"Достойнейший из достойнейших". Генерал-фельдмаршал граф Петр Александрович Румянцев-Задунайский

XVIII век в глазах нашего современника ассоциируется в первую очередь с великолепными дворцово-парковыми ансамблями, прекрасными дамами в пышных платьях с кринолинами и мужественными кавалерами. Его воображение рисует бальные залы, где горят шандалы с тысячами свечей, интриги, дворцовые перевороты и иногда - Славу! Бессмертную славу русского оружия, навсегда вошедшую в историю человечества.

Среди тех, кто ковал эту Славу - Славу русского оружия, особое место занимает фигура выдающегося русского полководца, администратора, государственного деятеля генерал-фельдмаршала, графа Петра Александровича Румянцева.

  Граф Петр Александрович Румянцев-Задунайский был набожен, благоговел перед Монархией; любил солдат как детей своих, заботился о них в поле и на квартирах; одушевлял храбрых воинов уверенностью в победе; был любим ими, несмотря на строгость свою и на частые маневры; но, взыскивая за малейшую неисправность, обыкновенно трунил над подчиненными, не делая их несчастными.    Однажды Задунайский, обозревая на рассвете лагерь свой, приметил офицера, отдыхавшего в халате, начал с ним разговаривать, взял его под руку, вывел из палатки, прошел мимо войск и потом вступил вместе в шатер фельдмаршальский, окруженный генералами и своим штабом.    С умом прозорливым, основательным Румянцев соединял твердость, предприимчивость; был неустрашим; не знал препятствий при исполнении военных предначертаний; не унывал среди опасностей, одаренный редким присутствием духа.    П.А. Румянцев-Задунайский внес большой вклад в развитие русского военного искусства. Он прекрасно организовал процесс обучения регулярной армии, применял новые, более прогрессивные формы ведения боя. Являлся приверженцем наступательной стратегии и тактики, которые в дальнейшем усовершенствовал другой великий русский полководец – А.В. суворов.

– Д.Н. Бантыш-Каменский, русский историк

"Ваша победа при Кагуле- верх военного искусства"

– Фридрих II Великий, король Пруссии

 Петр Александрович Румянцев считался среди современников человеком-загадкой. В первую очередь это было связано с его происхождением. Одни современники считали, что он является сыном выдающегося дипломата и сподвижника Петра Великого Александра Ивановича Румянцева и Марии Андреевны Матвеевой ( ее дед-боярин А. Матвеев был выдающимся сподвижником царя Алексея Михайловича), другие- что отцом Петра Александровича был император Петр Великий, состоявший в любовной связи с его матушкой, а А.И. румянцев прикрыл царский грех. Так или иначе, но будущий великий русский полководец родился 4 (15) января 1725 года в селе Строенцы на территории Приднестровья, где его матушка ожидала возвращения из дипломатической поездки в Стамбул мужа.

При Анне Иоановне (1730-1740) Румянцевы попали в опалу и несколько лет провели в ссылке на территории Саровского уезда. В возрасте 10 лет Петра Александровича записали рядовым в лейб-гвардии Преображенский полк. Непоседливый, вспыльчивый ребенок, приносил родителям много неприятностей. В 1739 году его зачислили на дипломатическую службу и отправили в составе посольства в Берлин- столицу союзной Пруссии. Надежды на то, что Петр Александрович остепенится и продолжит свое образование растаяли как дым. Оказавшись за границей, он стал вести разгульный образ жизни, поэтому уже в 1740 году за «мотовство, леность и забиячество» был отозван и зачислен в Сухопутный шляхетский корпус.

В корпусе Румянцев проучился лишь четыре месяца, приобретая себе известность неусидчивого и склонного к шалостям кадета, а затем покинул его, пользуясь отсутствием отца. Преподаватели буквально выли от выходок молодого Румянцева. Наконец, в 1741 году его произвели в подпоручики и отправили в действующую армию. Так в ходе русско-шведской войны (1741-1743) молодой офицер приобрел свой первый боевой опыт сражаясь под Вильманстрандом и Гельсингфорсом. На поле боя молодой Румянцев отличался отчаянной храбростью и презрением к смерти. Кроме того, молодой офицер добился доверия солдат своей роты хорошим к ним отношением. Он не чурался есть из солдатского котла, строго следил за снабжением своих подчиненных всем необходимым. Так выковывался будущий полководец.

В 1743 году молодой капитан Румянцев доставил в Петербург известие о заключении Абосского мира со Швецией. Младший Румянцев получил чин полковника и был назначен командиром Воронежского пехотного полка.

"В минувшую шведскую войну при взятии города Гельсингфорса и потом при конгрессе в Абове, где, как и прежде, находясь при разнокомандующих генералах, употребляем был в разные курьерские посылки, яко и в 743 с заключением мира, ко двору ее императорского величества".

Головокружительная карьера. Императрица Елизавета Петровна (1741-1761), всегда благоволившая к семье Румянцевых, а особенно к отцу Петра Александровича, в 1744 году произвела их род в графское достоинство. Тогда же молодой граф женился на дочери петровского сподвижника и выдающегося русского полководца князя Михаила Михайловича Голицына- Екатерине Михайловне. Брак этот оказался неудачен, хотя в нем и родилось трое сыновей.

К сожалению для родных, молодой граф продолжал проводить время в загулах, что привело к горькой фразе его отца, сказанной в сердцах: «мне пришло до того: или уши свои зашить и худых дел ваших не слышать, или отречься от вас…».

В 1748 году полковник граф Румянцев принял участие в походе русского экспедиционного корпуса на Рейн, а спустя год потерял отца. Смерть Александра Ивановича, потрясла сына. Молодой граф стал полностью отдавать себя службе, но долгожданный генеральский чин получил только в 1755 году.

В 1756 году началась Семилетняя война (1756-1763) с Пруссией и Великобританией с одной стороны, "Священной Римской империей германской нации", Францией, Саксонией, Швецией и Россией с другой стороны.

Граф П.А. Румянцев был назначен командиром пехотной бригады в составе Первого гренадерского, Воронежского и Невского пехотных полков.

Затем его назначили к формированию кавалерийских полков, потом снова назначили командиром пехотной бригады. Следует отметить тот факт, что Петр Александрович, несмотря на интриги вышестоящих начальников, проявил себя как чрезвычайно деятельный администратор и военачальник.

  "1756 г. мая 29. —ОРДЕР П. А. РУМЯНЦЕВА КОМАНДИРУ НАРВСКОГО ПОЛКА О СОСТОЯНИИ ГРЕНАДЕРСКОЙ РОТЫ, ВЫДЕЛЕННОЙ НА УКОМПЛЕКТОВАНИЕ 1-го ГРЕНАДЕРСКОГО ПОЛКА

№ 52

От команды формирование первого гранодерского полку вверено мне, и от его превосходительства господина генерал-лейтенанта и кавалера Лопухина, по расположению с протчими, от Нарвского [полка] третья гранодерская рота в том быть определена, а по осмотру моему явились: порутчики Семен Дятков стар, Савин Теглев слаб, подпорутчик Михайла Ильянин мал, рядовые: Пахом Беляев, Василий Филипьев, Козма Уткин, Павел Ильин, Василий Лукьянов, Тимофей Латышев, Василий Медведев, Афанасий Разживин, Никифор Птицын, Прохор Васильев, Василий Миляшев, Фрол Зубков, Мирон Горин, Потап Первиков, Петр Милюков, Тимофей Полусчев, Володимир Коновалов, Степан Михайлов, Андрей Минин, Савелий Афанасьев, Макар Ильин, Петр Волков — слабыми, а второй и третей шеренг малы и в том полку следственно быть неспособными; из аммуницы[1] ж: [те рядовые], мундиры коих сего мая с первого числа следовало получить новые, отправлены [ко мне на осмотр] в старых, ношники капральские переломаны, топоры, которые сроком с прошлого 755 году и следовало быть новым, — старые, у хомутов войлочные подкладки худые \ Ордерами, мне данными, повелено[2] как чтобы люди и вещи согласно сданным в полки ордерам, присылаемы были наблюдать так полки ордировать[3]. И в послушание тех [ордеров] в Нарвском пехотном полку в перемене людей способными, а [негодных] вещей годными, избавляя себя от предписанного в тех ордерах строгого взыскания и обещаемого за неисполнение суда, учинить непременно. Сукна ж, подлежащие по числу людей и с всем прибором, и деньги, на шитье данные, в ту роту прислать".

