История русской ёлки. Начало

Самый любимый праздник в России - Новый год! По данным социологов, его отмечают 96 процентов жителей. Но все 100 процентов знают, что обязательными новогодними приметами являются мандарины, «оливье», подарки, Дед Мороз и, главное, ёлка!  С начала декабря посреди повседневных забот и будничной суеты мы начинаем предвкушать момент, когда в дом принесут окутанную хвойным ароматом зеленую красавицу, из коробок достанут любимые игрушки, а на стражу лежащих под ёлкой подарков заступит румяный Дед-Мороз. В дом приходит праздник и кажется, что так было всегда.

Ёлка, Новый год, январь: откуда взялась новогодняя «Большая тройка»

Исторические приключения ёлки в России включают немало резких поворотов, сопровождавшихся равнодушием, неприятием и даже враждой. Да и Новый год с январем встретились не сразу.

Давайте перелистаем страницы этого празднично-исторического детектива, где ёлка сумела пройти путь от ненависти до всеобщей любви, чтобы стать в конце главным украшением новогоднего праздника и символом семейного уюта и счастья.

Сначала разберёмся с Новым годом. У древних славян Новый год связывался со временем пробуждения природы от зимней спячки и отмечался одновременно с Масленицей, в день весеннего равноденствия – 21 марта. А после принятия христианства и установления регулярных месяцев его стали отсчитывать с начала месяца - с 1 марта.

В 1492 г. (он же 7000 г. от Сотворения Мира) – Иван III и церковь отметили круглую дату переносом Нового года на византийский манер на осень – на 1 сентября. В этом слышались отголоски тех ветхозаветных времен, когда после уборки урожая наступала спокойная жизнь, свободная на время от трудовых забот, которую можно было посвятить празднику.

В Европе, согласно юлианскому календарю, первым днем нового года считалось 1 января – в этот день еще со середины II в. до н. э. приступали к службе вновь избранные консулы.

В России инициатором «переезда» Нового года на привычное нам место – на 1 января - стал Петр Первый, познакомивший российское общество со многими европейскими привычками. Больше всего его здесь волновал не столько сам праздник, сколько вопрос перехода России на европейское летоисчисление: не от Сотворения Мира, как было на Руси, а от Рождества Христова.  Но заодно и праздник Нового года стал январским.

Петр, как всегда, был нетерпелив и не стал ждать до следующего года. Поэтому в 1699 г. Новый год в России встречали дважды: в сентябре и потом уже по новому Указу – 31 декабря. Впрочем, нас этим не удивить, у нас ведь и теперь – «Новый год два раза в год, вот!» Стремившийся детально регламентировать любое начинание, Петр подробно пояснил, каковы должны быть обязательные атрибуты нового праздника. И сам принял в нем активное участие – под бой курантов в ночь с 31 декабря на 1 января 1700 г. с факелом в руках вышел на Красную площадь и запустил первый фейерверк в честь нового праздника. А ещё позаботился о праздничной атмосфере, повелев украсить город к торжеству.  В его Указе от 20 (30) декабря 1699 г. «О праздновании Нового года» в знак этого «доброго начинания и нового столетнего века» предписывалось в царствующем граде Москве перед воротами у домов или над хороминами «учинить…украшения от древ и ветвей сосновых, елевых и можжевеловых… и чтобы поспело к 1 генваря, а стоять тому украшению по 7 день того ж 1700 г.». Судя по всему, недавно вернувшемуся из европейского вояжа во главе «Великого посольства» Петру Алексеевичу удалось, скорее всего в Саксонии, познакомиться с рождественской ёлкой, украшенной свечками, фруктами и пряниками. Хотя в самой Европе её современная история только начиналась.

