Школа особого назначения. Где учились советские разведчики?

В 1938 году в Балашихе открылось учебное заведение, которое сегодня называется Академией внешней разведки

Это учебное заведение до сих пор остается самым засекреченным в России. Его ученики носят «школьные» фамилии и пользуются вымышленными биографиями. Учебные программы этой академии засекречены – как и учебники, и имена преподавателей. Академия внешней разведки СВР не так давно отметила свой 80-летний юбилей и продолжает оставаться главной кузницей кадров российских разведчиков.

Когда не хватает разведчиков

Вторая половина 1930-х годов была тяжелым временем для советской разведки. Многие сотрудники центрального аппарата внешней разведки НКВД СССР были репрессированы, необоснованным преследованиям подверглась и немалая часть действующих сотрудников и даже руководителей зарубежных резидентур. Быстро восполнить эту нехватку было невозможно. Несмотря на то что советские органы внешней разведки отсчитывали уже второе десятилетие, подготовка кадров в них велась буквально штучная. Даже если будущий разведчик успел отучиться полгода на Курсах особого назначения Центральной школы НКВД, он получал только общие сведения. Натаскивать такого сотрудника, делать из бывшего рабочего или студента настоящего иностранца приходилось уже в процессе его работы, и хорошо, если не сразу за границей.

Так что нет ничего удивительного в том, что уже летом 1937 года Иосиф Сталин на совещании с руководителями органов советской внешней разведки задал прямой вопрос: как ведется подготовка новых кадров? Видимо, полученный ответ не устроил советского лидера, и он поручил пересмотреть сложившуюся практику. Результатом стала докладная записка, поданная в ЦК ВКП(б) уже через несколько дней. В ней руководители Главного управления госбезопасности (ГУГБ) НКВД, отвечавшего за внешнюю разведку, предлагали создать новое учебное заведение – Школу особого назначения, которая и занималась бы подготовкой разведчиков.

Число курсантов школы определили в 30 человек, срок обучения – всего один год, а годовой бюджет – в полтора миллиона рублей. Из него оплачивалось содержание не только самих слушателей, которые должны были жить на полном пансионе, но и преподавательского состава, в том числе из числа приглашенных со стороны. Ознакомившись с докладной запиской руководства ГУГБ НКВД, Сталин, всегда придававший разведке особое значение, 8 июля 1937 года наложил короткую резолюцию: «Курс разведчиков надо организовывать обязательно вне Москвы». С этого момента и можно было начинать отсчет истории будущей Академии внешней разведки, если бы не одно «но». Даже резолюция Сталина не могла немедленно превратить строчки документов в реальные помещения, реальных людей и реальные программы.

Прошло еще больше года, прежде чем 3 октября 1938 года нарком внутренних дел Николай Ежов подписал приказ о создании Школы особого назначения. Начальником школы стал Владимир Шармазанашвили, который сам только-только отучился на Курсах особого назначения Центральной школы НКВД. По свидетельству современников, разведчиком он оказался не самым сильным, зато проявил незаурядные организаторские способности, что и стало причиной его назначения на пост первого начальника ШОН.

Райский уголок в Балашихе

Выполняя строгое распоряжение Сталина, под размещение ШОН отвели несколько объектов в ближайшем Подмосковье. Основным местом расположения школы будущих разведчиков стала база на 25-м километре Горьковского шоссе, в городе Балашихе. Именно здесь разместили общежитие для слушателей, оно же учебный корпус, а также столовую и некоторые полигоны. Стрелковую, взрывотехническую и прочую специальную подготовку слушатели ШОН проходили на других объектах: на 21-м км Горьковского шоссе в той же Балашихе, а также в Пушкине и в районе Барвихи.

В каких условиях велось обучение курсантов ШОН, можно представить себе по воспоминаниям Героя Российской Федерации Александра Феклисова – одного из самых знаменитых советских разведчиков 1940-60 годов, много лет проработавшего в США. В своих воспоминаниях он писал: «Условия и обстановка в ШОН оказались для меня непривычными. Школа размещалась в добротном, небольшом деревянном двухэтажном доме, стоящем в лесу; ее территория была огорожена забором. На верхнем этаже располагались пять спальных комнат, душевая, зал для отдыха и игр, а на нижнем – два учебных класса и столовая. Спальные комнаты были большие, в них находились два стола для занятий, две роскошные кровати с хорошими теплыми одеялами и два шкафа для одежды. Перед кроватями лежали коврики. Комнаты содержались в идеальной чистоте. По сравнению с обстановкой, в которой я жил дома, где зимой спал на сундуке за печкой, а летом – в сарае на дровах, новые условия казались райскими. Как и другие десять слушателей, я оценил по достоинству трехразовое вкусное и сытное питание».

