Битва на Марне

10/8/2013

Текст выступления

 

Практически в то самое время, когда в Восточной Пруссии погибала армия Самсонова, русские громили в Галиции австрийцев. Причем, в этой операции на стороне русских были те самые козыри, которых так не хватало им в Пруссии. Разведка была поставлена отлично, войска к моменту решающих событий полностью отмобилизованы, связь между частями функционировала если не хорошо, то во всяком случае приемлемо, а командование, избавленное от нажима извне (тут никто из союзников не просил срочно наступать), действовало спокойно и расчетливо.

Повезло русским и с чрезмерно желавшим прославиться руководством австро-венгерскими силами. Как пишет историк Анатолий Уткин: «Командующий штабом австрийской армии Франц Конрад фон Гетцендорф  был невротически чувствителен к падающей роли Австрии в Центральной Европе. Победы Гинденбурга и Людендорфа вызывали не только вдохновение, но и некое чувство неполноценности».

Это действительно так. А чувство неполноценности перед немцами, толкало Конрада на рискованные и непродуманные до конца решения. Собственно, Конрад, похоже, исходил лишь из одной и ошибочной мысли, будто единственной формой военных действий является наступление. Вот он и двинул 23 августа со всей решительностью австрийские войска против русских на фронте шириной в 250 километров. Да так быстро, что изрядно растянул свои силы, а артиллерия и вовсе не поспевала за передовыми частями. Наступавшие колонны в результате образовали нечто вроде длинного и разобщенного клина. Расстояние между авангардом и арьергардом достигало 40 км.

Между тем, Николай Иванов — командующий Юго-Западным фронтом имел к этому времени под своим началом миллион с четвертью человек: 53 пехотные дивизии и 18 кавалерийских, чего было вполне достаточно не только для того, чтобы остановить австрийцев, но и разгромить противника. Кстати фамилия «Иванов» говорит сама за себя. Командующий происходил не из аристократов. Среди версий о его происхождении есть даже версия, что он был сыном ссыльнокаторжного. Как бы то ни было Николай Иудович Иванов был из простых и сделал свою карьеру за счет собственного ума и характера. По всем отзывам, подчиненные его любили за здравый смысл и хладнокровие.

Говорю об этом, потому, что именно эти черты характера Иванова во многом способствовали тому, что русские сначала просто хладнокровно ждали, когда австрийцы растянут свои силы, затем встретили их у городка Красник артиллерийским и пулеметным огнем, а затем стали обходить противника с флангов. 30 августа артиллерия Брусилова нанесла удар по позициям австрийцев и сокрушила фронт Двенадцатого австрийского корпуса. Это и стало началом поражения.

11 сентября Конрад отдал приказ австрийской армии отступать. Затем австрийская армия отступила за реки Сан и Дунаец (это двести километров к западу от Львова), оставляя в окружении крепость Перемышль. Еще позже  австрийцы в Южной Польше отступили еще дальше. Теперь Россия могла угрожать даже германскому промышленному району в Силезии.

Пытаясь оправдаться, австрийский генерал Больфрас писал тогда императору Францу-Иосифу: «Что сравнивать наши успехи с немецкими, их победы достигнуты за наш счет; вся огромная мощь русской армии брошена против нас, находящихся, помимо этого, в войне с Сербией и Черногорией». Дело было, конечно не в этом. Немецкие победы были немецкими победами, а австрийские поражения — австрийскими. Хладнокровный Иванов просто переиграл Конрада, слишком увлеченно рвавшегося к успеху.

Впрочем, в оправдание австрийцев можно сказать: кто только не совершал на той войне ошибок.  Без ошибок, порой, даже нелепых,  вообще не обходится ни одна война. Мы совершили немало ошибок в ходе наступления на Восточную Пруссию. Но там хотя бы ошибки были во многом вынужденными, торопились спасти Париж. А вот англичане, например, в 1916 году, то есть, уже вроде набравшись опыта, в сражении на Сомме, тем не менее, атаковали противника как на учебном плацу в плотных построениях, парадной форме и под руководством офицеров в белых перчатках со стеками. В результате, по данным «Всемирной истории войн» Эрнеста и Тревора Дюпюи, за сутки британцы потеряли 60 тысяч человек, причем 19 тысяч убитыми. Это самая большая однодневная потеря в истории британской армии. 