Ёлка в европейской праздничной традиции

Сегодняшний светлый радостный образ наряженной ёлки уходит корнями в древнюю духовную традицию. Сам обычай почитания деревьев - носителей жизненной энергии, вместилища душ предков и места обитания духов, оберегающих от злых сил - чрезвычайно стар. С давних времен в поисках защиты и поддержки сложился универсальный мировой культ «священных деревьев» с ритуалами, включающими и украшение дерева. Порой существовало почитание не только живого или целого дерева, но даже его части – обычай хранения кусочка «рождественского полена» на счастье встречался у скандинавов, англичан, французов.

И если на Руси почитаемым деревом была береза, то у древних германцев эту роль играла ель: в её тени собирался воинский совет, у неё просили защиты и здоровья. К ней могли приходить и в канун Нового года с дарами-украшениями. С принятием и утверждением христианства смысловой центр праздника сместился на Сочельник – дату Рождения Христа (24 декабря) и ёлка стала Рождественской. Но, конечно, не следует здесь видеть единую непрерывную традицию, идущую с незапамятных времен. Первое упоминание о ёлке как о рождественском дереве встречается в 1600 г. в хронике провинции Эльзас (тогда части Священной Римской империи германской нации) – ровно за сто лет до Указа Петра I. Приезжавшие туда путешественники любовались установленными на Рождество в домах местных жителей еловыми деревьями, украшенными бумажными розами, фруктами и сладостями. 

Сам обычай связывают с именем немецкого церковного реформатора Мартина Лютера, который, как гласит легенда, в 1513 г., гуляя по лесу в канун Рождества, так залюбовался красотой звезд в ночном небе над еловым лесом, что решил взять с собой домой маленькую ёлочку, украсив её верхушку звездой в память о той самой – Вифлеемской – что указала волхвам путь к яслям новорожденного Христа. Во второй половине XVII в. в поселениях вдоль Рейна дома стали украшать подвешенными к потолку маленькими елями, порой в перевернутом виде (с целью экономии места), или отдельными веточками, украшенными яблоками и прочими сладостями. Очень эффектно смотрелись деревца, на ветках которых красовались горящие свечи. А затем догадались ставить большую красавицу-ёлку в центр комнаты, чтобы вокруг можно было водить хороводы. Но даже на территории Германии праздничная ёлка в доме стала привычным явлением только к концу XVIII века. И лишь в начале XIX в.  большие ели стали в Сочельник украшать площади немецких городов.

Век восемнадцатый: русская ёлка - путь «через тернии - к звездам!»

Можно смело утверждать, что Петр Первый одним из первых европейских правителей оценил всю красоту этой праздничной традиции. Правда, в его указе речь не шла о домашней, украшенной игрушками ёлке – по его замыслу зеленый акцент должен был в праздник украсить серо-белую городскую гамму улиц и площадей. Не стал он зацикливаться исключительно на ёлках – можно было использовать любые вечнозеленые породы. Но главное, что это была именно Новогодняя, а не Рождественская ёлка, что подчеркивало светский характер введенного нового праздника. Сразу после основания Северной столицы ёлки стали устанавливать и там. А затем все закончилось так же быстро, как и началось.

Общество не разделило праздничного энтузиазма и эстетических вкусов правителя: с его смертью не успевшая прижиться традиция, казалось, навсегда канула в лету. И это неудивительно, ведь в славянской культуре у ели сложилась другая, противоположная празднику, репутация.

В русской устной традиции ельник – мрачное, колючее, сырое место, где обитают колдуны и лешие. Ель не сажали рядом с домом, считалось, что та «выживает» рядом с собой лиц мужского пола. А еще она (как и сосна) играла немалую роль в русских погребальных обрядах. Их ветками, обязательно колючками вперед, устилали дорогу на кладбище, чтобы усопший нашел туда последнюю дорогу... и чтобы не вернулся обратно. С такой предысторией тяжело стать символом радости и праздника.  Здесь любили другие деревья - белоствольную березу – главное украшение Троицы и пушистую вербу, знак скорой Пасхи.

