Государство и богослужение. К годовщине выселения церкви из Казанского собора

18 января 1932 года было принято решение передать здание Казанского собора в Ленинграде Академии наук для организации антирелигиозного музея.

Несмотря на то, что о намерении передать Исаакиевский собор в пользование РПЦ (вернее даже в частичное пользование, поскольку музей, расположенный в соборе пока никуда не переезжает) известно уже давно, медиа-скандал по этому поводу разгорелся только во второй декаде января. Оно и понятно: праздники отгуляны, можно бросаться в борьбу с новыми силами.

Сегодня, в 85-ю годовщину решения превратить Казанский собор из храма в музей, стоит поговорить о том, что политика государства не всегда бывает правильной. Однако это не избавляет недовольных ею от того, чтобы правильно ей оппонировать.

***

Сразу оговоримся: обсуждать причины и перипетии взаимной нелюбви церкви и большевиков – не наша задача. Это происходило около сотни лет назад, знало периоды вражды и примирения, и для правильного понимания этих сложных отношений нужно очень плотно находиться в контексте эпохи. Также обозначим, что всякая постановка вопроса «храм или музей» априори является вредительской. А потому не станем искать более правых и менее виноватых и сосредоточимся на том, что же происходило с церковным имуществом после революции.

Перераспределение активов

А происходил его отъём – в этом смысле новая власть уравняла господствующие сословия и скидок никому не делала. Однако если у капиталиста можно было отобрать завод, дом и валюту в банке, то с церковью всё было не так просто.

Проще всего с церковными землевладениями. «Декрет о земле» от 8 ноября 1917 года лишил РПЦ землевладений наряду со всеми прочими.

С изъятием церковных ценностей было сложнее. Предметы культа (иконы, утварь), как правило, имели одновременно культурную и историческую ценность, а потому могли быть проданы за рубеж. Менее значимые уходили не переплавку, ценности на сумму около 9 млн рублей церковь собрала и выдала в комитет помощи голодающим самостоятельно.

Но вот что делать с храмами, сама внутренняя архитектура которых практически исключает любое их использование кроме богослужения? Некоторые приспособили под хозяйственные нужды, другие – под культурные и спортивные (библиотеки, гимнастические залы). А некоторые наиболее значимые храмы превратились в музеи атеизма или, как их стали называть позже, музеи истории религии.

Так что история Казанского собора в Ленинграде после революции довольно типична. В 1922 году, как и многие храмы, он пережил изъятие ценностей. В январе 1932-го было принято решение о размещении в нём музея истории религии и атеизма. Впрочем «и атеизма», по словам директора музея «Исаакиевский собор» Николая Бурова, в начале 1930-х постепенно выходило из употребления, а музеи становились историко-художественными.

После принятия решения о передаче в соборе приостановили проведение богослужений – на сборы настоятелю собора митрополиту Серафиму дали неделю. Открытие музея истории религии в соборе состоялось 15 ноября 1932 года, и там он располагался вплоть до 2000-го, когда собор вернули РПЦ.

То, что храм передали на нужды науки, отнюдь не означало, что церковь с этим просто смирилась. Попытки сделать Казанский собор из музея снова кафедральным собором предпринимались неоднократно, в частности, после войны. Однако дело сдвинулось только в перестроечные времена, когда Казанский собор начал функционировать в формате «храм при музее». Правда, некоторое время утреннюю службу приходилось завершать до 10 утра, чтобы успеть к открытию музея.

Протест как хаос

Сегодня мы наблюдаем за обратным процессом. Казанский собор вернулся в распоряжение РПЦ ещё в 2000 году, сегодня происходит возвращение Исаакиевского собора. При этом право собственности по-прежнему остаётся за государством ввиду особой исторической и архитектурной ценности собора. Однако тут дело даже не в собственности.

Не следует думать, что тогда, в конце 1920-х и начале 1930-х, когда власть совершала передачу соборов в ведение культурных ведомств и АН СССР, всё население встречало это бурными овациями. Однако почему-то кажется, что те, вчерашние недовольные в момент нашли бы общий язык и договорились о совместных действиях с сегодняшними. Давайте отмотаем немного назад.

Сегодня с протестами в отношении возврата Исаакиевского собора в пользование РПЦ выступают примерно те же самые граждане, что несколько лет назад горячо поддерживали акцию Pussy Riot. И неважное состояние собора, необходимость его реставрации – лишь удобный повод, прикрытие для этих протестов. Хотя совершенно непонятно, откуда взялось убеждение, будто действующий храм невозможно реконструировать. Реконструкции подлежат только некультовые сооружения?

Можно выделить у текущей истерии в информационном пространстве два смысла: промежуточный и основной.

Промежуточный смысл протестов состоит в отстаивании позиции, прямо противоположной мнению и позиции РПЦ. И это уже само по себе печально. Известен такой исторический анекдот, выросший из нелюбви Иосифа Бродского к Евгению Евтушенко: «Если Евтушенко против колхозов, то я – за!». Притом, что сам Бродский вряд ли был горячим сторонником коллективизации и колхозов, отбывая в 1964-1965 годах ссылку в Коношском районе Архангельской области. Это яркий пример нерационального мышления и попытка разжечь гражданское противостояние («мой оппонент априори не может быть в чём-то прав»).

Основной же смысл «исаакиевской истерики» – протест против политики государства и государства как такового. Хотя, что самое забавное, позиционируется он именно как «боление за интересы государства», то есть за его права собственности. Протест этот тоже нерационален и тоже построен по принципу «если имярек за, то я – против». Это не оппозиция, хотя подобные протестующие любят так себя называть.

Оппозицией порядку может быть иной порядок. Так, во время упомянутого изъятия церковных ценностей патриарх Тихон написал письмо председателю ВЦИК Михаилу Калинину. В письме два главных тезиса:

1) Да, есть голод, поэтому мы выдвинули по приходам инициативу: сброситься предметами, не представляющими значительной культовой ценности, и передать их на нужды голодающих (те самые 9 млн рублей – это вот они);

2) А против изъятия предметов, используемых в богослужениях, мы решительно протестуем.

Вот это оппозиция – попытка найти некий взаимоприемлемый вариант. А голое отрицание и хаос не могут быть оппозицией ничему. Просто существуют люди, которым государство (в любом виде и любой политикой) мешает жить. И подобными протестами они не устают в этом признаваться.