Корсиканская тень Наполеона. Часть 2

Как-то, будучи на Корсике на научной конференции, посвященной графу Шарлю-Андре Поццо ди Борго, я оказалась в гостях у одного из семейств Поццо ди Борго. В доме, расположенном в горах и построенном на средневековом фундаменте здания, где когда-то жили представители этого древнего корсиканского рода, прямо напротив входной двери висел портрет Шарля-Андре Поццо ди Борго кисти знаменитого английского живописца Джорджа Доу. "О, у вас такой же портрет, как в Галерее героев войны 1812 года в Зимнем дворце!" — воскликнула я. "Нет, это там такой же, как у нас", — парировал герцог Ренье Поццо ди Борго. Как известно, художники нередко писали несколько одинаковых картин. Кстати, хозяйка этого гостеприимного дома, Барбара, дочь графа Поццо ди Борго — двоюродная сестра герцога Ренье и племянница Марины Влади.

Окончание. Начало см.: "Русский мир.ru" № 4 за 2024 год.

Однако вернемся в начало XIX столетия. "Бродячий дипломат" Шарль-Андре Поццо ди Борго оказался на русской службе, понимая, что это лучшая ставка в его жесткой политической игре с Наполеоном. В январе 1805 года он приступил к своим новым обязанностям, продолжая при этом получать английскую пенсию. В течение нескольких месяцев его новый статус держался в тайне. В Петербурге он засел за подробное письменное изложение своих взглядов по основным вопросам внешней политики, представив императору Александру I две записки об отношениях между Францией и Россией, этюд о состоянии Швейцарии, а также замечания о делах Испании.

В дальнейшем Поццо ди Борго выполнял ряд дипломатических поручений в Европе, став в октябре 1805 года государственным советником, а в ноябре 1806-го получив чин полковника. В марте 1807 года ему была поручена англо-русская миссия: представлять Российскую империю на переговорах с Османской империей, что вызвало у многих русских недоумение. Адмирал Павел Чичагов, например, жаловался по этому поводу императору Александру I, однако царь ответил, что Поццо ди Борго "имел таланты, которые он уже неоднократно проявлял". Переговоры еще не завершились, когда пришло известие о встрече Александра I с Наполеоном в Тильзите и заключении мира между Россией и Францией. Дружбу с Бонапартом корсиканцу было вынести тяжело; он немедленно написал императору письмо, в котором отказывался от всех милостей, полученных от русского правительства, и просил позволения покинуть Россию до лучших времен. Обещая быть верным слугой России, он окончил письмо словами, которые в 1810 году были пророческими: "Настанет день, когда все, связанные сердцем и судьбой с Россией, будут иметь случай разделять ее опасности, и я надеюсь участвовать в деле ее торжества под руководством Вашего Величества".

Поццо ди Борго обосновался в Великобритании, откуда присылал частные донесения, записки и отчеты о своих разговорах с министрами. Только в конце 1812 года он смог вернуться в Санкт-Петербург, откуда направился в армию вслед за императором, приняв участие в Заграничных походах. Он оказался в Северной армии кронпринца Швеции Жана Бернадота, участвовал в ряде сражений, в том числе в знаменитой Битве народов под Лейпцигом, и за свои заслуги получил чин генерал-майора.

Представляя интересы России на Шатильонском конгрессе, который проходил 5 февраля — 19 марта 1814 года, Поццо ди Борго позволил себе известную самостоятельность и, несмотря на колебания Александра I, решительно выступил за реставрацию во Франции династии Бурбонов. Он был убежден, что для стабильности Европы нужна сильная Франция. Более того, как писал сам Наполеон в своих мемуарах, именно Поццо ди Борго предложил Александру I направить войска союзников прямо на Париж. Именно Поццо ди Борго от имени всех союзных держав был послан в Великобританию к Людовику XVIII с предложением короны (с будущим королем Людовиком XVIII он познакомился еще в 1805 году в Митаве, где тот был в эмиграции. — Прим. авт.). Когда новые успехи коалиции привели короля в Париж, вместе с ним прибыл и его "советник-надзиратель", наделенный полномочиями генерального комиссара при французском правительстве.

