Как первые крысы взошли на корабль. К годовщине начала евроинтеграции Великобритании

6/30/2016

30 июня 1970 года несколько стран (в их числе Великобритания) начали переговоры о вступлении в ЕЭС.

Тот, кто называет британский референдум о выходе из ЕС началом его конца, явно торопит события: быстро такие нагромождения не разваливаются. Впрочем, делать выводы к своей пользе можно уже сейчас.

Сегодня, когда мы справляем 46-ю годовщину подачи Великобританией заявки на вступление в Единую Европу, стоит поговорить о том, почему она теперь оттуда бежит и чему это может нас научить.

Как всё начиналось

Для начала неплохо было бы вспомнить, откуда вообще в Европе взялось интеграционное объединение и каковы были причины для его появления. Две мировых войны в Европе за неполные 30 лет (или одна тридцатилетняя – кто как считает) показали, что континенту необходима новая система безопасности, более совершенная, нежели все создававшиеся ранее. А не то с развитием новых средств уничтожения от Старого Света ничего не останется.

Практика военных союзов показала свою недостаточную эффективность. Значит войну между старейшими соперниками – Францией и Германией следовало сделать невозможной экономически. Так в 1951 году возникло Европейское объединение угля и стали (Франция, ФРГ, Италия, Бельгия, Нидерланды, Люксембург).

Объединение не только сделало невозможной единоличную подготовку одной из этих стран к новой войне (Лига наций и Версальско-Вашингтонская система мирных договоров с этим не справились), но и постепенно обеспечило согласованный деловой ритм их экономик. Отмена таможенных пошлин, единые тарифы на перевозку, единые цены на главный энергоноситель (тогда им ещё по привычке считался уголь) и сталь (компонент любого крупного строительства) способствовали возникновению единого рынка, а также пресловутым свободам перемещения: товаров, услуг, капиталов, рабочей силы.

Вступление и первая попытка выхода

Британия пыталась вписаться в интеграционный проект уже в 60-х, однако президент Франции де Голль дважды ветировал заявки. И лишь когда он в результате  студенческих протестов вынужден был покинуть пост президента, Великобритания (а также Дания, Норвегия и Ирландия) начали переговоры о вступлении (1970). Через три года  приняли всех, кроме Норвегии.

Евроскептики на Острове существовали уже тогда, поэтому первый референдум о членстве в Европейском экономическом союзе состоялся уже 5 июня 1975 года. Однако тогда сторонников ЕЭС оказалось  68%. Чем отличалась ситуация?

1. ЕЭС гарантировал рабочие места национальной экономике, поскольку являлся крупным рынком сбыта. Ближневосточных и азиатских инвестиций в британскую недвижимость и британские офшоры тогда ещё не существовало.

2. Европейская бюрократия ещё не впала в тотальный контроль, но проводила единую ценовую политику (тут можно вспомнить опыт Рузвельта, при котором преследовали и за демпинг, и за завышение цен). И политика эта британцам нравилась гораздо больше свободной руки рынка. Несмотря на то, что само понятие «свободная торговля» подарил нам как раз британский империализм.

Вторая попытка

Спустя 46 лет после подачи заявки на вступление и через 41 год после первой попытки «развода» с Европой британцы проголосовали за выход из ЕС. Им больше не нужны рабочие места или перестал быть важен контроль за ценами?

Во-первых, принятые в ЕС страны Восточной Европы до сих пор дотационны. Эти расходы ложатся в том числе на бюджет Великобритании.

Во-вторых, ценовое регулирование за эти годы обратилось в свою противоположность: дотации сельхозпроизводителям сделали их продукцию довольно дорогой. Британские фермеры рады производить больше и конкурировать по цене, но не могут из за квот. В результате одни несут убытки из-за недогруженности производства, а другие – от необходимости покупать более дорогую продукцию.

В-третьих, терять рынок ЕС Великобритания не намерена, а положение одного из финансовых центров мира даёт надежду на скорое улаживание формальностей (ЗСТ вместо членства).

Ситуация с сирийскими беженцами сыграла свою роль, но не стоит её преувеличивать. Она катализатор, но отнюдь не основная причина: британский евроскептицизм много старше.

