Подпорки для ущербного государства. К годовщине «расово правильной» музыки

25 октября 1935 года на немецком радио запретили трансляцию джазовых композиций в случае, если в составе группы есть евреи или чернокожие американцы.

Из региона, носившего некогда название «Дикое поле», и новости докатываются всё чаще дикие. Из последнего – решили жёстко упорядочить песни в радиоэфирах. Чтобы не менее чем столько-то процентов украинских. Что такое «украинская песня»? Если не менее столько-то слов на украинском – украинская. В общем, бездна.

Сегодня, когда мы  справляем 81-ю годовщину крайне похожей инициативы в нацистской Германии, стоит поговорить об общей судьбе тех, кто путает государство и казарму.

Глупости от хорошей жизни не делаются

О вкусах, как известно, не спорят – хотя бы потому, что ничем хорошим это обычно не заканчивается. В первой трети ХХ века джаз – громкий, хулиганский, нарушающий ритм и привычные представления о том, какой должна быть музыка – нравился молодёжи и решительно не нравился более взрослому поколению. Германия в этом роде не была исключением. Точно такое же поляризованное восприятие джаз вызывал и в остальных странах Европы, и в СССР, где Российская ассоциация пролетарских музыкантов объявила его нэпманской музыкой, и в самих США, откуда он начал своё шествие по миру. То, что в Германии вопрос о музыкальных вкусах дошёл до «Скажи, какую музыку ты слушаешь, и я скажу, насколько ты полноценный гражданин», – следствие специфических условий, в которых немецкое государство оказалось по результатам Первой Мировой войны.

А результаты, как мы помним были такими: в Европе перестали существовать четыре империи. По крайней мере, в том виде, в каком их привыкли видеть. В  их числе была Германия, и перед немецким народом встала необходимость собрать своё государство заново. Не только из военных руин, но и в плане государственных институтов. Процесс этот протекал не гладко – на фоне острейшего экономического кризиса, знакомого нам по произведениям Эриха Марии Ремарка. А также сопровождался несколькими попытками переворотов (Баварская социалистическая республика, «Пивной путч»). Последний в результате и случился, только уже мирным путём, через парламентские выборы. И если у нас это заняло примерно шесть лет – от Февраля до последнего интервента, покинувшего Владивосток, то у немцев – почти вдвое больше.

Немецкая государственность 20-х годов – это инфраструктура выплаты немцами назначенных им в Версале контрибуций. Если она (государственность) и имела какой-то иной смысл, то исторического шанса его проявить ей не представилось. Фактически победившие державы проделали с Германией то же самое, что она проделала с Украиной по Брестскому миру – поддержали опереточную государственность, чтобы было с кем заключать грабительские соглашения. Поэтому вряд ли стоит удивляться, что уже десяток лет спустя немцы такое государство искренне ненавидели.

Для нацистов такое обстоятельство несло как выгоду (легче взять власть), так и угрозу (как возродить доверие и уважение к прогнившим институтам?). Долго над решениями не думали – очевидно, успели составить план действий ещё до взятия власти в начале 30-х: использовать ненависть. Ненависть к авторам неравноправного мира, к расам и народам, назначенным виновными. Национальная обида, возведённая в культ и питающая ненависть. Причём ненависть не просто использовали, её законодательно утвердили – в виде Нюрнбергских расовых законов («Закон об охране германской крови и германской чести», «Закон о гражданине Рейха»), принятых в сентябре 1935 года. Уже на основе этих законов регулировали и запрещали, всё, что угодно. И половую жизнь, и джаз, само собой.

Музыка и казарменная государственность

Как видно из определения, его не то чтобы полностью запретили. Только «расово неправильный». Более того, по заказу Йозефа Геббельса был образован чисто арийский джаз-бенд «Чарли и его оркестр», служивший своего рода визитной карточкой и образцом. Вот это – правильная музыка. А вон то – дегенеративное искусство. Впрочем, это уже тонкие материи, где многое играл эксцесс исполнителя. Свои джаз-бенды были даже в Освенциме («Гетто-свингеры»), Заксенхаузене («Sing Sing boys»), Бухенвальде («Ритм»). Там уже на «расовую чистоту» музыкантов смотрели сквозь пальцы, но на какое-то особое отношение музыкантам рассчитывать не приходилось. По крайней мере, официально.

Вычисление того, какой ансамбль имеет право дуть в саксофон на радио, а какой нет – вынужденный компромисс ловушки, в которую нацисты загнали сами себя. Решительный разрыв с Веймарской республикой породил необходимость не то что в опоре – в костылях. На которых может ковылять немец, у которого почти два десятка лет выпали из жизни: война плюс послевоенное безвременье. Враги (внешние и внутренние) стали такими костылями. Но резать пришлось по живому, выдумывать полу-компромиссы вроде известного «мишлинге», градаций «расовой чистоты». Иначе строить великий и ужасный тысячелетний Рейх было бы просто не с кем.

Третий Рейх неуклонно катился к войне. И неизбежно. Иначе просто быть не могло. Эта ущербная государственность, которой немцам заменили их державную традицию, могла существовать только в виде казармы. Точно так же, как сегодня в украинских реалиях прослеживается чёткая градация:

– радикальная партия – частично невменяемые члены;

– военизированная организация, гражданский корпус добробата – ещё реже встречается адекватная реакция на внешние раздражители;

– добробат – совсем худо: насильники, садисты.

Казарма получается сносная, государство не получается вовсе. Ну или очень специфическое – казарменное. Кстати, именно в таком состоянии оно должно находиться постоянно. В мирных условиях начинается необратимый процесс разложения. Военные поводы для мобилизации находятся не всегда, но сойдут любые. Вплоть до выяснения, со всей звериной серьёзностью, что за музыка звучит на радио, достаточно ли она национально сознательна? А её исполнители? А каков процент правильных и неправильных? И так до бесконечности вплоть до любых мелочей.

***

Путать государство и казарму – ошибка «детская», но довольно распространённая. Во времена социальных потрясений на влиятельных постах во властной вертикали оказывается много людей, неспособных отличить одно от другого. А различие довольно простое: казарма – это порядок ради порядка (и сохранения случайно и высоко взлетевших некомпетентных людей на своих громких постах). А государство – это порядок ради свершений. Сортинг музыки в радиоэфире к таковым явно не относится. В общем, всё старо как мир: «По плодам их узнаете их».