Торговля и купеческая среда России на закате Смуты (1613–1618 гг.)

Для Смутного времени были характерны быстротечные и резкие изменения ситуации, возрастание вертикальной и горизонтальной мобильности практически всех социальных слоев русского общества, повышение роли народных масс. Вместе с тем, несмотря на голод, эпидемии, военные действия, ожесточенную борьбу за власть, народные движения, большинство городского и сельского населения России придерживалось привычного образа жизни: люди рождались и умирали, заключали браки, жертвовали церкви; крестьяне пахали и убирали урожай; ремесленники производили свои изделия; купцы торговали; продолжалось освоение Сибири…

Однако, за редким исключением, в отечественной и зарубежной историографии не уделяется должное внимание повседневной жизни России в Смутное время, в том числе в торгово-экономической сфере. Лишь в последние два десятилетия стали появляться новые работы такого плана (А.В. Антонов, А.А. Селин, Т. Бохун)^[1].

Смутное время не завершилось с освобождением Москвы от польско-литовских интервентов в начале ноября 1612 г. и избранием царем Михаила Романова в феврале 1613 г. И не только потому, что иноземные интервенты по-прежнему занимали ряд районов страны, а король Сигизмунд III и шведский королевич Карл Филипп продолжали претендовать на царский трон. Далеко не сразу удалось подавить мятежные казачьи отряды, не желавшие подчиняться новым властям. Кроме того, вне пределов Московского государства находился до 1617 г. Великий Новгород, оказавшийся в годы Смуты в уникальной политической ситуации.

Военно-политическая и социально-экономическая обстановка в России до конца 1618 г. продолжала оставаться сложной и неустойчивой. Осенью 1618 г. отряды казаков и юртовских татар грабили население ряда волостей Владимирского и Нижегородского уездов[2]. «Воровские люди шиши», происходившие из крестьян,  наводили страх на приказных и  торговых людей, путешествовавших в 1615–1616 гг. по Новгородской земле.   Так, в 1616 г. совершив в районе «меж Кривой луки до Оской реки» нападение на судно с 44 бочками ржи «торгового немчина» Ягана поморянина,  онистали захваченную рожь продавать, а то и отдавать даром митрополичьи и помещичьим крестьянам («мужикам»)[3].Военные действия и грабежи мешали нормальному товарообмену между разными районами страны.

В Смутное время часть торговых людей разорилась, но кое-кто из них сумел повысить не только имущественный, но и социальный статус. Наряду с Федором Андроновым, дьяками стали еще несколько выходцев из среды: гости Меньшой Булгаков, Кирилл Скоробовицкий; члены Гостиной сотни Булгак Милованов и Ждан Шипов. Если для первых то было повышение на одну ступень на чиновной лестнице, то для вторых – сразу на две[4]. На переговорах с польской делегацией в 1615 г. русские дипломаты, ссылаясь на действия короля Сигизмунда III осенью 1610 г., напоминали: «прислали… в казначеи кожевника детину Фетку Ондронова, в думные дьяки овчинника Степана Соловецкого да замошника Баженка да суконника Кирилка, Васку Юрьева поповича и иных таких же простых худых людей». В ответ один из польских представителей, Ян Гридич, отстаивая притязания королевича Владислава на российский престол, укорял русских послов: «Часто вы говорите о Федоре Андронове, что человеку гостиной сотни непригоже было казенным урядником быть; но это случилось по утверждению ваших же больших людей, что и при прежних государях такие у таких дел бывали. Да и теперь у вас не лучше Андронова Кузьма Минин, мясник из Нижнего Новгорода, казначей и большой правитель, всеми вами владеет, и другие такие же многие по приказам у дел сидят»^[5]. В 1614 г. царь Михаил Федорович повелел казнить «Фетьку Андроново, которой на Москве воровал всех больши, а был купецково чину»^[6].

