Вотчинный уклад Московского государства

Становление единого государства в Северо-Восточной Руси имело ряд отличий от процесса образования единых государств в Западной Европе в XV-XVI веках.

Западноевропейские страны возникали как единые и одновременно централизованные. Политическая централизация была прекрасно подготовлена предшествующим экономическим развитием. На базе роста специализации и торговли шел процесс складывания единых национальных рынков. Единый национальный внутренний рынок обеспечивал прочное экономическое единство страны и требовал ее политического объединения. Все слои западноевропейского населения, за исключением крупных феодалов (герцогов, графов и прочих правителей раздробленной Европы) были заинтересованы в объединении, а, следовательно, и в усилении королевской власти и собирании ею земель.

На Руси XV-XVI веков натуральное хозяйство не было разрушено, единый внутренний рынок не сложился. Следовательно, не было прочной экономической базы для единства территорий. При объединении Руси главенствовал политический, даже, скорее, внешнеполитический фактор — необходимость освобождения от ордынской зависимости, а в дальнейшем — необходимость успешного «соседства» с более развитыми в социально-экономическом плане европейскими странами. В итоге вокруг Москвы сначала сложилось единое государство, и уже в его рамках происходил процесс централизации. Централизация страны растянулась на несколько веков. Она началась в XV веке, а была завершена только в XVII веке.

Для централизованных стран характерны:

1. сильный государственный аппарат в центре, который мог контролировать подчиненные ему органы власти на местах;
2. чиновничество, для которого государственная служба стала основным занятием и источником существования;/li>
3. единое войско, законодательство, суд, территориальное деление, монета;/li>
4. единообразное для различных частей страны налогообложение.

В XV-XVI веках на Руси данные признаки централизованного государства только вырабатывались. Главой единого Московского государства был великий князь Московский и Владимирский. Однако этого титула было уже недостаточно, чтобы символизировать степень могущества московского монарха, а главное — степень его претензий на власть над подданными. Поэтому был принят дополнительный официальный титул Ивана III — государь всея Руси. Этот титул подчеркивал, насколько выше его обладатель всех остальных подданных: начиная от князей и бояр, и кончая последним холопом. Дело в том, что прежде «государем» на Руси именовали рабы (холопы) своего хозяина.

Московское государство вырастало из вотчины московских князей, в нем сложился вотчинный уклад социально-экономических и политических отношений. Государь всея Руси мыслился, как хозяин земли Русской. Она была его вотчиной. Он был верховным собственником и распорядителем ее богатств. Остальные люди являлись его слугами — «холопами» в рамках политической терминологии Руси XV-XVII веков. «Из рук государя» они владели собственностью, которую государь, как верховный собственник, мог легко отнять.

Таким образом, отношения между подданными и правителем в Московском государстве-вотчине строились в рамках схемы «государь — холопы». «Государевы холопы» были поделены на две главные социальные группы: служилую и тяглую. Большая часть населения составляли тяглые люди (крестьяне всех категорий, черные посадские люди, купцы). Тяглые платили налоги, выполняли в пользу государя работы и «кормили» его слуг. Служилые люди, куда входили в том числе «дети боярские», приказные люди, приводили в движение государственный механизм страны. Высший круг служилых людей составлял немногочисленный слой бояр. Они занимали высшие придворные, военные и государственные должности. Многие бояре вели род от Рюриковичей (например, Шуйские), литовских князей Гедиминовичей (Голицины), татарских царевичей или мурз, переехавших на Русь (Юсуповы), старинных слуг московских князей (Романовы, Салтыковы). «Государев родословец» — список знатных фамилий, члены которых имели право «местничать», т.е. претендовать на занятие той или иной должности, был составлен в середине XV века при Иване IV Грозном.

Естественно в таких условиях изменялось и частное землевладение. Прежнее древнерусское аллодиальное землевладение бояр постепенно ограничивается и вытесняется, более логичными для принципа княжества-вотчины формами частного землевладения. Понимание князя как «доминуса» — верховного собственника всей удельной земли — постепенно превращало бояр-вотчинников в субвладельцев, наследственных держателей. Параллельно имела место тенденция к замене древнерусских отношений князей и дружины подданичеством, причем возникновение условного поместного землевладения только ускоряло этот процесс.

Все московские служилые люди, вне зависимости владели ли они тем, что в силу традиции продолжало называться вотчинами («родовыми», купленными, «выслуженными») или поместьями, были обязаны служить государю. В ходе знаменитых реформ Избранной Рады Ивана IV Грозного было составлено «Уложение о службе» 1556 года. Оно определяло связь владения землей (вотчинами и поместьями) с порядком несения государевой службы, причем поместная система для государства была своеобразной системой содержания конного войска. Другого способа ввиду неразвитости товарно-денежных отношений придумать было невозможно.

