Прокофьев и Россия: одна песня на двоих
От редакции. Как предыдущие герои рубрики «Цвет нации», генерал Брусилов и академик Павлов, Сергей Прокофьев встретил Октябрьскую революцию хоть и юным, но признанным композитором. Однако, впечатлившись ужасами Гражданской войны, успел подвергнуть себя эмиграции. Но долго там не продержался – мировая слава без Родины какой-то безвкусной оказалась.
И «солнечный гений» оказался дома – не в той стране, в которой лучше всего кормят, а в той, которая своя и которая есть. Здесь, дома, он жил жизнью своей страны, как и положено нормальному гению. Здесь был и арест жены, и зубодробительные постановления партийных органов про «космополитизм» и «антинародный формализм». Здесь была и война, и эвакуация. И здесь была и есть музыка Прокофьева, которая делает русскую культуру великой.
Наряду с Чайковским Сергей Прокофьев – самый известный в мире русский композитор. Многие – в похвалу или в осуждение – считали его космополитом, гражданином мира, а он отчаянно тосковал вдали от России и признавался: «Воздух чужбины не возбуждает во мне вдохновения».
Накануне революции поэт Константин Бальмонт, очарованный музыкой юного Прокофьева, посвятил ему такие строки:
Ты – солнечный богач. Ты пьёшь, как мёд, закат.
Твоё вино – рассвет. Твои созвучья, в хоре,
Торопятся принять в спешащем разговоре
Цветов загрезивших певучий аромат.
Вундеркинд
Композитор всегда был человеком ярким, солнечным. И в хмурой предвоенной Москве, где он разгуливал в широкополой чёрной шляпе и жёлтых ботинках – предвестник будущих стиляг. И в далёком детстве, проведённом в донбасском селе Сонцовка (с 1920-х годов и до 2016-го называлось Красное) среди любящей родни и щедрой южной природы.
Родившийся в апреле 1891 года Серёжа был единственным ребёнком немолодого агронома Сергея Прокофьева. Мать, Мария Григорьевна, вела родословную от крепостных актёров графа Шереметева, с юных лет играла на рояле и учила этому сына. Отец, в свою очередь, научил его различать травы на лугу и звёзды на небе. А ещё играть в шахматы – Серёжа так преуспел в этом, что позже как-то обыграл самого чемпиона мира Капабланку.
Мальчик рос непоседливым – в три года, прыгая на кровати, упал и набил на лбу громадную шишку, оставшуюся на много лет. «От неё и весь талант», – шутили друзья.
Что талант есть, стало ясно уже в пять лет, когда Серёжа сочинил музыкальную пьесу «Индийский галоп». В десять с оперой «Великан» родители повезли его в Москву к композитору Сергею Ивановичу Танееву. Строгий корифей отметил талант, но посоветовал быть проще и избегать «вывертов».
В 13 лет вундеркинд с двумя толстыми папками своих сочинений явился поступать в Санкт-Петербургскую консерваторию. Ему довелось учиться у Римского-Корсакова и Лядова; виртуозной фортепианной технике он так и не выучился, зато завершил учёбу сложившимся композитором.
В 1914 году выпускники соревновались за премию имени Рубинштейна, призом был роскошный рояль фирмы «Шрёдер». Мечтая об этом инструменте, Прокофьев пошёл на хитрость – исполнил не классическое произведение, как полагалось, а собственный Первый фортепианный концерт. Восхищённое жюри присудило ему премию, а публика разделилась пополам: одних новизна вещи вдохновила, других привела в замешательство. С тех пор каждое сочинение композитора вызывало такую же реакцию…
Эмигрант
Начавшаяся Первая мировая не слишком изменила жизнь Прокофьева, целиком погружённого в стихию творчества. Он выступал в лучших столичных залах, сочинял музыку, переживал первый серьёзный роман со студенткой консерватории Полиной Подольской. Они собирались пожениться осенью 1917-го, а летом Сергей уехал на воды в Ессентуки. Там его и застала революция, после которой восставшие казаки отрезали Кавказ от столиц.
Во время этого «кавказского плена» Прокофьев впервые после детства окунулся в жизнь народа, стал свидетелем ужасов Гражданской войны и твёрдо решил бежать от неё на Запад. «Ехать в Америку! – писал он в дневнике. – Конечно! Здесь – закисание, там – жизнь ключом, здесь – резня и дичь, там – культурная жизнь, здесь – жалкие концерты в Кисловодске, там – Нью-Йорк, Чикаго. Колебаний нет, весной я еду…»
Действительно, весной мятеж на Дону был подавлен и композитор смог добраться до Москвы, где попытался получить разрешение на выезд, но получил отказ. Он привык добиваться своего: выехав на поезде в Сибирь, он через месяц добрался до Токио, где на последние деньги купил билет на пароход до Сан-Франциско.