Попадал впросак и «сумрачный германский гений».  В том же 1916 году германский флот, не проведя толком разведки, попытался атаковать в Финском заливе береговые русские укрепления и Балтийский порт. В результате из одиннадцати новейших эскадренных миноносцев семь пошли ко дну, подорвавшись на минах. Ничего подобного в первую мировую не случалось ни в одном другом флоте. Иначе говоря, на той войне бывало всякое.  

Разумеется, рассказанное выше о Галицийской битве, не отражает всей картины. Да и победа на самом деле далась русским совсем нелегко, поскольку где-то австрийцы бежали, а где-то сопротивлялись очень мужественно, даже неся большие потери. В те дни Брусилов писал домой: «Все поле битвы на расстоянии почти ста верст покрыто трупами, и австрийцы с большим трудом подбирают раненых. Невозможно обеспечить страдающим людям даже воду и пищу — это горькая изнанка войны».

Сошлюсь и еще на одного очевидца — собственного деда, который в первую мировую в чине поручика был военным хирургом как раз в Галиции. А вернее, если уж быть совсем точным, сошлюсь не на его рассказы (он умер до моего рождения), а на его фотографии. На старых, пожелтевших и уже рассыпающихся в руках фото то, что он видел. Забитые ранеными лазареты, кладбища с русскими крестами на свежих могилах. Православная церковь без потолка и половины стен, алтарь весь изрешеченный осколками.

Современные историки говорят о 400 тысячах потерь в австрийской армии (из них 100 тысяч пленных). Русские потери на этом фронте в августе-сентябре составили 250 тысяч человек.

И это было только начало. Впереди были еще не месяцы, а годы тяжелейшей войны. И огромные, невиданные до тех времен потери. Когда-то Артур Конан Дойл, рассуждая об итогах англо-бурской войны предсказывал: «При умелом руководстве потери в сражениях в будущем будут значительно меньше, чем в прошлом». Писатель ошибся. Сильно ошибся.

 

Дополнительная информация по теме ...

 

Фрагмент из книги Николая Головина «Дни перелома Галицийской битвы» [1]:

«Правильно оценивать качественно армию врага составляет по выражению Наполеона, "la partie divine de l'art": переоценка врага, ведущая к излишней осторожности, столь же вредна, как и недооценка его, ведущая часто к жестоко наказуемому безрассудству. Вот почему оперативное творчество, хотя и не могущее в современную эпоху существовать без прочной и обширной научной базы, в конечном итоге всегда останется искусством.

В лице ген. Конрада мы видим в этом отношении интересный пример. Являясь генералом высокой научной квалификации, он был лишен в тоже время дара интуиции. Он был ученым, но не был художником. Полководцы же во все времена должны быть одновременно и тем, и другим. Несмотря на то, что будущая война становится все более и более научной, только что высказанное требование все-таки остается в силе. Различие с прежними эпохами будет заключаться лишь в том, что ранее полководец мог быть только художником, будучи лишь самоучкой в области военной науки. Теперь же, оставаясь по-прежнему художником, он должен быть одновременно и военным ученым.

Только отсутствием «художественного чутья», может быть объяснено поведение всесильного Нач. Штаба A.-В. Главного Командования в рассматриваемые нами дни. Введенный в заблуждение хвастливыми донесениями и докладами ген. Ауффенберга и чинов его Штаба, ген. Конрад предполагал Русскую 5-ю армию ген. Плеве настолько разбитой, что считал возможным оттянуть с Томашевского поля сражения большую часть сил Ауффенберга с тем, дабы ударить ими в правый фланг наступающей на Львов русской 3-й армии.

Подобный маневр 4-й А.-В. армии предусматривался планом войны. Но для его совершения непременно требовалось нанесение русским 4-й и 5-й армиям решительного поражения, лишившего бы их маневренной способности на все время новой операции 4-й А.-В. армии против левого крыла рус. Ю-З. фронта. Ген. Конрад, по-видимому, считал, что победы над рус. 4-й армией в «Сражении у Красника» и над русской 5-й армией в «Сражении у Комарова», выполнили эту задачу. Насколько переоценивалась А.-В. Главнокомандованием «победа у Комарова», свидетельствует следующий факт. Генералу Ауффенбергу было пожаловано Императором Франц Иосифом наименоваться впредь Ауффенберг фон Комаров. Правда, весьма скоро ген. Ауффенберг-Комаров был обвинен в тенденциозном преувеличении в донесениях и отрешен от командования, но в рассматриваемые дни А.-В. Главнокомандование верило в полной мере его сообщениям.