РУССКИЕ В ПАРИЖЕ И ВЕНСКИЙ КОНГРЕСС

Хозяйка влиятельного парижского салона мадам Адель де Буань, знавшая Поццо ди Борго со времен его пребывания в Вене, в своих мемуарах приводит забавный эпизод, относящийся как раз к этому периоду. Однажды "двери гостиной распахнулись, и на пороге появился человек в форме русского генерала, который начал вальсировать вокруг стола, напевая: "О, мои друзья, мои дорогие друзья!" Первым делом мы подумали, что перед нами сумасшедший, но потом мой брат воскликнул: "Это же Поццо!" Это был действительно он. Но сообщение было таким затрудненным при императорском режиме, что, несмотря на близость между нами, мы даже не подозревали о том, что он был на русской службе".

2 апреля Поццо ди Борго был пожалован в генерал-адъютанты и аккредитован при французском дворе в качестве чрезвычайного посланника и полномочного министра императора Александра I.

Воззвание к парижанам, обнародованное от имени союзников после занятия Парижа, было составлено Поццо ди Борго, император лишь внес в него поправки. Вместе с Александром I и графом Карлом Васильевичем Нессельроде, который 10 августа 1814 года был назначен статс-секретарем и управляющим Коллегией иностранных дел, они обсуждали условия мира с Францией с главой Временного правительства князем Шарлем-Морисом Талейраном

Внешне положение Поццо ди Борго было блестящим: наполеоновская империя пала, ее создатель был отправлен на остров Эльбу. Для Поццо, непримиримого противника Бонапарта, во Франции Бурбонов была открыта дорога к высшим государственным постам. Сам Талейран ходатайствовал за "истинного француза, хотя и уроженца Корсики". Однако Поццо ди Борго при первой возможности покидает Францию и направляется в Вену, где тогда вершились судьбы Европы. Осторожный и проницательный корсиканец слишком хорошо знал своего врага и не верил в его скорую политическую смерть. Проявив похвальное рвение, он тем не менее успел за время короткого пребывания в Вене изрядно испортить отношения с Александром I, протестуя против "излишнего либерализма" императора, постоянно напоминая ему о Наполеоне и требуя "убрать деспота на достаточное расстояние" от Европы. Кроме того, Поццо ди Борго осмелился не согласиться с царем по вопросу о политическом устройстве Польши. Александр I желал даровать царству Польскому либеральную конституцию и установить там режим широкой автономии. А Поццо ди Борго он поручил разработать Конституционную хартию для Польши. Однако вместо хартии Поццо представил государю "Записку", в которой не побоялся выступить против идей государя. Он просчитывал ситуацию на несколько ходов вперед и понимал, к чему может привести такое решение. Документ начинался так: "Государь! Ваше императорское величество поручило мне представить Вам мои рассуждения по вопросу, касающемуся судьбы будущего устройства Польши. Я счел своим долгом повергнуть к Вашим стопам плод моих раздумий, движимый... опасениями, которые мне внушает важность и сложность этого вопроса". Тогда даже говорили о неминуемой отставке советника, выражавшего свои взгляды с непривычной при дворе свободой.

СТО ДНЕЙ, ВАТЕРЛОО И ВТОРАЯ РЕСТАВРАЦИЯ

Ход событий подтвердил наихудшие опасения: Наполеон оказался на свободе, совершив свой знаменитый "Полет орла". После чего именно Поццо ди Борго было поручено сопровождать Людовика XVIII в безопасный бельгийский Гент. А потом он добился полномочий представителя русского императора при англо-прусском экспедиционном корпусе и отправился туда, где решалась судьба его пр главе российского посольства в Париже, Поццо ди Борго оказался в уникальном положении: наряду с выполнением своих формотивника и врага всей Европы — на поле Ватерлоо. Он участвовал в этой эпохальной битве (единственный из российских генералов!), отличился в ней и был удостоен ордена Святого Георгия 4-й степени. Затем, несмотря на легкое ранение, он устремился в Париж, чтобы ускорить вторую Реставрацию. Опять-таки, по словам самого Наполеона, именно Шарль-Андре предложил отправить его на остров Святой Елены, расположенный в Атлантике, в 1,8 тысячи километров от ближайшего берега.

