GE TRÄNARNA MERA MAKT
Столь пафосное завершение предыдущей главы о «беспощадном канадском хоккейном исполине» сделано не для красного словца и не случайно. Мощь этого национального явления, хоккея с шайбой (ice hockey), в подлинно северной стране под названием Канада обывателю трудно представить. Оно (явление) составляет одну из важных частей мировоззренческого сознания каждого канадского гражданина. Целое столетие существования государства характеризуется повсеместным и неуклонным развитием этого вида спорта. В любой канадской семье при рождении мальчика не допускается и мысли о том, чтобы с раннего детства он не попробовал себя в хоккее. Хоккей для ребёнка в Канаде – начальная школа жизни. Хоккей в Канаде был и остается важнейшей частью внутренней и внешней политики государства. Наконец, канадский хоккей – это гигантское транснациональное финансовое предприятие с оборотом многих миллиардов долларов. И к тому же, хоккей - это тот вид спорта, в котором Канада никогда и никому не собиралась отдавать мировое лидерство, тем более, на целое десятилетие!
Данный монолитный фундамент определял отношение всех слоёв общества страны к ставшему незавидным положению её хоккея на мировой арене в конце 60-х, начале 70-х годов. Оно представлялось катастрофическим, и никак не укладывалось в национальном сознании канадцев. Гражданское общество, правительственные круги и финансовые институты готовы были не жалеть усилий по возврату своей страны на мировой хоккейный Олимп.
Главным препятствием на этом пути канадцам виделся, и не без оснований, советский хоккей. Мы уже писали, насколько неудержимы были тренеры сборной СССР Тарасов и Чернышев в желании соревноваться с лучшими хоккеистами страны Кленового листа. И как под разными предлогами, и при безучастном отношении МФХЛ (более всего из-за нежелания её президента Дж.Ахерна), Национальная Хоккейная Лига высокомерно отвергала любые предлагаемые форматы матчей своих игроков с русскими. Вместе с тем, в Канаде готовы были к любым способам ослабления советской хоккейной машины. Так, успешным оказалось административно-конъюнктурное (см. выше, Часть 14) воздействие на некоторых ответственных работников советских спортивных организаций. И первую скрипку в этом сыграл Алан Иглсон, который осуществил беспрецедентную атаку на А.Тарасова в апреле 1969 г. через Федерацию хоккея (ФХ) и Спорткомитет СССР. Главной задачей всей этой кампании было отстранение тренера от руководства сборной командой. Первые попытки, поначалу успешные, закончились в итоге не совсем удачно. Но затем «среди полного здоровья» (выражаясь языком медиков) этот процесс возобновился уже в январе 1972 г., перед Олимпиадой в Саппоро. Ведь не случайно в самом начале Олимпиады Ф.Пейдж (см. выше) публично утверждал, что и осенью 1971 г., и в январе 1972 г. в Федерацию хоккея СССР на имя Тарасова были отправлены телеграммы от КЛХА. В них говорилось о готовности сотрудничающих НХЛ и КЛХА организовать серию матчей канадцев с советскими хоккеистами без каких-либо ограничений для профессионалов. Таким образом, аппарат Федерации хоккея (прежде всего А.Старовойтов и К.Роменский) знал о готовности Канады вступить в официальные переговоры с Советской стороной. По утверждениям Пейджа ответов на эти телеграммы не последовало. Естественно, самих А.Тарасова и А.Чернышева в ФХ об этом не информировали. В Спорткомитете им давно дали понять, что переговорная сторона советско-канадских хоккейных отношений находится вне формальной компетенции тренеров. Недаром на одном из брифингов в Саппоро Тарасов подчеркнул: «…стремление к встречам с НХЛ, это не только личное желание Тарасова, но это и заявка Федерации хоккея СССР».
Важно снова напомнить, что канадская инициатива была продиктована решением канадского правительства активно следовать советско-канадским договоренностям (Трюдо – Косыгин) октября 1971 г. Именно поэтому Министерство иностранных дел Канады поручило своим послам в СССР, ЧССР и Швеции инициировать переговоры со спортивными администрациями этих стран по ускорению принятия на местном уровне решений о соревновании с профессионалами. В уже упомянутых нами мемуарах ветерана канадской дипломатии Гари Смита всё представлено совсем в ином, обратном виде: канадское посольство в Москве в конце 1971 г. нам представляют чуть ли не главным инициатором возрождения советско-канадских хоккейных отношений (Ice War Diplomat: Hockey Meets Cold War Politics at the 1972 Summit Series; Gary J. Smith, 2020).
