.

[98] Рижский мир в судьбе белорусского народа. 1921–1953 гг. В 2 кн. Кн. 2. Мн., 2014. С. 38.

[99] Хацкевич А. Узлы развязывает время. Формирования польской Армии Крайовой на территории западных областей Белоруссии (1943–1944 гг.) // Неман. 1994. № 1. С. 137.

[100] Ярмусик Э. С. Католический Костёл в Беларуси в годы Второй мировой войны (1939 – 1945). Гродно, 2002. С. 34.

[101] Харченко О. Организация церковной жизни в Западной Беларуси (сентябрь 1939 – июнь 1941 гг.) // Biatoruskie Zeszyty Historyczne. Беларускі гістарычны зборнік. 2010. № 33. С. 143.

[102] Ярмусик Э. С. Католический Костёл в Беларуси… С. 37.

[103] Харченко О. Организация церковной жизни… С. 143 – 145; Ярмусик Э. С. Католический Костёл… С. 55.

[104] Харченко О. Организация церковной жизни… С. 142.

[105] Шкаровский М. В. Православие при социализме // Электронный ресурс: www.cat.convdocs.org/docs/index-108916.html. Режим доступа: 10 января 2014 г.

[106] Государственный архив общественных объединений Гродненской области (ГАООГО). Ф. 6218. Оп. 1. Д. 74. Л. 11.

[107] Dzwonkowski, Roman SAC. Religia i Kosciot katolicki w ZSRS 1917 – 1991. Kronika. Lublin, 2010. S. 243.

[108] Ярмусик Э. С. Католический Костёл в Беларуси… С. 48.