Ленин и деньги: бухгалтерия Октябрьской революции
Краткое описание мифа
Бухгалтерия Октябрьской революции (или переворота, как это называли сами большевики) – обязательная составляющая исторического мифотворчества всех мастей.
Для одних Ильич – вождь мирового пролетариата и основатель великого Советского государства, объект клеветы многочисленных врагов. Деньги на его дела собирали рабочие, и никто более. Для других Ленин – метафизическое зло, человек, «погубивший Россию». Он «пораженец», и вполне естественно, что «брал деньги у немецкого генштаба». А как бы ещё такой злодей вскарабкался на вершины власти, чтобы творить свои демонические дела?
На самом деле
Однако, если очистить вопрос о финансировании большевиков от пропагандистской шелухи, он остаётся важной и интересной научной проблемой. День рождения Ленина – удобный повод об этом поговорить.
***
Письма Ленина показывают, что в 1915–1916 годах финансовое положение партии большевиков было нестабильным и временами крайне тяжёлым[1]. Это опровергает придумки некоторых мифотворцев о том, что большевики оказались на содержании «немецкого генштаба» вскоре после начала Первой мировой войны[2]. Так что тема немецкого финансирования большевиков относится к периоду не до, а после возвращения Ленина в Россию в «пломбированном вагоне» через территорию Германии (сама эта «пломбированность» подчёркивала, что эмигранты не хотят общаться с германскими властями).
Однако уже сама поездка в «пломбированном вагоне» подсказала противникам большевиков ключевую тему антибольшевистской пропаганды. Французский военный атташе в Швеции Л. Тома доложил в военное министерство Франции: «Русское Временное правительство желало бы найти, что группа большевиков из окружения Ленина получает немецкие деньги… Г. Альбер Тома проездом через Стокгольм дал мне указание доказать в интересах Временного русского правительства, что группа большевиков из окружения Ленина получает немецкие деньги»[3].
Итак, ответ был известен заранее, работа закипела. Нужно было искать «немецкий след», и он нашёлся.
***
Под подозрением оказался большевик и польский социал-демократ[4] Яков Ганецкий (Фюрстенберг) – коммерческий директор (с 1916 г. – фактический управляющий) созданной в 1915 г. фирмы «Хандельс-ог экспорт – компагниет астиеселскаб». Создана она была на деньги Парвуса, то есть Александра Гельфанда – правого германского (а за десятилетие до того – левого российского) социал-демократа и германо-турецкого бизнесмена. Акционеры компании – сам Гельфанд и его сотрудник Георг Скларц, который с 1916 г. был формально и директором.
Ганецкий как управляющий фактически распоряжался всем в этой фирме. Она торговала медикаментами и другими потребительскими товарами, используя каналы фирмы брата Ганецкого Генриха Фюрстенберга «Фабиан Клингслянд АО», базировавшейся в Скандинавии. В Петрограде интересы фирмы «Хандельс-ог экспорт» по совместительству представляла сотрудница «Фабиан Клингслянд АО» Евгения Суменсон, двоюродная сестра Ганецкого.
То, что Ганецкий давал деньги на партию, подтвердил Карл Радек в письме Ленину от 28 июня 1917 года. Масштабы финансирования не впечатляют, однако большевики благодарны и за это: «Последние два года Ганецкий не одну тысячу дал нашей организации, несмотря на то, что все рассказы о его богатстве – пустая сплетня»[5].
В советское время было опубликовано письмо Ленина Ганецкому о получении 21 апреля от его сотрудника, польского социал-демократа Мечислава Козловского, 2000 рублей[6]. В дальнейшем Козловский объяснил передачу этих средств возвратом средств, которые Ленин оставил Фюрстенбергу в Стокгольме (они причитались ему из фонда эмиграционного бюро)[7].
***
Может быть, Ганецкий успешно прятал переправку денег за фасадом коммерческой фирмы? Проанализировав телеграммы Ганецкого и его партнёров, перехваченные контрразведывательным отделом Главного управления российского Генштаба, современный американский историк Соломон Ляндрес (родственник советского писателя Юлиана Семёнова) пришёл к выводу: «В действительности телеграммы не содержат свидетельств о переводе каких-либо капиталов из Стокгольма в Петроград… Товары направлялись в Петроград, а вырученные за них деньги – в Стокгольм, но никогда эти средства не шли в противоположном направлении»[8]. Теперь эти телеграммы опубликованы, и в правоте С. Ляндреса может убедиться любой желающий[9].