Сохранилось несколько жалованных грамот членам привилегированных купеческих корпораций, выданных от имени царя Михаила Федоровича в 1613–1614 гг. 20 июня 1613 г. в Печатном приказе была «запечатана жаловальная грамота Суконной сотни торгового человека Бажена Дементьева сына Клепышникова: ни в каком деле ему и его детям креста не целовать, а целовать людем их, и по городом ни в чем судить их не велено»[7]. 30 июня 1613 г. в Печатном приказе была оформлена грамота «в Ярославль по челобитью Гостиной сотни Булгака Милованова: не велено в Ярославле жены и детей его з двора ссылати»[8]. Члену Суконной сотни Ивану Онофрееву была дарована 25 мая 1614 г. еще одна привилегия: «питье ему держати про себя безъявочно»[9]. 14 июня 1614 г. «по приказу постелничего и наместника трети московские Костентина Ивановича Михалкова для его службы» была запечатана за 2,5 рубля «жаловальная грамота кормленою красною печатью гостя Федора Максимова против прежних государей грамот, что ему самому в ыскех креста не целовати»[10].

Правительство царя Михаила Федоровича вернулось к практике составления поручных записей. Так, в поручной записи 1613 г. торговых людей Харитона Самойлова с товарищами по торговому человеку Гостиной сотни Елисею Родионову давалось обязательство: «не изменять, в Крым и в Немцы и в Литву, и ни в которые государства, и к Маринке, и к сыну ее, и к Заруцку в их воровские полки, и в изменные городы не отъехать, и с ними не знатца, и грамотками и словесно не ссылатца, и не лазучить, и ни каким воровством не воровать»^[11]. Поручная запись 1613 г. Замятни Жданова Селиверстова с товарищами по попу Ивану Софонову была дополнена условием: «и с изменником Федькою Андроновым грамотки и словесно не зсылатца»^[12]. Известна также поручная запись торговца Суконного ряда Москвы Михаила Захарьева сына Стругалкина с товарищами по торговому человеку Гостиной сотни Степану Юрьевичу Болотникову^[13]. Порой близким приходилось отвечать за неудачные операции родственника-купчины: «А в Третьяково место Кляпикова в купчининых деньгах стоит на правеже брат ево», – отмечалось в материалах российского посольство М.Н. Тиханова в Персию 1613–1615 гг.)^[14].

Частые изменения военно-политической ситуации в Смутное время заставляли торговых людей надолго покидать родные места. В Новгороде на время осели несколько торговцев из Вязьмы. Часть московских купцов сочла за лучшее уехать в другие города, и далеко не сразу после освобождения столицы они вернулись домой. 6 марта 1613 г. в ответ на челобитье «гостя Максима Твердикова да Гостиные сотни торговых людей Ждана Шипова да Ондрея да Федота Котовых» нижегородскому воеводе князю В.В. Звенигородскому было велено до весны не высылать их в Москву^[15]. Член Гостиной сотни Василий Климшин, выехавший с женой и детьми из Москвы во Владимир, еще в 1611 г. обращался к московским боярам с просьбой о возврате 15 шкур рыси, которые были захвачены польско-литовскими интервентами^[16].

Только на Софийской стороне Великого Новгорода во время шведской оккупации покинули место жительства 168 человек. Значительная доля убыли новгородского населения была связана с ухудшением продовольственного снабжения и последствиями эпидемий. Согласно описи Новгорода 1617 г., 368 человек скончались «от правежю и в мор»^[17]. На основе материалов писцовой книги Новгорода Великого 1623 г. Е. Болховитинов подсчитал, что по сравнению с 1607 г. в городе стало на 769 единиц меньше тяглых дворов (1607 г. – 1498, 1623 г. – 729) , на 983 человека мужского пола – тяглых людей (1607 г. – 1833, 1623 г. – 850)^[18]. В документах упоминаются скончавшиеся посадские жители, в том числе те, кто умер «в моровое поветрие»^[19]. По данным, полученным Г.М. Коваленко, все население Новгорода на 1617 г. составляло лишь 5 тыс. человек, сократившись по сравнению с началом XVII в. почти в 6 раз^[20]. Непонятно кому принадлежали каменные палаты на Рогатицах, упомянутые в описи Новгорода 1617 г.: «Двор гостя Истомы Демидова. Место нетяглое с полатою прежние пустоты»^[21].

Немалый ущерб городским торговцам наносили и стихийные бедствия – пожары. В деле о дозоре Нижегородского посада после пожара 1618 г. содержится информация о том, что в огне погибли торговые ряды с лавками и анбары с хлебом, солью, рыбой и прочими товарами^[22]. Вместе с тем кое-кому из купцов удалось даже улучшить в Смутное время свое благосостояние. К примеру, новгородский гость Первый Прокофьев в период шведской оккупации города разными способами (путем купли, заклада и т.д.) заполучил 4 двора и 8 пустых дворовых мест^[23].