Здесь мы касаемся одного общего психологического вопроса. Уклонение от истины в боевых донесениях распространено во всех армиях. Даже в случаях, когда мы не имеем дело с сознательным искажением истины, таковое, все-таки, имеет место; доносивший всегда имеет тенденцию уменьшить неудачу своих войск и в то же время преувеличивать их успех. Поэтому, старший начальник должен всегда иметь это в виду и принимать все доступные ему меры для постоянной личной или через офицеров своего штаба проверки происходящего на фронте. Но и этого мало, и мы возвращаемся здесь опять к необходимости того, чтобы военачальник обладал даром интуиции. Несомненно, что боевой опыт и глубокое знание вверенных ему войск и в особенности их начальников облегчают проявление этого своего рода психологического чутья. Возможно, частое личное общение с подчиненными начальниками является также необходимым условием для этого.

Между тем, одно из примечаний в воспоминаниях ген. Конрада показывает, что последний не любил непосредственного общения и предпочитал руководить операциями, если можно так выразиться, чисто «бюрократически» ... Часто «канцелярский» метод оперативного управления, которого придерживался ген. Конрад, отрывал его от ощущения реальной обстановки; в таких условиях он легко мог подпасть под влияние тенденциозных донесений, отвечающих его собственным пожеланиям. Общеизвестное свойство — видеть то, что хочешь, а не то, что происходит в действительности — имело здесь все данные проявиться во всей силе.

Так и случилось. В 2 часа дня 18 (31) августа, вслед за донесением штаба армии ген. Ауффенберга о продвижении вперед наступавшего в центре на г. Комаров, VI-го А.-В. корпуса, последовал телефонный доклад начальника оперативного отделения этого штаба полк. Зоос. «По моему мнению», формулировал полк. Зоос свое заключение о состоянии русской 5-й армии, «нужно ожидать полного развала находящихся против нас русских сил» ...

А между тем, в то время, когда происходил этот телефонный разговор, XIX русский корпус совместно с 4-й и 5-й Донской каз. дивизиями разбивает группу Эрцгерцога Петра (две пех. и одна кав. дивизии), пытавшуюся закончить глубокий охват правого фланга главных сил ген. Плеве, дравшихся на Томашевском поле сражения. Эта победа ген. Горбатовского (командира XIX арм. корпуса), совершенно ликвидировавшая глубокий охват правого фланга главных сил армии ген. Плеве, являлась результатом искусного маневра, состоявшего именно в том, что ген. Горбатовский сняв свои войска с позиций перед г. Комаровым, собрал сильный кулак на своем правом фланге, которым жестоко ударил по А.-Венграм.

Перед г. Комаровым и в самом Комарове оставались лишь арьергарды и часть санитарных учреждений, которые не могли быть эвакуированы вследствие того, что глубокий вражеский охват правого фланга XIX корпуса заставил этот корпус откинуть свой коммуникационный путь в тыловой район соседнего V-гo корпуса. Арьергарды XIX а, корпуса, задерживая насколько возможно, наступавший на г. Комаров VI А.-В. корпус, осаживая на новую позицию, избранную к востоку за г. Комаровым. Это продвижение вперед VI-го А.-В. корпуса, захватившего г. Комаров и внушило ген. Ауффенбергу и его Штабу мысль о полной победе над русской 5-й армией.

Доклад полковника Зооса заканчивался предложением, которое жаждал услышать ген. Конрад. Нач. опер. отд. штаба 4-й армии докладывал о возможности с завтрашнего же дня оставить для преследования «разбитой» русской армии четыре пех. дивизии, все же остальные повернуть на юг и двинуть в район Жолкева.

В ночь на 19-ое августа (1-ое сент.) армия генерала Плеве действительно начала свой общий отход на север. Как мы знаем, это было совсем не отступление разбитой армии, а выход победоносной армии из сковывающего ее боя для производства нового стратегического маневра. Но в предвзятом мышлении Штаба 4-й А.-В. армии, полученные от своих войсковых начальников донесения об этом отходе русских преломилось в «бегство Плеве». Австрийская официальная история и до сей поры остается в этом уверенной... Если поражение, которое нанесли через несколько дней частям той же А.-В. Армии «убежавшие» с поля сражения войска ген. Плеве, до сих пор не внушило австрийским историкам сомнения в действительности так ими называемой «Комаровской победы» то тем менее этого можно было ожидать от непосредственных участников самого сражения. Они хотели верить в свою полную победу и создали себе «картины», против чего предостерегал полководцев Наполеон.