Заботясь об обучении вверенных ему частей Румянцев, постоянно требует от интендантов выделения должного количества оружия и боеприпасов.

"1756 г. августа 5.— ОРДЕР П. А. РУМЯНЦЕВА КОМАНДИРУ 1-го ГРЕНАДЕРСКОГО ПОЛКА ОБ ОТПУСКЕ ОРУЖИЯ И ПАТРОНОВ

ДЛЯ ОБУЧЕНИЯ ВОЙСК

№ 450

Его высокопревосходительство господин генерал-лейтенант и кавалер Василий Аврамович Лопухин мне приказал на обучение военной экзерциции с пальбою, в рассуждении ныне нового учреждения , пороху во все полки, сверх обыкновенного по стату и указом положения, с прибавкою против того, как в 754 й 755 годех было отпускаемо, на каждого рядового по пятидесяти патронов и по шести пуль да гранодерам по три шлага требовать; и в послушание того, ваше высокоблагородие, благоволите вышеписанное число пороха и протчего от Рижской цитадельской артиллерии требовать приказать, а притом во обучении той экзерциции пальбу производить не всегда с порохом, но примерами, имея только крайнее и прилежное смотрение, чтоб чрез частое тем примером употребление солдатство хорошую привычку взять могло, почему и без большого употребления совершенно обучиться, да и самым действом с порохом пальбу без помешательства производить могут, рекомендую".

При этом, граф Петр Александрович попал в опалу к генерал-фельдмаршалу графу С.Ф. Апраксину, который считал его выскочкой, хотя на самом деле завидовал его талантам. В сражении при Гросс-Егерсдорфе 19 (30) августа 1757 года бригада графа стояла в резерве за Норкиттенским лесом, считавшимся непроходимым. Однако, посланные Румянцевым разведчики установили, что лес. хотя и заболочен, но проходим.

 В самый разгар сражения, когда казалось, что русская армия вот-вот потерпит поражение, Румянцев, по своей собственной инициативе, провел полки бригады через лес и нанес удар по открытому флангу пруссаков, что и привело к их поражению в битве. Однако Апраксин даже не упомянул Румянцева в реляции к императрице.

Действия Румянцева в сражении у Гросс-Егерсдорфа харак­теризуют его как смелого и инициативного военачальника. Оставленный без всякого руководства со стороны главнокоман­дующего Апраксина, находясь в исключительно трудных усло­виях, он сумел правильно выбрать время для решающего удара в направлении, "где опасность была больше, нежели в других местах". В сражении у Гросс-Егерсдорфа Румянцев показал себя сторонником самой решительной наступательной тактики. Как и Петр I, Румянцев стремился полностью использовать хо­лодное оружие пехоты. Своей решительной атакой в этом сраже­нии он дал яркий пример активного применения штыка. Во всей последующей полководческой практике Румянцева активная роль холодного оружия в бою продолжала непрерывно возрастать.

В 1759 году, командуя центром союзных русско-имперских войск в сражении при Кунерсдорфе 1 (12) августа, своими решительными действиями, граф проявил большое упорство в обороне. В сражении при Кунерсдорфе он умело сочетал стойкость со­противления с решительными контратаками против превосходя­щих сил противника. Руководя действиями войск на своем уча­стке, Румянцев добился общего перелома в ходе всего сраже­ния, тем самым предопределив его исход в пользу русской армии.

"1759 г. августа 9

РЕЛЯЦИЯ П. С. САЛТЫКОВА ИМПЕРАТРИЦЕ ЕЛИЗАВЕТЕ О ПОБЕДЕ РУССКИХ ВОЙСК ПРИ КУНЕРСДОРФЕ

№ 32 Главная квартира при Франкфурте

Вашему императорскому величеству имел я честь с рабским подобострастием о одержанной божиим благословением и щастием вашего величества сего месяца 1-го числа над гордым неприятелем совершенной победы всенижайше за скоростию вкратце донести, а теперь дерзаю точные обстоятельства всему происшествию с глубочайшим благословением к стопам вашего величества подвергнуть, 30-го числа минувшего месяца от форпостов рапортовано, что неприятель в 8-м часу пред полуднем с армиею движение делать начал к Кистрину. Я тотчас заключить мог, что его движение иное в виду не имеет, как переход через Одер под Кистрином, и для того, расположен будучи на авантажном место положении лагерем и зная, что с вверенною мне армиею, по притчине тяжелых обозов, у скоропостижного неприятеля, в такой уже близости находящегося, ни одного марша выиграть не в состоянии, дабы, проводя его маршами и контра-маршами, от баталии уклониться и тем его изнурить, намерение взял в той позиции его наджидать, распоряжая все, что только к сильнейшему отпору и мужественнейшей встречи принадлежит. Между тем генералу-майору графу Тотлебену, которому разставливание форпостов вокруг армии и посылка потрулев поручено, приказал безпрестанной по реке Одеру до Кистрина патрулям разъезжать велеть и ежечасно о наималейших движениях меня рапортовать. С 30-го на 31-е число пополуночи во втором часу усмотрено патрулями, что неприятельские гусары реку Одер в брод переходят, а пехота, в полумили от Кистрина при деревне Буден по наведенным пяти мостам чрез реку перебираясь, к деревне Герицу следует и уже в 6-м часу утра неприятельская кавалерия против графа Тотлебена, пред деревнею Фраундорфом с легкими войсками пост занявшего, ополчалась, а пехота, следуя к сей деревне, наши отводные караулы отступать принудила. В 12 часов генерал-майор граф Тотлебен, собрав большую часть своей легкой конницы у самой деревни Фраундорф, построился, заняв стоящую возле оной вышину. Пополудни во 2-м часу неприятельская кавалерия и пехота на наши легкие войска наступать стала, которые, перестреливаясь, превосходной силе уступать принуждены были даже до деревни Кунерсдорф, коя не в далеком от левого крыла армии расстоянии находилась, где, перешед чрез болота, остановились, а неприятель по ту сторону болота на горах стал, от армии вашего величества верстах в 4-х, где и переночевал. 1-го числа сего, пополуночи в 3-м часу неприятель в марш вступил и, обходя левое, совсем подавался к правому крылу и беспрестанным маневрированием показывал вид армию вашего величества со всех сторон атаковать. В 9-ть часов пред полуднем усмотрено, что он на горе против левого фланга две большие батареи устраивает, под прикрытием которых неколикое число кавалерии и пехоты в имевшуюся у левого крыла против самого флангу лощину ввел. В 10-м часу неприятель, подошед к лесу левым своим пред правым крылом нашей армии, в ордер баталии строиться стал. Я, усмотри, что он правое крыло, которое по положению места такой сильной дефензии[4], как наше левое, не имело, атаковать намеривается, для воспрепятствования ему в том графу Тотлебену велел имевшейся чрез болото большой мост зажечь. Неприятель, увидя себе пресеченной таким образом путь и затрудненной переход, вдруг совсем кроме небольшой части кавалерии, коя исподволь за ним следовала, к нашему левому крылу поворотил и тако в полдвенадцата часа при жестокой пушечной пальбе, на левое крыло во фланг устремясь, наступать стал. Стоящие между тем в начале 1-го часу в лощине полки, выходя, под пушки наших батарей подошли и вдруг во фланг на гранодерской формированного корпуса полк атаку колоннами повели, так что по продолжении с небольшим получаса канонады, а именно в начале 1-го часа, мелкой огонь начался, где хотя с нашей стороны сильным образом и встречены, но по недолгом сопротивлении, умножаясь, неприятель новыми силами гранодерской полк с места сбил. В кое время командующей сим корпусом генерал-порутчик князь Голицын тотчас мушкатерским того ж корпуса Третьему и Пятому полкам новую линию против неприятеля сделать велел, а потом Четвертому и Первому тож учинить приказано, но подновляемой неприятель свежими полками оных сбил и двумя батареями завладел, да и, сделав из всей своей армии колонну, устремился со всею силою сквозь армию вашего величества до самой реки продраться, оставляя первую линию в левой руке, и таким образом наступал; со всех его батарей прежестокая пальба бомбами и ядрами из двухсот пушек производилась, так что места почти не было, где б пушки его не вредили, отчего многие у нас ящики с зарядами подорваны и у пушек лафеты повреждены. Но как скоро только я неприятельской успех и толь сильное устремление усмотрел, то немедленно генерал-порутчику Панину приказал новыми полками колеблющихся подкрепить и оной, взяв из второй линии второй дивизии при бригадире графе Брюсе Второй гранодерской полк, а австрийской генерал-порутчик граф Кампители гранодерские германских полков роты, на подкрепление подвели, а потом им же, генералом-порутчиком Паниным, Белозерской и Нижегородской полки, ибо более двух между ретраншаментом, куда неприятельское главное стремление шло, установить было неможно. За сими Санкт-Петербургской и Новогороцкой подведены ж, которые наижесточайший огонь претерпели и неприятеля в успехах несколько постановили; а аустрийския гранодерския роты подкрепляемы были тогож корпуса Лаудонским и Баден-баденским полками, которые в близости находились. В самое сие время неприятельская кавалерия в ретраншамент вошла, которая нашею под предводительством генерала-порутчика графа Румянцова и австрийскою под командою генерала-порутчика барона Лаудона опровергнута и прогнана...