Перед созданным в 1613 г.правительством царя Михаила Федоровича стояло немало острых внутренних и внешних проблем. Одной из главных являлась неотложная задача формирования финансовой базы его деятельности и обеспечения вооруженных сил. Поскольку быстро обеспечить в нужном объеме пополнение государевой казны за счет традиционных видов тягла было невозможно, пришлось прибегнуть к экстраординарным сборам, в том числе с торгового люда.

Когда в начале 1614 г. в казне не хватило денег для выплаты жалованья ратным людям, Земский собор «приговорил» дополнительно собрать «от избытков по окладу, кто может от живота своего и промыслу на 100 рублев, с того взяти пятую долю — двадцать рублев, а кто может больше или меньше, и с того взяти по тому же расчету». И с апреля правительство царя Михаила Фёдоровича уже приступило к сбору с населения «пятинных денег» («пятины»), именующихся в источниках также «запросными деньгами» («запросом»). Первоначально их «собирали» только с тех торговых людей, кто имел «животов (имущества. – В.П.), торгов и промыслов» более чем на 10 рублей. Для одних этот чрезвычайный налог являлся принудительным займом, для других – платой в счёт недоимок или будущих налоговых платежей. В.О. Ключевский, например, полагал, что «пятинный» сбор взимался в размере 1/5 (20%) с чистого годового дохода, другие историки (П.Н. Милюков, С.Ф. Платонов) – что со всего наличного капитала[24]. Собрать с торговцев «запросные деньги» оказалось не так-то просто. По свидетельству сборщиков («пятинщиков»), «многие люди животы свои таили» и сказывались небогатыми. К тому же из-за нечёткой приказной формулировки сути чрезвычайного налога («с животов» и «промыслов») на местах возникла масса недоразумений. Кое-кто из окладчиков стал даже описывать всякое имущество налогоплательщиков, менее ретивые сборщики налога руководствовались лишь записями стоимости товаров в таможенных книгах. Нередко денежная сумма «пятинного» сбора зависела не только от благосостояния торговца, но и степени его сопротивляемости натиску «пятинщиков»[25].

Как свидетельствуют записи в приходо-расходной книге Разряда 7123 года (1614/15), думный дворянин Кузьма Минин, который еще четырьмя годами ранее был простым нижегородским мясником, активно собирал «запросные деньги» с «гостей и с торговых людей, и с сотен, и слобод» для уплаты жалованья ратным людям. 28 сентября 1614 г. он сдал в Разрядный приказ 480 рублей 5 алтын, 22 января 1615 г. – 100 рублей, а 1 марта – 44 рубля и 20 алтын[26]. 4 ноября 1614 г. в Разрядном приказе была составлена «память» о выдаче денег стольнику И.И. Плещееву взамен взятых у него Мининым на раздачу жалованья ратным людям в Нижнем Новгороде[27]. Не успев полностью собрать первую «пятину», власти в апреле 1615 г. уже приступили к сбору второй. Собранные таможенные, мытные, откупные и прочие пошлины шли на содержание не только царского двора, но и воевод, губных старост, стрельцов, пушкарей, о чем свидетельствуют, в частности, материалы приходо-расходных книг земских старост Балахны 1617/1618 г., опубликованные С.В. Сироткиным^[28].

Несмотря на нехватку средств, правительство раздавало некоторым привилегированным русским и иностранным торговцам тарханные грамоты. В 1614 г. царь Михаил Федорович пожаловал льготами голландских купцов «для их многово разоренья и убытков, что им учинилось в Московском государстве и в городех в смутное и безгосударное время от польских и литовских людей и от черкас»[29]. До нас дошла «роспись» 7121–7124 (1613–1616) гг. «у кого Устюжские чети в городех по государевым жалованным грамотам не взято таможенные пошлины с тарханщиков». Из 56 записей 31 относится к монастырям, 15 – к иноземцам, 10 – к русским гостям и торговым людям (Г. Жаворонкову, Ф. Котову, Н. Светешникову, М. Строганову, Г. Юдину и др.)[30]. В ответ на просьбу сотского Степана Киприянова и «всех посадских жилцов» Архангельска, жаловавшихся на тяжесть налоговой нагрузки из-за убыли части тяглецов, 1 августа 1613 г. была оформлена царская грамота Михаила Федоровича Архангельскому посаду. После подписания Столбовского мира 1617 г. в пригородах и уездах Новгородской земли (Ладоге, Порхове и др.) таможни и кабаки были отданы на откуп частным лицам^[31].