Таким недостатком грешил и ген. Конрад; его склонность к чисто «канцелярскому» способу управления, отрывая его от ощущения реальностей обстановки, могла только усилить этот недостаток. Поэтому, является совершенно естественным, что, когда в 9 час 30 мин. вечера 19 августа (1 сент.) он получил донесение Штаба 4-й армии, что неприятель находится в полном отступлении, ген. Конрад решил, что момент для задуманного еще его планом войны маневра, наконец, наступил. Он сейчас же посылает ген. Ауффенбергу телеграмму, приказывающую, оставив для преследования ген. Плеве лишь строго нужные для сего силы, со всей остальною армией повернул на юг с тем, чтобы головы колонн были бы к 21-му августа (3 сент.). на линии Унув-Белжец. Направление дальнейшего наступления должно было ориентироваться на фронт Немиров-Магиров, эшелонируя обозы и тыловые учреждения на запад к линии Ярославль-Лежайск.

Австрийская официальная военная история очень высоко квалифицирует предпринятый ген. Конрадом маневр. Если оценивать только с точки зрения «механики сил», он действительно может показаться поучительным. Но теперь, когда все карты обеих сторон вскрыты, нельзя не увидеть, что он был порочен в самом основании — «психологически».

Фрагмент из книги Андрея Зайончковского «Первая мировая война» [2]:

«Неудачное для русских начало Галицийской операции наложило отпечаток и на дальнейшее поведение русского командования.

Русское командование отказалось от своего первоначального плана, который мог привести к решительным результатам, и ограничилось самым простым способом действий почти фронтального вытеснения противника.

Характерной чертой русского командования была излишняя осторожность под впечатлением, вероятно, самсоновской катастрофы. Австрийская армия, которая могла быть уничтожена, была только обессилена. После 9 сентября Иванов имел полную возможность перекинуть если не всю, то большую часть 9-й армии на левый берег р. Висла и, направляя ее на Краков, получить все выгоды параллельного преследования. Этого не было сделано; все армии столпились к концу операции на узком пространстве.

Распоряжения австрийского командования за этот период можно характеризовать, по словам немецкого писателя Мозера, как отчаянные «стратегическо тактические шахматные ходы», каковыми они в действительности и были. Австрийское командование нельзя упрекнуть в том, что оно не употребило всех усилий, чтобы вырвать  победу даже тогда, когда на это не было никакой надежды. Оно дало несколько красивых маневров, но в  значительно большей степени основанных на риске, чем на расчете. Австрийцы вышли из этой операции с  армией расстроенной, понесшей громадные потери людьми и средствами и с сильно подорванным моральным  состоянием. Дорога русским в Венгерскую равнину была почти открыта. 

Боевой состав австрийских армий уменьшился на 45% и составлял всего около 400 тыс. бойцов. Наибольшие потери были в 3-й армии — до 109 тыс., 4-й армии — 90 тыс. и 1-й армии — до 90 тыс.; 2-я армия потеряла около 37 тыс. Только к концу сентября удалось довести общий состав австрийских армий до 803 тыс. человек и 275 тыс. лошадей, причем армии имели некомплект в 325 тыс. человек и 110 тыс. лошадей. Потери русских также были велики — в среднем 4500 человек на дивизию, и это обстоятельство, в связи с трудностями дальнейшего регулярного питания операции резервами и неналаженностью железнодорожного подвоза, привело русское командование к решению прервать Галицийскую операцию для устройства тыла и накапливания запасов снабжения.

Политические последствия Галицийской битвы были громадны. Выяснившийся общий недостаток сил австро-германцев для продолжения наступательных операций заставляет дипломатов Центральных держав искать новых союзников. Усилия направляются в сторону Румынии, Болгарии и Турции, из которых последняя уже в октябре переходит на сторону Германии и Австро-Венгрии».

Фрагмент из книги Джона Кигана «Первая мировая война» [3]:

«Серьезным недостатком австрийской армии была ненадежность ее частей. Специалисты широко обсуждают этот вопрос со времен войны и по сей день, впадая то в одну, то в другую крайность, но единое мнение до сих пор не выработано. Еще во время войны публицисты союзников активно приписывали солдатам-славянам, с одной стороны, неприязнь к Францу-Иосифу, а с другой — братские чувства к русским. Готовность некоторых славянских частей, особенно чехов и австрийских сербов, сдаться при первой же возможности была широко известным фактом. Крах австрийской армии в конце 1918 года использовался пропагандистами союзников для подтверждения ранее распространяемой ими идеи о внутренней неустойчивости Австрийской империи.

