Егор Кончаловский: С этим перевиранием истории мозг постоянно в смятении

В последние годы на экранах российских (и не только) кинотеатров стало появляться много фильмов на историческую тематику. Такая тенденция не может не радовать, особенно учитывая тот факт, что и молодежь активно интересуется такими фильмами.

Картины, посвященные эпохам древней и средневековой Руси, великим правителям и баталиям, собирают в прокате многомиллионные суммы, порой не только не уступая голливудским блокбастерам, но и опережая их.

Впрочем, современные исторические фильмы – это тоже блокбастеры. Дорогие костюмы и декорации, компьютерная графика, спецэффекты, звездный актерский состав – без этого сегодня невозможно снять кассовое кино. Чтобы фильм «выстрелил» в кинопрокате, режиссеры прибегают ко всему набору известных им средств и уловок.

Увы, часто из-за этого меньше внимания уделяется достоверности деталей, а сюжет уходит так далеко от оригинальной истории, что кино переходит в жанр фантастики.

На это обращает внимание и известный российский кинорежиссер Егор Кончаловский. Сам он тоже не раз брался за исторические фильмы и продолжает вынашивать идеи новых проектов в этом жанре.

Многие фильмы Егор Андреевич снимал по заказу руководства Казахстана – с этой страной прочно связана история его семьи. Сам Кончаловский, приезжая в Астану, не раз говорил: «Здесь я считаю себя казахом, в России – русским». Один из таких фильмов, «Возвращение в “А”», посвященный войне в Афганистане, был этим летом показан в «КиноСквере» РВИО.

Егор Андреевич согласился дать порталу «История.РФ» большое интервью, в котором рассказал о своих творческих планах, о том, почему снимать фильмы об истории – это интересно и сложно, и как исторические «блокбастеры» о Великой Отечественной войне влияют на умы молодого поколения.

«В кино греки живут в монгольских юртах»

– Егор Андреевич, в своих интервью вы часто упоминали, что мечтаете снять фильм о царице Томирис, которая правила скифским племенем массагетов. Тема кажется очень интересной. Вы все еще вынашиваете эту идею?

– Это есть у меня в планах, но я пока не приступил к съемкам, потому что для этого надо надолго ехать в Среднюю Азию. Это может быть интересно только им, а россияне, как правило, даже не знают, кто такая Томирис. Узбеки, казахи, киргизы – каждый из этих азиатских народов считает ее своей, и из-за этого они ссорятся. Но это очень дорогой проект, на него потребуется несколько десятков миллионов долларов.

– Как вам пришла в голову идея снимать кино про царицу массагетов? Это все-таки не самая известная и популярная легенда.

– Просто я интересуюсь историей Казахстана, потому что часть моих корней происходит оттуда. И потом, мы более-менее хорошо знаем историю Западной Европы, скажем Англии или Франции, и совершенно не представляем, что творилось на протяжении 25 веков на территории Великой Степи. Сначала здесь были скифы, потом хунну, гунны, половцы… Вообще, все это очень интересно, но мы этой истории не знаем. Мы в этом смысле смотрим на Запад: про Генриха VIII мы знаем, а про Тамерлана не очень. А там ведь были великие баталии, в которых участвовало по миллиону человек! Это тебе не какие-нибудь западные сражения: 15 тысяч англичан и 10 тысяч французов. Кроме того, это были сражения совершенно другой интенсивности.

– На чем вы планируете основываться при работе над фильмом? Ведь какие-то материалы на эту тему, наверное, непросто отыскать?

– Что касается материалов, то, конечно, можно только догадываться, как это происходило. Но образ жизни скифов фактически был такой же, как у монголов спустя полторы тысячи лет. Их обычаи были очень похожи. Естественно, придется фантазировать, но фантазировать не в такой степени, как, например, фантазируют создатели фильма «Александр», где греческие воины живут в… монгольских юртах!

– Правда? Я несколько раз смотрела это кино, но не заметила такой погрешности.

– Да, если внимательно посмотреть этот фильм, то можно увидеть, что лагерь греков состоит из монгольских юрт. То есть художник-постановщик увидел их и решил: «О! А почему бы древним грекам не жить в монгольских юртах?» Причем это именно постройки монголов – казахские выглядят почти так же, но, как правило, на них есть узоры.

– По этой причине историческое кино снимать сложнее, чем современное?

– Понимаете, одно дело снимать историческое кино про Зою Космодемьянскую, где все задокументировано, а другое дело, когда все это было две с половиной тысячи лет назад, – там есть возможность фантазировать, и никто тебя во лжи не уличит. А когда Харрисон Форд в фильме про советскую подлодку (К-19 – прим. ред.) по звездочкам на погонах то капитан первого ранга, то капитан второго ранга, то каждый русский человек видит эту глупость. Американец, конечно, не заметит, что у него то три звезды, то две. А Зоя Космодемьянская, как и вся Великая Отечественная война, – это задокументированная история. Там все-таки надо быть очень скрупулезным, чтобы потом не сказали: «Это вранье». Ну а про скифов кто знает? Это фактически фэнтези.