Утвердившись воальных обязанностей он остался личным посредником между Людовиком XVIII и Александром I, не без основания претендуя на роль главного представителя союзной коалиции во Франции.

Сто дней дорого обошлись Франции: на нее была возложена контрибуция, до уплаты которой на территории страны должны были находиться оккупационные войска. Поццо ди Борго выступил против превращения Франции во второстепенную державу. По его совету король Людовик ХVIII обратился к Александру I с письмом, в котором был готов отречься от престола, если ценой являлось национальное унижение. Текст заявления был написан Поццо ди Борго.

В результате Александр I согласился с тем, что условия Второго Парижского трактата должны быть смягчены, но настоял, что главой французского кабинета станет знаменитый дюк де Ришельё, многолетний генерал-губернатор Одессы и Новороссийского края. С герцогом Ришельё у Поццо ди Борго сложится настоящий дипломатический тандем.

"РАЗВЕ НАМИ ВСЕ ЕЩЕ УПРАВЛЯЕТ КОРСИКАНЕЦ?"

Первые годы Реставрации, когда Франция оживала на глазах, были пиком дипломатической карьеры Поццо ди Борго. 15 января 1816 года он стал графом и пэром Франции, а 5 марта 1817-го получил чин генерал-лейтенанта. Будучи "почти подданным" французского короля, он нередко вмешивался в вопросы внутреннего управления. Его влияние было столь велико, что один из чиновников в разговоре с Талейраном даже заметил: "Разве нами все еще управляет корсиканец?"

Этому важному положению во французском обществе никак не соответствовали бытовые условия, в которых жил российский посол в первое время. В Париже посольство России с 1815 года располагалось в особняке Телюссон, выкупленном в свое время Наполеоном (в 1828–1839 годах посольство находилось в районе Елисейских Полей, а потом переместилось на Вандомскую площадь. — Прим. авт.).

В частных письмах графу Нессельроде Поццо ди Борго постоянно сетовал на нехватку денег и дороговизну парижской жизни. Едва получив назначение, он жаловался: "Особняк будет еще необитаем в течение нескольких дней. Денег, может быть, хватит для покупки белья. Вы когда-нибудь покупали постельное белье в Париже? Если бы это письмо было перехвачено, подумали бы, что оно напоминает письмо министра или куртизана, выпрашивающего милостыню у скряги".

В другом письме он сообщал: "Предназначенное для меня помещение не просто неудобно; оно до такой степени неподходяще, что даже внешний вид его совсем не соответствует названию представительства". При этом Поццо ди Борго подчеркивал, что заботится не о себе лично, а о престиже страны. Письмо он закончил следующими словами: "Всем, кто меня знает, известно, что я не являюсь ни любителем пышности, ни расточителем и что мои наклонности не побуждают меня тратить время на пустяки. Если бы я не был убежден, что такое убогое существование вредит большому делу и что подобного рода исключения унижают человека, в отношении которого они делаются, я бы не обращал на это ни малейшего внимания, но именно с такой точки зрения, то есть с точки зрения интересов службы государя, я хочу, чтобы это дело рассмотрели..."

Его личное материальное положение с установлением власти Бурбонов значительно улучшилось. Людовик XVIII вернул ему конфискованную корсиканскую собственность и щедро отблагодарил за службу. Со временем Поццо ди Борго приумножил свое состояние, скупая земли.