Желанная Америка быстро разочаровала Прокофьева. Он узнал, что тамошнюю публику интересуют только знаменитости, имеющие успех в Европе. Без рекламы, которая тоже стоила денег, малоизвестный исполнитель не мог рассчитывать на выступления в крупных залах – а значит, и на приличный заработок. Через два года композитор покинул Нью-Йорк таким же нищим, как явился туда.
В Париже ему повезло куда больше – круг любителей музыки здесь был гораздо шире, новаторов ценили высоко, к тому же город заполонили эмигранты из России, принявшие земляка «на ура». Здесь родилась не только слава Прокофьева, но и его любовь.
После одного из концертов к нему подошла симпатичная черноглазая девушка, заговорившая с ним по-русски. Дочь испанца и русской дворянки Лина Кодина знала шесть языков, но была не переводчицей, а певицей – это сразу сдружило их, а потом пришла любовь. На вопрос, как они, такие разные, полюбили друг друга, она отвечала: «Все просто – он блондин, я брюнетка». Прокофьев тоже был краток: «Она представляла собой тот тип средиземноморской красоты, которая всегда меня привлекала». В 1923 году они поженились, родились сыновья Святослав и Олег.
В Париже Прокофьев общался с Рахманиновым, Равелем, Дягилевым, для труппы которого написал балеты «Блудный сын» и «На Днепре». Снова – на этот раз триумфально – выступал в Америке. А в 1927-м впервые за долгое время посетил Россию.
Русский
Страна оказалась не нищей руиной, как её описывали эмигрантские газеты – повсюду кипела стройка, люди жили надеждой на будущее. Молодёжь ломилась на концерты классической музыки, его выступления проходили с громадным успехом.
У композитора возникло желание вернуться, которое крепло с каждым новым визитом – с тех пор он навещал СССР почти ежегодно. Жена и парижские знакомые предостерегали его, говоря, что в Москве не всё так радужно, но тоска по родине становилась все сильнее. В письме он писал: «Я должен снова окунуться в атмосферу моей родины, я должен снова видеть настоящую зиму и весну, я должен слышать русскую речь, беседовать с людьми, близкими мне. И это даст мне то, чего так здесь не хватает, ибо их песни – мои песни».
В 1933 году Сергей Сергеевич получил в Москве квартиру, а через три года перевёз туда семью. Два года после этого он ещё выезжал с гастролями за границу, но потом в Главреперткоме ему веско намекнули, что лучше вообще-то посидеть дома. Это не смутило композитора, увлечённого новыми темами.
Снова окунувшись в родную стихию, Прокофьев отошёл от модернизма, обратился к русской истории и литературе. Работая над музыкой к фильмам Эйзенштейна «Александр Невский» и «Иван Грозный», он создал волнующие, истинно народные мелодии; одна из них, «Вставайте, люди русские», стала знаменита в годы Великой Отечественной. Но пока, после пакта 1939 года с Германией, она вместе с фильмом легла на полку, а Прокофьева партийные критики шпыняли за «формализм» и «излишнюю сложность» его произведений.
Одно из лучших его произведений, балет «Ромео и Джульетта», не могли поставить три года: артисты жаловались на ту самую сложность. Жаловалась и великая Галина Уланова, первая исполнительница роли Джульетты – композитор говорил: «Вам нужно танцевать под барабаны, а не под мою музыку!» Позже она призналась: «Его музыка – родоначальник и душа танца, его Джульетта – моя любимая героиня».
С началом войны Прокофьев эвакуировался в Нальчик, а потом в Тбилиси. Там были написаны сочинения на темы грузинских песен, балет «Золушка» и опера «Война и мир», не уступающая грандиозностью толстовской эпопее – в полном варианте она длилась семь часов, число исполнителей достигало 200 человек. Из-за своего масштаба опера ставится очень редко и сильно уступает в популярности произведению, представляющему другую грань прокофьевского таланта.
Речь о музыкальной сказке «Петя и волк», которую он сочинил в 1936 году для детского театра Натальи Сац. По просьбе режиссёра сочинение должно было познакомить малышей с инструментами симфонического оркестра, голосами которых говорят герои сказки – звери и птицы. Неожиданная для «формалиста» Прокофьева простота воплощения и яркость образов привлекла не только детей, но и взрослых. В годы войны «Петя и волк» был признан в США лучшей музыкальной сказкой, а Уолт Дисней поставил по нему мультфильм. В 1970-е годы сказка превратилась в рок-оперу, в которой среди прочих звёзд пели Фил Коллинз и Брайан Ино. В 1990-е её «наговорили» на диск Михаил Горбачёв, Билл Клинтон и Софи Лорен. В 2006 году британские мультипликаторы экранизировали «Петю и волка» снова – уже в пятый раз.