Впрочем, и в России было немало народов, у которых сложилось иное отношение к ели. Многие жители Западной Сибири и др. регионов (ханты, манси, удмурты) издавна почитали ель, в том числе, и в качестве новогоднего символа. Выбранному дереву приносили дары, украшали золотыми и серебряными подвесками, нарядными платками. Но, как и любые языческие обряды, эти ритуалы не одобрялись церковью и не получили широкого распространения.

Почти единственным исключением, где и в послепетровскую эпоху продолжали ставить ели, были кабаки. Установленное под Новый год над крышей или рядом со входом оно стояло там, желтея и осыпаясь весь год, служа опознавательным знаком для любителей горячительного, чтобы те, даже не умевшие читать, не прошли мимо.

Этот неожиданный поворот в судьбе ёлки сразу нашёл отражение в литературе и разговорном языке. Вот стихотворение Н.П. Кильберга, где рассказ идет от лица кучера:

  Въехали! мчимся в деревне стрелой,

Вдруг стали кони пред грязной избой,

Где у дверей вбита ёлка...

Что это?.. — Экой ты, барин, чудак,

Разве не знаешь?.. Ведь это кабак!..

Связь ёлки и пьянства так упрочилась, что появилось множество понятных всем выражений: «Пойдем к ёлкину, для праздника выпьем»; «Видно, что у ивана ёлкина была в гостях, из стороны в сторону пошатываешься».

Кроме этих злачных мест, на протяжении ста лет ёлке не находится места ни на дворцовых маскарадах, ни на народных святочных гуляниях. Зато её начинают, не связывая с праздником, использовать для зимнего украшения городов, особенно Петербурга. Маленькие елочки можно увидеть на катальных горках на Неве или по бокам зимних «ледовых дорожек», по которым «крепкие молодцы на коньках» перевозили санки с отдыхающими седоками через Неву. 

Так что, хотя бы в этом - чисто декоративном смысле - идея Петра Алексеевича все-таки пустила свои корни. Привычка видеть деревья в зимнем убранстве городов неизбежно сдвигала в позитивную сторону и сам образ ёлки в общественном сознании.

Век девятнадцатый: «Что и за праздник, коли не было ёлки?»

Но окончательно изменил судьбу праздничной ёлки в России век девятнадцатый. Первопроходцем выступил Петербург. С самого основания в городе селилось много немцев (в н.XIX в. – по ощущениям современников – до трети от всех жителей). На своей новой Родине они продолжают поддерживать многие обычаи родных мест. Тут, по-соседски с ними начинают знакомиться другие жители. И все-таки в первой трети века – это милый, близкий (в том смысле, что его можно увидеть своими глазами), но все-таки чужой обычай. Выросшая на местных просторах ёлка именуется на немецкий манер Weihnachtsbaum. И никто из героев Пушкина или Лермонтова ещё не кружит в хороводе вокруг украшенной зеленой красавицы. Зато те, кому удалось побывать на немецком празднике, отмечают его подробности с большой симпатией и теплом. Всем нравится семейный, детский характер торжества, то ощущение добра и предвкушение сюрприза, которое он дарит.

Но окончательно решило праздничную судьбу ёлки влияние августейшей особы. В XIX в. супругами российских императоров часто становились немецкие принцессы. Одна из них – будущая императрица Александра Федоровна (жена Николая I) ставит рождественскую ёлку сначала с 1817 г. для узкого круга во внутренних покоях, а затем, в 1828 г., уже будучи императрицей - в Аничковом дворце. На праздник она позвала не только своих детей, племянников и племянниц, но и детей придворных. В ярко освещенной зале столы, накрытые белоснежными скатертями, были уставлены изящными елочками, украшенными золотыми орехами и конфетами. Под ними лежали милые подарки – игрушки, кружевные платьица, маленькие веера, барабаны и трубы. Восторг детей был полнейшим.  

