УСТАВ 1863 Г.

В начале своего царствования император Александр II отменил те стеснительные меры, которые были приняты в отношении учебных заведений в последние годы императора Николая I. Преподавание в университетах получило больше свободы; комплекты студентов были уничтожены; мало того, был открыт доступ в университеты вольнослушателям. В университетских аудиториях появилась посторонняя публика, мужская и женская. В университетскую жизнь было внесено такое же оживление, какое царило тогда во всем обществе. Новизна и сложность возникшего положения скоро привели студенчество к волнениям и беспорядкам (1861). В связи с ними последовали некоторые ограничения университетской свободы. В 1863 г. дан был общий устав университетов, по которому профессорская корпорация получила самоуправление. Совет профессоров в каждом университете избирал всех университетских должностных лиц и заведовал хозяйством университета; попечителю учебного округа принадлежало только наблюдение за законностью действий совета. Но учащиеся в университете студенты рассматривались как отдельные посетители, не имеющие права на корпоративное устройство; посторонние же лица и вовсе не допускались к посещению лекций. Такое положение учащихся давало им частые поводы к неудовольствию и "студенческим беспорядкам", составлявшим одно из частых и печальных явлений той эпохи.

Платонов С.Ф. Полный курс лекций по русской истории. СПб., 2000 http://magister.msk.ru/library/history/platonov/plats005.htm#gl22

«НАДЗОР ЗА СТУДЕНТАМИ И ИХ ОГРАЖДЕНИЕ ОТ ВРЕДНЫХ ВЛИЯНИЙ»

Наконец, есть еще причина, вызывающая в эту минуту усиленную агитацию против министра народного просвещения, - на очереди пересмотр устава университетов. Если гимназии дают университетам слушателей, то университеты дают гимназиям учителей, – а также деятелей на всех поприщах государственной службы. Но устройство наших университетов на основании устава 1863 года представляет аномалию, какой нет ничего подобного в других странах. Этим уставом государство неизвестно зачем и в чью пользу отреклось от неотъемлемых прав своих и священной обязанности в деле научного образования юношества, из которого должны выходить его деятели и просветители народа. Пока наши университеты не получат правильного устройства, нельзя считать дело образования в России обеспеченным. Вопрос этот был давно на очереди, и к нему следовало приступить немедленно после преобразования гимназий.[…]

Нынешнее устройство университетов наших называют "самоуправлением"; но самоуправлением может быть признано лишь такое устройство, при котором люди о собственных делах заботятся сами. Так было бы, если бы речь шла об автономии какого-либо ученого общества, которому предоставлено определять круг своих занятий, выбирать своих членов, предпринимать экспедицию и т.д. То ли видим в университетах? Профессорские коллегии, пользуясь правительственным авторитетом, бесконтрольно и безответственно распоряжаются не своими делами, а участью громадной массы учащихся, которые не только обязываются моделировать свой образ мыслей согласно тому, что этим коллегиям заблагорассудится преподать им под видом науки, но от них же получают и служебные права. Самая важная часть предполагаемой реформы заключается в положении об экзаменах, которые по проекту должны производиться не преподавателями их лекций, ими читанных, а особыми комиссиями по установленным общим программам, так что экзамены будут служить не только проверкой познаний студентов, но и регулятором лекций их профессоров. Программы государственных экзаменов определят и содержание, и размеры университетских курсов. Профессора обязаны будут читать именно то, что потребуется от студентов на государственном экзамене, и студент для получения прав на государственную службу должен будет доказать свои познания в науках, а не в том, что вздумается прочесть профессору и что может вовсе не соответствовать требованиям ни науки, ни государства. Студенту, с другой стороны, предоставляется свобода распределять свои занятия и благодаря учреждению приват-доцентства выбирать преподавателей, которые могут лучше и вернее руководить в приобретении познаний, требуемых государственными испытаниями. Со своей стороны профессора освобождаются от тирании своих товарищей, более искусных в интриге, которые захватывают в коллегии власть, терроризуя непокорных то посредством "студенческих историй", то страхом забаллотировки при возобновлении срока службы и всякого рода неприятностями и притеснениями, так что в университетских советах нет свободы мнений голоса, и большинство безусловно покорствует кучке интриганов, немногочисленной, но крепко сплоченной.