Пару лет назад канадское правительство рассекретило ряд документов, касающихся упомянутого выше визита в страну советского премьера А.Н.Косыгина. В частности, в Канаде было известно, что советский гость перед самым отъездом посетил в Ванкувере игру клубов НХЛ, в которой гостем был «Монреаль Канадиенс». Это событие стало аккордом, положительно завершившим тему возобновления между странами контактов в области хоккея. И хотя конкретный прогресс в хоккейных отношениях косвенно был включен в общее соглашение о развитии двусторонних обменов, ни публично, ни в частном порядке он не упоминался среди достижений или последствий визита. Однако, остановившись по пути домой в Гаване, на приеме, устроенном Фиделем Кастро, Косыгин сказал послу Канады на Кубе, что хоккейный матч стал ярким событием его только что завершившегося визита, и выразил уверенность, что Канада и СССР «скоро снова будут играть вместе». После его возвращения в Москву эта тема получила дальнейшее развитие, но уже по дипломатическим каналам. Первый секретарь советского посольства в Оттаве Б.Е.Ковальский 18 ноября связался с министерством иностранных дел Канады, чтобы сделать поразительное предложение: хоккейный клуб ЦСКА выступит на турнире в Колорадо (США) в конце декабря, и хотел бы посетить Канаду, чтобы сыграть три игры против команд «Североамериканской профессиональной хоккейной лиги» в январе 1972 года. Увертюра выглядела поразительно, потому что она была сделана напрямую между двумя правительствами, по дипломатическим, т.е. секретным каналам, а не через хоккейные федерации или спортивные министерства. Получалось, что стремление Тарасова играть с лучшими канадцами и положительный хоккейный опыт Косыгина в Ванкувере, похоже, объединились, чтобы преодолеть традиционную осторожность советской спортивной и хоккейной бюрократии. Действительно, по крайней мере многие из этих бюрократов остались в стороне. Посольство Канады в Москве сообщило 1 декабря, что его постоянный собеседник по этому вопросу заместитель Сергея Павлова по международным отношениям «только что узнал» о запросе советского посольства из Оттавы и предположил, что это инициатива Тарасова. Советский спортивный аппаратчик раскритиковал это предложение, опасаясь, что оно может поставить под угрозу золото в Саппоро. Министерство иностранных дел Канады на следующий день провело закрытое совещание с руководителями «Хоккей Канады», КЛХА (CAHA) и Министерства национального здравоохранения и социального обеспечения для выработки ответа. В результате канадцы расценили даты января 1972 года «непрактичными и обреченными на провал». Вместо этого, решили они, «мы согласимся только на то, чтобы выставить наших лучших против их лучших», имея ввиду «лучших игроков НХЛ». Рабочей группой было решено «предложить альтернативную дату в сентябре 1972 года» для организации соревнований лучших национальных команд. Официальный ответ Министерства иностранных дел Канады был направлен в советское посольство в Оттаве и был выдержан в максимально вежливой форме. Предложение о встречах хотя и приветствовалось, но было из-за неадекватности сроков (январь) отклонено, и сопровождалось «твёрдым встречным предложением о проведении показательных игр Канады с участием советской национальной сборной на самом высоком уровне в начале сезона 1972/73». Вот как на самом деле был заложен фундамент исторической Summit Series 1972 г. (Hershberg, James. "3. Breaking the Ice: Alexei Kosygin and the Secret Background of the 1972 Hockey Summit Series", 2019). Так называемые «заслуги» хоккейных и иных чиновников с обеих сторон (Смит, Ахерн, Иглсон, Старовойтов и др.) выглядят в контексте этих фактов рутинным исполнением их функциональных обязанностей или преследованием личных интересов.
Теперь можно себе представить в какую ярость привело аппаратчиков Спорткомитета известие о настойчивости Тарасова ускоренно осуществить свой давний замысел, по горячим следам воспользовавшись безусловным одобрением А.Н.Косыгина. Есть все основания предполагать, что Тарасов, используя клубный уровень соревнования (ЦСКА – «Монреаль», или «Торонто»), надеялся избежать формальных санкций МОК по олимпийской «непригодности» советских спортсменов, соревновавшихся с профессионалами. А, возможно, тренер был даже готов пожертвовать своим участием в Олимпиаде ради осуществления давней мечты.
В командной бюрократической системе страны Советов, формировавшейся десятилетиями, аппарат никому не прощал каких-либо инициативных вольностей, особенно если в результате происходило ущемление личных (не только карьерных!) интересов его представителей. И пользовался любыми способами наказания смутьянов, вплоть до окончательной профессиональной дискредитации.