После войны, однако, появился ряд изданий, где эта идея оспаривалась. Случаи дезертирства рассматривались этими авторами как исключительные; утверждалось, и не без основания, что в армии в целом сохранялись в высшей степени прокайзерские настроения, и поражение Австрии не может быть отнесено на счет такой крупномасштабной нелояльности. В настоящее время, кажется, во мнении по этому вопросу придерживаются золотой середины. Австрийская армия говорила на девяти языках. 44% ее составляли славяне — чехи, словаки, хорваты, сербы, словенцы, русины, поляки, — а также мусульмане-боснийцы.

Немцев было всего 28%, венгров — 18%, румын — 8%, а итальянцев — 2%. Немцы всегда оставались благонадежными, даже несмотря на то, что никогда не проявляли особой восторженности. Венгры и приравненные к ним привилегированные нации сохраняли верность вплоть до того момента, когда в результате поражения они оказались перед реальной угрозой гибели. Но абсолютный рекорд верности империи принадлежит католикам-хорватам, большинство которых сохраняли ее, несмотря ни на что. Поляки ненавидели русских, не доверяли немцам, но получили большие выборные и общественные привилегии при Габсбургах и поэтому были верноподданными. Мусульмане-боснийцы, изолированные в специальных полках, были вполне надежны; итальянцы и большая часть славян, особенно чехи и сербы, быстро потеряли свой энтузиазм, который демонстрировали во время мобилизации. Как только война перестала быть малым риском при большой выгоде, армия стала для них «тюрьмой народов», с вездесущими немецкими начальниками в качестве надзирателей.

Это была незавидная судьба для армии, которая большую часть периода правления Франца-Иосифа была преуспевающей и даже популярной многонациональной организацией. Получающие приказы на родном языке, соблюдающие грубую дисциплину армии кайзера, одетые в красочную униформу, откормленные, скованные кодексами чести, восходящими к семнадцатому веку, к турецкой блокаде Вены и еще более древним временам, полки имперской армии — все эти Тирольские стрелки. Венгерские гусары, Далматинская легкая конница — были маленькой моделью лоскутной империи. В течение трех лет военной службы этот калейдоскоп создавал приятный контраст с рутинной работой в мастерской или за плугом. Ежегодные маневры представлялись летними увеселительными прогулками. Полковые юбилеи под звуки духового оркестра, когда вино течет рекой и прославленный полковник, эрцгерцог, князь, а возможно, и сам император, посещает полк, были радостными праздниками. Возвращение домой по окончании срока службы знаменовало еще один праздник и начало взрослой жизни. Война представлялась не более чем отдаленной и не самой вероятной перспективой.

Действительность вторглась в этот размеренный порядок быстро и жестоко…Когда… русская кавалерия вторглась сквозь разрывы в линии обороны австрийцев в тыл, ему Конраду) не осталось другого выхода, кроме как начать общее отступление, сначала к реке Сан, а затем к Дунайцу, притоку Вислы. Они оказались всего на полсотни километров восточнее Кракова, столицы габсбургской Польши, величайшего города католической Восточной Европы на всей территории от Вены до Варшавы. Перемышль, огромная крепость, под защитой которой находились проходы в Карпатском хребте, где реки Сан и Днестр, расширяясь, вытекают на Польскую равнину, была покинута. Ее гарнизон — 150 тысяч солдат — остался к окружении в тылу расположения русских войск. Австрийская территория на глубину 250 километров была оставлена. Император потерял 400 тысяч из 1800 тысяч мобилизованных, в том числе 300 тысяч попало в плен. Одним из самых пострадавших оказался 14-й Тирольский корпус, где потери составили 50 тысяч человек. Этот корпус был сформирован из четырех драгоценных полков Императорских егерей Франца-Иосифа, резервистов Императорских стрелков, 6-го горнострелкового полка и горных артиллерийских батарей. Не менее 40 тысяч убитых и раненых — австрийская армия лишилась своих лучших, самых смелых частей, заменить их было невозможно. Такой ценой было оплачено использование их Конрадом в решительной попытке держать фронт во время кульминационной битвы под Лембергом …