Либретто «Войны и мира» вместе с Прокофьевым написала его новая спутница жизни – поэтесса Мира Мендельсон. В 1938 году, отдыхая в Кисловодске, композитор познакомился со студенткой Литературного института, смотревшей на него с обожанием. Лина, уже немолодая, уже не так вдохновляла его; к тому же она недостаточно восхищалась его творчеством, намекая, что и сама могла бы достичь успехов в искусстве, если бы не отдала все силы семье. С появлением Миры в семье начались раздоры, и накануне войны Прокофьев ушёл от жены, хотя продолжал общаться с сыновьями.
В феврале 1948 года Святослав и Олег пешком прошли 16 километров до отцовской дачи на Николиной Горе, чтобы сообщить страшную новость: Лину Ивановну арестовали прямо на улице и отвезли на Лубянку. Её обвинили в измене Родине: она дружила с иностранными дипломатами и после расставания с мужем просила позволить ей эмигрировать. Приговорённую к 20 годам лагерей, её отправили за Полярный круг, в Абезь. От верной смерти Лину спас немец-фельдшер, поклонник Прокофьева, взявший её переводчицей в лагерный барак. Освободившись после смерти Сталина, Лина много лет пыталась выехать из страны и добилась этого только в 1974 году. Скончалась в Париже, прожила больше 90 лет.
Прокофьев, к тому времени женившийся на Мире (с Линой он так и не развёлся – власти просто объявили брак недействительным), ничем не мог помочь первой жене. В том же феврале 1948-го он пережил тяжёлый удар: партийное постановление по борьбе с «антинародным формализмом» в музыке нацелило главный удар именно на него. Его произведения перестали исполнять, экспериментальную оперу «Повесть о настоящем человеке» сняли с постановки (она была поставлена только в 1960 году). Ходили даже слухи, что скоро его отправят следом за Линой.
По просьбе испуганной жены он написал покаянное письмо в Союз композиторов с признанием своих ошибок. Руководитель Союза Тихон Хренников, которого часто изображают злобным гонителем Прокофьева, заступился за него, и ему позволили продолжать работу. Но травля не прошла бесследно – обострилась гипертония. Отныне большую часть времени Сергей Сергеевич проводил на даче под бдительным присмотром жены и врачей.
В конце жизни Прокофьев работал над балетом «Сказ о каменном цветке». Последним своим сочинением, которое он услышал в концертном зале, стала Седьмая симфония – его музыкальное завещание, волнующее признание в любви к жизни, к своей стране. «Я – проявление жизни, которая даёт мне силы сопротивляться всему недуховному», – писал он. Оставаясь признанным классиком советской музыки, он по-прежнему носил неснятое клеймо «формалиста».
Даже смерть его прошла незамеченной: композитор скончался 5 марта 1953 года, в один день со Сталиным. Хоронили их тоже вместе, 9 марта. Знаменитый дирижёр Геннадий Рождественский вспоминал: «Траурная церемония должна была пройти в Союзе композиторов на Миусах. Но шла многотысячная толпа, и подогнать автобус к дому оказалось невозможно. Тогда гроб с телом композитора понесли на руках шестеро студентов-добровольцев. Два километра они прошли за пять часов, иногда опуская свою печальную ношу на мёрзлый тротуар, чтобы отдохнуть. Потом была траурная церемония, на которой Шапорин сказал, что Прокофьев был «почти гениален...» Сегодня мы знаем, что не «почти» – а сверхгениален!»
***
23 апреля 2016 г. в Донецком национальном академическом театре оперы и балета состоялся торжественный концерт, приуроченный к 125-летию со дня рождения композитора С.С. Прокофьева. Он прошёл в рамках ежегодного XIX Международного фестиваля музыкального искусства «Прокофьевская весна».
Масштаб фигуры Сергея Сергеевича Прокофьева, осознанный многими ещё при жизни, становится яснее с каждым годом. Столетие со дня его рождения отмечалось во всем мире под эгидой ЮНЕСКО, его музеи открыты в московском Камергерском переулке, где он жил и умер, и в родном селе Красное. Его имя носил Донецкий аэропорт, сегодня совершенно разрушенный. Да и музей в Красном не раз предлагали закрыть – да к чему незалежной Украине чтить «москальского» композитора? Прокофьев сильно удивился бы этому: ведь он считал себя сыном великой страны, неделимой на Россию и Украину. И не раз говорил: «Можно быть как угодно долго за границей, но надо непременно время от времени возвращаться на Родину за настоящим русским духом».