Основные усилия Поццо ди Борго были направлены на достижение русско-французского сближения ради противодействия политике Австрии и Великобритании. Этому сближению, по мнению дипломата, должен был содействовать брак между герцогом Беррийским, сыном графа д’Артуа (братом короля Людовика XVIII), и сестрой императора Александра Анной Павловной, к которой в свое время сватался и Наполеон. Однако, несмотря на старания дипломата, брак не состоялся. Эта неудача была для Поццо ди Борго очень чувствительной, а его чрезмерный оптимизм по отношению к Бурбонам вызвал в Санкт-Петербурге упреки в излишнем пристрастии. Поццо горячо протестовал: "В пятьдесят лет меня могут сделать несчастным, но никто не имеет права унижать меня".

В качестве российского посла Поццо ди Борго содействовал скорейшему возвращению Франции в "европейский концерт" держав и выводу с ее территории оккупационных войск. 17 июня 1818 года граф Нессельроде писал ему: "Я без колебаний разделяю ваше мнение, что без Франции система европейского союза будет монструозной".

В итоге поистине виртуозной деятельности герцога Ришельё, который смог разместить французские займы в крупные европейские, а потом и французские банки, контрибуция была выплачена. По решениям Ахенского конгресса Священного союза оккупационные войска должны были покинуть территорию Франции. 11 октября 1818 года Поццо ди Борго сообщал Нессельроде: "Позавчера была подписана конвенция относительно вывода иностранных войск из французских крепостей и с территории Франции. Этот великий акт был целью моих усилий на протяжении трех лет". Карл Васильевич очень высоко оценивал деятельность своего коллеги. Он писал своей супруге графине Марии Дмитриевне: "Что касается меня, чистосердечно признаюсь тебе, что я не знаю никого, кто был бы лучше него. Сегодня это единственный человек в Европе, в котором я признаю качества, позволяющие считать его настоящим государственным деятелем".

Несмотря на то, что именно Россия содействовала сохранению Франции как великой державы, о благодарности французы забыли быстро. Король Людовик XVIII начал откровенно ориентироваться на политический курс Великобритании. Восшествие в 1824 году на французский престол младшего брата Людовика XVIII, графа д’Артуа, ставшего королем Карлом Х, только добавило разочарований: перспектива союза между Россией и Францией становилась все более призрачной...

В 1825 году в России скоропостижно скончался Александр I. Новый государь, Николай I, хоть и недолюбливавший Поццо ди Борго за излишнюю самостоятельность и независимость суждений, оставил его на дипломатическом посту: он понимал, что именно такой человек ему был необходим в Париже. В день коронации Николая I, 22 августа 1826 года, "за отличные и ревностные труды" Карл Осипович был возведен в графское достоинство. Девизом на его гербе стали слова Virtute et Consilio ("Доблестью и советом"), очень точно отражавшие заслуги графа. 21 апреля 1829 года он был произведен в генералы от инфантерии.

Между тем заветная мечта Поццо ди Борго — достижение русско-французского сближения — так и не была реализована. Однако только в письмах близким он позволял давать волю чувствам. Он с грустью писал Нессельроде: "...я приближаюсь к концу своего пути, где всех нас встречает не надежда, а смерть. Как бы то ни было, весь остаток моей жизни и моих сил принадлежат императору, а прошлое — залог будущего".

Поццо ди Борго перенес свое внимание на вопросы европейской политики. Он видел, что Европа стояла перед угрозой невиданного социального взрыва.

ИЮЛЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

25 июля 1830 года король Карл Х издал ордонансы, нарушавшие Конституционную хартию. На следующий день они были опубликованы, а спустя еще день в Париже разразилась революция.

В письме графу Нессельроде от 13 (25) августа 1830 года Поццо ди Борго отмечал: "Карл Х с помощью иезуитов в монашеской рясе и светском обличии, а также своего рокового человека — князя Полиньяка (глава кабинета, проводивший ультрареакционную политику. — Прим. авт.) оправдал все мои предчувствия относительно своего скорого краха, и, к сожалению, — даже с лихвой. Вы любезно писали мне из Варшавы, что я слишком мрачно смотрю на дела Франции; события же со всей очевидностью доказали, что я был недостаточно пессимистичен".

