«Зелёная политэкономия» и G20. За чей счёт США собираются «спасать природу»

Министры финансов и главы ЦБ стран «Большой двадцатки» (G20) поддержали идею так называемых «зелёных финансов». Если коротко и без изысков, то суть идеи – в спасении нашей родины-планеты Земля от варварского капиталистического уклада. Если мудрёно и с претензией на научность, то суть – в финансировании «экологически устойчивого роста, который должен быть поставлен в центр стратегии экономического развития всех стран».

Спору нет, цель благородная. Однако есть нюансы. Во-первых, напрягает, что против эксплуатации «нашей родины» выступают самые отчаянные её эксплуататоры. Пчёлы против меда? А, во-вторых, хотелось бы понять принципы борьбы «за гуманизм и дело мира». Речь ведь идёт не просто о новых «зелёных» бумажках. Речь о новой (альтернативной) финансовой системе, о новом политически мотивированном механизме регулирования экономических отношений в обществе.

Идея «зеленых финансов» предусматривает своё «зелёное» кредитование, фонды «зелёного» развития, «зелёные» облигации, «зелёные» индексы ценных бумаг, «зелёное» страхование и т.д. На самом деле: складывается совершенно новый (не рыночный) класс финансов и новая (непрозрачная) система индексов и котировок, с помощью которой будут устанавливаться понижающие коэффициенты и вводиться санкции и штрафы.

Для понимания значимости происходящего необходим короткий экскурс в историю.

В 2000 году на «саммите тысячелетия» Генеральная Ассамблея ООН сформулировала восемь глобальных целей, получивших название «Цели развития тысячелетия». В качестве общечеловеческих проблем были названы: бедность, образование, равноправие полов, детская смертность, материнское здоровье и СПИД…

И опять же, слова дурного не скажешь против повестки. Но среди гуманистических целей «тысячелетия» особняком стоят две последние (7 и 8). Седьмая сфокусирована на решении экологической проблемы, в ней впервые на официальном уровне ставится задача включить принципы «устойчивого развития» в государственные программы всех стран. А восьмая декларирует необходимость всемирного (глобального) партнёрства в целях «устойчивого развития», то есть создания надгосударственных институтов контроля.

Родоначальником теории «устойчивого развития» считается английский священник и учёный XVIII века Томас Роберт Мальтус, который первым сформировал комплексный взгляд на демографию, экономику и экологию. Мальтус выступал за сохранение экосистемы планеты в равновесии. Экономическим срезом его теории был тезис о том, что причина бедности кроется не в принципах перераспределения совокупного общественного продукта (экономика), а в ограниченности продовольственных ресурсов (природа). Из этого делался вывод, что единственным способом борьбы с бедностью является ограничение рождаемости в бедных семьях (селекция).

В современном дискурсе тема «устойчивого развития», экологической безопасности и регулирования ресурсов (рационализация) была реанимирована в рамках Римского клуба в 1972 году. В новой редакции тезис об ограниченности природных ресурсов подразумевает уже не продовольствие, а энергию, углеводороды. Чуть позже тема неизбежности глобального контроля над природными ресурсами (глобальный дефицит) станет постоянной в повестке «Большой семёрки», созданной как противовес ОПЕК сразу после нефтяного кризиса 1973 года.

В 2000 году на «саммите тысячелетия» концепция «устойчивого развития» получит статус одного из основополагающих документов международного права, а спустя пять лет на очередном саммите ООН будет провозглашено «Глобальное партнёрство в целях развития». Список задач «партнёрства», если очистить его от беллетристики («за всё хорошее, против всего плохого»), впечатляет сам по себе.

Приведём некоторые из пунктов:

- добиваться эффективного и транспарентного использования государственных финансов в целях макроэкономической стабильности;

- обеспечить баланс маневра национальной промышленной политики в рамках обязательств и соображений глобального рынка;

- повысить вклад неправительственных организаций, гражданского общества и частного сектора в налаживании глобального партнёрства;

- охранять базу природных ресурсов.