При новом устройстве все поводы к агитации и интриги в профессорских коллегиях прекратятся, в стенах университета водворится спокойствие и дух, освобожденный от посторонней и притом дурной примеси. Надзор за студентами и их ограждение от вредных влияний может стать правдой только при новом уставе.

Катков М.Н. Письма к Александру II и Александру III //Былое". 1917. Кн. № 4. С. 3–32 http://dugward.ru/library/katkov/katkov_pisma_k_alexandru2.html

УНИВЕРСИТЕТСКАЯ РЕФОРМА

Университетская реформа 1884 г. по сути пересматривала устав 1863 г. Подготовленная еще при Д.А. Толстом – министре просвещения, – при активном участии Каткова и профессора Н.А. Любимова, она была отложена в связи с отставкой Толстого. В первые же дни правления Александра III Катков обращается к нему с письмом, где объясняет «крайнюю необходимость и неотложность реформы университетов», напоминая о полной готовности ее проекта.

Проект нового университетского устава предусматривал ликвидацию автономии университетов. Введением государственных экзаменов он ставил под контроль не только студентов, но и профессуру. Ректор и декан назначались Министерством просвещения, а не избирались самими преподавателями из их среды, как это было по уставу 1863 г. Авторы проекта не сомневались, что такой полностью «огосударствленный» университет будет способствовать формированию нужных самодержавию научных и чиновничьих кадров казенной интеллигенции.[…]

Катков развернул в печати кампанию за пересмотр устава 1863 г., поддержанную «Гражданином» Мещерского. Охранители видели в университетской автономии «опыт конституционного режима» в самодержавном государстве. С университетским самоуправлением связывали и рост нигилизма, и студенческие беспорядки, и расшатанность умов, и нездоровые, то есть оппозиционные, настроения.

Но для сторонников университетской контрреформы, как и всякой иной, ее подготовка отнюдь не ограничивалась идейным обоснованием. Особое, если не решающее, значение приобретала та закулисная борьба – интриги и сговоры, – которая должна была обеспечить им влиятельных союзников в «верхах». […]

Катков любил напоминать слова Н.М. Карамзина: «Государь внемлет мудрости, где находит ее, но в самодержавии и не надобно никакого одобрения для законов, кроме подписи Государя». Но век на дворе был уже иной, и волеизъявление монарха нуждалось если не в опоре на общественное мнение, то хотя бы в подкреплении мнением ближайших сановников. […]

Барон А.П. Николаи, поспешно назначенный министром просвещения в 1881 г., явно не годился для проведения университетской контрреформы: на посту товарища министра просвещения А.В. Головнина он участвовал в выработке устава 1863 г. и сохранил к нему приверженность. «Я положительно расхожусь во многом с Николаи, – писал Александр III Победоносцеву, – и не могу одобрить многие из его действий, а главное, что его подкладка – это Головнин, сей злосчастный гений и друг в. кн. Константина Николаевича, и я знаю из верных источников, что они оба работают и пихают Николаи идти против желаний правительства».

И.Д. Делянов, назначенный вместо А.П. Николаи, был из тех, кто никогда бы не пошел «против желаний правительства». Потому он и оставался на этом посту до своей смерти в 1897 г. Он был ставленником Каткова и Толстого и полностью подчинялся их указаниям. Ничего не меняя в проекте Университетской контрреформы, он внес его в мае 1884 г. в Государственный совет, где обстановка оказалась достаточно сложной. В оппозиции к проекту числили здесь не только Д.А. Милютина, А.А. Абазу, М.Т. Лорис-Меликова, но и бывших министров просвещения – Е.П. Ковалевского, А.В. Головнина, А.П. Николаи, а также таких влиятельных сановников, как Н. X. Бунге, А.А. Половцев и даже сам К.П. Победоносцев.