Во многом благодаря мужеству Поццо ди Борго, на свой страх и риск оставшемуся в охваченном революцией Париже, дипломатические отношения между Россией и Францией были сохранены.

Более того, Николай I в эмоциональном порыве был готов организовать вооруженную интервенцию во Францию ради восстановления на престоле Карла Х. Поццо ди Борго и граф Нессельроде заняли более осторожную позицию. Совершенно не симпатизируя политическому режиму, рожденному на баррикадах, но будучи рациональным политиком, Поццо ди Борго считал целесообразным действовать, исходя из принципа "меньшего зла": признать новую власть и новую династию ради сохранения общеевропейской стабильности. Накануне провозглашения герцога Орлеанского королем французов российский дипломат имел с ним беседу, после которой написал Нессельроде: "Осторожность советует мне признать произошедшее во Франции... Необходимо воздерживаться от актов враждебности и жестокости, дав правительству шанс стать стабильным, эффективным и миролюбивым".

В итоге Николай I внял предостережениям своих сановников и скрепя сердце признал режим короля Луи-Филиппа. Хотя до конца своих дней Николай Павлович считал его узурпатором и никогда не называл "государь, брат мой", как того требовал монарший этикет.

Положение Поццо ди Борго в Париже было весьма деликатным, ходили слухи, что Николай I собирался отправить его в отставку. И тогда за гордого корсиканца, если верить Талейрану, вступился вице-канцлер Нессельроде: он заявил, что в этом случае он тоже уйдет в отставку. Император уступил. Это очень показательный момент, позволяющий иначе взглянуть на графа Нессельроде, за которым в историографии закрепилось мнение как о человеке, "самоотверженно готовом стушеваться".

"ДОЛОЙ РУССКИХ! МЕСТЬ!"

Французская Июльская революция стала катализатором революционных потрясений в Европе. Не без ее влияния в Варшаве произошло восстание. Польская проблема еще больше обострила российско-французские отношения, учитывая традиционные симпатии французов к полякам. С начала сентября 1831 года первые полосы французских газет были посвящены событиям в Польше. Когда 16 сентября газеты сообщили о штурме Варшавы русскими войсками и поражении поляков, в Париже несколько дней шли антирусские манифестации, для усмирения которых потребовалось вмешательство войск. Взрыв антирусских настроений, театральные постановки антирусского содержания — все это стало настоящей трагедией для Поццо ди Борго: на глазах рушились его надежды на русско-французское сближение, над чем он работал полтора десятка лет. Известие о взятии Варшавы оказало на французское общество, по его словам, "огромный, неисчислимый... для врагов России и общественного порядка" эффект.

У отеля, в котором располагалось русское посольство, раздавались крики: "Долой русских! Да здравствует Польша! Месть!"; камнями были выбиты стекла в окнах. Окружение Поццо ди Борго советовало ему покинуть Париж, но он остался, в очередной раз сохранив дипломатические отношения между Францией и Россией.

Шарль-Андре переживал эти события очень тяжело. В 1832 году, уже после подавления Польского восстания, в разговоре с российским дипломатом бароном Петром Мейендорфом он вспоминал о своих разногласиях с Александром I в 1814 году: "Я сейчас же объяснил императору, на какой лживый путь он становится, и дал ему понять, что это решение не только было бы ошибкой, но и преступлением относительно России. Как можно было возвеличивать страну, бывшую злейшим врагом России, ту Польшу, которая была бы вечным нарывом не только для внутренних русских дел, но и для ее внешних отношений!? Враги России сосредоточили бы всю свою деятельность и все свои надежды на Польше; наконец, что зло, которое должно было совершиться, стало бы непоправимым, что нельзя было нанести родине еще большего вреда, как при достижении этой цели".

"ФРАНЦИЯ СЕГОДНЯ УЖЕ НЕ ТА..."