Участие Тарасова в Олимпиаде, постоянный интерес к нему западной прессы, могли сделать его одной из неизбежных и заметных, пусть и символических переговорных фигур в Саппоро. Поэтому так пассивен был Дж.Ахерн, как бы не замечавший инициативного Пэйджа. Поэтому, несмотря на заверения Спорткомитета канадским дипломатам, в Саппоро не было слышно А.Старовойтова, ответственного секретаря ФХ СССР (ведь только ФХ была вправе через МФХЛ начать переговоры с КЛХА!). А Председатель и начальник управления спортивных игр Спорткомитета СССР были, естественно, озабочены «только» общекомандной победой нашей страны в Олимпиаде, и, в том числе, победой команды Советского Союза в хоккейном турнире. Да и в соответствии с Уставом МФХЛ только Конгресс этой организации мог законодательно признать право «любителей» соревноваться с профессионалами. Однако, повторимся: вызов Ф.Пейджа был анонсом непреклонного стремления хоккейной Канады к соревнованию профессионалов на международной арене. Решение этого вопроса неизбежно должно было состояться на ближайшем Конгресс МФХЛ в Праге, в период проведения Чемпионата мира (7 – 22 апреля 1972 г.). А отлученный от сборной команды СССР А.Тарасов, покинув арену международного хоккея высшего уровня, уже никак не мог влиять на судьбу своей профессиональной мечты – сражения с сильнейшими хоккеистами Канады.
Мы уже писали о том, как 25 февраля газетные издания Канады, да и США откликнулись на сообщение об отставке тренеров сборной СССР по хоккею. Авторитетный спортивный журналист, известный на всю Канаду своей крайней язвительностью и сварливостью, убеждённый мизантроп Джим Праудфут (Jim Proudfoot) свой отзыв на отставку Тарасова озаглавил «Медведь был бы ещё очень полезен». Вот его заметка в «Toronto Star».
«Русские действительно готовятся сразиться с североамериканскими воинами. Но человек, который больше всего желал этой конфронтации и сделал больше всех для ее возникновения, был лишен всех властных рычагов и всего своего влияния. «Большой Медведь» Анатолий Тарасов вчера был уволен. Он и его партнер Аркадий Чернышев были отставлены, и их заменили тренеры Бобров и Пучков, герои советского хоккея прежней эпохи.
Тарасов всегда яростно гордился своими командами. А почему бы и нет? За 13 сезонов он завоевал 9 мировых и 3 олимпийских титула. Но даже при таких достижениях его не особенно заботило, кто может победить, когда ему, наконец, доведётся сыграть с клубом НХЛ или её сборной командой. Он всегда восторженно отзывался о том, какими сильными, умелыми и отважными были его спортсмены и насколько переоцененными были профессионалы. Но про себя он страстно мечтал о возможности для своих парней учиться у спортсменов высшей лиги.
Большой Медведь был достаточно умен, чтобы понимать, что российский хоккей начал буксовать, по крайней мере, на высшем уровне из-за отсутствия должной конкуренции. Его команда не становилась лучше в течение нескольких лет, и он понял, что единственное решение заключается в более серьезных вызовах.
Проблема Тарасова, конечно, состояла в том, что он никогда не имел возможности принимать самостоятельные решения, несмотря на громкие заявления, которые всегда не боялся произносить. Решения принимали начальники, люди с гораздо большим влиянием, чем у него; но они считали, что важнее всего золотые медали, даже если они выиграны у Болгарии или Афганистана. Развитие российского хоккея для них абсолютно ничего не значило.
Тарасова донимали вопросами о его предстоящей отставке на недавних брифингах в Саппоро. Он высмеял эту идею и отметил: «Мне еще предстоит много работы». Смысл сказанного им был неотвратимо ясен. Российский хоккей застрял на перевале, впереди еще долгий путь, и человек, который сдвинет его и преодолеет это последнее препятствие, оставит неизгладимый след в истории.
Но теперь у Тарасова не будет возможности взяться за этот проект, если только советские власти не совершат одну из своих знаменитых уловок-рокировок, как только Бобров и Пучков совершат первую ошибку.
Нет, теперь у Большого Медведя будет достаточно времени, чтобы поработать над мемуарами и присмотреть за миллионом мальчишек, которые каждую зиму участвуют в турнире «Золотая шайба».
Хоккей, не только международный, с уходом Тарасова в большом проигрыше. Он привнёс новое измерение в спорт своим уникальным стилем и отлично подготовленными командами. Он создатель советского хоккея и неизбежный кандидат на номинацию в Зал Хоккейной Славы в самое ближайшее время».
Резким контрастом на этом фоне выглядела откровенно безучастная реакция советской хоккейной общественности на отставку титулованных и не побеждённых тренеров. Заявление об уходе «по собственному желанию» в советском номенклатурном понимании могло означать как вынужденную отставку (в крайних случаях маскировку увольнения), так и, гораздо реже, знак подлинного добровольного завершения службы. Разглядеть второе дно в подобных ситуациях зачастую не составляло труда. Но обсуждать такое (нередкую завуалированность истинных причин государственного решения) в открытой печати по умолчанию было непозволительно. Тем более, не допускалось обнародование влияния на подобные события высших органов (спорт вне политики!) государственной власти. Однако, тайное очень часто становится явным. И поэтому расскажем об одном эпизоде, описанном в канадской прессе, очень охочей до любых пикантных хоккейных подробностей. Вот как он был представлен во всех газетах слово в слово.
