Восстановление деятельности Разбойного приказа и губных изб на исходе Смуты

12/17/2018

Смутное время начала XVII в. – период гражданской войны и иностранной интервенции. Как всегда бывает в эпохи перемен, в деятельность существовавших административных институтов был внесен разлад, а на фоне борьбы за власть стали действовать многочисленные шайки разбойников, зачастую совершавших уголовные преступления под лозунгами тех или иных политических сил.

Размах преступности был настолько велик, что еще до завершения Смуты лидеры Первого ополчения задумались, как можно быстрее покончить с беззаконием. В принятом 30 июня 1611 г. приговоре читаем: «и от всякого воровства унимать и наказанье и смертную казнь чинити, а на то устроить Разбойной и Земской приказы потому ж, как преж сего на Москве было»[1]. Речь шла о создании особых приказов ополчения, дублировавших существовавшие московские учреждения. Среди последних был и Разбойный приказ – центральное учреждение страны, главной задачей которого являлась борьба с наиболее тяжкими преступлениями – разбоями, убийствами, воровством и поджогами. Но в годы Смуты это ведомство пребывало в состоянии кризиса, практически не отвечая за правопорядок, поскольку из-за войны его связь с агентами на местах была чрезвычайно зыбкой. Там же, где московское правительство не имело власти, эти функции пытались брать на себя те, кто контролировал эти территории. Однако борьба с преступностью не была слишком удачной. В основном она велась силами отдельных миров без всякого объединяющего руководства. Во всяком случае, нам неизвестно о создании соответствующих приказов ни у одной из сил, противостоявших центру.

Перелом в данной ситуации наступил осенью 1612 г. сразу после освобождения Москвы от польского гарнизона. Уже на пятый день после освобождения Кремля, 1 ноября 1612 г., лидеры Второго ополчения князь Д.Т. Трубецкой и князь Д.М. Пожарский отдали распоряжение дьяку Поместного приказа Герасиму Мартемьянову собрать воедино все уцелевшие документы Разбойного приказа[2]. Задача была не из легких – как признавался позднее Мартемьянов: «после Московского разорения сыскивали Поместного приказу дел, писцовых и дозорных книг и столпов и дач в Посольском приказе и по иным розным приказом (далее по тексту упоминается также Казенный двор)…»[3].

Одновременно руководством Второго ополчения было создано особое экстраординарное ведомство, разбиравшее «многие дела судные, и разбойные и татиные, и холопьи, и всякие земьские дела». Его возглавлял князь Федор Волконский. Под его руководством были дьяки Пешек Жуков и Яков Демидов, а также большое количество подьячих[4]. Оно действовало в конце 1612 – начале 1613 гг., до избрания Михаила Романова на царство, и в известной мере выполняло функции судебных приказов, в том числе и Разбойного.

Некоторое представление о деятельности Разбойного приказа в первые годы после избрания Михаила Романова дают нам записи о выдаче актов в пошлинных и беспошлинных книгах Печатного приказа за 1613–1616 гг. По данным двух пошлинных (февраль – август 1613 г. и сентябрь 1613 – июль 1614 гг.) книг и беспошлинной книги (12 августа 1613 – позднее 19 августа 1616 гг.) за неполные три года и шесть месяцев из Разбойного приказа было выдано около сотни указных грамоты частным лицам. Столь небольшая цифра связана как с не очень хорошей сохранностью раннего делопроизводства, так и с тем, что в этом приказе фиксировались только указные грамоты, выдаваемые центральными органами власти по инициативе челобитчиков, составлявшие лишь небольшую долю реального делопроизводства правительственных учреждений.

Самой частой категорией актов, сохранившихся в пошлинных и беспошлинных книгах 1613–1616 гг., являются указные грамоты о проведении  обыска, расследовании разбоев и краж. Меньшая часть записей посвящена организационным аспектам функционирования губных учреждений – кадровым вопросам (о выборах и сроках пребывания на посту губных старост и целовальников), строительству тюрьмы, решениям по челобитным на губных старост, которые были полностью подсудны Разбойному приказу[5].

