О важной разнице двух похабных договоров. К годовщине встречи в Компьенском лесу

11 ноября 1918 года в Компьене заключено перемирие, ставшее окончанием Первой мировой войны.

Вот уже пару лет в российском экспертном сообществе наблюдается известный перекос: валом специалистов по ситуации на Донбассе, не меньше – экспертов по Сирии и Ближнему Востоку в целом (поскольку там же прицепом Турция, Иран, Ирак, курды, туркоманы и бог весть кто ещё). А вот специалистов (и материалов) по экономическому развитию Сибири и Дальнего Востока, например, значительно меньше. Хотя казалось бы, что нам ближе – Ближний Восток или Дальний?

Сегодня, когда мы справляем 98-ю годовщину капитуляции, дипломатично называемой перемирием, стоит поговорить о том, что обе мировых войны Германия проиграла по одной причине: там считали, что армия на войне важнее государства.

Как Германия дошла до жизни такой

Известная римская пословица утверждает, что горе побеждённым. К окончанию Первой мировой эта фраза подходит лучше всего.

Как мы помним, завершающий этап войны начался для немцев и их союзников совсем неплохо. Опасное наступление генерала Брусилова (1916) спустя месяц после начала выдохлось. Затем российский император и вовсе отрёкся от престола, и в течение 1917 года Восточный фронт для центральных держав фактически перестал существовать. Как раз благодаря этому Германия и продержалась против держав Антанты в 1917-1918 годах, так как получила возможность перебросить войска на Западный фронт, и даже наступательные действия Великобритании и Франции приносили им скорее потери, чем успехи.

Однако, даже несмотря на это, война манёвра уже превратилась для Германии и союзников в войну на истощение. Армия, а главное экономическая мощь США работали на Антанту.

Решающий успех был достигнут в ходе так называемого Стодневного наступления (8 августа-11 ноября 1918 года). По значению, эффекту и концентрации войск (с учётом разницы во времени, конечно) его можно сравнить с операцией «Багратион» во время  Великой Отечественной. Да и Брусиловский прорыв, был бы он как следует осуществлён и поддержан соседними армиями, достиг бы, пожалуй, сходных результатов.

В результате Амьенской и Сен-Миельских (8 августа-19 сентября) операций силы Германии были вытеснены с территории Франции. В конце сентября силы Антанты прорвали оборонительную линию Зигфрида, отступление германской армии местами стало беспорядочным, генералитет посоветовал кайзеру Вильгельму II добиться от Вудро Вильсона хотя бы временного перемирия. Однако условием было немедленное отречение.

То, что Германия продержалась ещё почти полтора месяца – заслуга её грамотного командования и тактики выжженной земли. Послевоенный размер назначенных репараций, выплачивать которые Германия закончила только в 2010 году, был в немалой степени обусловлен тем, что наступление союзников немецкие войска пытались сдержать подрывом мостов, тоннелей, разрушением ж/д полотна.

В период с 30 октября по 11 ноября 1918 года вообще уместилось столько событий, что человек, уехавший, скажем, отдыхать в деревню и не читавший газет, вернулся бы в другой мир. Сначала капитулировала Турция, вслед за ней – Австро-Венгрия. Это оставило Германию в одиночестве (Болгария вышла из войны задолго до этих событий, 29 сентября). 5 ноября войска Антанты прорвали фронт. 8 ноября начались переговоры в Компьенском лесу, а с 8 на 9 ноября в Германии произошла революция.

Для получения более выгодных условий перемирия немецкое командование задумало послать свой флот в самоубийственную атаку на англичан. Матросы отказались выходить в море, подняли мятеж, увели корабли (немецкая вариация броненосца «Потёмкин»). Когда информация об этом дошла до Берлина, гарнизон города перешёл на сторону советов, спешно формируемых при участии социал-демократов.

Отличие Компьена от Бреста

Две революции, произошедшие в России и Германии в ноябре с разницей в год, довольно похожи. И всё же между ними есть одно важное различие.

Сегодня имеет определённое распространение тезис о том, что большевики революцией украли у России победу, которая уже практически была в кармане, только руку протянуть. Однако большевики вместо этого предпочли унизительный Брестский мир. Этот мир критиковали не только противники большевиков, в самой партии также была весьма напряжённая дискуссия по этому поводу. И, как в других похожих случаях, дело решил авторитет Ленина.

В историю Брестский мир вошёл с эпитетом «похабный». Что несколько неверно. Похабными были его условия – утрата Прибалтики, Финляндии, Украины, территорий на Кавказе, Черноморского флота, выплата 6 млрд золотых марок репараций. Всё это так. Однако сам мир, несмотря на тяжесть условий, похабным не был. Мир позволил нам сохранить государство, в противном случае все эти восстания броненосцев и гарнизонов, были бы в России. Причём не в том организованном виде, в каком они имели место, а в виде неупорядоченного бунта. В результате своего рода аналог Компьенского перемирия заключала бы с нами Германия. Примерно тогда же, когда был подписан и Брестский, может парой месяцев позже. Страны Антанты, в свою очередь, не преминули доказать Германии, что и в Компьене умеют выдвигать похабные условия.

Кстати, не слишком известный факт. Кроме заключения Брестского мира большевикам нередко пеняют, с каким коварством они его разорвали. Мол, только-только пошатнулся германский орёл, а в Москве уже заявили, что ничего выполнять не будут. Это немного не так. Разрыв Брестского мира – одно из обязательных условий Компьенского перемирия, Германия с ним согласилась, как и со всеми прочими, и разорвала его первой, когда немецкая делегация в пресловутом вагоне подписала все выдвинутые ей условия. Ну а мы покончили с Брестом уже вдогонку, 13 ноября.

Так протянете ноги, старый вы дуралей!.

Размышляя о разнице между Компьеном и Брестом, нужно отметить следующее:

1. «Руку протянуть» – слишком зыбкая и опасная характеристика. Германия после исчезновения фронта на Востоке тоже думала, что ей осталось только руку протянуть. А в результате протянула ноги.

2. Есть расхожее определение Первой мировой как войны, которая обрушила четыре империи. Это верно, но с оговоркой. Одна из них, Российская, обрушилась самостоятельно. Но уже через некоторое время восстановила если не влияние, то хотя  бы работоспособность и адекватность государственных институтов. Между манящей, но призрачной победой и государством большевики выбрали государство. Со своей, конечно же, мотивацией («война за классово чуждые интересы»). И всё же это был единственно верный выбор, чем бы он ни обосновывался.

***

Сказать, что там было потом легче – так ведь не было. Мы, как и Германия, прошли через разруху, гиперинфляцию. Однако при всей похожести условий, было одно важное различие: Бресткий мир подписывала молодая, но всё же власть. А Компьенское перемирие, а затем и Версальский мир – не слишком жизнеспособный кадавр из старого генералитета и перепуганных парламентариев. Поэтому период, когда мы поступились своим суверенитетом, был совсем недолог: несколько месяцев 1918 года. А так, конечно: победа в кармане – только руку протяни.