«Н.А.Тихонов, первый вице-премьер Правительства СССР, заявил в среду (14 марта 1972 г. – прим. автора) вечером, “нашим народам лучше встречаться на спортивных площадках, чем на поле боя”. Глава советской парламентской делегации в Канаде, интервьюированный в Мэйпл Лифс Гарденс сказал: “Хоккей способствует дружбе народов. Хочется, чтобы возникла Мировая хоккейная лига. Это повысило бы уровень игры. Я большой любитель хоккея, и получаю огромное удовольствие от этого вида спорта. Особенно сегодня, потому что играют две великие (Монреаль Канадиенс и Торонто Мэйпл Лифс) хоккейные команды Канады”.
Но когда его спросили, за что был уволен тренер сборной СССР по хоккею Анатолий Тарасов, Тихонов мгновенно напрягся. “Мистер Тарасов не был уволен, - сказал он возмущенно, - Анатолий возглавляет хоккейный клуб в чемпионате страны. У него слишком много работы, чтобы ещё тренировать сборную. К тому же, он стареет”». Не правда ли, убедительный аргумент 67-летнего государственного руководителя в оправдание отставки «стареющего» 53-летнего тренера. В этих словах Тихонова явно усматривается не знание предмета, а аппаратно-бюрократическое стереотипное клише, предназначенное (Кем? Ответственным за спорт С.Павловым!) для далёких от спорта первых лиц государства (15.03.1972). Однако осведомлённость при этом видна полная. Нельзя исключить в такой реакции и личной недоброжелательности в отношении своевольного и слишком популярного спортивного деятеля.
Продолжая и развивая тему «противостояния двух великих хоккейных индивидуумов», нельзя не коснуться истории «возвращения» в сборную СССР (но уже в роли тренеров) В.Боброва и Н.Пучкова. Подробности этого события раскрывает спортивный (хоккейный) журналист из Ленинграда (Санкт-Петербурга) Семён Вайханский в своей знаменитой монографии «Золотая книга сборной СССР по хоккею». В главе «Интрига назначения» автор, фактически интервьюируя своего друга Н.Пучкова, выясняет детали смены тренерского руководства сборной СССР. Немаловажно обратить внимание на утверждение Пучкова, что именно он убедил министра С.Павлова пригласить Боброва на роль начальника команды, тогда как самому Пучкову предназначалась роль тренера. Ведь в сезоне 1971 г. его команда СКА (Ленинград) стала третьим призером чемпионата СССР. Однако, Боброву, в нарушение договоренности с Пучковым, путём административных интриг удалось присвоить роль старшего тренера себе. Описывая недолгий период их совместной работы в сборной СССР, Пучков в этом разговоре подчёркивал посредственные тренерские качества В.Боброва, цитируя его же собственное признание: «Ну, какой я старший тренер, если ни игры, ни тренировки не веду?» Напротив, «биограф» Боброва, спортивный журналист В.Н.Пахомов рассказывает, что «… когда перед Прагой Боброву предложили взять в ассистенты Пучкова, он не отказался».
Вместе с тем, Всеволод Михайлович, вступив в свои новые права, начинает формировать образ радетеля за спасение доставшегося ему наследства. Так, в день утверждения его старшим тренером сборной команды страны он делится со своим «верным и искренним другом» всё тем же В.Н.Пахомовым: «Знаешь, что меня беспокоит? В Саппоро наша команда не выиграла ни одного третьего периода. Прежде такого никогда не бывало! Наоборот, вспомни, раньше мы всегда наиболее сильно проводили заключительную 20‑минутку. Поражаюсь я порой на Чернышева и Тарасова – опытные специалисты, десять лет работали в сборной команде, но как могло случиться, что в составе оказалось шесть игроков старше тридцати лет? Вот это и сказалось на результатах третьих периодов. А ведь чемпионат мира в Праге будет в два раза длиннее олимпийского турнира» (Пахомов В.Н., «Бобров – гений прорыва», 1983).
А вот что говорит Бобров после того же чемпионата мира 1972 г. «Игроки нашей сборной сделали всё, что могли, но соперник оказался в лучшей форме. Почему это произошло? Вся система подготовки сборной СССР была построена так, что пик формы её игроков пришёлся на олимпийский турнир в Саппоро. Чехословацкие хоккеисты, наоборот, … рассчитывали достичь вершин именно в Праге, и это у них получилось. Перед отъездом в Прагу сборная СССР помолодела (с 27 до 25 лет среднего возраста – примечание авт.). И если бы этого не произошло, мы могли закончить чемпионат мира ещё слабее». «Чехословацкая команда тоже не показала в тактике ничего нового … но … игры сборной ЧССР …оказались для нас на редкость трудными и обернулись потерей трех очков». Впечатляет последняя фраза этого подведения итогов сезона: «Скажу лишь, что двери в сборную страны открыты всем – независимо от возраста и стажа выступлений» (а как же «старше 30 лет»?!!!).
