Граница кино: до и после «Панфиловцев»

Мы продолжаем публиковать первые отклики с петербургского пресс-показа фильма «28 панфиловцев». Официальная премьера состоится 16 ноября в Волоколамске, а 24 ноября картина выходит в широкий прокат.

Роман Сапоньков:

Был на предпремьерном показе фильма «28 панфиловцев». Меня на него пригласили пару недель назад. Если честно, я боялся идти. Меня заранее попросили по возможности написать свой очерк-впечатление. Но без спойлера. Сохранить интригу для зрителя до премьеры, не раскрывая сюжета. Это значит, мне нужно написать своё впечатление о фильме, свои эмоции.

Но я боялся, что фильм окажется как всё российское кино. Где-то неплохо, но в целом опыта нет, денег нет, зато девушки очень красивые. Что вы хотели? Мы же не Америка. Нет у нас такого ресурса. Деньги и ресурсы у нас, в кино в смысле, есть только у бездарностей с выходом на самый верх. Поэтому и идут косяком масштабные кинопровалы военных фильмов. «Штрафбат», «Утомлённые солнцем 2», «Сталинград», «Сволочи».

Складывается ощущение, что всю мерзость и подлость российского общества собрали в одном месте и эта серая слизь начала снимать фильмы. И если «Панфиловцы» из этого же ряда, меня попросят эту слизь обналичить в знаки. Я буду замешан в криминальном выводе за границу своей совести.

Я пришёл немного заранее, и по глазам людей в кинотеатре «Ленфильма» понял, что мои мысли пересекаются с их мыслями. Мы все ждали. Осторожные фразы. «Я видел трейлеры, они неплохи», «Есть надежда, что фильм окажется хорошим, иначе я бы даже не пошёл».

А потом начался фильм, и я буквально провалился в холодный ноябрь 1941 года. Теперь для меня российское кино разделяется на «до» и «после» фильма «28 панфиловцев».

Мне 31 год. Я часто думаю, достойны ли мы, постсоветское поколение, своих дедов и прадедов? Точнее, даже шире: чем сможет похвастаться перед потомками поколение людей в возрасте от 30 до 60 лет? Давайте буду говорить только за свой возраст.

Мы – поколение, выросшее в вакууме. В вакууме идей, в вакууме ценностей. У нас не было своего бунта, у нас не было своей войны. Не было риска своей никчёмной шкуре. Мы вообще ничего не делали. Единственная наша идея – это деньги. Единственное, что мы боялись – потерять деньги. Или с годами не заработать денег.

…Питер, межсезонье. С неба льётся типичный питерский сифилис – смесь дождя и снега одновременно. Затекает за воротник, мочит ботинки, пачкает брюки. Ты едешь с работы на своей машине. Тепло, играет музыка, ты волочешься от светофора к светофору в потоке таких же как ты. У нас даже машины одинаковые. Ты едешь под потоками воды, бесконечными, с хлопьями снега, и смотришь на тех, кто стоит на улице. Они жмутся под остановку, прикрываются перегородкой от пронизывающего ветра. Прячутся друг за друга. Впереди, под ветром, самые холодоустойчивые. Словно овцы. Стадо. Неудачники. А ты едешь в тепле, главное, завтра не забыть внести очередной кредитный платёж за авто. Ты уверен, что у тебя всё хорошо, ты работаешь в стабильной конторе, где не задерживают зарплату, ты всегда можешь вовремя платить за кредиты. Тебя уважает банк как аккуратного плательщика. Тебя уважает твой интернет-провайдер, мобильный оператор, наверное, даже в жилищной конторе, потому что ты платишь всегда и в срок.

Это умение достойно своего автомобиля, сухости и комфорта. Нам стукнуло под 30 лет. В последний раз, когда было голодно, нам было лет десять-двенадцать. Был 98-й год. Страну рвало. Потом всё было невообразимо скучно, не происходило ничего. Мы сами варились в своем бульоне, заканчивали школы, поступали в институты, заканчивали институты, наши родители старели, наши кошки умирали, мы заводили новых, брали кредиты, отдавали кредиты. В 2014-м нам в районе тридцати, мы женаты или собираемся, почти выплатили ипотеку, планируем купить третье по порядку кредитное авто. Не «Форд Фокус», нет, это было в прошлый кредит. Мы метим на новую «Тойоту Камри». Мы сыты. Некоторые, по желанию, пьяны. У нас всё хорошо.

У нас нет идеи. Можно назвать идеей кредитный договор. Большинству нравится. Твоя идея – выплатить досрочно кредит. За счёт переработок. Твои друзья ушли с работы в 18.00, ты остался. Ты работаешь сверхурочно, чтобы тебя отметили. Весь «Контакт» забит стонами как задрала работа, а ты вкалываешь. Ты не такой, как все. Даже можешь заскочить на работу в субботу. Когда твой шеф на даче. Он на даче, а ты работаешь.

Стоп. Что это? Чувак, твоя идея – выйти на работу в субботу? В вакууме идей ты нашёл идею бесплатной переработки вопреки КЗОТу? Ты бунтарь, чувак. Ты жалок. Я не буду тебе больше ничего писать. Просто ты жалок.

– Почему «жалок»? Люди говорят: разбогатей или сдохни.

– Да ради Бога, чувак, вперёд.

…Февраль 2015-го. Донбасс, Углегорск. Наши взяли штурмом окраины, проскочили в центр. Укропы залегли в подвалах. В домах мирные жители. Ты штурмуешь свой город, из домов выходят мирные жители и спрашивают, привезут ли им хлеб и воду, ты не можешь провести зачистку города по всем правилам – граната в каждый подвал. «Сначала заходит твоя подружка граната, потом ты». Твоя задача спрятаться за перегородкой, которая выдержит разрыв гранаты. Её осколки летят на 50 метров. Целый двор хрущёвской пятиэтажки. Из подвалов вылезают мирные жители и просят вывезти в тыл. Это не дурдом, это реальность войны на Донбассе зимой 2015 года.