Большое значение для деятельности приказа имела работа дьяка Т.Г. Корсакова, начавшего свою службу в нем еще с середины 1590-х годов, но в целом в Разбойном приказе, особенно остро в 1613–1618 гг., наблюдалась «текучка» кадров. Почти все дьяки служили около года. С такой же частотой менялись и судьи. Дольше всех в эти годы сидел в приказе дьяк в приказе Н. Нальянов (с 1613 по март 1615 гг.), а из судей – выборный дворянин Ю. Мусин-Пушкин[6].

Особо следует отметить деятельность подьячего Н.В. Постникова над составлением новой редакции Указной книги Разбойного приказа 1616/17 г. Ее важность заключалась в том, что со времени Судебника Ивана IV 1550 г. было издано немало указов, которыми следовало руководствоваться в судебной практике. Однако если и не погибли, то затерялись среди старых приказных документов. Между тем судопроизводство требовало внесения всех законодательных новелл в Указную книгу Разбойного приказа. Помогло ее составителям то, что из Разрядного приказа прислали тетради с необходимыми указами[7].

Указная книга предназначалась для собственного пользования в приказе. Составители скомпоновали ее как черновой материал для дальнейшей законодательной работы. Несмотря на такой неофициальный характер, Указная книга получила распространение на местах уже с начала 1620-х годов. Это говорит о том, насколько сильно приказные люди в провинции нуждались в подобном кодексе.

Особо следует остановиться на практической деятельности Разбойного и других приказов по борьбе с ворами и разбойниками. Реконструкция целостной картины восстановления институтов, противостоявших уголовным преступлениям, требует серии отдельных исследований для каждого из регионов[8]. Пока что наиболее разумным будет ограничиться некоторыми предварительными замечаниями, которые подкрепляются в том числе и более поздним материалом 20-х – 40-х годов XVII в.

По заведенному еще до Смуты порядку выбранный губной староста, дьяк и целовальники являлись в Разбойный приказ для принесения присяги. Там же они, по-видимому, получали детальные инструкции: как на словах, так и на бумаге. Регулярная переписка, в которой приказ контролировал деятельность своих подопечных, и регулярные поездки к начальству в Москву способствовали выправлению и стандартизации работы губных изб.

Кроме того, Разбойный приказ стремился возобновить институт губных старост там, где это было возможно. Зачастую это стремление находило живой отклик у части населения. В Устюжне Железнопольской, повинуясь грамоте из Разбойного приказа, выбрали губного старосту, а затем защищали его от противников, которые утверждали, что «преж сего на Устюжне губные старосты не бывали», а потому требовали упразднения этой должности[9].

С другой стороны, посадские люди Шуи жаловались на своеволие губных чинов, вымогавших еду и питье и грозивших поклепом, подметом ворованной вещи или оговором[10]. В данной ситуации Разбойному приказу предстояло решать: шла ли речь о несправедливом обвинении губного старосты частью жителей, или с самоволием своих агентов.

Каковы бы ни были успехи Разбойного приказа в организации местной администрации, она не обладала необходимой широтой полномочий и людскими ресурсами для того, чтобы извести банды разбойников. Здесь на помощь губным старостам из Москвы присылали сыщиков – эмиссаров, наделенных большими правами и получавшими в свое распоряжение вооруженные отряды, которые делали сыщиков эффективным инструментом для уменьшения уровня преступности.

Однако и эти чрезвычайные посланники были не всесильны. Как хорошо видно на примере Шуи, сыщики буквально сменяли друг друга, не в силах справиться с разбойниками и ворами за один раз – в 1614 г. на место Луки Битяговского прибыл Павел Кузьминский[11]. Из актового материала более позднего времени видно, что перед нами обычная практика, поскольку сыщики могли передавать друг другу полномочия в одних и тех же уездах по два-три раза в течении пяти и более лет[12].

Столь долгое пребывание на местах, сочетавшееся с напряжением ресурсов, не позволяло ввести сыщиков повсеместно. К их услугам старались прибегать лишь в качестве крайней меры. Однако нельзя однозначно противопоставлять экстраординарных (сыщиков) и ординарных (губных старост) агентов правительства. В последние годы Смуты к привычным функциям сыщикам добавилась еще и организационная. Прибыв в уезд, они принимали дела и казну у губных старост, которые поступали в их распоряжение. Вместе с сыщиком обычно присылался подьячий из Разбойного приказа. Вместе они наводили порядок в деятельности губной избы, инспектировали ее работу, чем способствовали возрождению системы местного управления, которой предстояло выдержать еще один, пожалуй, последний на исходе Смуты удар.