В то же время, в XV-XVII веках на Западе постепенно произошло «освобождение» дворянского сословия от обязательной службы, и «освобождение» частной собственности на землю от обусловленности службой. Расширились корпоративные и личные права дворянства. В едином Московском государстве шло прямо противоположное движение — процесс «закрепощения сословий» (термин, часто используемый В.О. Ключевским). «Закрепощение дворянства» стало составной частью этой общественной реформы. Условная форма землевладения в сочетании с принципом постоянной «текучести» земельных владений из рук в руки и «распыленности» семейных дворянских владений по просторам страны дали удивительные результаты. Социальная элита никак не могла консолидироваться в единое средневековое сословие, осознать свои интересы, оформить их в праве и заставить власть учитывать их. Между тем это было естественным следствием вотчинного уклада.

Вертикальные связи подчинения монарху служилых людей разных категорий трактовались ими не столько как корпоративные обязанности сословия, сколько осознавались в личностных патроно-клиентских рамках, где патроном выступал государь, а его личными клиентами — отдельные служилые люди. Элита была представлена многочисленными мелкими слоями с размытыми социальными границами и отсутствием четкого осознания связывающего их общественного интереса. Зато все эти слои были намертво привязаны к центральной власти. Это и вело к всесилию монарха и отсутствию на Руси XV-XVII веков условий для возникновения сословий в западноевропейском понимании этого слова.

Процесс «закрепощения» служилых людей не мог не отразиться на положении простолюдинов. По мере роста управленческого аппарата и военных сил государство испытывало нужду в земельных ресурсах для раздачи государевым людям, как плату за службу. С XVI века государи начали жаловать служилым людям черносошные (государственные) земли. Это означало, что монарх-вотчинник вправе распоряжаться не только землей, но и населением своей страны-вотчины. В одночасье ранее свободные черносошные превращались в зависимых владельческих крестьян. Заповедные лета (1581), урочные лета (1597) и Соборное Уложение 1649 года превратили их в крепостных, причем в дальнейшем в «европеизированной» России XVIII века крепостное право только усилилось.

Анахронизмом прежних времен, выглядели самостоятельность церкви и ее огромные изначально аллодиальные земельные владения. Мысль об ограничении церковного землевладения (и даже о его полной или частичной секуляризации) приходила в голову Ивану III, его сыну Василию III, а потом и Ивану Грозному. Правда на практике эти правители сумели лишь существенно ограничить источники роста монастырских земельных имений, запретив заклад частных вотчин в монастыри и завещание им земельных владений на помин души. Однако само это действо ярко демонстрировало право государя ограничивать как распоряжение вотчинников своими владениями, так и возможность государственного вмешательства в землевладение церкви. Борис Годунов лишил церковные земли налоговых льгот, а Алексей Михайлович в XVII веке уже контролировал доходы от монастырских земель через Монастырский приказ, и использовал часть их на государственные нужды. Русская церковь медленно, но верно превращалась из самостоятельного союзника власти в придаток вотчинного государства. Закончился данный процесс только в XVIII веке синодальной реформой Петра I (1721) и секуляризацией церковного землевладения в царствование Петра III и Екатерины II.

Таким образом, система социальных отношений, построенная по принципу «государь — холопы», создала в Московской Руси менталитет, резко контрастирующий с менталитетом западноевропейцев XV-XVII веков. Его аксиомой было представление о России, как о личной вотчине ее монарха. Вплоть до Смуты начала XVII века в России не отделяли понятие «государства» от личности монарха, да и потом размежевание не отличалось четкостью. Именно поэтому, возникшие уже в XIX веке споры о том, принадлежит Россия Европе или нет, во многом были порождены безусловным различием русского средневекового вотчинного уклада и западного социокультурного устройства. Одновременно, используя западные «новшества», которых не было у восточных соседей, Россия со второй половины XV века постепенно начала создавать свою империю. Она двигалась в Азию как европейская держава. И в этом смысле само становление России как империи полностью соответствовало аналогичным процессам в Европе в Новое время.

Вопрос о вотчинной природе развития российской государственности является предметом серьезных научных дискуссий. Более предметно их суть изложена в недавно вышедшей обширной монографии Т.В. Черниковой «Европеизация России во второй половине XV–XVII веках» М., МГИМО 2012.

Литература

Иванов А.Б. Третий Рим. Русь ХV — ХVII вв. М., 1997.

Язвицкий В.И. Иван III — государь всея Руси. В 2 томах. М., 2010.

Скрынников Р.Г. Иван III. М., 2006

Лурье Я.С. Две истории Руси XV века. Ранние и поздние, независимые и официальные летописи об образовании Московского государства. СПб., 1994.