Вашего императорского величества всеподданнейший раб

граф Петр Салтыков"

Прусская армия Фридриха II, численностью до 48 тыс. человек, действовавшая по шаблону косого боевого порядка и запутавшаяся в нем, была полностью разгромлена, а отдельные разрозненные остатки ее обратились в беспорядочное бегство, ища спасения за Одером. В сражении при Кунерсдорфе обращает на себя внимание правильное использование Румянцевым всех родов войск -- пе­хоты, артиллерии и конницы -- и организация четкого взаимо­действия между ними даже в самых тяжелых условиях боевой обстановки. Как и при Гросс-Егерсдорфе, Румянцев показал огромное значение инициативы частного войскового начальника в решающий момент боя. За эту победу Петр Александрович был удостоен своего первого ордена- святого Александра Невского.

 В кампании 1761 года корпус Румянцева осаждал очень сильную крепость Кольберг на побережье Балтийского моря. Решающие действия здесь развернулись осенью, когда Петр Александрович, расположив войска полукольцом, укрепился по всей линии редутами и стал постепенно сжимать “клещи”, лишая противника возможности получать извне провиант и подкрепления. При осаде Кольберга по инициативе генерал-майора графа Петра Ивановича Панина, одобренной Петром Александровичем Румянцевым, были созданы лёгкие батальоны. Создание легких батальонов, впоследствии получивших название егерских, стало новым шагом Румянцева в развитии тактики русской армии. Появление легкой пехоты, специально обученной одиночному и групповому бою на пересеченной местности в сочетании с колоннами, означало зарождение колонной тактики и рассыпного строя, ставшего основным способом ведения сражений в конце 18 - начале 19 веков.

"1761 г. августа 18 ОРДЕР П. А. РУМЯНЦЕВА СЕКУНД-МАЙОРУ МИЛЛЕРУ С ИНСТРУКЦИЕЙ ОБ ОРГАНИЗАЦИИ, ВООРУЖЕНИИ, СНАРЯЖЕНИИ И ТАКТИКЕ ВНОВЬ ФОРМИРУЕМЫХ БАТАЛЬОНОВ № 2869

В примечании, что неприятельские легкие войски, подкрепляемы бывая егерями и фрей-баталионами[5], не допускают наши легкие войски к поискам тем, каковы бы они по себе, имея поверхность над ними, получать могли, я за благо и полезно нашел, собрав охотников два баталиона для употребления с легкими войсками и один из тех снабдя двумя орудиями, обер и унтер-офицерами и протчими строевыми чинами, препоручить вам, из испытания знав вашу к тому способность и усердие к ее императорского величества службе, и, как согласие в службе с легкими войсками установить точно надобно, дабы взаимною помощию в поисках и оборонах пользоваться могли, следующее ниже в инструкцию нам предписываю: 1. Баталион разделить на 5 рот, всякую во сто рядовых и в четыре капральства и из тех на артели по 12-ти, и стараться, чтобы во всякой большая часть были одного полку, и от полков взять о вещах их при именных списках табели. 2. Облегчить их во всем, и именно: шпаги оставить, а вложить в портупеи штыки; сумы гранодерские оставить, а взять мушкатерские из полков; шнабзаки для трехдневного провианта и на всякую артель но котлу, палатки, потому же и епанчи оставить при полках; а буде последние, тоесть епанчи, пожелают иметь - оставить; с шляп галуны спороть, кисти только оставя на шляпах. 3. Места оным будут показаны, а иногда, по отдалению от корпуса, сами вы имеете избирать наиудобнейшие и авантажнейшие[6], и именно: лесах, деревнях и на пасах, но всегда в таком расстоянии, чтобы вы легкие войски при первом аларме подкреплять были в состоянии или же бы атакующих оные анфилировать. 4. В маршах по тому же всегда наступно следовать за легкими войски, а при ретираде - закрывать оные и артиллериею защищать, а особливо при дифилеях[7] закрывать; напротив, и легкие войски должны ваши крылья или фланги закрывать, и во всех сих подобных случаях взаимно одним другим спомоществовать и не оставлять; лутчих же стрелков и в одну шеренгу выпускать за бегущими егерями или иногда и по-одиночке за езжущими драгунами и гусарами. 5. В амбускадах[8] тихо лежать и молчание хранить, имея перед собой всегда патрули пешие впереди и по сторонам, дабы тем охранить себя от нечаянного нападения; а располагаться так в амбускадах, чтобы иногда преследующего неприятеля анфилировать и, буде не примечено сзади будет подкрепление, и в тыл впадать; в лесах же иногда появившихся, несмотря на силу, - атаковать; в сих случаях неприятель, всегда себе соображая [что против него] большие силы, нежели оная есть, в построении и в бег легко быть приведен может; при цепком же сражении смотреть, чтоб бесполезно порох трачен не был. 6. Строгость и послушание в команде весьма наблюдать, до разорения деревень не допускать ниже отлучиться от команды не позволять под страхом взыскания с офицеров тех рот, где сие сделано будет; а при расположении в деревнях требовать на пищу овощ, а иногда - хлеб и скота, только то, что положено в вес от меня, или, трудов излишних ради, и но фунту мяса на человека, давая квитанции; а чтобы везде шульцы и фельвертеры повиновались, прилагается от меня вам открытой ордер. В деревнях же будучи, в домах не ночевать, но всегда в сараях, лежащих к опаснейшим местам, имея пикеты по сту человек при обер и унтер-офицерах. 7. Во всем том, что облегчать может службу, и в добром поведении собою пример показывать, отлагая всякое излишнее для своего покоя, в чаянии отличного за отменные труды и награждения, коего я исходатайствовать по справедливости не упущу; а с пленными чтобы чрезвычайной суровости делано не было, весьма подтверждать и с сих мундир и обуви не отбирать, отнюдь, а достальное оставлять тому, кем пленной сделан".