Документ, в полном соответствии с неомальтузианством, обосновывается необходимостью защиты экологической устойчивости планеты. В центре концепции – принцип универсального доступа к природным ресурсам (источникам энергии) и постепенный отказ от государства (Nation State) как формы социального контроля, осуществляемого посредством выражения политической воли гражданами. Фактически декларирован отказ от демократии в том виде, в котором мы её знаем, в пользу глобального (наднационального) контроля.

Знаковая вещь: необходимость глобального управления (global governance) в негосударственном формате аргументируется не общими выгодами, а общими угрозами (глобальное потепление, терроризм и т.д.). Осознание «нашей общей родины» приходит через осознание общей беды, через страх перед будущим. Идёт так называемая «игра с нулевой суммой». Чем сильнее угроза международного терроризма, чем неадекватней представляются действия стран, не согласных с миропорядком «конца истории», тем выше потребность в глобальном управлении.

В описательной части целенаправленной деятельности человека (бизнес-процессы) за последние 20 лет на Западе произошли концептуальные изменения, по-новому раскрывающие совокупность старых причинно-следственных связей. У нас по-прежнему в ходу копипасты из устаревшего лексикона 90-х о независимости экономики от политики и о политике открытости, как политике роста (даже партию такую создали). А в США такие конструкты, как «отрасль», «рынок», «услуга», уже давно не в ходу: на их место пришли «архитектуры», «воздействия», «системы управления», «потенциалы».

Там, где мы говорим о товарах, американцы говорят о преобразующих инвестициях (в погоду, в счастье, в порядок). Так называемые инвестиции с социальной отдачей, меняющие принципы принятия решений, когда инвестор не затраты и прибыли считает, а новые возможности, которые он получает за свои деньги. Вульгарный пример: Украина. 5 млрд. долларов, о которых говорила Виктория Нуланд, – и киевская улица заменяет собой политический ландшафт. Решения начинают принимать вопреки рациональным интересам страны (по хулиганке).

В результате семантического разрыва, подписывая международные соглашения, мы порой не отдаём себе отчёт, о чём они, в каком контексте с ними работают наши контрагенты. А потом обижаемся, что нас не так поняли, или уверяем, что мы не то имели в виду.

Свежий пример: подписание Россией Парижского соглашения (2015) о сокращении выбросов парниковых газов. В оглавлении Соглашения – борьба за экологию планеты, его содержательная часть – новая редакция мальтузианской идеи о десуверенизации природных ресурсов, а фискальная (выплаты за выбросы парниковых газов) – не что иное, как первый глобальный налог. Уже и институт отдельный как модератор процесса создан в рамках официального партнерства с ООН под названием «Устойчивая энергетика для всех», штаб-квартира в Австрии.

При решении своих задач США, всегда стремятся вывести объект будущих капитальных вложений за рамки наблюдаемости большей части участников переговоров. Мы воспринимаем глобальное потепление как проблему, а для ресурсно-дефицитного Запада это механизм смены управления критически значимым ресурсом. В американском политикуме нефтедобывающие страны называют «безбилетниками» – платят за углеводороды все, а выгоду извлекают отдельные страны. И это надо знать, чтобы понимать, кого назначат виновными за проблему индустриального роста развивающихся стран.

Кстати, накануне открытия саммита G20 Китай также объявил о ратификации Парижского соглашения по климату. При этом цель Китая понятна: превратить «двадцатку» в самый влиятельный форум, определяющий глобальную повестку дня, и вырвать управленческий рычаг из рук «Большой семёрки». Да и финансовые ресурсы Китая несопоставимы с российскими.

Можно, конечно, в очередной раз отмахнуться от проблемы. Пока бюрократический аппарат G20 и ООН всё это через себя прокрутит, лет 20 пройдёт, а там и подумаем, что с этим делать. Однако коалиция банковских регуляторов для поиска способов содействия «зелёному» кредитованию уже создана, а фондовые биржи уже заявили о готовности учитывать риски компаний в метрике устойчивого развития.

Пока бюрократический аппарат будет крутиться, банки и биржи отработают практику нового регулирования и отстроят его механизм. Потом будет уже поздно что-то пересматривать. А главное – непонятно, куда жаловаться.