Суменсон получала товар как от фирмы «Клингслянд», так и от фирмы Фюрстенберга-Гельфанда, распределяла его между перекупщиками, получала деньги за проданный товар и отсылала их хозяевам фирмы.
Деньги от Суменсон к Фюрстенбергу шли через отделения «Ниа Банкен» в Копенгагене и Стокгольме; банк тоже оказался под подозрением из-за левых взглядов его директора Улофа Ашберга. Нужно иметь в виду, что «Ниа банкен» просто предоставлял счета и был банком нейтральной страны. Он имел дела и с Германией, и с Россией.
Масштаб дотаций Ганецкого большевикам в любом случае не может превышать общий доход от продаж товаров минус средства, переведённые в Стокгольм, минус средства, оставшиеся на счетах Ганецкого и его финансового агента в Петрограде Суменсон. Номинальная стоимость товара 2 млн рублей. Всего Суменсон выручила 850 021 рубль. 676 336 рублей 13 копеек она отправила Фюрстенбергу в Стокгольм, но из-за июньского (1917 года) запрета на перевод денег за границу на счету у Суменсон оставалось для Фюрстенберга 120 182 рубля[10].
Есть одна неясная статья: «разным лицам» выплачено 65 847 рублей. Кто же эти лица? Во-первых, Козловский, который в качестве юриста получал высокие гонорары от Ганецкого. Козловскому и его жене было выплачено через Суменсон 13200 рублей[11]. Остаток на счетах Козловского на момент ареста составил 12200 рублей (2800 в Азовско-Донском и 9400 в Сибирском банках)[12].
Азовско-Донской банк предоставил следствию Временного правительства данные о счёте Козловского. На нём содержалось 12299 рублей самого Козловского и 52074 рублей, поступившие от Розенблита, коммерческого партнёра Фюрстенберга, и принадлежавшие последнему. Фюрстенберг уплатил Козловскому через Суменсон и из средств, поступивших от Розенблита 20623 рубля (ещё 2800 рублей на его счету было к началу года). Так что всего лично Козловский получил от Фюрстенберга 23424 рубля[13].
Всего со счетов Козловского было всего списано 61573 рубля. 24 мая он списал со счёта 41850 рублей, которые, как он объяснил, были переданы Ганецкому, прибывшему на короткое время в Петроград. Остальные выплаты Козловского по распоряжению Ганецкого составили 19723 рубля[14]. Деньги, полученные от Козловского, Ганецкий положил на счёт Суменсон, оставив себе всего три тысячи рублей[15].
Потенциально оставленные на счёте средства могли использоваться на политические нужды в дальнейшем. Но этого не случилось, так как в июле 1917-го операции с этими деньгами были заморожены.
Приличные по размерам гонорары Козловского могли быть формой «отмыва» и передаваться на политические цели. Козловский имел право брать деньги Фюрстенберга у Суменсон по первому требованию и при этом, как утверждала Суменсон, делами фирмы не занимался «настолько, чтобы быть в курсе их; никогда также он не вчинял по моим делам исков в русских судебных учреждениях, советовалась я с ним по делам всего два раза»[16].
Получается, что Ганецкий платил Козловскому десятки тысяч рублей практически ни за что (сама Суменсон получала около тысячи рублей в месяц).
Во-вторых, 50 тысяч рублей с санкции Ганецкого были 10 марта взяты для передачи американскому вице-консулу А. Рейлли, ненадолго приезжавшему в Россию[17]. Похоже, таким образом Ганецкий просто получил деньги по оказии. С 10 марта 1917 года нет признаков передачи денег посторонним лицам через Суменсон.
В свою очередь, Козловский мог передать «на сторону» чуть более 30 тысяч рублей (потраченные Козловским собственные средства плюс выплаты по распоряжению Ганецкого). В действительности потенциальный политический капитал Ганецкого – Козловского был ещё меньше. Ведь что-то Козловский определённо тратил на собственные нужды.