Кипучая энергия графа поражала современников. Проявляя несвойственную для многих военачальников того времени инициативу, он твёрдой рукой управлял вверенным ему корпусом, прилагая максимальные усилия для ослабления противника.

"1761 г. октябрь

ИЗ “ЖУРНАЛА ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ ФЕЛЬДМАРШАЛА А. Б. БУТУРЛИНА ЗА 1761 ГОД” О ДЕЙСТВИИ П. А. РУМЯНЦЕВА ПОД КОЛЬБЕРГОМ

...13 октября. Генерал-порутчик граф Румянцев рапортовал, что он 11 числа, перешед реку Перзанту с небольшою частию своего корпуса, неприятельские отделенные от ретранжемента посты атаковал и пленил: 1 капитана, 1 прапорщика, 87 унтер-офицеров и рядовых, после чего неприятель в ночь, все наружные посты оставя, в ретранжамент ретировался; итак, оной совсем теперь в ретранжаменте[9] заключен, но сведав, что генерал-майор Кноблох в Трептау заперся, а коммуникацию с Платеном потерял, 12 числа к Трептау пошел, куда того ж дня и прибыл, где, нашед полковника Опачинина и Шетнева, так расположился, что неприятелю к спасению способа не осталось, как в плен отдаться, чего для от него генералу-майору Кноблоху послано с требованием, чтоб в плен сдался со всем деташаментом[10] без кровопролития; однако ответствовано, что он не думает, чтоб его как старого и заслуженного генерала без супротивления военнопленным требовать можно, почему в город ночью бомбардировать велел и думает, что неприятель долго держаться не может.

Взятой в полон подполковник Корбиер с деташаментом отправлены чрез Керлин в Мариенвердер.

Получен ночью от генерала-порутчика графа Румянцева другой рапорт, что, хотя уже другой день Трептау бомбардируют и дважды требовании генералу-майору Кноблоху сделаны в плен отдаться, однако оной отказывается, но требует, чтоб со всеми выпущен и безопасно до армии препровожден был.

14 октября. Получен рапорт от генерала-порутчика графа Румянцева чрез князя Голицына, что вновь требована сдача от генерала-майора Кноблоха с тем угрожением, что в противном случае конечно к ноче штурмом брать будет и тогда победителям побежденные в часть достанутся, но отказ был, что до последнего противиться будет; а скоро потом прислан от него генерал-квартермейстер-лейтенант для капитуляции, и он не инако согласился, как на первых требованиях, и для того послан генерал же князь Вяземской, а сколько сего деташемента, по окончании всего обстоятельно рапортовать не приминет.

15 октября. Получен от генерала-порутчика и кавалера графа Румянцева обстоятельной рапорт о произшествии при Трептау следующего содержания: принудив неприятельские форпосты от деревни Шпиге ретироваться к деревне Зелно в зделанной па сей стороне реки Перзанты ретранжемент и учиня пристойные распоряжении в занятии всех проходов, також оставив при бригадире Бранте достаточной команды для удержания оных, приказал генералу-порутчику и кавалеру князю Долгорукову на все неприятельские движении недреманным оком примечание иметь; итак, заключив попрежнему герцога Виртенбергского в его ретранжементе и отняв у генерала-майора Кноблоха всякой надежды к помощи, наипаче же, что с другой стороны генерал Платен генералом и кавалером графом Фермером примечаем был, 12 числа взял с собою три баталиона гранодер и два эскадрона драгун под командою бригадира Елчанинова да до пяти сот казаков под командою бригадира Краснощекова и пять орудиев с подполковником Милером, поспешно к Трептау маршировал и того ж числа в 4 часа пополудни с драгунами и казаками к Трептау прибыл, где, осмотря околичности и разоренных чрез реку Регу мостов и нашед с сей стороны положение к атаке весьма неудобным, назначил только для артиллерии место и, перешед на рыбачей лодке реку в форштат на ружейной выстрел от ворот, состояние города досматривал; городские ворота были совсем забиты и завалены, так что и видеть оные было невозможно, а толь меньше форсировать; один только оставался способ: артиллерию на ту сторону перевезя, в каменной стене брешу сделать и город штурмовать. Быстрота реки и учинившееся от беспрестанных чрез несколько дней дождей великое наводнение требовали делания мостов на трех проливах; недостаток в близости лесу и надобных канатов оное совсем затрудняли. И так он рассудил: генерала-квартермистера-лейтенанта князя Вяземского вверх по реке Реге для изыскания способа к деланию моста отправить, которой, не нашед удобного к тому лесу, принужден был строить плот сколько можно надежной. Между тем с самого прибытия его к Трептау требовал он чрез капитана Бока от генерала-майора Кноблоха сдачи города и всех военных пленными, но, получа ответ о намерении противиться до последнего человека, приказал город бомбардировать, что продолжалось чрез всю ночь. 13 числа паки генерала-майора Кноблоха о сдаче зондировать велел с таким при том объявлением, что сие последнее требование и что он в погибели толь великого числа неповинных ответ дать должен будет, ибо все уже к решительному окончанию приуготовлено, предоставляя ему себе вообразить сопряженные с тем следствии, но и на сие требование ответ был равный первому.

Почему приказано до .50 выстрелов сделать по городу, но между тем прислан королевской адъютант и генерал-квартермейстер-лейтенант с испрошением капитуляции, напротив чего от него гснерал-квартермейстер-лейтенант князь Вяземской для договору к генералу-майору Кноблоху отправлен, а 14 числа по заключении капитуляции весь деташамент в присутствии его, генерала-порутчика графа Румянцева, с барабанным боем в Кольбергские ворота вышел, ружье, знамена и оружейные вещи положил и военнопленным учинен. Генерал-майор Кноблох за болезнию с дозволения остался в городе. Во все бомбардирование неприятель с своей стороны весьма мало стрелял, видно, что свою артиллерию при опасных местах, в средине корпуса, при сущей атаке ко употреблению сберегал, причем присланы пункты капитуляции. В полон взяты: генерал-майор Кноблох;

полковники Кноблохова полку фон Брицкой, Браунова — фон Тромке, Поменского—фон Помейск; майоры Кноблохова— фон Лук, фон Клейст, фон Флеминг, Поменского фон Рейбниц, находящиеся при генерале-майоре Кноблохе адъютанты королевской и генерал-квартирмейстер-лейтенант Штенбег, герцога Виртенбергского Дармиц, генерала-майора Кноблоха Кноблох же, капитанов 12, порутчиков 13, подпорутчиков 4, прапорщиков 19, а протчих чинов и рядовых 1839; лошадей драгунских, гусарских и артиллерийских 258; трофеи: взято 15 знамен, пушек 7 с принадлежностями и с зарядами, 823 ружья, солдатских тесаков 483, алебард 63, барабанов медных 24, сум патронных 252, фура с ружейными патронами 1, фура с гаубичными зарядами 1.