Поццо ди Борго входил в ближайший круг короля Луи-Филиппа, был полноправным парижанином (несмотря на то, что российское посольство не могло соперничать в роскоши с посольствами Великобритании или Австрийской империи), и окружающие разделяли это мнение. Однако в Париже Луи-Филиппа он чувствовал себя некомфортно. При малейшей возможности граф стремился покинуть страну, которую еще недавно называл второй родиной, и с горечью отмечал: "Франция сегодня уже не та, что в 1815 году, когда она была благодарна Александру I, сохранившему ей территорию, сильные позиции и национальную честь". Уже в июле 1831 года он решил воспользоваться разрешением графа Нессельроде уехать на несколько недель в Англию, но поездка не состоялась. В конце мая 1832 года он отправился в путешествие в Санкт-Петербург, оттуда — в Берлин, Вену и Мюнхен, вернувшись в Париж только в октябре. В начале 1833 года он уехал в Лондон, где пробыл два месяца.

В том же году он совершил весьма неоднозначный поступок: подарил 500 тысяч франков на нужды дома Бонапарта в Аяччо, оговорив, что наследники дома могут "использовать деньги по своему усмотрению". Господин Леви-Рамолино, тогдашний владелец родного дома Наполеона, отказался от подарка. Тогда Поццо ди Борго приобрел участок на горе, недалеко от Алаты, известный как "ла Пунта" (la Punta и означает — "вершина"). Уже после смерти Шарля-Андре граф Жером Поццо ди Борго (1832–1910) и его сын Шарль (1858–1902) решили построить на этом месте фамильный замок. В качестве материала использовался камень, оставшийся от сгоревшего в 1871 году во время Коммуны, а потом разрушенного окончательно дворца Тюильри.

Фото: Фото предоставлено Н. Золотарев

ЛОНДОНСКАЯ ССЫЛКА

В конце декабря 1834-го вице-канцлер Нессельроде сообщил Поццо ди Борго о его переводе в Лондон. 5 января 1835 года он был назначен послом Российской империи в Великобритании.

Барону Просперу де Баранту, послу Франции в России в 1835–1841 годах, Николай I так объяснял причину своего решения: "Это человек старой дипломатии; у меня нет никакой нужды в его хитрости и проницательности; мы не можем услышать друг друга... Меня не устраивает его манера поведения". Зная, что император недолюбливал Поццо ди Борго, Барант попытался его защитить, отметив, что он, как никто другой, знал Францию. "Францию — да, Россию — совсем нет. Он пробыл в России всего-навсего четыре месяца, и это я заставил его приехать, дабы он хотя бы немного познакомился со страной и со мной; мне стало ясно, что мы никогда не поймем друг друга".

Перед отъездом в Лондон Поццо ди Борго совершил путешествие по Италии, и там, в Риме и Милане, знаменитый художник Карл Брюллов писал его, наверное, самый известный портрет. Эту картину Поццо ди Борго заказал к своему 70-летию, на ней он запечатлен со всеми своими наградами: орденом Святого Андрея Первозванного, орденом Святого Георгия 4-й степени, орденом за 25 лет безупречной службы, медалью за взятие Парижа в 1814 году, орденом Святого Этьена, орденом Золотого руна и прусским орденом Черного орла. После смерти Поццо ди Борго этот портрет перешел его племяннику и наследнику Шарлю, а Нессельроде выкупил его для архива Министерства иностранных дел. После революции 1917 года портрет оказался в Саратовском художественном музее им. А.Н. Радищева и по сей день является его украшением.

Поццо ди Борго воспринимал свой перевод в Лондон как немилость и своеобразную ссылку. Это стало концом дипломатической карьеры Шарля-Андре. Дела политики не увлекали, да и министерства, английское и российское, словно сговорившись, игнорировали опального посланника. Тяготясь чопорным лондонским "обществом", он проводил время в узком кругу сотрудников, начал много играть.