Осенью 1617 г. с походом на Москву выступил королевич Владислав, добиваясь обещанного ему в 1610 г. престола. В очередной раз сумятица военного времени была на руку ворам и разбойникам, да так, что зачастую население не могло понять – с кем оно имело дело – с литовскими людьми, черкасами, русскими предателями или с обыкновенными преступниками.

Уже после заключения Деулинского перемирия в декабре 1618 г., воеводы, губные старосты и приказные люди многократно писали в Разбойный и другие приказы о том, что истцы требуют приставов, чтобы изъять поличное у тех, кто ограбил их во время войны, но дать приставов без указа из Москвы местные власти не решались. В результате 10 июля 1619 г. состоялся боярский приговор Боярской думы, запретивший расследование краж и разбоев, совершенных во время похода Владислава в 1617–1618 гг., «потому что война была о ту пору, а не розбой». Гарантировалась и неприкосновенность имущества, взятого во время боевых действий или найденного где-либо на дороге[13], но лишь в том случае, если оно было записано в специальные книги на местах. Если же подобная запись отсутствовала, то имущество отписывали на государя, однако и тогда ответчик не преследовался по закону[14].

Амнистия, провозглашенная на собрании московских бояр, стала своеобразным послесловием к заключительному этапу Смуты, завершившемуся принятием Деулинского перемирия в декабре 1618 г. Что же до выработанных на исходе Смуты методов восстановления деятельности Разбойного приказа и его агентов на местах, то они активно использовались и позднее в царствование Михаила Федоровича, а со временем даже стали частью административной рутины, получив дальнейшее развитие во второй половине XVII в.

[1] Забелин И. Е. Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время. М., 1901. С. 266.

[2] Антонов А.В. К истории форм приказного делопроизводства конца XVI в. // Русский дипломатарий. Вып. 9. М., 2003. С. 418–419.

[3] Там же. С. 418.

[4] Документы о национально–освободительной борьбе в России 1612–1613 гг. // Источниковедение отечественной истории: Сб. ст. М., 1989. С. 240–267.

[5] Документы Печатного приказа (1613–1615 гг.). М., 1994 г.; РГАДА Ф. 233. Оп. 1. Д. 2.

[6] Лисейцев Д.В. Приказная система Московского царства в эпоху Смуты. М., Тула, 2009. С. 679. Также о персонале Разбойного приказа в конце XVI – начале XVII вв. см.: Рыбалко Н.В. Российская бюрократия в Смутное время начала XVII в. М., 2011. С. 511, 524.

[7] Уголовные законы царя и великого князя Иоанна IV Васильевича. СПб., 1841. С. 1.

[8] В историографии уже были предприняты некоторые шаги для заполнения такой лакуны (См.: Веселовский С.Б. Белозерский край в первые годы после Смуты // Архив русской истории. Вып. 7. М,. 2002. С. 276–296; Глазьев В.Н. Власть и общество на юге России в XVII в.: противодействие уголовной преступности. Воронеж, 2001. С. 55–76).

[9] Наместничьи, губные и земские уставные грамоты Московского государства. М., 1909. С. 165–166.

[10] Борисов В.А. Описание города Шуи и его окрестностей с приложением старинных актов. М., 1851. С. 243–245.

[11] Там же. С. 241–242.

[12] Богословский М.М. Земское самоуправление на Русском Севере в XVII в. Т. 2. Деятельность земского мира. Земство и государство. М., 1912. С. 229.

[13] Хотя данное положение не распространялось напрямую на разбойников и воров, оно, вероятно, работало и для них, поскольку не было ничего проще, чем сокрыть подлинное происхождение награбленного или ворованного, объявив, что оно было найдено на погроме.

[14] Законодательные акты Русского государства второй половины XVI – первой половины XVII века. Л., 1986.  С. 95–96.

Воробьев Александр Владимирович, кандидат исторических наук, научный сотрудник Центра истории русского феодализма Института российской истории РАН.

Деулинское перемирие 1618 г.: взгляд через четыре столетия. Материалы конференции, посвященной 400-летию Деулинского перемирия. Москва, 11 декабря 2018 г.