Обсуждая причины поражения, тренер почему-то забывает объяснить, почему его команда, ни разу не проиграв (в 10 матчах!) третьего периода, всё же отстала от чемпионов мира на 3 очка.
Наш столь беглый анализ самооценки дебюта нового руководителя сборной СССР по хоккею сделан с одной целью. Показать, какими были главные ориентиры и критерии при осмыслении тренером потенциала и перспектив руководимой им команды. Это будет важно не забывать при дальнейшем описании и обзоре заключительного этапа, самогО апофеоза советско-канадского хоккейного противостояния в сентябре 1972 г.
Давно и хорошо известно, что в ходе пражского чемпионата мира в рамках работы исполкома МФХЛ (на котором А.Старовойтов, как ему и обещали в 1969 г., был избран членом Исполкома) активно прошли сложные (3-дневные!) переговоры советских и канадских хоккейных администраторов. Канадскую сторону представляли «Хоккей Канады» (Чарлз Хэй, Лу Лефэйв) и КЛХА (Джон Кричка), советская делегация была представлена ответственными секретарями ФХ СССР А.Старовойтовым и К.Роменским. Понятно, что главной фигурой для них был начальник управления спортивных игр В.Л.Сыч, но в переговорах формально он участвовать не мог. Решался вопрос о проведении серии матчей между хоккеистами двух стран без каких-либо ограничений для Канады по подбору игроков. Джон Ахерн, как Президент МФХЛ, упорно не решался делать это под патронажем своей федерации. Но спикер канадской делегации Джон Кричка бескомпромиссно отстоял право двух стран независимо решить этот двухсторонний вопрос без внешнего влияния и вмешательства. Договор подписали 18 апреля 1972 года Джо Кричка в качестве президента Канадской любительской хоккейной ассоциации (CAHA), Андрей Старовойтов в качестве генерального секретаря Федерации хоккея Советского Союза, Джон «Банни» Ахерн в качестве президента МФХЛ и бывший президент CAHA Фред Пейдж, в качестве вице-президента (североамериканского) МФХЛ. Стороны договорились об условиях: четыре игры в Канаде, которые состоятся в Монреале (Montreal Forum), Торонто (Maple Leaf Gardens), Виннипеге (Winnipeg Arena) и Ванкувере (Pacific Coliseum), а также четыре игры в Советском Союзе. все они пройдут в Москве в Ледовом дворце «Лужники» (Sport and Canadian diplomacy, D.Macintosh, McGill-Queen's University Press, 1994)
Здесь мы считаем своим долгом развеять многолетнее, бесстыдно навязанное, и по сей день культивируемое заблуждение (самое мягкое слово) о консолидирующей роли Алана Иглсона в этих переговорах. Хорошо знакомый нам хоккейный импресарио узнал от Рона Фишера (читатель уже встречал это имя) о переговорах только за день до их окончания. Тем не менее, канадец успел прилететь в Прагу к самому финалу подписания русскими и канадцами согласованного протокола. И первым умудрился, ловко организовав поспешный брифинг, сообщить всему миру об этом событии. Лишь позднее канадцы Пейдж, Хэй, Лефэйв и Кричка, и порознь, и сообща опровергли факт участия Иглсона в переговорах. Но, как гласит первый «неписанный закон бизнеса», «Лучше быть первым, чем лучшим».
Для Канады это было праздничное событие: страна, живущая хоккеем 24 часа в сутки, возвращалась на мировую арену. Из-за огромного политического значения той серии матчей и множества дипломатических нюансов, возникающих в ходе переговоров, Министерство иностранных дел Канады сформировало в 1972 году специальный Отдел Международных спортивных связей, занимающийся подготовкой сентябрьской серии. Другой причиной такого шага было настойчивое требование Советов проводить переговоры и соблюдать протокольные нормы через соответствующие дипломатические каналы обеих стран. То есть, переписка хоккейной делегации Канады со Старовойтовым (обратите внимание, в единственном числе) с этого момента транслировалась через МИД Канады и, как его субординат, канадское посольство в Москве. Именно через московское посольство «Хоккей Канады» согласовал окончательный текст пражского договора, определил условия телетрансляций серии как для североамериканской, так и для европейской части соревнований. Планировалась численность советской и канадской групп поддержки (болельщики), которые будут сопровождать команды.
