«Воспеть любовь к опасности». К годовщине «Манифеста футуризма»

20 февраля 1909 г. во французской газете «Фигаро» было опубликовано «Обоснование и манифест футуризма» Филиппо Томмазо Маринетти.    

Прибитые к брусчатке гениталии, разнузданные пляски в храме или в голые задницы на сцене назойливо впаривают себя всем, до кого могут дотянуться посредством развитых средств коммуникации, как «актуальное искусство», как «дух культуры XXI века», как «мятежный предвестник будущего». Многие верят.

Сегодня, в 108-ю годовщину первого манифеста футуристов, полезно вспомнить, что искусство, пусть даже и современное, – это всё-таки что-то другое. И не всякое современное искусство способно хотя бы пережить само себя.

Среда для современного искусства

На рубеже XIX и XX веков яростные и суровые ветры истории набирали разбег не только над Российской Империей.

«Трясло», в общем-то, всех.

Дежурно заливались кровью Балканы, маршировали полки кайзера Вильгельма II в Германии, желавшей передела колониальных владений ненавистной Франции, Бельгии, Нидерландов, ну и старушки Англии, заодно.

Старел и дряхлел в старой имперской Вене последний великий император старой Европы Франц-Иосиф, ещё не знающий, что с его избранным наследником, эрцгерцогом Фердинандом, случится «сербская пуля», после чего и начнётся Первая мировая война.

Привычно интриговала тоже дряхлеющая Великобритания.

Металась «между Столыпин и Распутиным» возглавляемая «гвардейским полковником» Николаем II Российская Империя, благополучная только на взгляд нынешних «любителей французской булки», поочередно борясь то с террористами, то с революционерами, то с сектантами, то с черносотенными погромами, то просто с какими ещё «неприличными литераторами», о чём потом яростно спорил «весь светский Петербург».

А в Париже, бывшем тогда очевидной «культурной столицей человечества» (нынешние «западники» этому вряд ли поверят, но даже и «языком международного общения» тогда служил французский, а не считавшийся в те патриархальные годы «варварским» английский), творилась художественная революция.

Молодые, голодные, нищие, но безумно честолюбивые художники и поэты всех стран и наций, слетались на свет парижских кафе «Ротонда» и «Дом», то ли как мотыльки на огонь свечи, то ли как мухи… м-м-м… ну, так скажем, – на мёд.

Открывал для себя кубизм молодой и неистовый испанец Пабло Пикассо, познавая сознательную деформацию и деструкцию формы и ломая классические объемы. Рисовал, покуривая свой вечный гашиш, молоденькую обнажённую жену Николая Гумилёва Анну Ахматову гениальный безумный итальянец Амадео Модильяни. Рисовал свои «примитивистские» работы космический французский самоучка «таможенник» Руссо. Обкуривал всех своими неизменными трубками молодой, но безумно «авторитетный» в этой безумной среде русский поэт и журналист, ещё совсем недавний большевик и подпольщик-ленинец Илья Григорьевич Эренбург. Обдумывал свой манифест искусства будущего «Новый дух» гениальный потомок польских аристократов Костровицких, ставший потом классиком французской поэзии под псевдонимом Гийом Аполлинер.

Направления и стили рождались непрерывно, и также непрерывно и исчезали: некоторые в академические тома и великие музеи, некоторые – просто в никуда.

Страшно красиво

И тут выглядит совершенно неудивительным, что именно в этом, безумном и уже почти предвоенном, Париже, в виде платного объявления на первой полосе знаменитой французской «Фигаро», итальянский поэт и будущий фашист и сподвижник Муссолини Филиппо Томмазо Маринетти и опубликовал свой знаменитый текст под названием «Обоснование и манифест футуризма». Нельзя сказать, что оставивший очень уж значительный след в мировой культуре, но российскую и, позже, советскую литературу совершенно точно перевернувший.

«Мы намерены воспеть любовь к опасности, привычку к энергии и бесстрашию. Мужество, отвага и бунт будут основными чертами нашей поэзии.

Мы хотим воспеть человека у руля машины, который метает копьё своего духа над Землёй, по её орбите. Красота может быть только в борьбе.

Никакое произведение, лишённое агрессивного характера, не может быть шедевром. Поэзию надо рассматривать как яростную атаку против неведомых сил, чтобы покорить их и заставить склониться перед человеком. Мы будем восхвалять войну – единственную гигиену мира, милитаризм, патриотизм, разрушительные действия освободителей, прекрасные идеи, за которые не жалко умереть, и презрение к женщине.

Мы будем воспевать огромные толпы, возбуждённые работой, удовольствием и бунтом; мы будем воспевать многоцветные, многозвучные приливы революции в современных столицах; мы будем воспевать дрожь и ночной жар арсеналов и верфей, освещённых электрическими лунами; жадные железнодорожные вокзалы, поглощающие змей, разодетых в перья из дыма; фабрики, подвешенные к облакам кривыми струями дыма; мосты, подобно гигантским гимнастам, оседлавшие реки и сверкающие на солнце блеском ножей; пытливые пароходы, пытающиеся проникнуть за горизонт; неутомимые паровозы, чьи колёса стучат по рельсам, словно подковы огромных стальных лошадей, обузданных трубами; и стройное звено самолётов, чьи пропеллеры, словно транспаранты, шелестят на ветру и, как восторженные зрители, шумом выражают своё одобрение».

Это – было красиво.

Это было – страшно.

Это было – страшно красиво.

На язык родных осин

И в далёкой России на это просто не могли не отозваться поэты и художники, переработавшие это – и, пересадив в скудные почвы «края родных осин», получили невиданный урожай в предреволюционные, революционные и постреволюционные годы. Ибо форма футуризма, может, не во всём была присуща русской эстетике, но вот дух футуризма с духом великой русской революции, безусловно, почти что полностью совпадал.

Маяковский, Хлебников, Лившиц, Крученых, Бурлюк.

Пошловатый кумир восторженных литературных дамочек Северянин.

Художники Филонов, Терентьев, Малевич, Ольга Розанова, Василий Каменский, Лев Зак и Илья Зданевич.

Будущие лауреаты Сталинских и Государственных премий, «насквозь советские» Мартынов, Николай Асеев и Лавренёв.

Филологи и литературоведы Шкловский и Якобсон.

Кубофутуристы, эгофутуристы, конструктивисты, издевательские ОБЭРИУ.

Манифест Маринетти так или иначе опалил их всех, от «Левого фронта» до лауреатов Сталинских премий, и лёг в основу того, что сейчас принято чеканно определять «золотым веком классического русского советского авангарда». И традиции этой «живописи и словописи» (Хлебников) вполне себе прослеживаются в современной русской культуре и в наши скучные дни.

***

…А сам Маринетти кончил весьма печально.

Он, ставший одним из основателей итальянского фашизма и соратником Муссолини, повоевал на нашей земле в 1942 в составе итальянского «экспедиционного корпуса», был ранен под Сталинградом и умер от остановки сердца 2 декабря 1944 года, «закольцевав» тем самым символически «конец века модерна и авангарда», который и до его смерти к тому времени был увы, практически, мёртв.