Одним из последних дипломатических документов, под которым Поццо ди Борго поставил свою подпись, был договор от 19 апреля 1839 года, окончательно урегулировавший территориальные и финансовые споры между Бельгией и Голландией.

Красивый, элегантный, нравившийся женщинам граф так и не создал семьи, ведь до 50 лет он вел жизнь скитальца. Он был очень привязан к жене своего племянника Шарля, Валентине де Крийон, дочери пэра Франции, герцога де Крийона. Путешествуя, он отовсюду привозил ей дорогие подарки: самые красивые меха из Петербурга, изысканные украшения из Вены, ткани из Германии.

Его личные письма этих лет полны горечи и бесконечной усталости. Все больше он тосковал по Парижу — городу, напоминавшему ему об ушедших днях молодости и славы. Если в начале 1830-х годов он стремился уехать из Парижа в Лондон, то теперь часто уезжал в столицу Франции. Даже окружающие замечали, что в Париже ему было гораздо уютнее, там он себя лучше чувствовал.

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

28 декабря 1839 года высочайшим рескриптом Поццо ди Борго был уволен с государственной службы. Он не вернулся на родную Корсику и не отправился в Россию. Последние годы он провел в Париже, в превосходном особняке на улице Университэ (дом 49-51).

В 2010 году владелец особняка Филипп Поццо ди Борго (прототип главного героя фильма "Неприкасаемые", в российском прокате — "1+1″, в котором рассказывается о парализованном аристократе и его чернокожем помощнике. — Прим. авт.) продал этот дом правительству Габона. До того здание арендовал знаменитый кутюрье Карл Лагерфельд.

15 декабря 1840 года в Париже состоялось грандиозное событие, на котором присутствовала практически вся столица: возвращение праха Наполеона Бонапарта с острова Святой Елены и его перезахоронение в соборе Дома инвалидов. Многие современники оставили свои воспоминания об этом дне. Но только не Поццо ди Борго. Видимо, он уже очень устал и перегорел. С 1838 года он разбирал свои бумаги, чувствуя, по его собственным словам, "приближение конца". Эти сундуки с документами по сию пору находятся у потомков.

После 1796 года он никогда не бывал на Корсике, но благодаря своим племянникам сохранил там определенное влияние. Он никогда не отказывал в помощи своим соотечественникам-корсиканцам и тратил собственные средства на общественные нужды Корсики. Например, на его деньги была восстановлена деревенская церковь, строились дороги, были опубликованы книги, посвященные истории Корсики, которые, к сожалению, до нас не дошли.

Старый и больной, с помутившимся рассудком, Поццо ди Борго умер 15 февраля 1842 года. Он был похоронен на кладбище Пер-Лашез. Как гласит надпись у основания монумента, срок договора на пребывание останков — на веки вечные, concession à perpetuelle. От Наполеона, покоящегося в соборе Дома инвалидов, его отделяет лишь Сена...

Одна из улочек Аяччо носит сейчас имя Поццо ди Борго. А на ней есть бистро с названием "Бонапарт". Так история примирила двух честолюбивых и амбициозных корсиканцев, которые просто не могли ужиться на маленьком острове. Может быть, в этом и заключается главная причина их борьбы? А для России и Франции имя корсиканского аристократа, генерала, "дипломатического маршала" Европы, графа Шарля-Андре Поццо ди Борго стало символом дружбы и союза между нашими странами. Это было его заветным желанием.

***

Однажды сотрудники Саратовского государственного художественного музея им. А.Н. Радищева любезно позволили мне сфотографировать тот самый портрет графа Поццо ди Борго кисти гениального Карла Брюллова. Думаю, Карлу Осиповичу понравилась бы фраза из музейного путеводителя: "Сложно поверить, что на момент создания работы Поццо ди Борго было почти семьдесят лет". Единственное, что заставило бы его вспыхнуть, — это упоминание о нем как об "итальянском дипломате и политике". Нет же, нет: он был доблестным корсиканцем и верным советником российских императоров. Virtute et Consilio — доблестью и советом...