Бои на Восточном фронте 1914 года имели значительное сходство со сражениями Наполеона, которые происходили в этих местах столетием раньше… Все различие заключалось в том, что пехота ложилась, когда вела огонь, а не стояла, а фронт сражения расширился в сотни раз. Длительность сражений также возросла. Баталия длилась уже не день, а могла растянуться на неделю или даже более. Результаты, тем не менее, были до ужаса похожи: огромные потери, как собственно по численности, так и в процентном отношении к числу сражающихся, и драматичные результаты. После Бородинской битвы 1812 года, сражения почти беспрецедентного по продолжительности и кровопролитности, Наполеон продвинулся на сотню верст к Москве; после Лемберга Конрад отступил на 220 километров к окраинам Кракова …

Крах австрийской армии на Карпатском фронте стал началом одного из первых стратегических переломов в ходе войны. Дело было не только в том, что венгерской половине Австрийской империи, защищенной цепью гор, теперь угрожало вторжение, и русские генералы уже с небрежной веселостью обсуждали между собой захват Будапешта, столицы Венгрии. Самое сердце германской территории вдруг оказалось под угрозой, если бы русская армия двинулась в Силезию, к таким крупным городам, как Бреслау и Позен. Восточная Пруссия также не была вне опасности, пока на южной оконечности фронта Брусилов, лучший из русских генералов, контролировал карпатские перевалы».

Фрагмент из книги Нормана Стоуна «Первая мировая война. Краткая история» [4]:

«Австро-венгерский командующий Франц Конрад фон Гетцендорф был человек разумный. Он понимал: его силы слишком малочисленны и плохо оснащены для того, чтобы сражаться против России (в общей сложности менее пятидесяти дивизий, получавших денег — двадцать пять миллионов фунтов — меньше, чем шесть британских дивизий); им легче иметь дело с сербами — их армия не превышала одной четверти войск Австро-Венгрии. Гетцендорф обещал Мольтке: он почти всю свою армию использует в войне с Россией, пока Германия разбирается с Францией. Однако война с Сербией казалась более соблазнительной; для этого у него имелось достаточно сил, если не будет серьезной угрозы со стороны русских. Ничего не сказав немцам, Гетцендоф выгрузил эшелоны, предназначенные для русского фронта, в Карпатах, в сотне миль от границы. Пусть русские войска бредут по Галиции, на юге Польши, пусть немцы в Восточной Пруссии входят в Северную Польшу, а он тем временем разделается с сербами. Конрад всегда сможет объяснить немцам: такая ситуация предвиделась; война Австро-Венгрии с сербами была неминуема; русские — тугодумы; мобилизация в Австро-Венгрии проведена в первую очередь против Сербии. Это звучало не очень убедительно. Сам военный министр потом признавал: ни у кого не было никаких сомнений насчет вмешательства России. Главной причиной войны, собственно, и было провоцирование России. Когда немцы узнали о самовольстве австро-венгерского полководца, они возмутились, засыпав его протестами.

Конраду пришлось выкручиваться. Войска-де уже в пути на Балканы: в глазах немцев непростительное разбазаривание сил в самом начале войны. Нельзя ли их вернуть? Он спросил экспертов, а те изумились: как можно развернуть поезда на одноколейных путях в разгар мобилизации? Многонациональный характер Австро-Венгрии проявлялся и в железнодорожном транспорте, создавая определенные житейские неудобства. Австрийские товары не попадали в Венгрию, так как девятнадцать линий заканчивались буферами на австро-венгерской границе. Выехать из австрийской Словении, находившейся в нескольких милях от венгерской Хорватии, можно было либо по живописной горной железной дороге, либо, и гораздо быстрее, через Будапешт. Действовали и частные линии; железная дорога в Боснии имела другую ширину колеи; поэтому товары следовало перегружать на другие поезда на границе, в Босниш-Броде. Железнодорожники предупредили: мобилизацию против Сербии уже, конечно, не отменишь, но войска, выгруженные из эшелонов на Балканах, придется теми же поездами возвращать на русский фронт. Они, естественно, преувеличивали проблему. Далеко не все войска четырех армейских корпусов выехали из Праги и Будапешта, когда началась мобилизация в России. Железнодорожники вообще во всем проявляли крайнюю и парализующую осторожность (железнодорожный транспорт играл ключевую роль в той войне; в официальной германской истории ему посвящены две главы из одиннадцати). Они предписали: поезда должны идти по «максимально параллельному графику», то есть максимальная скорость — десять миль в час, иначе неизбежны сбои в снабжении водой, углем, обмен гневными телеграммами. Что правда то правда: даже на лучших линиях случались неполадки. На французском «севере» аварии происходили каждый день, а перед британским наступлением на Сомме у станции Амьен образовалась «пробка», растянувшаяся на восемнадцать миль. В данном случае распоряжение австро-венгерских железнодорожников привело к тому, что поезда с войсками шли со скоростью велосипеда.

