У истоков русской идеологии: «Третий Рим» и другие представления о себе в мире и истории
«Кто знал, что Москве царством быти,
кто ведал, что Москве государством слыти?»
Повесть о зачале Москвы.
С окончанием эпохи Ивана Третьего в русском обществе возникла необходимость поиска нового ответа на вопрос о месте народившейся империи в мире. Победная поступь России и соответствующее ей настроение русских выразилось в создании целого ряда концепций, заявляющих о том, что в Москву переместился центр мировой истории. Это «Москва – третий Рим» и теории, содержащиеся в «Сказании о Вавилон-граде» и в «Сказании о князех Владимирских». Их влиянию на государственную идеологию Московского царства посвящена эта обзорная статья.
Откуда и зачем взялся «Третий Рим»
Традиционно считается, что концепция «Москва – третий Рим» принадлежит перу настоятеля псковского Елеазарова монастыря старцу Филофею. Он выразил её в двух посланиях. Одно из них адресовано великому князю Василию Третьему (25.03.1479 –3.12.1533 гг., на столе с 1505 по 1533 год), другое – дьяку Мисюрь-Мунехину.
Обстоятельства, при которых написаны эти послания, следующие. В январе 1510 года Псков был лишён своей автономии, вечевой колокол снят, ввели московскую систему управления. Руководить городом стали два московских наместника с двумя дьяками (одним из них и был Мунехин). Наместники творили «многия беззакония», и псковичи обратились за помощью к Филофею, лично знакомому с великим князем. Тот призвал их к терпению, но одновременно обратился с посланием к Василию, которое передал через отъезжающего в Москву Мунехина.
В этом послании, как считается, Филофей косвенно изложил жалобы псковичей, но основными его темами были: долгое отсутствие архиепископа Новгорода («вдовство» епархии), неправильность совершения некоторыми людьми крестного знамения и «содомский грех». То, что потом получило название «теория "Москва – третий Рим"», высказано им в следующих тяжеловесных словах:
«Тебе пресветлейшему и высокостольнейшему государю великому князю, православному христианскому царю и всех владыке, браздодержателю святых божиих престол святыя вселенския соборныя апостольския церкви пречистыя Богородицы честного и славного ея Успения, иже вместо Римския и Константинопольския просиявшу. Старого убо Рима церкви падеся неверием аполинариевы ереси, второго Рима Константинова града церкви агаряне внуцы секирами и оскордами рассекоша двери, сия же ныне третьего нового Рима державного твоего царствия святые соборные апостольския церкви, иже в концых вселенныя в православной христианской веры во всей поднебесной паче солнца светится. И да весть твоя держава благочестивый царю, яко все царства православныя христианския веры снидошеся в твое единое царство. Един ты во всей поднебесной христианам царь».
Здесь же содержится и знаменитая формула: «Два убо Рима падоша, третий стоить, а четвёртому не быти». Отмечу, что, если судить по языку летописей или сохранившихся образцов светской литературы того времени, то язык Филофея его светским современникам был понятен лишь немного больше, чем нам с вами. В послании Мунехину он говорит почти то же самое, только там добавлена тема осуждения астрологов («звездосчётцев»).
Сложно в этих словах увидеть какую-либо законченную концепцию, тем более государственно-мессианского характера. Автор вкладывает в них отнюдь не имперский смысл: речь идёт о том, что Василий как единственный оставшийся православный монарх должен следить за чистотой православия и быть защитником веры. Именно так и было понято послание Филофея в XVI веке.
Как Г.В. Вернадский, так и Н.И. Ульянов (написавший великолепную работу на эту тему) считали, что широкого распространения концепция «Москва – третий Рим» в это время не получила, оставаясь принадлежностью узкого круга монахов-книжников. Эту точку зрения разделял и М.А. Алпатов. Об этой теории в своих письмах не упоминает Иван Грозный, её нет ни в «официозных» летописных сводах (типа Воскресенского и Никоновского), ни в Степенной книге.