Полковник Помейский приезжал в главную квартиру с письмом от генерал-майора Кноблоха, которой извинялся, что за болезнию сам той чести не удостоился; полковник принят от главнокомандующего армиею генерала-фельдмаршала ласково и приглашен к обеду, а пополудни отпущен в Кеслин с ответом.

Генерал-майор Берг рапортовал, что от оставленного в Голнау с командою подполковника Филиповича уведомлен, яко генерал-порутчик Платен с корпусом стоит в Даме. Посланной к Старгарду разъезд, возвратясь, объявил, что тамошние мещане уверяют, что генерал Стутергейм по той стороне реки Одера к Штетину марширует на соединение с Платеном.

18 октября. Генерал-порутчик граф Румянцев рапортовал, что от Платенова корпуса при принце Виртембергском более не оставлено как один Шенкендорфской полк и что, по согласному объявлению дезертиров, отбытие генерала Платена с корпусом от Колберга произошло от недостатка в пропитании; а явившейся сего числа фурмейстер от Колбергской бскереи утвердил, что потому недостатку неприятель в Колберге держаться не может далее сего месяца, которого исход по новому штилю очень короток".

Главнокомандующий генерал-фельдмаршал Бутурлин слал Румянцеву настойчивые советы и даже приказы оставить Кольберг в покое и ретироваться, ввиду непогоды, холодов и опасности массовых заболеваний солдат, на зимние квартиры. Однако генерал-поручик за 5 лет войны с пруссаками не раз имел возможность убедиться, что подобные ретирады сводят на нет все успехи летних кампаний, и упорно продолжал осаду.

"1761 г. ноября 6.

РАПОРТ П. А. РУМЯНЦЕВА А. Б. БУТУРЛИНУ О ПРОРЫВЕ КОРПУСА ПРИНЦА ВЮРТЕМБЕРГСКОГО ИЗ ОКРУЖЕНИЯ ПОД КОЛЬБЕРГОМ

Вследствие моего последнего вашему высокографскому сиятельству отправленного рапорта, донесть честь имею, яко неприятельской корпус под командою генерала Платена, находящейся при Пирице и по доставлению от короля подкрепления, состоящего в восьми баталионах пехоты и одном эскадроне нововербующихся в Берлине фрей-гусар под командою генерала-майора Шенкендорфа, показав вид склонятца к Польше и сделав вымышленно токмо разглашение в своем корпусе, якобы магазейны наши тамо паки разорять намерен, отвлек генерала-майора Берга от Старгарда к Френенвальду отступить, сам скоро потом помар-шировав чрез Старгард к реке Реге, понуждая легкие войски отвсюду отступать даже до Наугартена, а потом и до Грейфенберга. Я принужден был из Трептова, оставя токмо один эскадрон гусар для примечания береговой морской дороги, два баталиона легкие, Рижской конной гранодерской полк и всех гусар и казаков обратить в подкрепление генерала-майора Берга и генерал-майора Яковлева, стоящего с четырьмя баталионами при Грейфенберге. Чрез сие неприятельское движение левая сторона реки Реги да и морской берег не могли быть в силах достаточных постами прикрыты, а единственно токмо для примечания и чтоб оные повергнуты не были опасности и быть отрезанным, из легких войск и отчасти из драгун пристойные места заняты были. Сими обстоятельствы герцог Виртембергской и действительно, конечно, по согласному постановлению, 4 числа в ночи введя в морской залив, называемой Кольбергской дип, несколько и из моря лодок конечно со всем мостом уже изготовленные оставя свои ретранжаменты, с полуночи береговою дорогою по-маршировал к Трептоу, понудя мои караулы, на вышеписанном проливе стоящие, ретироватца. Невероятно сие быть казалось, тем паче, что дезертиры, той ночи приходящие, ни о каком движении или намерении, о чем я никогда не упущаю прилежно спрашивать, не сказали и ниже подлинно знали; наконец достав одного около четвертого часа поутру дезертира, кои чрез всю ночь в болоте завязлон лежал и едва нашими казаками вытащенной сведал, однако, только что весь корпус герцога Виртембергского строился в две линии при Каценберге на правом его крыле. Я приказал полковнику Салтыкову, бывшему в сию ночь в резерве на закрытии батарей, немедленно послать патрули к неприятельскому ретранжаменту и некоторым отважитца въехать в самой ретранжамент; он, полковник, сам досмотри, нашел его подлинно оставленным и меня рапортовал. Я немедленно приказал всему корпусу, оставя несколько баталионов к прикрытию батарей и лагеря, переходить на ту сторону реки Персанты, воображая себе, иногда не покуситца ли неприятель атаковать бригадира Бранта или форсировать его и тамо пробиватца, но в то самое время уже рапорты дошли от постов при Кольбергском и Трептовском дипе, что неприятель по сделанным мостам, на лодках наведенным, перешел. Не осталось мне иного сделать по положению сего берегового пути и по отдалению сих дипов от моего лагеря, как бригадиру Бранту послать всех казаков и драгун вслед за неприятелем и самому в подкрепление их к деревне Дрейнау маршировать. Драгуны, по объявлению полковника Девица, с трудом могли на Трептовскую дорогу взойти и затем действительно поиска или преследования сделать были не в состоянии, а токмо казаки оного преследовали до самого Трептова, доказывая невозможность тем, что, неприятель брося несколько своих ящиков с аммунициею и одну пушку, с дороги они не были в состоянии никаким числом лошадей их вытащить; но дабы неприятель, делавшей ариергард, не понудил их жестокой своей стрельбой из пушек отдалитца и не воспользовался бы после сим оставленным, нашли за лучшее пушку и ящики подорвать, хотя сие, однакож, я, не находя за пристойно, исследовать обстоятельно и вашему высокографскому сиятельству донесть не упущу.

Между сим временем корпус мой, будучи обширно расположен, едва в полночь к назначенным высотам, на той стороне реки Персанты лежащим, весь прибыть мог. А в то в самое время получены рапорты от генерала-майора Яковлева, что оной по ордеру моему от Грейфенберга при наступлении неприятельском к деревне Герфну, лежащей в одной миле от моей настоящей позиции, приступил, а от генерала-майора Берга, что он по усилению неприятельскому Грейфенберг потому ж оставил и мост при оном чрез реку Регу разорил, а от полковника Кирсанова, что неприятель, разорив мост при Трептоу, к Грейфенбергу тою стороною помаршировал и что вчера оные оба неприятельские корпусы соединились, что они согласно, генерал-майор Берг и полковник Кирсанов, меня рапортовали.

После мне не осталось иного сделать, как остатца в моем настоящем положении во ожидании неприятельского движения; а в сих обстоятельствах ваше высокографское сиятельство найти изволите, что мне одного преследовать и другому противитца само положение мест и состояние моих сил, не знав притом за подлинно, а каком числе и гарнизон в Кольберге оставлен за моею спиною, все военные резоны и без того не дозволяли кольми паче, когда мосты на реке Реге при Грейфенберге и Трептоу сокрушены.

