Тень военного переворота

В прошлый раз мы установили, что никакого заговора по свержению монархии во главе с Александром Ивановичем Гучковым не было – были всего лишь разговоры потенциальных заговорщиков. Но удалось ли им сделать хотя бы что-то конкретное? Постараемся разобраться.

Царский поезд поехал дальше

Напомним, согласно плану заговора, прежде всего нужно было заниматься железной дорогой. Может быть, удалось взять её под контроль? Но 28 февраля – 1 марта 1917 года нет никаких признаков того, чтобы у Гучкова были верные ему войска на станциях, вдоль которых ехал царь.

В таком секрете «готовили переворот», что так толком ничего и не подготовили: «Требовалась с нашей стороны известная осторожность, потому что преждевременное раскрытие могло бы сделать этот шаг совершенно невозможным». Но Гучков утверждал (не называя имён), что уже в конце 1916 года проводились беседы и был даже выработан «технический план» переворота (очевидно, речь идет как раз об идее перехватить поезд императора по дороге из Могилёва в Царское Село).

Однако Гучков честно признался, что события 27-28 февраля к этому «техническому плану» отношения не имели, и при всём желании он заслуг в организации восстания за собой признать не может: «У меня впечатление такое, что они восстали самостоятельно, как самостоятельно восстали и рабочие, что они не были предводительствуемы офицерами».

Учитывая, что в августе 1917 года свержение монарха считалось доблестью, а не преступлением, Гучков в данном случае был прав. Его план переворота осуществлён не был (переворот не был подготовлен), и события пошли по другому сценарию, написанному не Александром Ивановичем, а стечением обстоятельств.

Почему не повесили Гучкова

Сам Гучков признал позднее: «Сделано было много для того, чтобы быть повешенным, но мало реального осуществления, ибо никого из крупных военных к заговору привлечь не удалось».

Поэтому встречающееся в современной литературе мнение, что в феврале 1917 года у Гучкова, его сторонников и союзников для переворота всё было готово, приходится признать основанным на слухах, а не на реальных доказательствах.

Хотя практической подготовки переворота источники не выявляют, оппозиционные беседы либеральных политиков с военными имели важное значение: военные убеждались в том, что либеральная система была бы лучшим вариантом, чем существующая. Либерализм военных был оборотной стороной их недовольства правительством и самим Николаем. Казалось, что если правительство будет сформировано из представителей либерального крыла Думы, то власть будет иметь более прочную опору в обществе, можно будет легче привлечь частные капиталы к делу снабжения армии. Эти надежды были в значительной степени иллюзорными, но вполне естественными для того времени.

При этом и многие участники досужих политических разговоров того времени рассуждали так же, как и современные сторонники теорий заговора. Михаил Владимирович Родзянко вспоминал: «Мысль о принудительном отречении царя упорно проводилась в Петрограде в конце 1916 и в начале 1917 года. Ко мне неоднократно и с разных сторон обращались представители высшего общества с заявлением, что Дума и её председатель обязаны взять на себя эту ответственность перед страной и спасти армию и Россию… Многие при этом были совершенно искренне убеждены, что я подготовляю переворот и что мне в этом помогают многие гвардейские офицеры и английский посол Бьюкенен». Родзянко пишет об этом и иронией, но многими такие версии воспринимались и воспринимаются всерьёз.

Планы на апрель

9 февраля 1917 года или несколько ранее возможно произошло совещание у Родзянко, в котором участвовали Гучков, генерал Николай Владимирович Рузский и командующий кавалерийской бригадой Александр Михайлович Крымов. Но сам Родзянко в своих мемуарах об этом не вспоминает и вообще подчёркивает, что молва приписывала ему лишнее по заговорщической части.

Согласно слухам, пересказанным затем социалистом Николаем Дмитриевичем Соколовым, обсуждалась возможность ареста царя во время его пребывания в районе дислокации армии Рузского. Арест, вероятно, должен был осуществить генерал Крымов с группой офицеров. Однако Крымов никак не мог сделать это в ближайшее время, потому что служил не под командованием Рузского на Северном, а на Румынском фронте. Из необходимости привлекать Крымова видно, что сам Рузский и его офицеры заниматься этим не собирались.