Учимся на чужих ошибках

Итоги голосования по поводу членства в ЕС создали ещё одну долгоиграющую тему в европейской политике: сегодня никто не может сказать, как именно результаты референдума будут воплощены в жизнь, поэтому строить насчёт этого версии – занятие неблагодарное. Зато казус, случившийся в европейском интеграционном проекте – хороший повод отрефлексировать этот опыт в контексте нашего собственного проекта (Евразийского экономического союза).

Первое и главное. Призывы превращать его в «второй СССР», а то и вовсе «присоединить всех к РФ» звучат то и дело. Голосование в Великобритании – это как раз результат создания политической надстройки в ЕС. Причём плохо понятно, чьими именно интересами эта надстройка руководствуется при разработке политики Союза – политика эта не нравится решительно никому из его участников.

В своё время мы создавали СССР на базе Российской империи, то есть этот союз является её органическим продолжением, что снимало вопросы рисков. Однако за несколько лет до создания СССР мы утратили контроль над некоторыми территориями (Западная Украина, Прибалтика, Бессарабия, не говоря уж о Польше с Финляндией). Примерно через 20 лет контроль был восстановлен, однако оказалось, что и этих 20 лет вполне хватило на то, чтобы эти территории перестали считать опыт существования в рамках одной империи релевантным. Именно по этим точкам в конце 80-х пошёл политический и экономический сепаратизм. Не стоит повторять этот опыт и тянуть в политический союз государства, с которыми не восстановлены контуры экономики и безопасности. И которые имеют более чем двадцатилетний опыт самостоятельного существования.

Второе. Подписание Маастрихстского договора (1992), который и превратил Европейский экономический союз в просто Европейский, явно сыграло с этим объединением жестокую шутку. Как раз вот этим выпадением слова «экономический» из его названия. Он действительно перестал быть экономическим (в смысле «в первую очередь экономическим»).

У нас ситуация проще и честнее: мы стараемся восстановить исторические очертания России, пускай и в виде экономического союза. Европейский союз вместо этого в начале 90-х зачем-то занялся строительством  едино-унифицированной Европы, которой в принципе никогда не существовало. Не следует повторять этой ошибки и плодить на основе  ЕАЭС сущности, которых не было в истории.

Третье. Распад СССР превратил политику ЕС в воровство на пожаре (хватай и беги). В смысле – хватай страны, выпавшие либо из соцлагеря, либо даже из самого СССР, двигай зону влияния на восток. По такому принципу в ЕС и оказалась дотационная Восточная Европа и Прибалтика, выгоды от которых (рынки сбыта, активы на покупку, активы на закрытие) оказались конечны, а потребность в дотациях – нет. Не исключено, что через какое-то время ситуация повторится уже в зеркальном отображении. Хватать без разбора не следует.

Четвёртое. Логика создания ЕС (чтобы Франция и Германия опять не передрались) не утратила силу до сих пор. Логика нашего союза, как бы он ни назывался, в другом: чтобы они не лезли драться с нами. Из неё и нужно исходить прежде всего.

 

Читайте также:

Александр Воскресенский. Капиталистическая индустриализация Витте: предисловие к советским пятилеткам

Владимир Мединский. Любое 22 июня мы должны заканчивать 9 мая. О наступлении на историческом фронте

Иван Зацарин. Как эмигрировать правильно. К 94-летию отъезда Шаляпина

Олег Кропотов. XVII век: предисловие к русской регулярной армии

Иван Зацарин. Государство для катастрофы и государство для Победы. К 102-летию выстрела в Сараево

Клим Жуков, Дмитрий Пучков. 22 июня. До и после

Андрей Смирнов. Петровские реформы: зачем, для кого и какой ценой

Иван Зацарин. Военный бунт как приговор государству. К 111-летию восстания на «Потёмкине»

Егор Яковлев, Дмитрий Пучков. От войны до войны. Часть 7: мифы о Первой мировой и Русской Революции

Игорь Угольников. Чтобы дети играли в Чапаева: просто делать хорошее военное кино