Мало кто знает, что Кларенс Кэмпбелл (Президент НХЛ) после чемпионата в Праге более месяца настаивал на том, что ни один хоккеист НХЛ не имеет права выступать в подобной серии матчей. Он наотрез отказывался обсуждать с журналистами тему СССР – НХЛ до соответствующего совещания Совета Управляющих лиги. 25 мая 1972 г. BOG на очередном заседании в Нью-Йорке впервые обсуждал вопрос соревнования NHL с русскими. Управляющие поручили Б.Уортцу (Председателю Совета, избираемому каждые 4 года) обсудить с руководством «Хоккей Канады» ряд соревновательных деталей, угрожающих ослабить возможности канадской «команды-мечты». Управляющих не устраивали даты проведения серии матчей – начало сентября в полувековой практике НХЛ никогда не было даже началом тренировочных сборов клубов. А уж для соревнований первая декада сентября считалась просто неприемлемой. Лавиной надвигались финансово-страховые вопросы у игроков и их клубов: распространялась ли предсезонная страховка и стандартные выплаты за выставочные матчи на тренировочный сбор и саму серию игр сборной команды? BOG настоятельно предлагал начать соревнование с Советской части (Москва, 22-28 сентября, как первоначально указывалось в Протоколе), и только вторым этапом (октябрь-ноябрь) играть оставшиеся матчи в Канаде. И ещё вопросы, вопросы, вопросы. (26.06.1972) Отдадим должное А.Иглсону – он сражался за эту серию у себя, на территории Канады до победного конца, добившись заинтересованности и прямого участия как Билла Уортца (Bill Wirtz), так и всех игроков-претендентов на место в составе команды. Благодаря этому, все спорные вопросы были решены, сроки окончательно установлены, в чём НХЛ сделала уступку Советам. Иглсон нарисовал Уортцу огромную личную финансовую перспективу таких соревнований (условно – открытые чемпионаты мира) в будущем. Другому члену BOG Х.Балларду («Торонто Мэйпл Лифс») Иглсон вместе со своим финансовым партнёром и клиентом (в качестве игрока) Бобби Орром помог выкупить права на телетрансляции в Северной Америке всех матчей серии (A.Eagleson, POWERPLAY, 1991). В Канаде кипела работа.
Закончившийся в Праге чемпионат мира (а он фактически был чемпионатом Европы, как и последовавшие ещё два) для Канады не явился сколько-нибудь заметным спортивным событием (не считая, конечно, исторического исполкома МФХЛ). А вот для советского хоккея его итоги и последствия стали поворотным моментом в истории. Два обстоятельства символизировали этот поворот. Во-первых, поражение в чемпионате - первое за последнее десятилетие. Во-вторых, возврат к забытому за три с половиной года противостоянию с Канадой. Предстоящему теперь на более высоком, никогда ранее неведомом уровне! Неизбежно возникал вопрос: следует ли в новых обстоятельствах делать какие-то организационные выводы? Ответ на него зависел от тех задач, которые ставило (или должно было ставить?) перед собой как спортивное (и, видимо, не только) руководство страны, так и высший командный эшелон отечественного хоккея (руководство Федерации и тренеры сборной СССР).
Кипела ли работа, и как, в СССР? Несмотря на первую за десятилетие потерю звания чемпионов мира, коллегия Спорткомитета СССР признала удовлетворительным выступление нашей команды (тот случай, когда «чует кошка, чьё мясо съела»). Однако по возвращении в Москву сборную СССР добровольно покинул тренер Н.Пучков, и его место занял другой «заклятый друг Тарасова», старший тренер «Крыльев Советов» Б.Кулагин. Все понимали - у Олимпийских чемпионов впереди был новый, небывалый вызов – матчи с лучшими профессионалами Национальной хоккейной лиги. Тренерский штаб сборной надо было укреплять «опытными практиками». Кулагин, не в пример своему нынешнему старшему коллеге по сборной, был настоящим, полноценным тренером с многолетним (10 лет!) стажем и опытом непрерывной работы в армейской команде. Под руководством своего прямого начальника А.Тарасова. Все без исключения армейцы сборной СССР в большей или меньшей степени были и его креатурой. Он знал к ним подход, умел использовать их «чувствительные точки» и заслуженно располагал их бесспорным уважением. Тут, как раз, Борис Павлович был спасением для Боброва! Именно в вопросе преодоления здорового, в самом лучшем смысле этого слова «высокомерия» армейских хоккеистов. Идея пригласить Кулагина к работе со сборной принадлежала А.И.Чернышеву. Он, как человек уравновешенный и мудрый, понимал, что Тарасову никогда не простят его дерзкой независимости. Но понимал Чернышев и то, что без Тарасова наша команда лишалась «царения духа» непобедимости. И для того, чтобы этот дух сохранился в коллективе хотя бы частично, Чернышев настаивал на привлечении к работе с командой Кулагина (А.В.Тарасов - личное сообщение, 1987). Аркадий Иванович охотно (уже по встречному настоянию Спорткомитета) согласился отправиться с Кулагиным в Канаду для наблюдения за подготовкой канадской команды.