Неудивительно, что на следующий год, многим представителям высшего света захотелось повторить праздник у себя дома с обязательным приглашением гостей. Так, традиция украшать ёлку все шире распространялась среди знатных и богатых семей. А уж затем, делом времени (ну и финансов, конечно) стало и вхождение её в моду среди остальных слоев населения.

История, кстати, не только российская. В Британии ёлка стала праздничным символом Рождества в 40-х гг. XIX в. с легкой руки молодого мужа королевы Виктории – принца Альберта, тоже немецкого принца, по желанию которого нарядная ель украшала сперва дворцовые покои, а потом этому обычаю стала подражать и вся Британия.  

Очень большой вклад в «пиар-компанию» праздника внесли журналисты. Это тоже была примета времени – массовая печать набирала силу, в том числе и по части информирования читателя обо всех модных новинках.  В газетах начали писать о «прелестных ёлках, украшенных фонариками и гирляндами». Заметки сопровождали иллюстрации, радовавшие глаз и одновременно выступавшие наглядными инструкциями для тех, кто хотел повторить это «чудо» у себя дома. В середине 40-х г. в одной из книг, обучающих грамоте - под названием «Ёлка. Подарок на Рождество» - детям обещается, что если они будут хорошо учиться и прилично себя вести, то получат на Рождество ёлку, украшенную конфетами, фруктами и золочеными орехами, которые можно будет взять себе, также как и другие подарки. 

В 1839 г. выходит русский перевод повести Гофмана «Щелкунчик» с красочной картинкой, где центром является именно ёлка, что способствует ещё большей её популярности, и, кстати,тоже используется как инструкция для устройства ёлки в русских домах. В эту увлекательную игру – подготовку дома к празднику включается всё больше людей, причем взрослые радуются приятным хлопотам едва ли не больше, чем дети. Подключается к теме и торговля - появляются ёлочные базары; для тех, кто не стеснен в средствах - в модных кондитерских на Невском продают ёлки «под ключ»: украшенные игрушками, конфетами, пирожными и пряниками. Стоили они фантастически – до 200 рублей, но спрос порой перекрывал предложение. И это неудивительно: в иных домах на ёлках в качестве украшений используют и настоящие драгоценности. Сам обычай настолько входит в обиход, что над ним уже иронизируют. Современник пишет: «…все помешаны на ёлках…Начиная от бедной комнаты чиновника и до великолепного салона везде…блестят, горят и мерцают ёлки…Что и за праздник, коли не было ёлки?».  А скоро словом «ёлка» начинают называть и само торжество: повсюду звучат фразы «пойдем на ёлку», «пригласим на ёлку», «подарим на ёлку». Дольше всех держались помещичьи усадьбы, праздновавшие старинные «народные святки», но затем «сдались» и они. К концу века повсеместно практикуется устройство большой ёлки в барском доме, порой с приглашением крестьянских детей (те же праздники в Ясной поляне, устраиваемые С.А. Толстой).

Кроме того, уже с середины XIX в. практикуется традиция устраивать публичные ёлки. Первой в 1852 году - стал открытый для широкой публики праздник в петербургском Екатерингофском вокзале. Не отставала и древняя столица, где ежегодно устраивались праздники в здании Благородного собрания.  Обычай «зажигать ёлку» широко распространился по стране. Во всех городских домах, а в деревнях - в школах обязательно старались порадовать детей ёлками. 

Взрослые тоже хотели получать свою долю «зимнего волшебства», и в моду вошли «ёлки для взрослых» - новогодние балы-маскарады, где зеленая красавица стала главной деталью праздничного убранства и центром, вокруг которого «вертелось» все действо. Теперь уже никто не считает её мрачной: ею любуются, её ждут и гордятся ей.  Этот восторг не подвластен времени и навеки живет в сердце знаком счастливого детства: «Чудная, милая рождественская ёлка! Я люблю тебя! Твои зеленые иглы, твой запах… свечки - всё напоминает детство и милых близких… которых забыть невозможно!»

 Продолжение следует.