Противник университетской реформы 1863 г., Победоносцев с сомнением отнесся к той роли, которая отводилась новым уставом науке. Признавая необходимость ее подчинения государственным интересам, бывший университетский профессор все же устрашился столь полного принесения ее в жертву политическим целям. Благонадежность фактически выдвигалась здесь более важным критерием оценки преподавания, нежели его научный уровень. Поистине «храмы науки» превращались, по выражению П.А. Валуева, в «высшие полицейско-учебные заведения». Победоносцев выступил против введения государственных экзаменов, настаивая, что экзаменовать студентов должны сами преподаватели, а не назначенные Министерством просвещения чиновники (как было задумано авторами проекта).

Его защитники в Государственном совете (И.Д. Делянов, М.Н. Островский, П.П. Шувалов, Т.И. Филиппов) выглядели жалко на фоне блестящих выступлений сторонников университетской автономии и остались здесь в меньшинстве. Это заставило Александра III отложить решение вопроса, для него самого вполне ясного, до осени. Однако императору не терпелось внести новый устав в предстоящем 1884/85 учебном году, и в августе он созывает совещание в Ропше (под Петербургом), куда вместе с защитниками проекта контрреформы приглашает и Победоносцева.

Доводы Константина Петровича об опасности падения уровня образования не казались Александру III столь уж важными. Гораздо ближе и понятнее ему были соображения о том, что университеты – дело государственное, а профессора – должностные лица, находящиеся на коронной службе, и потому должны не выбираться, а назначаться правительством. Да и принцип выборности был столь ненавистен царю, что уже одно это предрешало его мнение. Александр III принял сторону меньшинства, поддержав проект нового университетского устава.[…]

Устав 1884 г. резко ограничивал автономию университетов, усиливая власть над ними попечителей учебных округов и Министерства просвещения. Должности ректора, декана, профессоров замещались по назначению этого последнего.

Публицист Катков, особо ценимый Александром III, горячо приветствовал университетский устав 1884 г. как «первый органический закон нового царствования», значение которого далеко выходит за рамки учебного дела. По словам редактора «Московских ведомостей», если устав 1863 г. был «началом системы упразднения государственной власти», то устав 1884 г. знаменовал ее возрождение. «Итак, господа, – злорадно и торжествующе обращался идеолог самодержавия к тем, чьи надежды на либерализацию не сбылись, – встаньте, правительство идет, правительство возвращается».

Ограничение доступа к образованию становится принципом политики Александра III. Изучая следственное дело вторых первомартовцев, он был неприятно поражен, обнаружив среди студентов, причастных к нему, выходцев из социальных низов. Циркуляр министра просвещения И.Д. Делянова, изданный в июле 1887 г., должен был «урегулировать» социальный состав учащихся. Прозванный «циркуляром о кухаркиных детях», он предписывал не принимать в гимназию (а путь в университет открывался только из нее) «детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и т.п.». Регулятором социального состава служила и высокая плата за обучение: в царствование Александра III она повышалась несколько раз.

УНИВЕРСИТЕТСКАЯ КОНТРРЕФОРМА

Университетская контрреформа была проведена в 1884 году министром народного просвещения И.Д. Деляновым, который на вопрос о причинах увольнения одного из профессоров ответил, что «у него в голове одни мысли». Назначенный на пост министра народного просвещения в 1882 году, Делянов внес на рассмотрение Государственного совета проект университетской реформы, выработанный графом Д.А. Толстым. Большинство членов Госсовета высказалось против проекта, но утверждено было мнение меньшинства, и 23 августа 1884 года был издан «Общий устав императорских российских университетов», который стеснил университетскую автономию, ограничив университетское самоуправление. Была значительно расширена власть попечителей округов в отношении университетов. Ректор не избирался советом, а назначался министром народного просвещения, который отныне мог не считаться с мнением профессуры при назначении преподавателей и мог давать профессорам указания, делать напоминания и замечания.

