Как поссорились Александр Фёдорович с Лавром Георгиевичем. К столетию Корниловского выступления

Сто лет назад, в августе 1917 года, самым невероятным событием для публики казался приход к власти большевиков. Обсуждались две реальные возможности: Керенский доведёт дело до Учредительного собрания, на котором победят социалисты, либо Временное правительство сменит военная диктатура. Впрочем, генералы могли разогнать и это самое Учредительное собрание, и созданное социалистами правительство.

Приход к власти военных вовсе не воспринимался как «конец истории», за ним почти с неизбежностью следовала гражданская война, так как в стране уже были массовые вооружённые организации, готовые скрестить сабли и штыки в борьбе за своё понимание лучшего будущего для России. Глава правительства А. Керенский своим маневрированием между противниками ещё как-то удерживал ситуацию в рамках мирного развития революции. Но июльские события научили его, что без надёжных воинских частей в столице становится жарковато. А без популярного главнокомандующего трудно рассчитывать на военные успехи. 18 июля (даты даются по юлианскому календарю) Керенский решил назначить главнокомандующим генерала Л. Корнилова– человека, известного если не победами, то суровым нравом и связями с разнообразными политическими кругами, ходатайствовавшими за Лавра Георгиевича как за человека, способного навести на фронте порядок.

Дубинка уходит из рук

Уступив их уговорам (особенно старого эсера Б. Савинкова, назначенного тогда же управляющим делами военного министерства), Керенский вскоре должен был об этом пожалеть. Корнилов не собирался заниматься только делами фронта, он настаивал – и в этом с ним было трудно спорить, – что ситуации на фронте и в тылу взаимосвязаны. Но в делах тыла он разбирался плохо, зато его советники, такие как бывший бизнесмен В. Завойко, считали себя знатоками политики и экономики. С их подачи генерал стал настаивать, что нужно с помощью репрессий навести дисциплину среди рабочих, ликвидировать советы и защитить частную собственность. Генерала быстро облепили политические доброхоты правого толка. Но и умеренные социалисты вроде Савинкова не прочь были использовать его для своих политических проектов. Савинков считал, что нужно ввести смертную казнь в тылу, провести репрессии против большевиков и левого крыла социалистов, но сохранить контроль над армией за гражданскими политиками с помощью армейских комитетов. Для Керенского и Савинкова Корнилов был полезен в качестве дубинки против левых, но дубинка стала ускользать из их рук, что стало заметно уже на Государственном совещании 12–15 августа, где выступления Керенского и Корнилова противостояли друг другу. Корнилова поддерживала партия кадетов и более правые круги, раскручивая его в качестве спасителя России от смуты.

Корпус идёт на Петроград

В этой обстановке Керенский запросил в своё подчинение конную часть, для того чтобы не дать повторить «июльские дни». Керенский надеялся перехватить инициативу «наведения порядка», обсуждал с Савинковым возможность введения военного положения. Введение военного положения с возможным ограничением политических свобод, не говоря уж о такой непопулярной мере, как смертная казнь в тылу за политические преступления, – это был верный путь к волнениям похлеще июльских. Так что вызов войск в Петроград говорит о том, что Керенский собирался предпринимать меры, близкие к тем, которые ждали от Корнилова, – только без передачи власти военным. А Корнилов считал, что Керенский с «наведением порядка» не справится.

Однако выдвижение к столице конного корпуса началось ещё до того, как это решение было согласовано с Керенским, и во главе корпуса был поставлен генерал Крымов, против чего Керенский возражал. Премьер-министр знал, что такой человек, как Крымов, будет действовать по указаниям Корнилова, а не самого Керенского. Корнилов говорил генералу Лукомскому: «Но впредь ничего никому говорить нельзя, так как гг. Керенские, а тем более Черновы, на всё это не согласятся и всю операцию сорвут». Следовательно, действительные планы Корнилова не были согласованы с Керенским, ибо премьер мог «сорвать операцию». Но с Савинковым планы «операции» обсуждались в Ставке 23–24 августа.

По плану Савинкова необходимо было подтянуть войска к Петрограду, а когда это будет сделано – опубликовать новый закон о введении смертной казни в тылу, в том числе в Петрограде. Очевидно, что это вызвало бы волнения в столице, что стало бы предлогом для введения там осадного положения и разгрома левых сил, разгона Советов, установления «коллективной диктатуры». Поэтому «надо, чтобы генерал Корнилов точно телеграфировал ему, Савинкову, о времени, когда подойдёт корпус к Петрограду».

Вернувшись в столицу 25 августа, Савинков стал настаивать, чтобы Керенский подписал законопроект о создании в тылу военно-революционных судов, наделённых правом применения смертной казни. Керенский пока отказывался, так как принятие таких мер привело бы к развалу коалиционного правительства – из него вышли бы левые.

Миссия Львова

Корпус приближался к столице, Керенский думал, что сам может регулировать большую или меньшую жёсткость режима. По-новому взглянуть на ситуацию ему помогла нелепая активность В. Львова – недавнего члена Временного правительства, главы Священного Синода. Он решил «челночить» между Керенским, Корниловым и правыми кругами, чтобы ускорить принятие решений о «наведении порядка».

Львов предложил Корнилову на выбор несколько комбинаций сдвига власти вправо, из которых Корнилов предпочёл возглавление правительства Верховным главнокомандующим при вхождении в него Керенского и Савинкова. Корнилов заявил, что, «по его глубокому убеждению, единственным исходом из тяжёлого положения страны является установление диктатуры и немедленное объявление страны на военном положении». Затем Завойко и Львов стали уже без Корнилова обсуждать состав будущего кабинета, имея в виду сделать премьером Корнилова, а Керенского в лучшем случае заместителем (а можно и заменить его Алексеевым).