Условия рыночной деятельности в Смутное время существенно усложнились. Из-за частых ограблений, от которых нельзя было уберечься, часть русских торговцев в те годы разорилась. И все-таки их профессиональная активность продолжалась, обеспечивая товарообмен, без которого не могло существовать ни городское, ни сельское население страны.

К услугам торговых людей нередко прибегала и казна. 13 июля 1613 г. она закупила у купца Афанасия Твердикова за 27 рублей 50 золотых монет (по 18 алтын за каждую)[32]. Московские барышники Василий Данилов и Григорий Васильев в 1615 г. поставляли лошадей для Разряда^[33]. 24 мая 1613 г. в Печатном приказе была запечатана грамота в Юрьев Польской по челобитью барышника Спирки Юрьева «на келаря на Никифора о управе в хлебе»^[34]. В 1614 г. московский гость М. Смывалов обращался к властям с челобитной о выделении ему места под амбар на Архангельском гостином дворе^[35].

Торговыми помещениями владели и женщины, которыми имели полное право ими распоряжаться[36]. Они могли не только продавать, но также закладывать и жертвовать принадлежавшие им торговые помещения. 6 июня 1617 г. датирована закладная жены Саввина Быкова Федосьи Исаковой Верещагиной с сыном Петром Савельевым посадскому человеку Василию Юрьеву Кобелеву на лавочное место в Большом ряду Великого Устюга[37].

Объем межобластных рыночных операций в условиях Смуты не мог не сократиться. По подсчетам В.А. Варенцова, в 1613/1614 г. число явок иногородних торговцев уменьшилось в 16,5 раза, а общий товарооборот сократился в 6 раз^[38]. В начале февраля 1613 г. в Новгород приехали из Москвы два известных русских купца, сообщивших о выборах нового царя и о том, что кандидатура Михаила Романова предложена казачеством^[39].

С торгово-ремесленного населения Новгорода шведами во время оккупации взималась денежная контрибуция. Только 1 и 8 января 1613 (?) г. купец Истома Демидов вынужден был заплатить 100 рублей[40]. Шведы запрещали жителям Порхова в 1613 г. торговать с мятежным Псковом^[41]. Как  выяснилось из допросов крестьян Порховского  и Старорусского уездов, «пристают к ним изо Пскова торговые люди», приезжая «с камками, и с тафтами, и с сукнами»  для продажи и закупая тайком у местных жителей «всякие товары, кожи,  сало, и пенку, и лен, и съестные  запасы», и, в свою очередь,  «волостные люди то таят и в городех воеводам и приказным людям не объявливают», хотя «в городы из Новагорода о том писано многижда, а велено  того псковичем беречи накрепко, что товаров никаких продавати не велено, потому что Псков с Новгородцким государством не в соединенье»[42]. В ходе расследования незаконной торговли, производившейся с позволения порховского воеводы, представители новгородских властей обнаружили и опечатали товары (меха белки, горностая, лисицы, связки льна и пеньки), принадлежавшие заезжим псковским купцам. Семеро крестьян Порховского  и Старорусского уездов, уличенных «во псковском в товарном деле», были приговорены шведским правителем-военачальником Я. Делагарди  и боярином И.Н. Большим Одоевским к наказанию кнутом и конфискации закупленных товаров. После наказания виновных из Новгорода велели «учинить заказ крепкой», дабы впредь «Порховского  уезда  крестьяне со псковичи никакими  товары не торговали до тех мест, покаместа они с Ноугородцким  государством соединятца»[43].  В Государственном архиве Швеции в Стокгольме  сохранились также: росписи сукон, взятых у новгородских торговцев  для «немецких ратных людей» (1613 г.); отпись в уплате новгородцу  Савелью Алексееву денег за соль «немецким людям на корм» (1614 г.)[44].