Торговля Ганецкого шла со скрипом, и это его волновало – что вряд ли имело бы место, если бы он просто отмывал деньги. В июне 1916 года он писал Суменсон: «Повторяю, самым главным вопросом для меня является получение денег, в противном случае вся торговля должна будет приостановиться, так как, не имея денег, я не в состоянии закупать»[18].
В начале 1917-го Ганецкий и Суменсон разочаровались друг в друге и взяли курс на сворачивание дела. В июне фирма фактически остановила свою деятельность, тем более, что из-за закона 14 июня Суменсон уже не могла пересылать прибыль фирмы за границу.
При этом Ганецкий получал деньги от большевиков на издание в Стокгольме интернационалистического бюллетеня. Левый социал-демократ Б. Веселовский в мае передал ему по поручению секретаря «Правды» 4500 рублей, из которых он взял 3000, а 1500 поручил внести на счет Суменсон[19]. Это также говорит в пользу того, что Ганецкий не мог быть особенно щедр в отношениях с большевиками.
***
После июльских событий Суменсон была схвачена, избита и препровождена в заключение как опасная преступница. Глава контрразведки Б. Никитин утверждал: «Я сейчас же послал в банк Александрова с финансовым экспертом. Они выяснили, что Суменсон за последние месяцы сняла в одном этом банке (Сибирском. – А. Ш.) 800 тыс. руб., а на её текущем счету ещё оставалось 180 тыс. руб. В Сибирский банк, как то расследовал Александров уже после восстания, деньги переводил из Стокгольма, через Ниа банк, Фюрстенберг (Ганецкий). Очень важно заметить, что от этих переводов денег и их получения Суменсон никак не могла бы отказаться, даже если обыск у неё не дал бы никаких результатов: банковские книги и расписки Суменсон давали нам в этом полную гарантию… Чтобы не возвращаться больше к Суменсон, должен обратить внимание, что, арестованная во время июльского восстания, она во всём и сразу чистосердечно призналась допрашивавшим её в моем присутствии начальнику контрразведки и Каропачинскому. Она показала, что имела приказание от Ганецкого выдавать Козловскому, бывшему в то время членом ЦК партии большевиков, какие бы суммы он ни потребовал, и притом без всякой расписки. Из предъявленных чековых книжек явствовало, что некоторые из таких единовременных выдач без расписки доходили до ста тысяч рублей… Но было особенно характерно, что Суменсон даже и не пыталась прятаться за коммерческий код и сразу и просто призналась, что никакого аптекарского склада у неё не было и никакой торговлей она не занималась»[20].
Кроме того, что Козловский имел право получать деньги (хотя и здесь масштаб преувеличен на порядок), всё это – чистейшая фантазия. Решившись откровенно лгать, Никитин исходил из того, что при его жизни материалы следствия вряд ли могут быть опубликованы (он умер в Париже в 1943 году).
В действительности Суменсон своей вины не признала[21] и весьма аргументировано, с документами и цифрами в руках доказывала, что занималась исключительно коммерцией и выполняла поручения Ганецкого, не вникая в политическую сторону его жизни, и аккуратно пересылала сотни тысяч рублей в Стокгольм, а не снимала их со счетов в Петрограде. Обо всех этих поручениях, а также об организации торговли, включая, конечно, и наличие складов, она подробно рассказывала, и ничего предосудительного в её действиях следствие не обнаружило, что бы потом ни фантазировал в эмиграции Никитин.
Когда следователь спросил у Суменсон, «была ли торговля Як. Фюрстенберга фиктивной и не присылал ли он под видом медикаментов пустые ящики или иного малоценного груза», это вызвало у нее недоумение: «Самый вопрос столь странный, такой же, как если бы меня спросили, жива ли я и существую я или нет, так как ни малейшего подозрения в фиктивности в данном случае быть не может. Это наглядно устанавливается тем, что каждая отправка вскрывается и проверяется в таможне…»[22]
Итак, можно согласиться с известным петербургским историком Г.Л. Соболевым в том, что «прямых улик в получении большевиками «немецких денег» через торговую фирму Парвуса-Ганецкого не удалось обнаружить ни французской разведке, ни следственной комиссии»[23]. Прямых улик нет.
***
Это, однако, не значит, что совсем отсутствуют косвенные улики.