«Эра Голливуда в кино закончилась»

– Эта тема, на самом деле, очень острая. В последние годы российские режиссеры часто берутся снимать кино на историческую тему. Того же «Викинга» все обвиняли в недостоверности деталей и извращении оригинальной истории. Такая участь постигла, наверно, почти каждый исторический фильм. Стоит ли снимать их в таких количествах?

– Если честно, из-за обилия вот таких больших исторических фильмов (кстати, в том числе китайских: в Китае снимают очень много мощных блокбастеров на историческую тему) я немножко остыл. В какое-то время я был готов сейчас же взяться за такой проект, а сейчас не очень хочу. Надо, чтобы прошло время, нужно как-то переосмыслить все это. Потому что все эти кадры с тучей летящих стрел, которые так красиво летят над войском, и так далее – все это уже было великолепно сделано в «Храбром сердце», в китайских фильмах, во «Властелине колец», в «Игре престолов». Этот постановочный момент, который меня в свое время интересовал, батальное кино как киноформа – это все уже не удивительно. Хотя, к разговору о правде и неправде: Уильям Уоллес в английской истории – человек примерно уровня Геббельса. Это человек, который ел детей, разрубал топором беременных женщин и вообще был страшный злодей. А персонаж Мэла Гибсона, который по происхождению австралиец и ненавидит англичан, предстает героем.

– То есть режиссерское видение в любом случае искажает картину событий?

– Конечно, искажает! Ленин был не такой, каким его рисовали в советское время. Безусловно, он огромная фигура масштаба Наполеона, Сталина и так далее. Но он не был тем добрым дедушкой, которого мы привыкли себе представлять.

– Это правильно, на ваш взгляд, делать так много масштабных исторических «блокбастеров»? Не «перекормят» ли людей этим жанром?   

–Вы знаете, к сожалению, эра большого кинематографического Голливуда, на мой взгляд, закончилась. Вспомните, какие раньше были фильмы: «Схватка» с Де Ниро и Аль Пачино, «Основной инстинкт» – это был такой большой коммерческий Голливуд. А сейчас появились или огромные развлекательные фильмы типа «Трансформеров», или ужасные малобюджетные картины. Ведь очень трудно найти хороший фильм! Если вводишь в поиске «посмотреть фильмы онлайн», выводится огромное количество всяческих фильмов: один из десяти, может быть, можно посмотреть. Эта тенденция наблюдается не только в историческом, а в любом кино. А сколько артхаусных фильмов! Это кино не для всех. Просто у кого-то получается это делать, а у кого-то это шифрование пустоты и глупости. То же самое происходит во всех жанрах. Что нового в них можно сказать?

– Но режиссеры все равно не оставляют попыток впечатлить зрителя. А потом их обвиняют в том, что фильм про эпоху Средневековья выглядит как боевик. Разве это хорошо?

– Знаете, когда Толкин писал книгу «Хоббит, или Туда и обратно», он где-то написал, что когда хоббиты находятся на грани смерти, за ними гонятся гоблины, пауки, драконы и прочие чудовища, то это интересно читать. А как только хоббиты добираются до какого-то уютного уголка, где эльфы их поят медом и кормят всякими яствами, это скучно читать. Поэтому для коммерческого исторического кино, естественно, выбирают сюжеты, которые позволяют наполнить фильм действием. Жанна д'Арк, Генрих VIII, Тюдоры – как правило, востребованы такие драматические вещи. И в этом смысле это, конечно, батальные сцены. Поэтому я немножко остыл к такому кино, решил это все переосмыслить. Ради чего снимать этот фильм? Ради летящих стрел и скачущей конницы? Или ради экзистенциального понимания того, что мы на самом деле не европейцы, а азиаты, но почему-то так хотим быть европейцами, и нам кажется, что азиатами быть стыдно? А ведь, например, Тамерлан, который жил и творил все свои свершения в XIV–XV веке, – это он придумал станционных смотрителей, перекладных! Он строил обсерватории, построил Самарканд, Бухару, его внуком был выдающийся математик и астроном Улугбек. Это была высочайшая культура! А мы изо всех сил смотрим на Запад. 

«Военное кино должно быть объяснительным»

– Своими работами вы стараетесь обращать внимание зрителей на историю и культуру Востока. Как думаете, вам это удается? В какой степени ваше кино доносит эти идеи до людей и кто он – ваш зритель?  

– Если честно, меня в меньшей степени интересует западный рынок, чем, например, китайский. Все мои взоры с точки зрения того, что я хочу делать, направлены на Восток – Казахстан, Китай. Я считаю и Россию восточной страной и думаю, что это большой плюс, а не минус, потому что западная цивилизация находится в глубочайшем кризисе.

– В странах Востока смотрят российское кино?