Отказ новгородцев в 1614 и 1615 гг. от присяги Густаву II Адольфу повлек за собой ужесточение оккупационного режима, репрессии и увеличение поборов. С середины 1614 г. в Новгородской земле сократился подвоз продовольствия, сократилась торговля, начался продовольственный кризис, следствием которого стал голод: «В Новгороде голодно, пить, есть нечего, а хлеб купят рожь четверть в рубль и больше». Таможенная книга 1614/15 г. фиксирует сокращение ввоза непродовольственных товаров, что объясняется падением покупательной способности населения. С другой стороны, увеличился ввоз продуктов питания из-за рубежа, в том числе, эксклюзивных продуктов: пряностей, европейских вин и пива, немецких сыров, угрей, предназначенных, очевидно, для шведских властей и новгородской верхушки[45]. Вяземский купец Севастьян Вощеницын в 1615 г. продавал солдатские куртки и сапоги в шведском королевском лагере под Псковом. Во время шведской оккупации зелейщик Богдан приобрел 117 солдатских пищальных стволов «в рознь втаи у неметцких солдат недорогою ценою»^[46]. 16 июля 1616 г. в Невское устье пришло из Иван-города русское судно-сойма, на котором находился торговый человек Осип Васильев сын Тончюков, привезший «30 мехов соли, 13 бочек ржи, 5 коробочек сахару горозчатого, 2 бочки инберю»^[47].

Новгородское купечество проявляло здравый прагматизм[48]. Знавший шведский язык, посадский житель Корелы Тимофей Хахин торговал со шведами и сотрудничал со шведскими оккупационными властями в эпоху Смуты^[49]. Гость С.Ю. Иголкин участвовал летом 1613 г. в Выборгских переговорах со шведским королевичем Карлом Филиппом и вместе с гостем Иваном Харламовым присягнул ему^[50].

Материалы новгородских таможенных книг Смутного времени свидетельствуют об участии в рыночной деятельности как торговцев из посадской среды, так и крестьян. В декабре 1614 г. новгородец Яков Афонасьев сын Коробейников предъявил на таможне «на дву возех шесть туш свиных, бочка да крошня ягод изюму весом десять пуд две чети, три суденка масла коровья весом наголо десять пуд с четью, две бочки меду патоки, два быка» (цена товара – 132 руб.)^[51]. В 1617 г. новгородские торговые люди «Иван молодожник с товарыщи» выручили за проданный на государев обиход мед свыше 29 рублей, а у Дмитрия Воскобойникова казной было закуплено 305 четвертей ржи за 610 рублей^[52].

Провинциальные торговцы привыкли в самый тяжелый период Смуты (1610–1612 гг.), сопровождавшийся анархией и наличием нескольких центров власти, заниматься рыночной деятельностью без согласования с московским правительством. Согласно сообщению дворянина Л.С. Плещеева, в 1613 г. новоторжцы «с немецкими людьми ссылались и торговали без ведома бояр, которые Москву очистили»[53]. Несколько торговцев из Осташкова за самовольную поездку в Литву без воеводского разрешения были в марте 1615 г. наказаны кнутом^[54].

Гораздо меньше сохранилось материалов о более дальних, заморских поездках русских купцов в Смутное время. В Таллинн, где издавна находилась русская православная церковь св. Николая Чудотворца, ездили чаще всего новгородские и псковские купцы^[55]. 23 мая 1617 г. послы царя Михаила Федоровича предлагали бургомистрам и ратманам Таллинна (Колывани) отпустить домой гостя Ивана Харламова после уплаты им долга^[56].

Роль южных внешнеторговых ворот России играла Астрахань, через которую ввозились шелковые ткани, шелк-сырец, сафьян, драгоценные камни, нефть, пряности, а экспортировалась икра, пушнина и полотно. Из Астрахани на русские областные рынки поступали также в значительном объеме соль и рыба^[57].

Как информирует посольская книга по связям России с Англией 1614–1617 гг., «московской торговой человек» Яков Покрышкин бывал «в Кизылбашех», т.е. в Персии^[58]. В 1616 г. тяглец Покровской сотни Москвы Родион Пушник получил разрешение отправиться торговать в Персию вместе с московским посольством, при одном условии: «только б заповедных товаров, кречетов, и всяких ловчих птиц, и соболей, и белок, и горностаев живых и железного ничего с ним не было». Его сопровождали три человека, помогавшие управиться с товаром («одиннадцать сороков соболей, двенатцать поставов сукна английского, тритцать пуд костьи рыбьи, пятнадцать дюжин зеркал хрустальных, четыре сорока харек»)^[59].