Крупная политическая партия в буржуазном обществе не может действовать без финансирования. Но аппаратная работа большевиков была довольно экономной. По данным слежки, например, Каменев «живёт очень бедно; средств никаких не имеет»[24]. На жалованье работникам ЦК официально было потрачено в апреле-августе всего 10135 рублей. Ещё на орграсходы и канцелярские товары ушло 18922 рубля. Отчисления от взносов местных организаций – 4104 рублей – даже для этого не хватало, так что и ЦК собирал пожертвования – 50644 рубля[25].
На что ещё большевикам нужны были деньги?
Закупать оружие для восстания? Нет, это было не нужно – оружия было более чем достаточно. Октябрьский переворот потом делался воинскими частями и созданной Советами Красной гвардией.
А вот солдат и вооружённых рабочих нужно было сагитировать. Ведь ещё весной они в большинстве своем стояли за эсеров и меньшевиков. Агитационная работа требовала затрат на печать.
Очень скоро это обстоятельство вывело следователей на след: встал вопрос о средствах, на которые 15 мая 1917 года была куплена типография большевистской «Правды». Она стоила 225 тысяч рублей[26], но для её наладки пришлось купить в рассрочку ещё ротационную машину, только на установку которой было потрачено 15 тысяч[27]. Были и другие траты на наладку типографии.
В мае «Правда» приносила доход около 25 тысяч рублей[28], в июне – около 30 тысяч[29]. Этого было явно недостаточно даже на покупку более дешёвой типографии в 150 тысяч рублей (но эта возможность сорвалась). Было решено прибегнуть к сбору пожертвований специально на типографию.
У «Правды» уже был опыт такого рода. В марте был создан «Железный фонд» газеты на случай каких-то внезапных проблем. Сразу после Февральского переворота народ был полон энтузиазма в отношении революционных партий и газет, и до конца месяца в «Железный фонд» «Правды» удалось собрать 14988 рублей 29 копеек. В день удавалось собирать от 103 до 1133 рублей, в среднем – около 600 рублей[30]. К 12 апреля было собрано 25450 рублей 34 копейки[31] То есть в первой половине апреля в среднем собирали побольше, но всё же менее 800 рублей в день.
И вдруг случилось чудо – 13 апреля «Правда» бросила клич, начала сбор денег на типографию, и рабочие скинулись, собрав, по данным газеты, к 29 мая только на типографию (не считая «Железного фонда») 136694 рублей 65 коп. Всего было собрано, согласно данным «Правды» (после исправления найденных следствием арифметических ошибок), 150 352 рубля в фонд типографии и 31002 рубля 16 коп. в «Железный фонд[32]. Это за полтора месяца. Но сборы второй половины мая шли уже не на покупку типографии, а на иные связанные с ней нужды (в частности, нужно было выплачивать деньги за дорогой ротатор, купленный для типографии позднее).
А. Гертик, заведующий хозяйственной частью Товарищества «Рабочей печати», которое занималось изданием «Правды», рассказывал, что 75 тысяч на типографию собрали буквально за пять дней, а потом ещё 65 тысяч[33].
Получается, что в апреле – первой половине мая спонсоры «Правды» собирали по несколько тысяч рублей в день. Такой скачок щедрости жертвователей трудно объяснить в рамках версии «всё собрали рабочие». В апреле–мае 1917-го партия большевиков не была самой популярной в рабочей среде даже в Петрограде. Ситуация сравнима с периодом падения влияния партии в июле – начале августа. Но тогда за две недели на газету «Рабочий и солдат» около 100 тысяч рабочих собрали несколько более 20 тысяч рублей[34]. Увеличивая в полтора раза, получаем несколько более 30 тысяч. Получается, что в среднем рабочий готов был жертвовать копеек по 20. И это с учётом инфляции в мае–августе, да ещё в ситуации, когда партия уже выстроила организационную структуру (июльские события не разрушили её).
С чего это так расщедрились питерские рабочие, что многократно перекрыли сборы сторонников большевиков в марте – начале апреля и после июльских событий? Или расщедрились не только рабочие?