– Да, наше кино очень любят в Китае. Например, с большим интересом там отнеслись к новому фильму «А зори здесь тихие…» Рената Давлетьярова. Естественно, многие говорят, что он уступает советскому оригиналу, но тем не менее китайцы проявили большой интерес к этому кино. Это один из их любимых фильмов, и они даже сняли свою, китайскую версию этой картины.

– Почему в Китае проявили такой интерес к фильму о Великой Отечественной войне?

– Все-таки идеологически мы были очень близки в наши так называемые «тоталитарные годы». Я имею в виду, близки ментально. Собственно говоря, идеологические и человеческие ценности, которые в идеале были близки советскому человеку, были близки и «советскому» китайскому человеку. Причем никто не знает, что более 30 миллионов китайцев погибли во Второй мировой войне. Никто про это даже не говорит! Поэтому российскому кино, на мой взгляд, легче найти путь на китайские экраны, чем американскому фильму. Американская идеология – полная противоположность китайской. Мне кажется, что политически мы сейчас стали посматривать на Китай и применили во внешней политике нашей страны все то, чем всегда славились китайцы: сделали ее взвешенной, неагрессивной, основанной на здравом смысле. Ведь китайцы практически никогда не воевали на чужой территории. По большей части они воевали чужими руками и деньгами, то есть торговлей.

– Раз уж вы упомянули фильм «А зори здесь тихие…», не могу удержаться от следующего вопроса. Стоит ли переснимать классические советские фильмы о Великой Отечественной войне? Все-таки вопрос этот очень острый и спорный. То же самое касается современных фильмов о тех событиях – скользкая дорожка для кинематографиста…

– Понимаете, мы все-таки живем в новых реалиях, в совершенно новом информационном пространстве. Люди вынуждены мыслить гораздо быстрее. Сейчас даже чаще смотрят сериалы, чем кино. Целый фильм посмотреть тяжело, а вот сериал – в самый раз: посмотрел 45 минут и лег спать. В этом смысле военное кино, во-первых, должно быть гораздо более объяснительным. Потому что современные 40-летние люди – это, наверное, последнее поколение, воспитанное на войне. Мне 51, и я воспитан на войне: я знаю о подвиге Космодемьянской, Матросова, панфиловцев, о Курской дуге – я знаю эту историю. Поэтому война во мне сидит, она впитана мною с молоком матери, и мне не нужно ничего про нее объяснять. А для сегодняшней молодежи Великая Отечественная война такая же, как для нас – Отечественная война 1812 года. Победили – и слава богу! Молодежь сегодня ничего не знает. Положите перед ними фотографии великих маршалов, и, может быть, они узнают Жукова. А остальные – Рокоссовский, Малиновский, Черняховский, Глаголев и другие герои, – их уже не знают. Некоторые уже не знают и Жукова, и даже Ленина. Поэтому современное кино о войне должно быть во многом объяснительным. Все это очень сложно для современного человека; очень трудно понять подвиг Зои Космодемьянской. В то время во всю работала «индустрия героев», которая плодила этих людей, готовых пожертвовать своей жизнью. Сегодня человек другой. Поэтому я считаю, что надо не переснимать старые фильмы, а снимать новые. Современный зритель гораздо легче воспримет «Мы из будущего», чем «Иди и смотри» или «Восхождение».

– Современное кино, безусловно, должно просвещать молодое поколение – особенно если это касается истории родной страны. Как думаете, ему это удается?

– Сейчас я состою в Общественном совете при Росмолодежи и в Общественной палате, и я чувствую, что, слава богу, у нас все-таки повернулись к молодежи и вдруг спохватились, опомнились: «У нас же никто ничего не знает! А чем мы можем гордиться?» Принято гордиться Великой победой, а сейчас уже выходит, что вроде как американцы победили, а мы им немножко помогли, зато потом оккупировали пол-Европы. С этим перевиранием истории молодой мозг постоянно находится в смятении. Поэтому, мне кажется, очень важно современным языком рассказывать об истории страны.

– Не выглядит ли это чересчур поверхностно и даже примитивно?

– Да, кому-то это покажется поверхностным. Но у нас сейчас все поверхностное! Такие фильмы, как «Трансформеры», собирают кучу денег в прокате. Дело в том, что касса фильма – это и есть количество людей, которое его посмотрело. Конечно, сделать фильм кассовым – это очень сложная задача, потому что ты должен, с одной стороны, остаться в правильном историческо-патриотическом поле, а с другой – упростить это все и, я не побоюсь этого слова, примитивизировать. Это делается для того, чтобы усредненный зритель, которому 14 лет и который взял с собой ведро попкорна и литр кока-колы, воспринял то, что происходит. Это очень сложная задача – удовлетворить все потребности в таком разношерстном информационном обществе. Угодить здесь очень трудно, потому что более старшее поколение будет говорить: «Вот раньше были фильмы – добрые, нежные, а сейчас какая-то фигня». Но все-таки, кто ходит в кино? Основная масса – это люди от 12 до 25 лет. Значит, извините, придется терпеть. Зато, если это хорошо сделано и хорошо отрекламировано, молодежь это, вероятно, посмотрит.