Мёртвые и живые. О завещании Неизвестного Солдата

Сегодня день Неизвестного Солдата.

Я много думал, зачем мне лично – это? Болота, леса, жизни, судьбы, чужая, ставшая своей, боль... И понял.

Пожелтевшие фотографии на столе… Лица… Десятки живых, светлых глаз – глаз, полных лучистой силой и добротой, которая передается через года и десятилетия. Могилы… Братские могилы, и опять лица… Люди, которые смотрят на меня с редких фотографий на надгробиях, прекрасны и чисты – посмотрите на них. Там нет некрасивых лиц – они все красивые, потому что чистые. Молодые улыбки. Взрослые пожившие глубокие глаза и чистые, честные взгляды.

Воронки, ямы, траншеи, стрелковые ячейки, просто поля, дёрн леса, болотный мох и чёрная жижа – и люди, люди, люди. Сверху – в камуфляже с лопатами, снизу – в ржавых касках, сгнивших ботинках, сапогах, вздутых валенках, истлевших шинелях и гимнастёрках… Но все живые!

Сотни, тысячи раз глядя в тёмные провалы глазниц найденного солдата, я видел живого человека – да, именно живого, застывшего в последнем броске гранаты, не добежавшего в штыковой атаке до вражеской траншеи, жмущего на гашетку замолчавшего на веки пулемета, тянущего из последних сил на себя штурвал погибающего самолета, что-то на секунду не дотворившего, как бы замершего в этом движении, которое волей Божьей мне открылось, – но живого! Они как бы передают нам – тем, кто из плоти и крови, – своё дело: я не смог, доделай ты, теперь твоя очередь!

Казалось бы, что доделать? Уже давно сгорел в доменной печи тот немецкий танк, став, может быть, в своей второй жизни троллейбусом или автобусом. Уже превратился в санки, на которых я катался в детстве, тот «юнкерс» или «мессер», таранить который пытался наш лётчик. Уже превратился в прах, шагнув в бесславное небытие, тот вражеский солдат, до которого дотянулся другой штык…

Но подлость, трусость, предательство, ненависть, злость – они же до сих пор живы! Может, на них в атаку до сих пор идут павшие? Может, этого врага они хотят уничтожить до сих пор? Может, этот бой они передают нам?

Я смотрю на тех, кто сверху, кто с лопатами и в камуфляже… Глаза… Сосредоточенные и суровые за работой, полные какого-то тяжёлого упорства, когда мои товарищи очищают, вырывают тело бойца из земли, из беспамятства и принимают эстафету его последнего боя – и влажные, полные горя и страдания, над лежащим перед ними человеком, когда работа окончена. Все живые!

И я вспоминаю другие глаза. Глаза, которые я часто вижу в фешенебельных кабинетах, за стёклами дорогих ресторанов и брендовых магазинов, элитных машин. На тожественных трибунах митингов и гламурных фотографиях в соцсетях. Они пустые… Пресные, как дистиллированная вода, бесцветные, как сама пустота, мёртвые.

В одном из районов при согласовании поисковой экспедиции чиновник сказал мне: «Мне нафиг не нужны здесь ваши кости…» Я было дёрнулся в драку, но увидел его пустые глаза и понял: он мёртвый, он умер, умер уже давно.

Я стал смотреть в глаза людей, приезжающих на захоронения павших на красивых дорогих служебных машинах, говорящих речи и пропадающих на год до следующего 9 Мая: они пустые – пустые, как сама пустота.

Я стал сравнивать старые пожелтевшие фотографии солдат, молодых парней и девчонок, с красивыми гламурными фотографиями парней у бассейнов и машин, девушек с губами домиком. Всё красиво – но глаза-то пустые, а души мёртвые. В них ни ненависти, ни любви, ни желания, ни надежды на что то, ни досады, в них ничего!

Как так получилось, что через 75 лет мы поменялись местами? Как случилось, что погибшие 75 лет назад внутренне сильнее и живее многих из нас, физически молодых и крепких? Наверное, дело в душах и неравнодушии тех погибших и душевной пустоте и безразличии сегодняшних людей.

Как умирает душа и как приходит в неё пустота? Я думаю, сначала в ней поселяются зависть и алчность, потом зависть рождает злость и подлость, алчность убивает совесть, умирают принципы, душу захватывает ненависть к более честным и чистым, подлость и беспринципность убирает их с дороги и приводит на вершины физического благосостояния и власти. Но с мёртвой душой и пустыми глазами.  

Как этого не допустить? Я думаю, нужно думать о том, что ты сможешь оставить своим детям. Какой то юридический или административный статус, деньги, дома, машины и такие же мёртвые пустые глаза своих уже убитых свалившейся на халяву роскошью детей? Или чистую заслуженную, реальными, бескорыстными делами людскую память, дело всей жизни? Что ты, как погибший солдат в последнем броске гранаты, передашь перед уходом туда к ним в вечность своим детям и соратникам? Решать тебе.