Как и прежде, кандидатов в будущие разведчики отбирали очень пристально, отчего на курсе и могло оказаться всего десять слушателей. Образование существенного значения не имело, хотя, как вспоминал Александр Феклисов, тогдашний руководитель внешней разведки Павел Фитин отдавал предпочтение выпускникам технических вузов, полагая, что у гуманитариев все образование сводится к «зубрежке и болтовне».

Поначалу курсантам ШОН преподавали девять иностранных языков: четыре – японский, китайский, персидский и турецкий – на кафедре «Восток», и пять – английский, немецкий, испанский, французский и итальянский – на кафедре «Запад». При этом на первоначальный уровень владения иностранным языком, если он и был, внимания не обращали, считая, что при интенсивной подготовке освоить чужую речь курсанты смогут и за год. И это действительно было так: молодые люди, которым не приходилось тратить время ни на что другое, кроме учебы, быстро набирали лексику и воспринимали произношение.

Что касается других предметов, то среди них были, конечно, теория разведки и оперативная деятельность. Радиоделу обучали не всех: среди однокурсников Феклисова половина занималась им, а остальные в это же время изучали вопросы документации. Зато обязательными для всех были такие необычные предметы, как дипломатический протокол, умение вести себя за столом и правильно одеваться. Осваивали и прочие навыки, которые должны были сделать из вчерашних студентов и рабочих людей совершенно иной культуры. «В годы учебы в институте я обычно носил казенный лыжный костюм и лыжные ботинки, и у меня было на все случаи жизни заношенное демисезонное пальто, – вспоминал Александр Феклисов. – В ШОН нам выдали по хорошему новенькому пальто, шляпе (до этого шляп я никогда не носил), костюму, ботинкам, сорочкам».

Любопытно, что курсанты не жили в школе постоянно: в выходные им разрешалось уходить домой. Но при этом никто, включая самых близких людей, не должен был знать, где они живут в остальное время и чему обучаются. (Позднее эта практика была отменена, и курсанты стали жить на территории школы безвылазно). Делалось это в том числе и для того, чтобы молодые люди привыкли к своему новому облику, посещая театры и кино, бывая в ресторанах и других общественных местах. На это им выделялись солидные деньги: месячная стипендия составляла 500 рублей!

От школы до академии

Имея солидное финансирование, руководство школы не экономило и приглашало для своих воспитанников лучших специалистов. Занятия по иностранным языкам, страноведению, экономической географии и международным отношениям вели лучшие преподаватели из МГУ, института иностранных языков и других ведущих московских вузов. Спецпредметы слушатели ШОН изучали под руководством опытнейших специалистов своего дела из числа кадровых разведчиков, служивших в НКВД. Им же, прежде всего отработавшим долгое время за кордоном, отводилась и задача научить будущих коллег языковым тонкостям, привить характерный акцент и познакомить с бытовыми мелочами стран, в которых им предстоит работать. Это правило, кстати, сохранилось до сих пор: вернувшиеся из командировок разведчики непременно передают свой опыт молодым товарищам. В частности, наставником того же Александра Феклисова был легендарный разведчик Исхак Ахмеров.

При этом оказаться в загранкомандировке мог далеко не каждый выпускник школы, о чем свидетельствовал, в частности, пример ее первого начальника Владимира Шармазанашвили. Скажем, из десяти однокашников Александра Феклисова в нелегальную разведку взяли только шестерых, а остальные ушли на работу в центральный аппарат. Какими критериями руководствовались при отборе руководители внешней разведки, никто не знал (да и до сих пор не знают). Но можно предположить, что среди них был уровень владения языком, способность к быстрому установлению доверительных отношений с людьми, умение сохранять хладнокровие и... наличие жены. По правилам того времени в загранкомандировки отправляли только женатых разведчиков, чтобы исключить возможность сексуальной провокации со стороны противника. Чтобы обойти это условие, требовалось личное вмешательство Павла Фитина. И он иногда шел на подобный шаг, правда, с условием, что его подчиненный выберет себе невесту из числа незамужних сотрудниц советской дипмиссии.

Свое первоначальное название – Школа особого назначения – кузница советских разведчиков носила недолго. Осенью 1943 года ее преобразовали в Разведывательную школу (РАШ) НКГБ СССР и увеличили срок обучения до двух лет. Потом она носила название Высшей разведшколы (ВРШ), хотя в документах разведчики ради конспирации именовали ее школой №101, а между собой «Лесной школой» или даже «деревней Гридневка» по имени начальника школы Вячеслава Гриднева. Осенью 1968 года школа превратилась в Институт КГБ с трехлетним сроком обучения, который в преддверии двадцатилетия органов госбезопасности наградили орденом Красного Знамени. В мае 1984 года институт получил имя Юрия Андропова и до 1991 года официально именовался Краснознаменным институтом КГБ имени Андропова, а сегодня это Академия внешней разведки СВР. Но традиции и подходы к обучению будущих разведчиков в учебном заведении остались прежними, и главный критерий все тот же – преданность своей стране и своему делу.