Компетенция университетского совета и факультетских собраний была в значительной степени ограничена. Деканы назначались попечителем, должность проректора упразднялась, уничтожался университетский суд. Экзамен окончившим курс студентам производился в особых государственных комиссиях, к испытаниям допускались только те студенты, которым было зачтено установленное число семестров. Плата за обучение в целом удвоилась. Крупным нововведением была система гонорара, получаемого профессорами сверх жалования.

Ивкина Т. В., Подольская И. А. Система подготовки научно-педагогических кадров российских университетов по университетским уставам 1863 и 1884 гг. // Научный Вестник Уральской Академии государственной службы. 2009. Март. Выпуск № 1 (6) http://vestnik.uapa.ru/en/issue/2009/01/20/

ОЦЕНКИ

Наиболее резкие оценки по-прежнему звучат в адрес устава 1884 года. Считается, что он не только лишил университеты «минимальной автономии», «унизил профессуру», но и продемонстрировал совсем иное понимание власти и права. С ним связывают политические, а не педагогические цели. Делается вывод, что он принес значительный вред университетам и науке в целом, поскольку отменил традиционные атрибуты академических свобод.

Важно отметить, что для подтверждения этого вывода, современные исследователи приводят высказывания либеральной профессуры второй половины XIX — начала ХХ века. Преемственность образов очевидна. […]

Но, безусловно, большую роль в переосмыслении роли уставов в университетской жизни имеют новые оценки устава 1884 года. Авторы стремятся отойти от односторонних характеристик своих предшественников и посмотреть на него с различных точек зрения. Достаточно частым явлением стало замечание о том, что его нельзя оценить однозначно. В частности, отмечается, что в уставе «снова был сделан шаг вперед на пути к классическому университету..., а с другой стороны, управление университетом загрузло в бюрократическом контроле», подчеркивается, что «введение устава 1884 года нельзя рассматривать однозначно как политическое мероприятие, которое не имело отношения к улучшению учебного процесса».

Отошли некоторые авторы и от взгляда на этот устав как на тот, что полностью ликвидировал университетскую автономию. Отмечается, что «устав сохранил ряд важных функций этой автономии». Сделаны любопытные наблюдения о том, что в Положение о высшей школе СССР вошел ряд позиций устава 1884 года, что учебный процесс в эмигрантских учебных заведениях Праги и Харбина был построен на основе положений устава 1884 года.

В результате логичным представляется вывод, сделанный В.И. Чесноковым: «Ив дореволюционной, и в советской литературе … муссировался сюжет об университетских уставах, либеральных и так называемых чугунных, без оглядки на тот очевидный факт, что жизнь университетовразвивалась и в силу внутренних традиций и преемственности опыта. Абсолютизируя роль уставов в развитии университетов, историки-марксисты по сути дела шли по пути критикуемой ими государственно-юридической школы в историографии. Что касается пресловутых чугунных уставов 1835 и 1884 годов, то и в условиях их действия университеты развивались вполне нормально, готовили прекрасных профессоров и деятелей науки и давали необходимое образование студентам».

Обложка: Студенты Санкт-Петербургского университета. Слева направо лежат: Александр Корнилов, Сергей Ольденбург, Александр Обольянинов; сидят: Михаил Харламов, Николай Ушинский, Владимир Вернадский; стоят: князь Дмитрий Шаховской, Андрей Краснов, Сергей Крыжановский, Федор Ольденбург. (Ольденбургский кружок), Санкт-Петербург, 1884 г.

Источник: https://biography.wikireading.ru