Будущее время окажет по движению неприятельскому его прямое намерение открыть, а я себе воображаю на сие время токмо быть двоякое: первое, что недостатков ради в пропитании герцог Виртембергской принужден был ретранжамент свой оставить, сего б ему никогда учинить было не можно, когда б по реке Реге и Ине мои ретранжаменты остались; натурально надобно было для его спасения и Платену движение свое сделать дабы тем открыть ему способ к свободе; другой, что иногда либо король сам не заключал ли полезнее быть обоим сим корпусам соединенным и на свободе, чтоб в предприятой осаде, сопряженной и без того ныне с многими трудностями, делать разные шиканы или же при расположении на квартиры беспокоить [нас] и в пропитании, а паче в фураже отнимать все способы пользо-ватца из земель его, лежащих за рекою Персантою.

Я в обоих сих пунктах не токмо мою предосторожность сохранять, но и ко уничтожению сих все возможности употребить старатца буду, хотя сие однакож сопряжено со многим для людей беспокойством и различными еще следствиями, в которых всех я по крайнему моему разумению наиполезнейшие меры избирать, так [же] как и высочайшей ее императорского величества рескрипт, от 4 минувшего месяца пущенной, как за точное в таковых обстоятельствах мне правило хранить и исполнять должности моей не упущу.

Из сих произшедших обстоятельств ваше высокографкое сиятельство изволите усмотреть, что мое мнение на солидном [плане] основано было и, ежели бы господин генерал-лейтенант князь Волконской с корпусом своим, равнясь с Платеном несколько времени его удержал, то б, конечно, принц Виртембергской своим корпусом и в свое способное к тому время был сокрушен.

Крепость при отступлении неприятельском чрез посыланного от меня капитана Бока к сдаче была требована; комендант фон Дергенде, со всеми хотя учтивостьми, твердость свою и заслуженные уже якобы честь и славу толикими формальными осадами доказать и в сем случае мне обещал. Я, однако ж, приказал господину генерал-порутчику Гольмеру от стороны морской или по усмотрению его, где токмо место позволит, на настоящее весьма сырое время траншеи открыть и батареи в большом числе орудий заложить: одна из сих уже устроена, и с вчерашнего дни город бомбардируетца".

К середине ноября румянцевские войска полностью овладели вражеской цепью редутов, прикрывавшей подступы к городу; защищавшие их прусские гренадеры частью были истреблены, а частью спаслись за стенами крепости. Многое значил впервые примененный Румянцевым именно под Кольбергом рассыпной строй, с которого русская армия и начала решительный отход от линейной тактики.

1 декабря Румянцев отбил все атаки подошедшего к Кольбергу корпуса принца Вюртембергского, чтобы прорваться на помощь осажденным и доставить им обоз с продовольствием и боеприпасами. После этой неудачи комендант крепости граф Гейден убедился в обреченности своего гарнизона и 5 декабря сообщил русскому командованию, что капитулирует. Трофеями победителей стали 146 превосходных орудий Кольберга, свыше 30 тысяч ядер и более 20 знамен. В плен сдались свыше 3 тысяч защитников крепости во главе с комендантом.

"1761 г. декабря 8. —РЕЛЯЦИЯ П. А. РУМЯНЦЕВА ИМПЕРАТРИЦЕ ЕЛИЗАВЕТЕ О ВЗЯТИИ КРЕПОСТИ КОЛЬБЕРГ

№ 22 дер. Грцне

Всеподданнейшими моими реляциями вашему императорскому величеству честь имел уже донесть: первою от 28 числа прошедшего месяца под № 21-м \ что неприятель, всеми силами к Трептоу приступя, 27 числа оной занял; второю от 5 числа ж настоящего месяца предварительно о городе и крепости Кольберха, яко оной увенчанному в победах оружию вашего императорского величества покоряемся, ныне приемлю дерзновение, исполняя мою всеподданнейшую должность, о всем произшедшим, сколько краткость время позволило, обстоятельнее доносить.

Неприятель, получа из Штетина достаточной транспорт с военными и съестными припасами, имел конечно от короля указ, чтоб оной во что ни станет в Кольберх доставить. Я потому главное мое попечение обратил все возможные и сведомые мне проходы занять, воображая себе, что при соединенных моих силах неприятелю свободнее б удалось по положению здешних мест где-либо прорватца и сделать следующую диспозицию, а именно кольберской пас, где герцог Виртембергской из Кольберга прокрался, препоручил оборонять генерал-майору Яковлеву с десятью баталионами и десятью эскадронами и одним казацким полком, приказав ему при точном неприятельском на меня всеми силами покушении, оставя при дипе достаточное прикрытие, старатца диверзию сделать; пять баталионов гранодер в резерве под командою бригадира Бранта при деревне Зелно, дабы оной по движению неприятельскому главной мой корпус и генерала-майора Яковлева подкреплял. Протчие же баталионы мне вверенного корпуса, за исключением держащих блокаду кольбергскую числом, под командою генералов-порутчиков князя Долгорукова и Олица на высотах между деревень Предмина и Грина, яко на самоважном пасе, в две линии построены были, имея Шпигской пас и болото пред собой. На Шпигском пасе в сделанном шгерншанце пятой гранодерской баталион под командою капитана Штакельберха с четырьмя полковыми орудиями поставлен был и в рассуждении важности его, что высота сия, где оной штерншанц был сделан, пас и на сей стороне болота лежащия места командовала, до последнего человека оборонятца приказано было. Генералу-майору Верху с легкими войски, кавалериею и двумя легкими баталионы занять пас при Нейбрике на Трептовской большой дороге и в деревнях Дрейноу и Робе и затруднять все неприятельские движении и удерживать сколько возможно, а при сильном наступлении занять высоты Неймерские, лежащие на нашем левом фланге за болотом, и держатца тамо для лутчего открытия неприятельского движения и отхода иногда моего левого фланга чрез Незин и к Керлину велено было. В Керлине ж один баталион в гарнизоне, а при пасе Незинском гусарской пост содержимы были.

Неприятель 30 минувшего месяца двумя колоннами от Трептова — правою на Нейбрик, а левою на деревню Дрено — движение сделал и, овладев последнею, понудил, заходя во фланг, генерала-майора Верха и Нейбрикской пост оставить и ретироватца ко мне.

Чрез всю ночь того числа старался неприятель уверить меня своими маневрами, яко его точное намерение есть при дипе прорватца. Но и в том случае по взятым мною предосторожностям и по положению места и что болоты по действительному освидетельствованию, не взирая на самой верхней град[ус] морозов, не замерзли, был весьма спокоен, но опасался больше, что он, понудив иногда мои легкие войски за болото Шпигское, найдет способ чрез Незин во фланг мне впасть, а между тем и транспорт доставить.

