Не все войны завершаются в Рейхстаге. К годовщине «14 пунктов»

8 января 1918 года президент США Вудро Вильсон представил на рассмотрение конгресса «14 пунктов» – проект нового мироустройства.

Как-то совершенно незаметно гражданская война в Сирии переросла в конфликт действительно мирового масштаба: в нём так или иначе задействованы 80 стран. С другой стороны, декабрьское голосование в ООН резолюции в поддержку договорённостей о прекращении огня, возможно, станет одним из первых шагов к завершению войны.

Сегодня, когда мы справляем 99-ю годовщину оглашения Вудро Вильсоном «14 пунктов», на основе которых завершилась Первая мировая, стоит поговорить о том, что хорошо завершить войну – искусство не менее важное, чем хорошо её вести.

Что предложил президент США

Итак, о чём говорится в этих пунктах? Напомним кратко.

1. Заключение мира на публичных переговорах. 2. Mare liberum apertum (море открыто для всех). 3. Рынки открыты для всех. 4. Сокращение вооружений. 5. Урегулирование вопросов колоний. 6. Освобождение территории России (позже помощник Вильсона Эдвард Хауз пояснит, что Россия = Российская империя минус Украина, Белоруссия, Польша, Финляндия, Кавказ). 7. Освобождение территории Бельгии. 8. Освобождение территории Франции. 9. Определение границ Италии. 10. Самоопределение для народов Австро-Венгрии. 11. Деоккупация Румынии, Сербии, Черногории. 12. Самоопределение для народов Османской империи. 13. Восстановление Польши с выходом к Балтийскому морю. 14. Создание Лиги Наций.

Иными словами, все идут домой, империи распускаются, торговля и морские перевозки освобождаются от барьеров. Ах да, и мирные переговоры стартуют.

Очевидно, что наибольшую выгоду от этого получали США. Если это очевидно нам, то почему на это согласились страны Антанты, положившие на полях сражений миллионы своих солдат?

Потому что на начало января 1918 года план Вильсона был уже вторым планом окончания войны. Первым же был декрет о мире («немедленный мир без аннексий и контрибуций»), разработанный Лениным и принятый II съездом Советов двумя месяцами ранее, на следующий день после Октябрьской революции.

Одним мир, другим меч

И сам декрет, и революция спустя сто лет воспринимаются скорее как внутрироссийские события и внутрироссийское дело. Между тем это совершенно не так, и современники событий возражают против такой постановки вопроса первыми.

«Яд большевизма только потому получил такое распространение, что является протестом против системы, управляющей миром. Теперь очередь за нами», – этими словами Вудро Вильсон прокомментировал собственный план. 14 пунктов в равной степени относятся и к декрету Ленина. Это с ним Вильсон борется и его пробует обойти: на кону нешуточные ставки.

Если бы не революция и не Ленин со своим декретом, европейские державы, скорее всего, культурно послали бы мистера Вильсона придумать новые 14 пунктов. Однако в условиях «потерять все завоевания или потерять почти все завоевания» выбор очевиден.

Впрочем, дело было не только в завоеваниях. Слова о «яде большевизма» – не пустая риторика. Декрет о мире стал первым в мире законодательным актом, содержание которого было передано по радио. Потому что предназначался он всему человечеству, народам, а не правительствам.

В чью пользу мир

Кто в данной ситуации победил?

С одной стороны, Вильсон – лидер страны, бывшей тогда первой экономикой мира, но отнюдь не ведущей в политическом отношении. Ленинское предложение стало для президента вступивших в войну только в 1917-м США «пистолетом», а собственное – «добрым словом». Известно, что оперируя этими аргументами, можно добиться почти всего.

С другой стороны, мир-то, в котором нуждалась Россия, всё равно наступил. Пускай не по ленинскому сценарию, и всё же. Это ведь как в шахматах. Нельзя играть с расчётом на одну комбинацию, её могут разгадать. Другое дело, когда любое развитие ситуации приносит выгоду. США получили возможность дирижировать созданием Версальской системы? Ну что ж, на здоровье им. А мы, благодаря выходу из войны по собственному, а не по вильсоновскому сценарию, сохранили государство. В значительно более протяжённых границах, нежели предусматривали за океаном – тут, конечно, мы идеи Вильсона радикально подкорректировали во своему усмотрению. Не говоря уж о том, что державы-победительницы, по принятому ими плану, оказались лишь в чуть более лёгком положении, чем проигравшая сторона.

Американцы же, впервые в истории вмешавшись в европейские дела, из Европы ушли уже в 1921-м, после окончания президентских полномочий Вильсона: его преемникам была ближе традиционная доктрина Монро – «Америка для американцев».

Воевать умеем, пора учиться заключать мир

У нас богатая военная история. Однако примеров, когда из доброй войны у нас получался хороший мир, всё же поменьше. И даже несмотря на то, что Ленин выжал из не слишком удачной ситуации максимум, стоит принять во внимание то, как страна, которая приняла участие в войне лишь по касательной, быстренько сориентировалась и продиктовала остальным условия мира, в котором им предстоит жить. И обязательно повторила бы этот фортель в 1945-м. Но к тому времени у нас уже было побольше аргументов, чем в 1918-м, поэтому вместо Версаля случилась Ялта – не лавирование между чужими позициями, а принуждение партнёров к равноправному диалогу.

В американской истории XX века известна одна из именных речей Франклина Рузвельта – «Речь о четырёх свободах» (свобода слова, вероисповедания, от страха и от нужды). Речь была произнесена 6 января 1941 года – за 11 месяцев до вступления США в войну. Однако в ней уже можно рассмотреть условия, которые заставляют Америку вступить во Вторую мировую войну, а главное, на которых она намерена её завершать («...Это мир, являющийся противоположностью тирании так называемого нового порядка, который стремятся ввести диктаторы бомбовым ударом. Этому новому порядку мы противопоставляем более величественную концепцию морального порядка... без концентрационных лагерей или негашёной извести, залитой в ров»).

Вывод простой: в войну следует вступать не только с пониманием условий её завершения, но также и тем, как эти условия диктовать прочим участникам.

Война в Сирии тем временем идёт. Однако наступит момент, когда она закончится. Или, точнее, не закончится, но все участвующие стороны сядут, наконец, договариваться о новых принципах политического бытия не только в Сирии, но и на всём Ближнем Востоке в целом. Уже сейчас понятно, что после Сирии придётся разбираться с Ливией и Ираком (куда дёрнет ИГ после возврата всех сирийских территорий под контроль Асада) – это как минимум.

1. Этот момент не должен застать нас врасплох.

2. История с гарантиями Наджибулле не должна повториться.

3. Крайне желательно учиться на примерах исторических лидеров России. Не мы должны выбирать из предложенных вариантов (между плохим и худшим). Не мы должны выбирать, в какой из стран региона поступиться интересами. Пусть наши международные партнёры выбирают, кого сдать и чем поступиться.