Торговля с Англией и Голландией велась через Архангельск. Согласно Посольской книге по связям России с Англией 1614–1617 гг., 28 июня 1614 г. Боярская дума заслушала информацию московских гостей и торговых людей, торговавших в Астрахани и Архангельске, (Родиона Котова «з братьею» Ивана Кошурина, Федора Максимова с сыном, Григория Мыльникова, Ивана Сверчкова, Надею Светешникова, Михаила Смывалова, Григория Твердикова «з братьею», Андрея и Ивана Юдиных)^[60]. Проанализировав материалы о консультациях с русскими купцами (преимущественно гостями) в 1617 г. по поводу английской волжско-каспийской торговли, С.Н. Кистерев пришел к выводу о существовании «двух несогласных между собой партий, одна из которых усматривала выгоду для себя и себе подобных, а тем самым и для отечественной экономики в получении крупной прибыли от экспорта сырьевых ресурсов и стремилась возможно большую массу их направить за рубеж» («торговцы-сырьевики» Иван Максимов, Григорий Мыльников, Андрей Юдин), а «другая, нисколько не преуменьшавшая значение для русского рационального хозяйства экспортных операций, стремилась отстоять идею развития в России перерабатывающих отраслей промышленности, как уже ранее существовавших, так и новых» («торговцы-промышленники» Булгаков, Котовы, Кошурин, Иван Юдин)^[61].

Несмотря навоенно-политическую нестабильность, анархию, беспорядки, грабежи, наличие нескольких властных центров, претендовавших на приоритет, в Смутное время в России сохранялись традиционные формы рыночной активности: лавочная торговля в рядах, обмен с иногородними и иностранными купцами на гостиных дворах, использование кредитов по кабалам. Осуществлялись разного рода сделки с торговыми помещениями (купля, продажа и т.д.). Не прекращался межобластной товарообмен. Лишь в период междуцарствия (июль 1610 – февраль 1613 г.) из-за отсутствия легитимной царской власти не выдавались новые жалованные грамоты членам привилегированных купеческих корпораций. После избрания царем Михаила Федоровича страна стала постепенно возвращаться к мирной хозяйственной жизни. Вновь стали выдавать жалованные и проезжие грамоты купцам, возобновилась практика составления поручных записей. Восстанавливались международные торговые связи, предпринимались меры для пополнения торгово-ремесленного посадского населения, хотя для ликвидации экономических последствий Смутного времени понадобилось несколько десятилетий.

---

^[1] См., например: Антонов А.В. Из частной жизни служилых людей рубежа XVI–XVII веков // Русский дипломатарий. Вып. 7. М., 1999. С. 160–174; Селин А.А. Новгородское общество в эпоху Смуты. СПб., 2008; Бохун Т. Кошки, мыши и люди или проблема снабжения польского гарнизона в Москве в 1610–1612 гг.: Картина из торговых отношений в Московском государстве в эпоху Смуты // Торговля, купечество и таможенное дело в России в XVI–XIX вв. Сб. материалов Второй международной научной конференции. Курск, 2009. С. 43–49.

[2] Нижний Новгород в XVII веке. Горький, 1961. № 17–23. С. 48–58.

[3] Черепнин Л.В. Обзор фонда новгородских документов, хранящихся в Государственном архиве Швеции в в Государственном архиве Швеции в Стокгольме // Проблемы источниковедения. Т.  IX.  М., 1961. С. 254–256.

[4] Веселовский С.Б. Дьяки и подьячие в XV–XVII вв. М., 1975. С. 222, 378, 479–480; Голикова Н.Б. Привилегированные купеческие корпорации России XVI – первой четверти XVIII в. Т. 1. М., 1998. С. 84, 97–98, 102, 110, 232, 240, 243; Лисейцев Д.В. Приказная система Московского государства в эпоху Смуты. М.; Тула, 2009.С. 529, 586, 589, 606, 613, 626, 634.

^[5] Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. V. М., 1961. С. 36, 49.

^[6] Полное собрание русских летописей. Т. 34. М., 1978. С. 212, 216, 219.

[7] Документы Печатного приказа (1613–1615 гг.). М., 1994. С. 178.

[8] Там же. С. 208.

[9] Там же. С. 367.