26 августа Львов явился к Керенскому и сообщил: «Генерал Корнилов предлагает: 1) объявить Петроград на военном положении и 2) передать всю власть, военную и гражданскую, в руки Верховного главнокомандующего, 3) отставку всех министров, не исключая и министра-председателя, и передачу временного управления министерств товарищам министров, впредь до образования Кабинета Верховным главнокомандующим». На самом деле последний пункт в беседе Львова и Корнилова не фигурировал.

При этом Львов пугал Керенского, что если он не пойдёт навстречу этим требованиям, то может быть даже арестован. Львов приписал Корнилову ультимативность его требований, хотя Корнилов формально не выдвигал ультиматума. Он ждал, пока корпус Крымова войдёт в столицу.

Керенский решил выяснить по прямому проводу, уполномочил ли Львова Корнилов. На вопрос Керенского: «Просим подтвердить, что Керенский может действовать согласно сведениям, переданным Владимиром Николаевичем» – Корнилов ответил: «Вновь подтверждая тот очерк положения, в котором мне представляется страна и армия, очерк, сделанный мной Владимиру Николаевичу с просьбой доложить Вам, я вновь заявляю, что события последних дней и вновь намечающиеся повелительно требуют вполне определённого решения в самый короткий срок».

Как видим, Корнилов «подтвердил» невесть что. Характерно, что Керенский тоже формулирует вопросы двусмысленно: Керенский не «должен», а «может действовать согласно сведениям», то есть речь вроде бы не идёт о реакции на ультиматум. Корнилов на что-то намекает, но не говорит прямо.

Что за «определённое решение»? Сдача власти? Объявление чрезвычайного положения в Петрограде со всеми вытекающими последствиями? Введение смертной казни в тылу? Керенский не выясняет это, а Корнилов тоже не говорит прямо, опасаясь, видимо, что этот разговор может быть перехвачен сторонниками Советов.

Керенский считал, что он задавал вопросы Корнилову в «конспиративной манере», и если тот отвечал с полным пониманием, это значит, что Корнилов понимал «ключ» разговора. А ключ этот привёз Львов. В действительности Корнилов мог ориентироваться не только по «ключу Львова», но и по «ключу Савинкова». Но фокус в том, что Савинков, игравший двойную игру, не передал Керенскому своего «ключа», не пересказал свои разговоры с Корниловым во всех важных деталях.

До 26 августа Керенский готов был проводить политику умиротворения Корнилова, пока сохранялось разделение полномочий между военными и гражданскими руководителями, при которых верховное руководство остаётся за гражданскими. Откровения Львова, при всей их путаности и неточности, показали Керенскому, что Корнилов не смирится с ролью второго в тандеме. И в этом картина, нарисованная Львовым, была верна. Поняв это, Керенский больше не шёл на уступки ни Корнилову, ни тем, кто готов был их примирить.

Мятеж

В ночь на 27 августа Керенский отправил телеграмму № 4153 Корнилову: «Приказываю Вам немедленно сдать должность генералу Лукомскому, которому впредь до прибытия нового верховного главнокомандующего вступить во временное исполнение обязанностей главковерха. Вам надлежит немедленно прибыть в Петроград. Керенский».

В Ставке заметили, что телеграмма не оформлена по правилам. Для Корнилова это был скорее формальный повод не уходить в отставку, внешне сохраняя легитимность и выигрывая время, пока Крымов подойдёт к Петрограду. Но когда подлинность телеграммы подтвердилась, Корнилов, разумеется, не подчинился. Под утро 28 августа Корнилов подписал пафосное обращение, в котором сообщал, что отказался подчиниться приказу Временного правительства, которое «кидает в народ призрачный страх контрреволюции, которую оно само своим неумением к управлению, своею слабостью во власти, своею нерешительностью в действиях вызывает к скорейшему воплощению».

Это уже было начало переворота против политической системы, которая существовала тогда в России. Но при том соотношении сил он не мог кончиться удачей – получился не переворот, а мятеж.

Керенский получил от правительства чрезвычайные полномочия, после чего оно фактически распалось. Зато по всей стране были созданы комитеты по борьбе с начавшимся мятежом. Выступление военных привело к немедленной самомобилизации активной части общества. Советы, профсоюзы, войсковые комитеты, социалистические партии и движения (в том числе большевики и анархисты) немедленно мобилизовали десятки тысяч солдат, матросов и рабочих на борьбу с Корниловым. Войска, двигавшиеся на столицу, были окружены агитаторами социалистических партий, которые разъясняли солдатам «контрреволюционность» их действий. Солдаты не сочувствовали намерениям Корнилова, левая агитация имела успех, и корниловское выступление провалилось. Крымов понял, что не может управлять собственными войсками, выехал для переговоров с Керенским в Петроград и после беседы с ним застрелился 31 августа. 1 сентября Корнилов был арестован.

Даже если бы Л. Г. Корнилов и А. Ф. Керенский действовали согласованно, вряд ли им удалось бы изменить направление революции: слишком узкой оказалась социальная база партии порядка. Корнилов и его единомышленники не могли предложить идею, способную объединить широкие слои населения.

Генералы и политики, сторонники «твёрдой власти», видели главную угрозу в хаосе, идущем от низов общества. Они не понимали объективных причин движения масс и считали, что первопричина этого бедствия – немецко-большевистская интрига. Они думали, что только волевая «сила», направленная сверху вниз, может остановить проснувшийся плебс. Они видели себя этой силой.

Качнув неустойчивую конструкцию Временного правительства вправо, генералы и их политические партнёры снова пробудили массы, не имея даже твёрдой поддержки солдат. Мятеж нарушил равновесие, которое затем стало неудержимо смещаться влево.