В западном мире предпринимательства любое многообещающее начинание требует широкого публичного освещения, эмоциональной накачки общества для успеха массового потребления. Суперсерия СССР – Канада (так её сразу окрестили в западном медийном пространстве) обсуждалась повсеместно и весьма квалифицированно. Аналитические материалы о советско-канадских хоккейных соревнованиях прошлого сочетались с постоянным описанием текущего процесса подготовки (вплоть до парада моды для хоккеистов НХЛ) и нескончаемыми прогнозами исхода предстоящего состязания.
В отечественной печати ничего похожего не происходило. Единственное центральное спортивное издание газета «Советский Спорт» транслировала скудные формальные новости, поступавшие из-за океана: в середине лета нам сообщили о приезде в Москву скаутов из «Торонто Мэйпл Лифс», о поездке Чернышева и Кулагина в Канаду с ответным «разведывательным» визитом. А чуть ранее, в мае, через две недели после завершения чемпионата мира в Праге, в Москве началась (точнее сказать, получила своё продолжение) «тайная операция» по окончательной профессиональной дискредитации (см. выше) самого Анатолия Тарасова.
В эшелонах власти всегда происходит утечка (или сознательная индукция) важной служебной и политической информации как по горизонтали, так даже и в вертикальных направлениях. Поражение в Праге заставило ряд ответственных работников и экспертов аппарата ЦК КПСС (главным образом сотрудников и влиятельных специалистов идеологического и международного отделов) обсуждать итоги неудачно завершившегося чемпионата. И размышлять о возможных последствиях предстоящего советско-канадского состязания. Представители интеллектуальной элиты власти, люди, разбирающиеся в хоккее, видели и понимали неопытность (прежде всего международную) новых тренеров сборной СССР. Эти высококвалифицированные аппаратчики начали готовить инициативное обращение в секретариат ЦК КПСС. Речь шла о необходимости вернуть к тренерскому руководству хоккейной команды (только на период подготовки и самого соревнования) А.Чернышева и А.Тарасова (А.Е.Бовин, А.Н.Яковлев – личное сообщение, 1986, 2002). Для повышения шансов на победу в данной серии игр их присутствие, лидерство и просто сам факт участия рассматривались многими, как условие само собой разумеющееся и обязательное. Возникла ситуация, при которой высшее руководство страны, придавая политическое значение резонансу международных спортивных достижений, могло склониться к принятию такого решения.
Известно, что назначение нового тренерского тандема хоккейной сборной СССР обосновал (перед вышестоящими органами) и осуществил С.П.Павлов, председатель Комитета по физической культуре и спорту при Совете Министров СССР. Его руководящее положение на четвёртом году службы было ненадёжным: он только что выиграл первую свою (Саппоро 1972) Олимпиаду, и хоть добился первого командного места, но уступил показателям Иннсбрука (1964). Ранее мы уже писали («ТРЕНЕР Тарасов», Изд. «Рутена», 2000 г.) о его не самой «благополучной» карьерной эволюции. Изначально являясь ставленником Н.Хрущёва (с 1959 г. 1-й секретарь ЦК ВЛКСМ), с момента назначения (1968 г.) «министром спорта» (что в понятиях номенклатуры являлось «перемещением в сторону») Павлов постепенно шёл на «понижение» по иерархической партийно-номенклатурной лестнице. В 1970 г. он перестал быть депутатом Верховного Совета СССР, а за полгода до чемпионата мира в Праге из членов ЦК КПСС был переведен в члены Центральной ревизионной комиссии (ЦРК) КПСС.
Есть основания полагать, что о готовящемся обращении в секретариат ЦК КПСС Павлову сообщили, и, похоже, своевременно. «Интересанты» канадского плана-проекта Иглсона в советской спортивной номенклатуре решили немедленно предпринять опережающее действие. Они решили направить (и сделали это!) в ЦК КПСС на имя кандидата в члены Политбюро, министра обороны СССР маршала Гречко А.А. письмо (от 5 мая 1972 г.) из Госкомспорта за подписью Павлова. Это была почти полная копия докладной записки Сыча (см. km1954.ru статья «По долгу службы») направленной Павлову (см. выше) 3 апреля 1972 г.