Отправив одну из своих армий не туда, куда надо, Конрад приступил к исполнению первоначального плана по развертыванию сил в Южной Польше. Железнодорожный график уже нельзя было перестроить; три армии выгрузились из эшелонов на карпатских станциях, и им пришлось идти маршем сотни миль по августовскому пеклу. Другая армия — 2-я — добралась до границы с Сербией, некоторое время томилась в палатках, провела неудачную операцию, затем ее погрузили в вагоны и доставили через Южную Венгрию в Галицию спустя пять недель после начала войны. И здесь она никак себя не проявила. Одним из последствий всей этой неразберихи стал провал разрекламированного наступления в Сербии. Командующий Потиорек, невротик-гомосексуалист и соперник Конрада, имевший неплохие связи при дворе, посылал своему начальнику штаба невнятные записки и все еще переживал из-за того, что не сумел уберечь эрцгерцога. Две австро-венгерские армии немногим уступали по численности сербам, но в отличие от них не имели боевого опыта и вдобавок ко всему были слишком удалены друг от друга. Шестнадцатого — девятнадцатого августа сербы разгромили левофланговую армию, в результате чего пришлось отступать обеим австро-венгерским армиям. Закончились неудачей и последующие, предпринимавшиеся до самого декабря попытки одолеть сербов.

На северо-восточном фронте две австро-венгерские армии были в практически полной боевой готовности к 21 августа. Они несколько опередили русских. На северной границе с русской Польшей завязались бои, австрийцы действовали успешно, заставив отступить две русские армии примерно в то же самое время, когда немцы захватили почти всю 8-ю армию. Однако на восточной части фронта дела обстояли намного хуже. Здесь русским противостояла лишь одна австро-венгерская армия, 3-я, располагавшаяся у реки недалеко от российской границы, а 2-я армия прибыла из Сербии только 8 сентября. Русские значительно превосходили австро-венгров по численности войск (семьсот пятьдесят тысяч и пятьсот тысяч), обеспеченности артиллерией и пулеметами, и это превосходство они сосредоточили на восточной части фронта. Австро-венгерская армия бездумно пошла в наступление и потерпела поражение. Третьего сентября русские войска заняли провинциальную столицу Львов (немцы называли ее Лемберг, этим именем названа и битва). Австро-венгерские контратаки провалились, войска получили приказ отступать к предгорьям Карпат, окраинам Кракова, то есть дальше на запад».

Фрагмент из книги Вячеслава Щацилло «Первая мировая война 1914-1918. Факты. Документы» [5]:

«Оценивая вклад России в кампанию 1914 года, английский премьер времен Первой мировой войны Д. Ллойд Джордж отмечал в 1939 году: «Идеалом Германии является и всегда была война, быстро доводимая до конца… В 1914 году планы были составлены точно с такой целью, и она чуть-чуть не была достигнута, если бы не Россия…».

Военные действия в 1914 году велись и на других сухопутных театрах, а не только на Востоке и Западе Европы. 23 августа войну Германии объявила Япония. Незадолго до этого Токио предъявил Берлину ультиматум с требованием передать Японии без всяких условий и компенсаций арендуемую у Китая территорию Цзя-очжоу. Не получив ответа, японские войска начали операцию по захвату этой немецкой колонии и военно-морской базы Циндао. Осада немецких владений длилась недолго, и 7 ноября немецкий гарнизон капитулировал. Потери немцев составили 800 человек по сравнению с 2000 у японцев. После этих событий у Германии не осталось дальневосточных владений, а японцы участия в Первой мировой войне практически больше не принимали.

В октябре на стороне германского блока в войну вступила Турция. Власть в этой стране оказалась, по сути, в руках немецкого генералитета, и прежде всего у военного адъютанта султана Мехмеда V Решада, генерал-фельдмаршала К. фон дер Гольца и начальника штаба турецкого главнокомандования Ф. фон Шеллендорфа.