[10] Там же. С. 371.

^[11] РГАДА. Ф. 141. Посольский приказ. 1613 г. Д. 2. Л. 4.

^[12] Там же. Л. 3.

^[13] Там же. Л. 1.

^[14] Памятники дипломатических и торговых отношений России с Персией. Т. 2. СПб., 1892. С. 247.

^[15] Документы Печатного приказа (1613–1615 гг.). С. 20.

^[16] Чтения в Обществе истории и древностей российских (далее: ЧОИДР). М., 1911. Кн. 4.

^[17] Опись Новгорода 1617 года. Ч. I. М., 1984. (Памятники отечественной истории. Вып. 3). С. 168.

^[18] [Евгений Болховитинов]. Исторические разговоры о древностях Великого Новгорода. М., 1808. С. 78.

^[19] Писцовые и переписные книги Новгорода Великого XVII – начала XVIII вв. / Сост. И.Ю. Анкудинов. СПб., 2003. С. 10–11, 49; Nordlander I. Real estate transfer deeds in Novgorod, 1609–1616: Text and comment. Stockholm, 1987.

^[20] Коваленко Г.М. Шведская оккупация Новгорода // Великий Новгород. История и культура IX–XVII веков: Энциклопедический словарь. СПб., 2009. С. 537.

^[21] Опись Новгорода 1617 года. С. 158.

^[22] Подвиг Нижегородского ополчения. Нижний Новгород, 2011. Т. 1. CLXXVI. С. 330–370.

^[23] Опись Новгорода 1617 года. С. 163–165; Голикова Н.Б. Указ. соч. С. 77–78.

[24] Милюков П.Н.Государственное хозяйство в России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого. СПб., 1905. С. 60;Ключевский В.О. Сочинения. В 9-ти т. Т. 3. Курс русской истории. Ч. 3. М., 1988. С. 219–220; Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. М., 1993. С. 345.

[25] Веселовский С.Б. Семь сборов запросных и пятинных денег в первые годы царствования Михаила Фёдоровича. М., 1908. С. 28.

[26] Русская историческая библиотека (Далее: РИБ). Т. 28. Кн. 1. СПб., 1912. Стб. 282, 286, 287.

[27] РГАДА. Ф. 141. Д. 7. Л. 5; Воскобойникова Н.П. Описание древнейших документов архивов московских приказов XVI — начала XVII века (РГАДА. Ф. 141. Приказные дела старых лет). Кн. II. М., 1999.С. 13.

^[28] Сироткин С.В. Один год из жизни Балахны (по материаламприходо-расходных книг земских старост Балахны 1617/1618 года // Народные ополчения и российские города в Смутное время начала XVII века. Материалы Всероссийской научной конференции. Город Балахна Нижегородской области. 6–7 октября 2011 г. Нижний Новгород, 2012. С. 121–182.

[29] Словарь русского языка XI–XVII вв. Вып. 25. М., 2000. С. 220.

[30] РГАДА. Ф. 141. Приказные дела старых лет. Д. 5 (Связка). Л.1–17.

^[31] Опись Новгорода 1617 года. С. 144–146.

[32] РИБ. Т. 9. СПб., 1884. С. 1.

^[33] РИБ. Т. 28. Кн.1. Стб. 344.

^[34] Документы Печатного приказа (1613–1615 гг.). М., 1994. С. 125.

^[35] РГАДА. Ф. 141. Приказные дела старых лет. 1614 г. Д. 8. Новгородская четверть. Л. 13–14.

[36] АЮБ. СПб., 1864. Т. 2. Стб. 443.

[37] РГАДА. Ф. 141. Приказные дела старых лет. Устюжская четверть.1624 г. Д. 4. Л. 171–173.

^[38] Варенцов В.А. Торговля и купечество Новгорода по данным таможенных книг 1610/11 и 1613/14 гг. // Торговля и предпринимательство в феодальной России. М., 1994; Новгородские таможенные книги XVII в. Великий Новгород, 2009. С. 100, 115.

^[39] Арсеньевские шведские бумаги. I. 1611–1615 гг. // Сборник Новгородского общества любителей древностей. Новгород, 1911. Вып. 5. С. 20–22.

[40] Якубов К. Русские рукописи Стокгольмского государственного архива. М., 1890. С. 46.