1 числа сего месяца в девять часов неприятель двумя колоннами от Нейбрика и Дрейнова, на высоты, лежащие пред Шпигой, взошед, построился в две линии. Канонада с обоих сторон тотчас началась, но с нашей стороны без всякого урону, так что все легкия войски, как обыкновенно, оставя все им показанные места, опрокинувшись, рассеялись. Я, сие приметя, немедленно приказал легким баталионам, перешед Неймернской пас, на сей стороне небольшую рощу, лежащую на высоте, очищающей как Неймернской пас, так и для обороны артиллериею штерншанца, занять, придвинув из правого моего фланга несколько больших ору диев к самому болоту для подкрепления и обороны того ж штерншанца. Неприятель, увидя, что, не форсировав оной штерншанц, мне никакова вреда, не токмо себе свободного прохода, сделать не может, обратил все свои на оной силы; баталион, в том бывшей, более двух часов оборонялся, репусируя несколько раз неприятеля, наконец, будто от невозможности далее держатца, оной оставил и ретировался. Неприятельская кавалерия, пользуясь сим, невзирая на жестокую канонаду, с нашей стороны деланную, оной баталион атаковала и число некоторое из них в плен побрала; оставшие 4 единорога в том штерншанце потому ж неприятель схватил, но, охладя свой жар сим предприятием, уведав о движении генерала-майора Яковлева, не нашел за полезно далее пробовать, а поспешно за нужно отступать. Я того ж часу кавалерии своей и легким войскам онаго преследовать приказал, не токмо за опасно, но и по всем военным резонам за непристойно признавая при разделении моих сил за неприятелем, оставя свою авантажную позицию, вслед итти. Ретирада его так была поспешна, что он больных и раненых своих на мою дискрецию оставлял. От жестокой и едва здесь когда бывалой стужи по всей дороге замерзлые солдаты многочисленно найдены были; пленных и дезертиров более тысячи щитать мне у себя из сего корпуса можно; в числе первых штаб и обер-офицеров несколько. С нашей стороны урон сего дни состоит в числе трех обер-офицеров, ундер-офицеров и рядовых; всего побитых, раненых и безвесно пропавших 396, напротив, неприятель при атаке штерншанца по объявлению всех пленных и дезертиров и найденным мертвым телам до семи сот убитых имел, а движение сие, что ему судит половину его корпуса, по чести и должности вашему императорскому величеству донести осмеливаюсь, и конечного б сокрушения не миновал, естли б я имел свободные руки и не о одном пункте с ним спорил.

По отступлении неприятельском я немедленно послал коменданту крепости Колберха сказать, что по очевидному ему употреблению всех сил и возможности герцог Виртембергской своими соединенными силами не токмо по согласию, может быть, на сие число ему надобного не доставил, но отогнан и разбит, и как уже бреш сделан, то чтоб он помышлял о ответе своем не пред королем, но пред богом в погублении неповинном толикого числа людей без всякого доказательного резона, но от вовсе неумеренной и на сие время непристойной амбиции, и что я, доказав ему довольно мое устремление к окончанию всевысочайше мне вверенной от вашего императорского величества экспедиции,ничего не пожелею и тогда по справедливости победителю в часть принужден буду все оставить. И ответ его последней был не токмо учтив, но и с признанием, что все употребленное от стороны короля, его государя, недостаточно было помешать моим взятым единожды мерам, и что он, сохрани все то, что ревность и должность честного раба требует, 5-го числа сего месяца пришлет штаб-офицера с капитуляциею, что и действительно исполнилось.

Ваше императорское величество из подносимой при сем капитуляции всемилостивейше усмотреть соизволите, яко я все горделивые неприятельские претензии уничтожил и акордовал только те, кои единственно милосердию и человеколюбия вашего императорского величества утверждают и от оного зависят.

Ключи сей крепости, которой граждане вчерась и торжественную присягу учинили, а о числе пленных, полученных трофей, артиллерии и военной амуниции, сколько краткость времени и обстоятельствы досмотреть дозволили, табели к подножию трона вашего императорского величества с бригадиром Мельгуновым всеподданнейше подношу. Благополучие мое тем паче сугубо есть, что я по времени щитаю сие мое первейшее приношение вашему императорскому величеству сделать к всеторжественнейшему дни всевысочайшего вашего императорского величества рождения, воссылая молитвы к всевышнему о целости всевысочайшего и вседрожайшего вашего императорского величества здравия и о ежевременном приращении славы державе вашего императорского величества, толикими победами увенчанной.

Провиант, по гаданию моему, на четырех галиотах к Кольберху отправить из Лебе приказал, из коих вчерашнего числа три действительно к гавани прибыли. ’ Итак, на первой случай для гарнизону оного достаточно будет, а чтоб немедленно из Пиллау все галиоты нагруженные отбыли, к генералу-порутчику Суворову писано. В рассуждении крайнего здесь недостатка в пропитании, мне мнитца, весьма б не бесполезно было магазины здесь больше наполнить всеми съестными припасами для раздачи за деньги жителям, яко до крайнего голода доведенным.

В здешней крепости, впредь до всевысочайшей апробации вашего императорского величества, определены от меня инженер- полковник Гербель обер-комендантом, полковник Рененкампф комендантом. Искусство военное, сопряженное с известными мне усердием и ревностию к службе вашего императорского величества, обнадеживают меня, что они своею службою приобретут вашего императорского величества всевысочайшую благоугодность и милость. Ныне остаетца мне токмо доставить покой вверенному мне корпусу, которой, кажется, по настоящим обстоятельствам не так мятежен быть может, а людям по претерпении толь великих и многих трудов весьма нужно надобен.

Позвольте мне, ваше императорское величество, испросить вашу милость и всевысочайшее благоволение для сих служивших с толикою ревностию и усердием под моим предводительством верноподдапнейших рабов, а особливо сего подателя, которой все сие наисамотруднейшее время дежурного должность при мне исправлял.

В заключение же приемлю дерзновение испросить всевысочай- шего вашего императорского величества указа о содержанной здесь в аресте маркграфине, которая имплорирует вашего императорского величества всевысочайшую милость и свободу, якоже и о гражданах прочих городов, до провинции сей Померанской части принадлежащих, повелите ли всемилостивейше в верности присягу оным чинить.

Неприятель же при отправлении сей моей всеподданнейшей реляции находитца между Голнова и Карсова, преследуем ежедневно нашими легкими войски".

24 декабря 1761 года императрица Елизавета Петровна получила от Румянцева донесение об одержанной важной победе и ключи от Кольберга, а на следующий день скончалась. Занявший после ее смерти трон Петр III, горячий поклонник Фридриха, немедленно прекратил войну против Пруссии, произвел Румянцева в генерал-аншефы, наградил его орденами святой Анны, святого Андрея Первозванного и назначил главнокомандующим русской армией, дислоцированной в Померании, с задачей в союзе с пруссаками вскоре напасть на Данию.

Император очень ценил Петра Александровича, но 28 июня 1762 года произошел дворцовый переворот и, вскоре, свергнутой своей супругой Петр III, был убит. Петр Александрович не принимал присяги новой государыне, пока не удостоверился в смерти Петра III, Екатерина с недовольством отнеслась к поступку генерала, но затем, ценя его способности, решила использовать их на благо государства, В 1764 г. Румянцев был назначен генерал-губернатором Малороссии, главным командиром малороссийских казацких полков, запорожских казаков и Украинской дивизии. По поводу Украины императрица тогда сетовала: "От этой плодородной и многолюдной страны Россия не только не имеет доходов, но вынуждена посылать туда ежегодно по 48 тысяч рублей". В должности генерал-губернатора Малороссии, не оставляя военной деятельности, Петр Александрович оставался до самой смерти.

На этом посту он проявил себя талантливым администратором. Кроме того, благодаря пожалованиям и скупке земельных владений Румянцев стал за годы губернаторства одним из богатейших помещиков.

Венцом его славы считается кампания 1770 года. В этот период Россия вела войну с Турцией за выход к Черному морю (1768-1774). К августу 1770 года армия Румянцева одержала две крупные победы над турками при Рябой Могиле и Ларге. Эти две битвы были выиграны за счет блестящей подготовки к кампании П.А. Румянцевым вверенных ему войск и превосходства противника в маневренной войне. Мы видим, изучая документы той эпохи, насколько скрупулезно относился граф к каждой мелкой детали, насколько он хорошо знал своих подчиненных. Одним из таких документов, раскрывающих характер П.А. Румянцева является его реляция о сражении при Рябой Могиле:

"№ 147

1770 г. июня 20.—РЕЛЯЦИЯ П. А. РУМЯНЦЕВА ЕКАТЕРИНЕ II

О СРАЖЕНИИ ПРИ РЯБОЙ МОГИЛЕ

 № 44 Лагерь ниже Рябой Могилы

Вашему императорскому величеству сим всеподданнейше донести я честь имею, коим образом войски, моему предводительству вверенные, вновь храбрым наступлением на неприятеля, ушедшего 10-го числа сего месяца на высоты, ведущие к Бендерам, и паки его обратили в бегство из самого крепчайшего лагеря, которой, рекогносцировав 14-го числа сего месяца, нашел я весьма выгодным для неприятеля и отъемлющим удобность к приступу, естьли прямо всходить к оному, поелику неприятель утвердился на чрезмерно крутой горе, окружившися обширным ретраншаментом с сорока четырьмя пушками, и имев пред собою топкой грязной ручей.