Проверить бухгалтерию «Правды» было не так просто, и не по вине большевиков. Арестованный в июле 1917 года заведующий издательством «Правды» К.М. Шведчиков предлагал следователям проверить его слова по конторским книгам, уже зная, что враги большевиков сделали всё, чтобы затруднить себе работу: «Считаю необходимым указать, что при обыске конторы, который был произведён ночью, были взломаны замки у столов, переломаны самые ящики в столах и все находившиеся в них документы были выброшены в общую кучу на пол»[35]. Но всё же следовало держаться цифр, которые нельзя опровергнуть пусть и перепутанными, но всё же имеющимися у следствия конторскими бумагами.
По расчётам Гертика, на типографию ушло 140-150 тысяч из особого типографского сбора и 30-40 тысяч рублей, собранных в «Железный фонд», имевшиеся авансы, а также около 20 тысяч, предоставленных частным лицом. Казалось бы, зачем это лицо, офицер Чермовский, жертвовало своими накоплениями, ведь Гертик подтвердил – после покупки типографии осталось ещё несколько десятков тысяч рублей[36]? Однако баланс не сходится. Потрачено было от 190 тысяч (140+30+20) до несколько более 210 тысяч (150+40+20 + часть авансов) рублей, а требовалось не менее 240 тысяч рублей. Обнаруживается нехватка как минимум 30 тысяч рублей. Возможно, эти 30 тысяч появились вскоре после покупки типографии, потому что к 15 мая приходилось скрести по сусекам, а вскоре после покупки появились лишние деньги.
Следствие провело экспертизу бюджета «Правды». Прибыль за март-июнь была оценена в 74 417 рублей. Счета фондов составили 196 087 рублей 92 копейки[37]. У «Правды» были обнаружены ещё пожертвования на 166 677 рублей 7 копеек, в том числе от Чермовского не 20000, а 15530 рублей, от других лиц 56684 рублей 45 коп. Из этих 166 тысяч на типографию потратили 66 155 рублей 9 копеек[38], а 57 022 рубля оставили в банке (при проверке возникла версия, что это мог быть случайный перевод)[39]. Откуда взялись лишние 66 тысяч, осталось не вполне ясным – ведь пожертвования и так собирали с большим трудом в два фонда. Возможно, это как раз авансы, за которые потом предстояло рассчитываться.
Н. Чермовский был одним из руководителей типографии после её приобретения «Правдой»[40] (как член команды он мог просто внести деньги, предоставленные кем-то, пожелавшим остаться инкогнито, а мог и предоставить газете собственные накопления).
Получается, что «Правда» вложила в покупку 66 155 рублей, что было ей по карману, а также деньги фондов, собранные к середине мая (меньше, чем 190 тысяч, так как деньги продолжали собирать и после мая) – около 170 тысяч.
Если бы не было других трат, то этого могло почти хватить. Но доходы и пожертвования тратились не только на покупку самой типографии. Из этих сумм купили автомобиль за 6850 рублей[41], уплатили за помещение 3500 рублей. На обслуживание типографии уходило около 25 тысяч, которые полностью не окупались. Купили бумаги на 40 тысяч[42]. Бумага могла окупиться уже в июне, но всё равно получается, что после покупки типографии были свободные деньги.
***
Таким образом, можно утверждать, что у большевиков были спонсоры за пределами рабочего класса, но размеры их помощи составили всего несколько десятков тысяч рублей, что не играло существенной роли в успехах Ленина и его партии. Эти спонсоры были готовы одолжить большевикам недостающие им средства для налаживания более прибыльного и широкомасштабного издательства, чем «Правда» и «Прибой» весны 1917-го. Однако усилия, предпринятые в этом направлении в мае–июле, закончились разгромом «Правды» 5 июля 1917 года и дали довольно скромные результаты.
У большевиков действительно возник в первой половине мая 1917 года дефицит в несколько десятков тысяч рублей (около 30 тысяч), который им нужно было быстро покрыть (хотя бы в долг). Этот дефицит был покрыт, но сама история с покупкой типографии оказалась малозначимым эпизодом, так как июльское поражение обнулило результаты этих усилий.
***
Роль Ганецкого и Козловского представляется важной не сама по себе (тем более, что их вклад в дело победы большевиков в любом случае скромен), а из-за их связи с Парвусом. Однако из сказанного выше следует, что они могли передавать большевикам не деньги Парвуса, а деньги, которые де-юре были заработаны ими лично.