Письмо Павлова Министру обороны указывало на содержащиеся в книге советского тренера сведения, «…которые в нашей стране предназначены только для служебного пользования, так как раскрывают важные вопросы подготовки сборного коллектива …». Одновременно в этом письме Павлов совершенно бездоказательно, буквально клеветнически инкриминировал Тарасову сокрытие факта присвоения валютного гонорара за эту книгу и фактически ставил в известность об этом партийное руководство страны. Вследствие этого Министр обороны СССР оказался в довольно щекотливом и двусмысленном положении. Всегда оборонявший (на своем клановом уровне) Тарасова от нападок и критики за его строптивый нрав, в данной ситуации маршал лишался каких-либо козырей в защиту своего подопечного. Но прежде всего, подчинённого в звании полковника. К тому же сама по себе ситуация косвенно бросала тень и на руководителя наших Вооруженных сил.
Если же строго следовать фактам, то издателем и подлинным автором этой книги был молодой шведский тренер Вернер Перссон (Werner Persson), в 1971 г. учившийся еще и в Высшей партийной школе ЦК КПСС. Многочисленные беседы с А.Тарасовым о хоккее (как в Швеции, так и в СССР) он суммировал в виде манускрипта и самовольно (без согласия собеседника) предоставил шведскому издательству «Askild & Karnekul» для опубликования. Гречко, вынужденный неотложно реагировать на письмо («министра» Павлова), поступившее из Отдела административных органов ЦК, поручил своему заму по МО генералу армии И.Г.Павловскому разобраться в ситуации (см. ниже – письмо А.В.Тарасова). И разбирательства начались, завязалась длительная волокитная переписка, позволившая Павлову и Спорткомитету выиграть время. А на случай каких-либо «указаний сверху», ссылаться на в Министерстве обороны (и, нельзя исключить, в КПК ЦК КПСС) разбирательства, касающиеся «неблагонадежности» коммуниста А.В.Тарасова. Уже сам факт рассмотрения вопроса на таком уровне надолго исключал для А.Тарасова любую возможность выезда за рубеж (Н.И.Савинкин - личное сообщение, 1984). Возвращение А.В.Тарасова в сборную СССР стало невозможным.
В завершение этого раздела мы приводим (в качестве документального доказательства) копию первой и последней страниц Объяснительной записки, которая была ответом Тарасова заместителю Министра обороны СССР генералу армии Павловскому И.Г.
© В.С.Акопян
(продолжение следует)
Новое
Видео
Памятные даты военной истории России
Переход через перевал Сен-Готард. Памятные даты военной истории России
6 ноября 1943 год Освобождение Киева от нацистов
6 ноября 1943 года советские войска освободили Киев от нацистских оккупантов
Смутное время. Трансформация гражданской войны в войну национально-освободительную (1611-1618 гг.)
Лекция посвящена последнему периоду Смуты, когда под угрозой потери независимости и территориальной целостности России гражданская война стала перерастать в войну национально-освободительную. В лекции дан анализ действий Первого ополчения во главе с Прокопием Ляпуновым, Дмитрием Трубецким и Иваном Заруцким. Показано, как противоречия между казаками дворянами, участниками Первого ополчения, подорвали его силы изнутри. Ополченцы не смогли освободить Москву, которая в ходе стихийного восстания столичных жителей против польского гарнизона 19 марта 1611 г. фактически погибла от колоссального пожара. Польский гарнизон, Семибоярщина и часть знатных и состоятельных русских людей оказались запертыми в каменных крепостях Кремля и Китай-города. Среди этих сидельцев был и юный Михаил Романов со своей матерью инокиней Марфой. По призыву Кузьмы Минина в конце 1611 г. в Нижнем Новгороде начало формироваться Второе ополчение. Его воеводой стал князь Дмитрий Михайлович Пожарский. Решающие события разыгрались под стенами Кремля и Китай-города 19-13 августа 1612 г., когда ополченцам удалось предотвратить прорыв в Кремль войск гетмана Ходкевича. Одновременно произошло стихийное объединение казаков Дмитрия Трубецкого и Вторым ополчением. 22 октября 1612 г. был взят Китай-город, 26 октября 1612 г. сдался польско-литовский гарнизон Кремля. Собравшийся в начале 1613 г. в Москве Земский собор избрал на царство Михаила Романова. С этого действа началось восстановление органов центрального управления в России. В 1613-1614 гг. были потушены последние очаги гражданской войны, в частности разгромлены сторонники Ивана Заруцкого и Марины Мнишек, знаменем которых был "царевич" Иван, сын Лжедмитрия II. Столбовским договором 1617 г. и Деулинским перемирием 1618 г. был положен конец военным действиям с Швецией и Речью Посполитой. По Столбовскому миру Россия потеряла в пользу Швеции выход в Балтийское море и часть своих владений в Карелии, однако вернула себе Новгородскую землю. По условиям Деулинского перемирия за речью Посполитой осталась Смоленская и Чернигово-Северская земли. Однако война с поляками и шведами прекратилась и начался выход России из Смуты.