Почти дословное изложение формулы Филофея появляется только в «утверждённой грамоте» константинопольского патриарха Иеремии, приехавшего в Москву в 1589 году для утверждения московской патриархии. Это подтверждает, что концепция была принадлежностью идеологии церковной, но не государственной.
Не «третий Рим», а Первая Москва
И рождена теория нового Рима, сменяющего Константинополь, как показывает Н.И. Ульянов, не Филофеем. Видимо, впервые о «новом Царьграде» как о центре православного мира заговорили в Болгарии во времена расцвета Второго царства, когда Константинополь находился во власти крестоносцев. Под «новым Царьградом» подразумевалось Тырново, где только что была утверждена патриархия. Затем, когда болгарское государство завоевали османы, беженцы, хлынувшие в Россию, занесли её в Москву, в помощи со стороны которой они видели единственную возможность свержения османского владычества.
Но в самой Москве к войне с Турцией отнеслись прохладно, вот почему теория «Москва – третий Рим» не была принята на вооружение как часть государственной идеологии, оставшись внутри церкви. Настороженность к ней подпитывалась ещё и тем, что попытки втянуть Россию в войну с турками делались и с Запада. Добиться участия Москвы в антитурецких коалициях желали и Венеция, и Священная Римская империя германской нации, и папство. Ещё Ивана Третьего соблазняли «византийским наследством»: «Восточная империя, захваченная оттоманами, должна, за прекращением императорского рода в мужском колене, принадлежать вашей сиятельной власти в силу вашего благополучного брака».
При Василии Третьем Западом посылались посольства за посольством, московиты их вежливо выслушивали, но желания таскать для других каштаны из огня не проявляли. Послы уезжали, обижаясь на упрямство русских, не поддававшихся розовым миражам Константинополя. Программа, заложенная в умы московской элиты Иваном Третьим, исправно работала: бояре объясняли послам, что Россию интересует «киевское наследство».
Кроме политических, были соображения и этнопсихологического характера: разбухшая от пассионарности Москва не хотела быть копией даже шедевра, она не желала быть третьим Римом, а желала оставаться сама собой, первой и единственной. Видимо, многим из нас это трудно понять.
«Сказание о Вавилон-граде»
Большее влияние на московское общество оказало «Сказание о Вавилон-граде». Его концепция мировой истории начинается с ещё более древней, чем Рим, мировой столицы – Вавилона. Далее линия мирового развития тянется через Константинополь в Москву (обходя Запад).
Важной чертой здесь является не повторение одного и того же явления (Рима), а стремление показать восходящую линию исторического развития. Вавилон, Константинополь и Москва знаменуют три ступени истории, когда на смену старому приходит новое, полное сил.
Есть разные списки «Сказания», и сюжеты в них несколько отличаются. Общим является то, что посланцы византийского императора, посланные в Вавилон за царскими регалиями, находят там «мерзость запустения», но встречают трёх отроков, которые передают им некую «сердоликовую крабицу» и «царскую шапку». Впоследствии Константин Мономах вручает их киевскому Владимиру Всеволодовичу (Мономаху). «И ныне та шапочка Мономаха царя, еже в Вавилоне, в российском царстве в Московском государстве у царя государя и великого князя Михаила Федоровича всея Росии самодержца», – продолжил сюжет летописец XVII века.
Наличие разных списков говорит о довольно широкой распространённости «Сказания о Вавилон-граде». В его концепции для русских политиков был и плюс, и минус. Плюс в том, что она подтверждала самость и уникальность Москвы, минус – в ориентации на юг, что не соответствовало целям внешней политики России.
«Сказание о князех Владимирских» и основы русской геополитики
Сильнее остальных концепций на государственную идеологию Московского царства повлияла та, которая содержалась в «Сказании о князех Владимирских».
Видимо, сначала сложились две отдельные легенды: о происхождении московского княжеского дома и о царских регалиях. В правление Василия Третьего (до 1523 года) они были объединены монахом Спиридоном-Саввой в «Послании о Мономаховом венце». Затем, не позднее 1527 года, неизвестным автором на его основе и было составлено «Сказание о князех Владимирских». Оно, по сути дела, получило официальный статус, так как включено в качестве вступительной статьи в «Государев родословец» к венчанию на царство Ивана Четвертого в 1547 году, в Степенную книгу и в Бархатную книгу.