Было ли это согласовано с Парвусом-Гельфандом? Учитывая, что Гельфанд активно, но безуспешно добивался контакта с Лениным[43], его согласие «взять в дело» близкого большевикам человека можно рассматривать как попытку наладить мостик к Ленину. Попытка не удалась, но Гельфанд уже инвестировал деньги и забрать их назад не мог. Он просто перестал помогать Ганецкому дальше.
Так что если большевики и получили средства от Ганецкого и Козловского, то это было возможно в пределах тридцати тысяч рублей, и только весной 1917 года. Если «Правда» получила деньги, то их предоставил не «немецкий Генштаб», а лично Ганецкий, управляющий скандинавской фирмой, и их корректнее называть не «немецкими деньгами», а «деньгами Ганецкого».
Очевидно, что «деньги Ганецкого» никоим образом не могли привести к влиянию Германии на политический курс большевиков. К германскому империализму Ленин относился с той же враждебностью, как и к российскому.
***
Типография так и не успела приступить к печатанию «Правды». Месяц ушёл на переоборудование типографии под печатание «Правды». В это время газета печатала листовки и брошюры для издательства «Прибой» (в том числе работы Ленина). Затем, так и не приступив к изданию «Правды», стали готовить выпуск «Солдатской правды», но до 5 июля успели выпустить только листок[44]. Типография работала с дефицитом, возможно – в десятки тысяч рублей[45]. К моменту закрытия типографии в июле проект не окупился. Не покупка типографии обеспечила популярность большевиков и «Правды», а содержание их пропаганды.
После июля 1917 года большевики уже не могли получать финансовой поддержки через Ганецкого, но и без этого сумели восстановить и тиражи, и массовую поддержку. К тому же не будем забывать, что в России тогда далеко не все жители читали газеты и даже не все сторонники большевиков были грамотны. Согласимся с В.Г. Сироткиным, что нельзя преувеличивать «роль антивоенной продукции, в частности «Окопной правды» и других пробольшевистских изданий, в их воздействии на фронтовые войска, где только четыре процента солдат имели «навык самостоятельного литературного чтения»»[46]. Большевики агитировали на улицах и на съездах, которых во время революции было множество. Поскольку у правительства не было телевидения, противостоять большевистской агитации было тяжело, даже если бы у РСДРП(б) не было больших тиражей газет.
***
Для обывательского сознания непостижимо, что, кроме денег, могло обеспечить победу радикальной левой партии. Но причина роста влияния большевиков лежит в другой плоскости. Экономический кризис, ухудшавший и без того тяжёлое положение трудящихся, продолжал углубляться, и Временное правительство ничего не могло с этим поделать. Это порождало массовое отчаяние, стремление вырваться из сложившегося положения одним скачком, нереальные ожидания и в итоге – стремление к быстрым и решительным мерам, качественно изменяющим общество. Большевики стали силой, которая взяла на себя консолидацию радикально настроенных солдатских и рабочих масс. Это, а не внешнее финансирование, обеспечивало их политические успехи.
Обложка: Бумажные купюры СССР 25 и 50 рублей 1961 года
Источник: https://moneta-russia.ru
Читайте также:
Иван Зацарин. Россия, которую они распилили. К 98-летию Закавказской федерации
Егор Яковлев, Дмитрий Пучков. От войны до войны. Часть 4: о борьбе с Англией за Константинополь
Андрей Сорокин. Деньпобедное обострение. Как нам доказывают, что мы проиграли войну
Михаил Борисёнок. Что и немцу хорошо: малоизвестный очерк о дорогах и людях России середины XIX века
Иван Зацарин. Поднебесная сотня. К 27-летию Тянаньмэнь
Валентин Жаронкин. Советская национальная политика: как мы побывали в будущем. Нет в русской истории «трудных вопросов», часть 11
Иван Зацарин. Школа боевых искусств для Евразии: к 22-летию Договора о коллективной безопасности
Владимир Путятин. «Русский след» в «сараевском выстреле»: пропагандистский штамп, переживший сам себя
Виктор Мараховский. Ледовое побоище в истории наших 90-х. Казалось бы, при чём тут Церетели и дирижёр Ельцин
Иван Зацарин. В апреле 2016-го. Если бы СМЕРШ вернулся
Софья Абезгауз. Между Антантой и Германией: торговая политика России перед войной и революцией
[1] См. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 49. С. 84, 106, 138, 153, 164, 302, 367.