В Османскую империю начала XX века входило огромное количество народов, проживающих на обширной территории — от Аравийского полуострова и до Кавказа. Соответственно, турки были вынуждены открыть несколько фронтов. Так, 1-й и 2-й турецким армиям предназначалось защитить столицу и черноморские проливы, 3-й под командованием Иззет-паши предписывалось вести войну в Западной Армении против России, 4-я армия должна была воевать в Сирии и Палестине, а 6-я — действовать в Месопотамии. Однако в силу исторических и геополитических причин главным для турок стал Кавказский фронт против России, где и развернулись самые активные боевые действия. Для России же Кавказский фронт был отнюдь не самым главным, а поэтому российский Генеральный штаб принял решение ограничиться на Кавказе лишь активной обороной, которая, принимая во внимание рельеф местности, не требовала существенных затрат.

Война России с Турцией началась 30 октября 1914 года, когда два немецких крейсера — «Гебен» и «Бреслау», с кормы которых были спущены немецкие флаги и вывешены турецкие, атаковали Севастополь, Феодосию и Одессу. Военные действия на Кавказе начались 2 ноября, когда части русской армии перешли в нескольких местах границу, а турки одновременно вторглись в пределы Российской империи в районе Батума и города-крепости Карса. Кавказский фронт растянулся на 720 км, во главе его стоял граф И. И. Воронцов-Дашков, но, принимая во внимание его более чем почтенный возраст, всеми делами фактически руководил начальник штаба Н. Н. Юденич. Всего в распоряжении российского командования находилось 170 тыс. штыков, турки располагали большими силами.

Наиболее значительным событием на Кавказском фронте в 1914 году стала Саракамышская операция, которая продолжалась с 9 по 25 декабря. Она закончилась полным разгромом 3-й турецкой армии, потерявшей 90 тыс. человек и свыше 60 орудий. С тех пор Османская империя так и не смогла восстановить свою боеспособность на Кавказе.[23] Однако и потери российской армии в ходе операции были велики — более 20 тыс. человек.

Что же касается военных действий на ближневосточном театре военных действий, то там события в конце 1914 года развивались неторопливо: англичанам удалось захватить Басру и ряд других небольших городков в Месопотамии, а турки в свою очередь продвинулись на несколько километров в глубь Синайского полуострова и стали угрожать вторжением Египту.

Следует отметить, что уже в самом начале войны Берлин лишился всех своих колониальных владений как на Тихом океане, так и в Африке. Немцы не смогли ничего противопоставить превосходящим силам Антанты в Того, Камеруне и Юго-Западной Африке.

Таким образом, в кампании 1914 года ни одна из сторон не добилась своих целей и не смогла достичь стратегического превосходства над противником. В условиях приблизительного равенства сил противоборствующие стороны теперь решили приложить максимум усилий, чтобы привлечь на свою сторону как можно большее число союзников.

Крах стратегии молниеносной войны — блицкрига — имел куда более важные последствия для Германии и ее союзников, чем для стран Антанты. В те годы над Британской империей по-прежнему не заходило солнце, ее колонии были богаты и многолюдны, а флот его величества, как и раньше, господствовал на бескрайних просторах мирового океана. Неисчерпаемые людские и продовольственные ресурсы имела и бескрайняя Россия. Находящиеся в блокаде центральные державы, напротив, были практически лишены возможности вести внешнюю торговлю, продовольственные запасы Германии были ограничены и не рассчитаны на продолжительную и упорную войну на два фронта, не хватало Берлину и целого ряда стратегических материалов.

Поэтому, осознав, что победы на два фронта в войне на истощение им никогда не одержать, немцы решили разбить противника по частям».

Романов Петр Валентинович — историк, писатель, публицист, автор двухтомника «Россия и Запад на качелях истории», книги «Преемники. От Ивана III до Дмитрия Медведева» и др. Автор-составитель «Белой книги» по Чечне. Автор ряда документальных фильмов по истории России. Член «Общества изучения истории отечественных спецслужб».

Примечания

[1] Николай Головин. Дни перелома Галицийской битвы. Париж, 1940.

[2] Андрей Зайончковский. Первая мировая война. СПб.: Полигон, 2002.

[3] Джон Киган. Первая мировая война. М.: «АСТ», 2004.

[4] Норман Стоун. Первая мировая война. Краткая история. М.: «АСТ», 2010.

[5] Вячеслав Щацилло. Первая мировая война 1914–1918. Факты. Документы. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003.