Я был тогда на подступах к Углегорску. Сидел в военном медпункте на передовой. Привезли погибших. Запомнился молодой парень, по виду, младше меня. В каске, бронежилете. Прострелена голова навылет. Голубые распахнутые глаза. Я одел латексные перчатки, медиков было мало, мужчин не хватало. Я помог таскать погибших. Укладывал парня в скорую (погибших вывозили на обычных скорых), слегка протащил, дернул на себя, переступил через него. Он лежал четвёртый сверху. Скорая в обычное время рассчитана на одного живого, а тут сложили четверых мёртвых. Места нет. В результате пришлось утрамбовывать. Я дернул парня на себя, он уперся ногой мне в живот. Вытянутой. Выглядело, словно, он не хотел ложиться штабелями. Сверху должен был лечь пятый. Человек – пусть и бывший, но человек – упирался. Упирался своей мёртвой ногой мне в живот. Я извинился, сказал, что только так тебя, дружище, можно отправить к родным. Парень согласился.

Не сразу заметили, что у того парня в массивном рабочем кулаке зажата гранта. Он собирался бросить её во врага, но не успел. На Донбассе только добровольцы, других нет.

Я подумал, вот лежит парень с простреленной головой, мой ровесник, в районе 30 лет. Приехал сюда добровольно, за идею, никто не принуждал. Перед смертью хотел метнуть во врага гранату. Это было его последней и единственной целью.

Есть хоть одна идея у нашего поколения, за которую можно умереть, сжимая последнюю гранату в окоченевших руках? Есть хоть одна идея у поколения сорокалетних менеджеров, за которую они готовы умереть? По-настоящему, без сохранений? Рискну предположить, что нет.

Это панк-рок нашего поколения. Это бунт нашего поколения. Бунт тех, кто вырос в вакууме идей, ценностей. Такой маленький, случайный и никому ненужный бунт. Практически незаметный.

Зимой 2015 года я уехал на Донбасс и вместо привычного зверья вокруг увидел людей.

С тех пор я верю и уважаю наш народ.

…Я сходил на фильм «28 панфиловцев», и у меня появилась надежда, что среди серой слизи в кинематографе есть люди, профессионалы. На Донбасс вы не попадёте, но мой вам совет – сходите в кино на «Панфиловцев». Возможно, сможете разделить со мной моё удивление и веру.

***

Ирина Сапонькова:

Имела честь посмотреть «28панфиловцев». Какие могут быть впечатления от фильма, ожидаемого три года? Если честно?

…Я этим летом съездила в урочище, где в 43-м погиб мой дед. Надо сказать, что в тех лесах до сих пор лежит немало бойцов: ожесточённые бои за участок длились два года, он неоднократно переходил от одной стороне к другой. Деревню буквально стёрло с лица земли. До сих пор там только многокилометровое поле, изрешечённое воронками. Снаряды как по линейке вспахали землю: то ли с бомбардировщиков, то ли артиллерия, я не разбираюсь. 

Я была там на закате в годовщину гибели деда. И вот мне было очень страшно. Очень страшно от протяжённости «линеек» таких воронок. Мне было очень страшно представить, что творилось здесь семьдесят с лишним лет назад. Признаться, я не испытывала таких ощущений никогда раньше. Это такой не очень игрушечный страх. Расползающийся, липкий – за свою жизнь. Я с трудом передвигалась сквозь изуродованную землю и пыталась понять: а как вообще было возможно делать какие-то волевые усилия, когда повсюду – огненное железо, у которого одна цель – остановить тебя пулей. 

В кинозале я вспомнила те чувства. 

Но это фильм не про ужас, не про войну даже, и тем более не про геройскую смерть. Он про живых простых людей. Про жизнь. Это светлый фильм. И я хочу верить, что он про нас сегодняшних.

Прошло больше суток, а я ловлю себя на том же ощущении, с которым смотрела кино, с которым выходила из зала. Вы можете вспомнить ленту, которая осталась бы с вами на столько времени? Я обычно забываю до выхода из кинотеатра.

Особая, кстати, благодарность за то, что здесь нет киношных клише. Внутренний скептик привык, что вот сейчас сюжетный ход пойдет вот в эту сторону, чтобы зритель пережил вот эту эмоцию. А нет. И дело не в том, что создатели стараются кого-то там удивить или завлечь – они рассказывают историю. Просто рассказывают историю, не стараясь попасть ни в чьи ожидания, им просто есть что сказать. Это редчайший случай для современного кинематографа широкого проката.

И при этом от фильма не оторваться. Не выйти поговорить, не посмотреть на часы. Живую историю интересно слушать. Слышать – это значит воспринимать мысли, которые передают авторы. А сказать им важно многое. Это такая концентрация смыслов. Другие бы размазали на несколько фильмов, и то не смогли бы передать. А тут легко,  естественно, ясно. И со всеми ними есть особенное удовольствие согласиться.

Особая благодарность за язык. Если точнее –  за возможность, как через окно, заглянуть в то время и к тем людям, за возможность побыть с ними.

Мне хочется рассказать о многом. Но это невозможно. Лучше фильма никто не расскажет. 

Напоследок я скажу только, что это даже не два часа, проведённые со смыслом. Это когда после просмотра внутренний циник молчит. Потому что всё сказанное - важно. Просто важно – и всё тут. 

Это так свежо.