Спиридон был человеком интересной судьбы. Тверич, он был возведён константинопольским патриархом в сан митрополита Руси и отправлен в качестве такового в Киев. Великий князь Литовский Казимир его не признал и посадил под стражу. Спиридону удалось бежать в Москву, но и там его сан не был признан, поскольку уже был самостоятельно избран свой кандидат. Тогда под именем Савва он обосновался в Ферапонтовом монастыре на Белоозере, где и написал ряд религиозных трактатов и посланий.
«Сказание о князех Владимирских» начинается с библейского рассказа о разделении мира между сыновьями Ноя, но события быстро перемещаются на территорию Римской империи. Сопровождая свой рассказ фантастическими подробностями, автор делает Августа наследником всей мировой империи и заставляет его делить мир между своими родственниками.
Одним из таких называется его двоюродный брат Прус, который назначается правителем «в брезеъ Вислы реки в град, глаголемый Мотброк и Торун и Хвоиница, и преславы Гданеск, и иных многих градов по реку, глаголемую Неман, ...и до сего часа по имени его зовашася Пруская земля». Его потомка в четырнадцатом колене Рюрика по инициативе Гостомысла приглашают к себе на княжение новгородцы.
Далее через Владимира Святого автор переходит к Владимиру Всеволодовичу, который идёт войной на Константинополь. Там византийский император Константин Мономах передает Владимиру свои дары – царские регалии: сердоликовую чащу, из которой пил вино Август, венец, золотую цепь и многое другое, со словами «Прими от нас, о боголюбивый и благоверный князь, во славу твою и честь эти честные дары, которые с самого начала твоего рода и твоих предков являются царским жребием». Эти слова можно понять и так, что Владимир Мономах получает лишь то, что ему принадлежит по праву рождения. «От сего часа тем венцом царьским... венчаются вси великие князья владимирские, егда ставятся на великое княжение русское, яко же и волный самодержец и царь Великые Росия Василий Иванович...»
Так сплетается византийская и западная традиции русской политической мысли, но обратим внимание на то, что западная является главенствующей. Благородство князей Владимирских противопоставляется ничтожеству литовских князей. Автор утверждает, что основатель их рода Гедемин был не братом Витеня (последнего законного князя), а его конюхом. «И поят жену его раб его имянем Гегеминик, конюшец его. И роди от нее 7 сынов». Здесь сказывается антилитовская направленность произведения, что соответствовало политическим задачам Москвы по возвращению русских земель, занятых Литвой и Польшей.
Миф о происхождении от Августа прочно вошёл в русскую дипломатическую практику. Мы встречаем его как обоснование прав России на Ливонию в переговорах о мире в 1563 году, в переписке с Польшей и Швецией. «Сказание о князех Владимирских» стало идейным оружием для исторического обоснования внешней политики России вплоть до петровских времен.
***
Почему же сейчас мы больше знаем о теории «Москва – третий Рим»? Да потому что ей было суждено второе рождение в XIX веке. Если религиозной частью посланий Филофея ещё пользовались в XVII веке раскольники, то потом забыли даже о ней. Забыли до тех пор, пока его послания не были опубликованы на рубеже 1850-1860-х годов в «Православном вестнике».
И вот после этих публикаций и вошла в общественный дискурс его теория о третьем Риме. Этому способствовала как общественная, так и международно-политическая обстановка: споры между западниками и славянофилами, балканская проблема. Несколько строчек Филофея обросли пышной легендой. Вот этот-то образ и сохранился до наших дней.
***
Читайте также:
Долги России от первых Романовых до наших дней. Часть 1: Русское царство и Российская империя
Долги России от первых Романовых до наших дней. Часть 2: СССР и Российская Федерация
***
Лекториум:
Татьяна Черникова. Становление единого Московского государства в конце XV – начале XVI вв.
Татьяна Черникова. Внешняя политика России в XVI веке