В любом случае, если бы не случилась революция, то группа заговорщиков оказалась бы один на один с остальной империей, всё ещё лояльной Николаю II. В Петрограде оставалось бы назначенное им правительство, в Ставке – не посвященный в эти планы генерал Михаил Васильевич Алексеев, рядом – верные пока царю части. Это обрекало попытку переворота на крах, даже если бы она готовилась реально. Другое дело – когда в Петрограде, Москве и других городах 27-28 февраля вспыхнуло восстание. Тогда Николая II легко было загнать в угол, что и случилось 1-2 марта – но вовсе не по сценарию либеральных «разговорщиков».

Захват поезда вроде бы планировался то ли на март, то ли на апрель. Апрель возникает из пересказов слухов о совещании у Родзянко 9 февраля, март – из пересказа разговоров Гучкова вскоре после переворота, когда ему было ещё выгодно преувеличивать свою роль в событиях. В обоих случаях пересказы не сообщают нам, кто мог бы пойти на такую авантюру. Март называл также причастный к заговорщическим разговорам Михаил Иванович Терещенко, но в связи с надеждами на генерала Крымова, который вроде бы должен был приехать в столицу в марте. Что бы он там сделал без своей бригады? Лично с пистолетом бросился бы на царский поезд? Для этого нужно было приготовить офицера помоложе.

Наивные разговорщики

Очевидна общая наивность такого плана – без победы в Петрограде и Ставке закрепить подобную смену власти было невозможно, не убив Николая II. Переход власти к цареубийцам в условиях сохранения правительственного аппарата в столице был невозможен – скорее могла наступить ответная реакция, как после убийства Александра II в 1881 году. А в случае победы в Петрограде, Москве и Ставке – не нужно было и перехватывать Николая II на железной дороге.

Высокопоставленные военные иногда тоже строили абстрактные планы путчей, но отдельно от Гучкова. По рассказам первого премьера Временного правительства Георгия Евгеньевича Львова, он консультировался на эту тему с Алексеевым осенью 1916 года. Генерал считал, что всё зло – в царице и нужно ее арестовать и заточить. Этот план не лучшим образом характеризует умственные способности генерала. Сколько бы Александра Фёдоровна просидела в заточении, а заговорщики, ее арестовавшие, – в своих креслах? Ведь Николаю-то Алексеев при этом собирался оставить власть.

Михаил Васильевич был противником широкомасштабного переворота, так как «государственные потрясения» несут «смертельную угрозу фронту». Этот эпизод можно расценивать как доказательство раздражения Алексеева ситуацией при дворе, но никак не реальной подготовки переворота. Высказав курьезный план решения всех проблем с помощью ареста царицы, Алексеев явно был не в курсе идей Гучкова и Крымова. Может быть, Алексеев просто водил Львова за нос? Вряд ли. Если бы генерал был вовлечён в обсуждение планов Гучкова – Крымова, то мог бы легко перебросить группу офицеров Крымова к царскому поезду, особенно во время Февральской революции. Но этим «инструментом» не воспользовались. Так что Гучков, хотя пытался «распропагандировать» Алексеева в ходе их переписки, не посвящал генерала в планы захвата царя. Ни у Гучкова, ни у Крымова, ни у Алексеева на практике не имелось никакой реальной группы боевиков, которой можно было бы воспользоваться в февральские дни.

Всё решалось на питерских улицах

Даже преувеличивая степень подготовки верхушечного переворота, либералы сожалеют, что не успели ничего сделать до начала рабочих волнений. Это якобы могло предотвратить выход на улицы широких масс. В действительности только выход масс и открыл перед думскими деятелями возможность начать воплощать в жизнь свои мечты об отстранении Николая II от власти. Только вот, вопреки их мечтаниям, верхушечные перемены не могли остановить социального движения, потому что не снимали его социальные причины.

Представители либеральной элиты не нашли реальных инструментов для совершения верхушечного переворота – то есть переворота без революции снизу. Одно дело – хотеть, другое – мочь. Нужно различать заговоры и разговоры. Контактируя с отдельными офицерами и даже генералами, либеральным политикам не удалось заручиться поддержкой тех военных руководителей, которые могли бы приступить к подготовке военного переворота в столице. А без этого можно вести либеральные беседы ещё долго, пока кризис самодержавия не вызвал настоящую революцию.

Оппозиции не хватало главного – материальной силы. Разговорщики опасались, что как только попытаются использовать какие-то войска, то могут быть арестованы. Это было боязно. Материальную силу либеральной элите предоставит широкое движение низов. Но оно сделает это не «за просто так». Переходом власти к либералам дело не ограничится – в стране начнётся глубокая социальная революция.