[2] Спиридович А. Большевизм: от зарождения до прихода к власти. М., 2005. С. 260.
[3] Попова С.С. Между двумя переворотами. Документальные свидетельства о событиях лета 1917 года в Петрограде (по французским и российским архивным источникам). М., 2010. С. 143–144.
[4] В 1903–1909 гг. член Социал-демократической партии Королевства Польского и Литвы, к которой принадлежал также его сотрудник, юрист М. Козловский.
[5] Цит. по: Попова С.С. Указ. соч. С. 32.
[6] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 49. С. 437.
[7] Следственное дело большевиков. Кн. 2. Ч. 1. М., 2012. С.270.
[8] Цит. по: Соболев Г.Л. Тайный союзник. Русская революция и Германия. СПб., 2009. С. 41.
[9] См.: Следственное дело большевиков. Кн. 2. Ч. 1. С. 540-553, 589-599.
[10] Следственное дело большевиков. Кн. 2. Ч. 1. С. 563; Кн. 2. Ч. 2. С. 258-259.
[11] Там же. С. 257.
[12] Попова С.С. Указ. соч. С. 410.
[13] Следственное дело большевиков. Кн. 2. Ч. 2. С.280-281.
[14] Там же. С. 279.
[15] Там же. Кн. 2. Ч. 1. С. 567.
[16] Там же. С. 565.
[17] Там же. С. 257, 565.
[18] Попова С.С. Указ. соч. С. 174.
[19] Там же. С. 255.
[20] Никитин Б.В. Роковые годы. М., 2007. С. 149–150.
[21] Попова С.С. Указ. соч. С. 211. Вообще сравнение материалов дела с мемуарами Никитина показывает результат «с точностью наоборот» и множество фантазий, например, о том, что были получены доказательства о переводах Ганецкому денег из немецкого Дисконто-Гезельшафт и переводе им денег через Ниа-банкен в Петроград. См.: Там же. С. 402.
[22] Попова С.С. Указ. соч. С. 217.
[23] Там же. С. 309.
[24] Следственное дело большевиков. Кн. 2. Ч. 1. С. 512.
[25] Шестой съезд РСДРП (большевиков). Протоколы. М., 1958. С. 38-39.
[26] Следственное дело большевиков. Кн. 1. С. 475.
[27] Там же. С. 471. Она стоила 250 тыс. рублей, и на неё продолжали собирать деньги. – Там же. Т. 2. Кн. 2. С. 324.
[28] Следственное дело большевиков. Кн. 2. Ч. 2. С. 313-314.
[29] Расчёты см.: Сазонов И.О. Большевистское слово. Л., 1978. С. 197-198.
[30] Фотокопии соответствующих объявлений в «Правде» можно найти в Интернете: yroslav1985.livejournal.com/100046.html.
[31] Следственное дело большевиков. Кн. 2. Ч. 2. С. 324.
[32] Там же. С. 336.
[33] Там же; Попова С.С. Указ. соч. С. 225.
[34] Большевистская печать. Краткие исторические очерки. 1894-1917 гг. М., 1962. С.485
[35] Попова С.С. Указ. соч. С. 223.
[36] Следственное дело большевиков. Кн. 1. С. 796. При этом на 1 мая в «Железном фонде» было 26580 рублей, а в типографском – 82947 рублей (Там же. Кн. 2. Ч. 2. С313), так что ближе к истине нижние планки цифр, названных Гертиком.
[37] Следственное дело большевиков. Кн. 2. Ч. 2. С. 329.
[38] Там же. С. 330-331.
[39] Там же. С. 331.
[40] Там же. Т. 1. С. 470.
[41] Там же. Т. 2. Кн. 2. С. 331.
[42] Там же. Т. 1. С. 796-797.
[43] См., например, Соболев Г.Л. Указ. соч. С. 179.
[44] Следственное дело большевиков. Кн. 1. С. 470.
[45] Там же. С. 733.
[46] Примечания к: Спиридович А. Указ. соч. С. 311.