^[41] Замятин Г.А. «К Российскому царствию пристоят». Борьба за освобождение русских городов, захваченных шведами, в 1613–1614 гг. Великий Новгород, 2012. С. 25.

[42] Черепнин Л.В. Обзор фонда новгородских документов, хранящихся в Государственном архиве Швеции в Стокгольме // Проблемы источниковедения. Т.  IX.  М., 1961. С. 247.

[43] Там же. 

[44] Там же.  С. 249.

[45] Новгородские таможенные книги XVII в. Великий Новгород, 2009.

^[46] Опись Новгорода 1617 года. С. 134.

^[47] Таможенная книга Невского устья 1615–1616 гг. Л. 17об. Опубликована: Новгородские таможенные книги XVII в. Великий Новгород, 2009.

[48] Селин А.А. Торговые люди Новгорода Великого в 1615–1617 гг.: в поисках политического ориентира // Торговля, купечество и таможенное дело в России в XVI–XIX вв. Коломна, 2015. Т. 1: XVI–XVIII вв. С. 35–44.

^[49] Якубов К.И. Россия и Швеция в первой половине XVII в. М., 1987. С. 270; Опись архива Посольского приказа 1626 г. М., 1977. С. 355; Коваленко Г.М. Новгородские переводчики XVII в. // Новгородский исторический сборник. СПб., 1999. Вып. 7 (17).

^[50] См. о роде Иголкиных, переселившихся в Новгород из Пскова: Видекинд Ю. История десятилетней шведско-московитской войны. М., 2000. С. 600; Голикова Н.Б. Привилегированные купеческие корпорации... Т. 1. С. 51–53; Селин А.А. Семья новгородских купцов Иголкиных до Смуты, в Смуту и после нее // Торговля, купечество и таможенное дело в России в XVI–XIX вв.: Сб. материалов Второй международной научной конференции. Курск, 2009. С. 49–53.

^[51] Коваленко Г.М. Новгородская таможенная книга 1614/15 г. // Новгородский исторический сборник. 2005. Вып. 10 (20). С. 416.

^[52] Опись Новгорода 1917 года. С. 143, 147.

[53] Корецкий В.И., Лукичев М.П., Станиславский А.Л. Документы о национально-освободительной борьбе в России 1612–1613 гг. // Источниковедение отечественной истории. 1989. М., 1989. № 7. C. 265–266.

^[54] РГАДА. Ф. 141. Приказные дела старых лет. 1615 г. Д. 5. Посольский приказ. Л. 1–12; Сыскное дело частично опубликовано: Русско-белорусские связи. Мн.,1963. № 44. С. 63–65.

^[55] 23 августа 1619 г. гость Иван Харламов составил роспись казны русской церкви св. Николая Чудотворца в Таллинне (Колывани). См.: Древние русские грамоты, хранящиеся в Ревельском городском архиве. Ревель, 1890. С. 60. № 113.

^[56] Древние русские грамоты, хранящиеся в Ревельском городском архиве. С. 60. № 112.

^[57] См. подробнее: Штылько А.Н. Астраханская торговля в старину. Астрахань, 1909; Тушин Ю.П. Русское мореплавание на Каспийском, Азовском и Черном морях (XVII век). М., 1978. С. 67 и др.; Васильева О.А. История возникновения и социально-экономическое положение городов Астраханского края накануне Смутного времени // Народные ополчения и российские города в Смутное время начала XVII века. С. 29–46.

^[58] Посольская книга по связям России с Англией 1614–1617 гг. М., 2006. С. 155.

^[59] Веселовский А.Н. Памятники дипломатических и торговых сношений Московской Руси с Персией. СПб., Т. 3. С. 156; Перепечатано: Кашин В.Н. Торговля и торговый капитал в Московском государстве. Л., 1926. С. 153.

^[60] Посольская книга по связям России с Англией 1614–1617 гг. М., 2006. С. 153, 157.

^[61] Кистерев С.Н. Потребности национальной экономики в представлениях русского купечества начала 17 в. // Очерки феодальной России. Вып. 14. М., 2010. С. 388–389.

---

Перхавко Валерий Борисович, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра истории русского феодализма Института российской истории РАН.

Деулинское перемирие 1618 г.: взгляд через четыре столетия. Материалы конференции, посвященной 400-летию Деулинского перемирия. Москва, 11 декабря 2018 г.