На завтра препоручил я генералу-квартермистру Боуру под прикрытием пехоты и конницы осмотреть еще поближе положение того места, где расположились турки и татаре.

Он обозрел потому возможность токмо с правой стороны атаковать сей неприятельской лагерь, но, возвращаясь по уведомлении о том меня в тот же день из армии к своему корпусу, отстоявшему в 6-ти верстах, нашел, что неприятель, сошедши с гор, вокруг нападает на оной и на стоявший вместе с ним корпус князя Репнина. Учиненной сильной отпор из артиллерии и отделенными пехотными деташаментами хотя тотчас принудил неприятеля, в одной только коннице бывшего, к ретираде, однакож генерал-квартермистр Боур подвержен был опасности, покудова доскакал к своему корпусу и отстреливался сам от татар и одного арапа наездника, которые на него близко уже напускали. При отбитии неприятеля урон его от удачных картечных выстрелов весьма был приметен, а наших убитых и раненых число не превосходило 20 человек.

В следующий день, то-есть 16-го июня, перешел с армиею вперед 9 верст и стал лагерем в виду неприятеля, постановив на завтра атаковать оного, для чего и велел пред армиею маршировать с своим корпусом генералу-порутчику князю Репнину и занять пред высотами одно место, которое закрывало его от глаз неприятельских, а генералу-квартермистру Боуру стоять неподвижно тот день в своем лагере.

Неприятель, увидев движение армии и лагерь, спустился кучами с своего лагеря на низшую гору и во весь день примечания свои на нас обращал издали.

По учиненному расположению к атаке в наступившую ночь, пошел я с армиею в правую сторону занять высоты и подал сигнал на рассвете тремя ракетами генералу-квартермистру Боуру, что я уже. обнял оные, почему он с своим корпусом, который сверх прежнего числа на настоящий случай подкрепил я еще двумя баталионами пехоты, долженствовал итти вперед и занять дифилеи, на которых неприятельские пикеты поставлены были, и всходить потом прямо к турецкому ретраншаменту. А в сие время генералу-порутчику князю Репнину своим корпусом атаковать неприятеля в левое его крыло \ а генералу-майору и кавалеру Потемкину, накануне того приготовившему себя к переправе чрез Прут, перешед сию реку, своим деташаментом ударить неприятелю в тыл. По усмотрению сигнала тотчас пошел генерал-квартермистр Боур на вышину с своим корпусом и лишь только приказал сделать батарею впереди из пушек и единорогов для прикрытия войск, туда всходивших, то неприятель и стал отступать и мешаться в своем лагере, делая виды движения то на армию, подвигающуюся вперед в помощь действиям атакующих корпусов, то на корпус князя Репнина, заходящий ему в тыл. Напоследок, ужаснувшись со всех сторон веденных на него движений, сорвал свой лагерь и обратился в бег, и хотя генерал-квартермистр Боур с великою поопешностию взошел на гору к ретраншаменту с двумя гранодерскими ротами графа Воронцова, но ничего не в состоянии был предприять с таким числом, хотя задние неприятельского корпуса еще переходили дефилею, однакож с прикрытием великим, принуждая часто к ретираде на них тогда посланные наши легкие войски, а всему корпусу его взойти на весьма утесистую гору требовалось времени при всей охоте и усердии, с коими напрягали войски к тому все свои силы. Я, увидев наглую ретираду неприятеля, обратил на него тотчас от армии всю тяжелую кавалерию под предводительством генерала-порутчика и кавалера графа Салтыкова. А между тем генерал-порутчик князь Репнин, познавая, что ни положение места весьма гористого, ни легкость неприятеля, ретирующегося, не дозволяли ему охватить его своею пехотою, приказал генералам-майорам графу и кавалеру Подгоричани и Текелли его атаковать и преследовать, кои с полками гусарскими: Сербским, Ахтырским и Харьковским — не замедлившись то и учинили. При первой атаке помянутый генерал-порутчик сам был свидетелем, коль храбро опрокинули неприятеля наши гусары и за ним шли вдогонку, а в подкрепление туда же скакал со всею кавалериею генерал-порутчик граф Салтыков. Неприятеля скорую ретираду увидев из-за Прута, генерал-майор и кавалер Потемкин поспешил переправить своих егерей и легкие войска, с которыми он шел к оному на поиск. Его узрев в небольшом числе и близко себя, неприятель отделил своей конницы до 2000 и атаковал с великим устремлением сей дета- шамент, однакож подполковник и ордена святого Георгия кавалер Фабрициан, установи при егерях батарею, производимою из пушек стрельбою, не только обратил назад неприятеля, но и подкрепил тем гусар корпуса князя Репнина. Причем отбито у неприятеля войсками помянутого генерала-майора Потемкина одно знамя.

Вся наша кавалерия при сем случае весьма хорошо свое дело исполняла и преследовала верст до 20-ти неприятеля, чрезмерно напрягаясь достигнуть его; но он по легкости своей от времени далее ускакивал. Гнаться за ним более усталость лошадей не позволила, как происходило сие в день чрезмерно жаркой. А притом неприятель, убравшись на гору, из устроенных тамо батарей стал по наших стрелять, ибо завременно он из лагеря свою артиллерию и обозы отправил, которые с пехотою и успели взойти на высоты под закрытием многочисленной конницы. С пехотою генерал-порутчик князь Репнин преследовал неприятеля верст 6. А генерал-квартермистр Боур более 10-ти в наилучшем порядке.

Неприятельский урон, по засвидетельствовании генерала- майора и кавалера графа Подгоричани, сочтен до 400 человек в убитых, между коими равную участь имел ханской сын Дели Солтан Керим, который в глубоком яру, со сту человеками выборных турков и татар охвачен будучи, не сдался в плен, на предложение ему, деланное от графа Подгоричани, но принудил как себя, так и всю его отчаянную партию перестрелять. С нашей стороны о убитых и раненых подношу ведомость. В полон взяты Агмет-ага, Селим-агаои, то-есть чиновник из ближайших наперстников Абазы-паши, да ханской секретарь, один турок и один татарин.

Сей неприятельской корпус, по показанию пленных, состоял в 22 000 турков и до 50 000 татар под командою Абазы-паши и хана крымского, о чем, так как и о прочих обстоятельствах, присоединяю допрос, взятой от первого из пленных.

Овладев неприятельским лагерем, получили мы одну медную пушку.

Не могу я премолчать пред вашим императорским величеством засвидетельствованной хвалы от частных командиров генералам-майорам графу Подгоричани, Потемкину и Текелли, полковникам гусарским Чорбе, Сатину, подполковникам Елчани- нову, Пищевичу, Фабрициану, майорам Вуичу, Мисюреву и Зоричу, капитанам Гангеблову, Чалиновичу, Бантышу, Требин- скому и Пулевичу, порутчикам Шутовичу, Вукотичу, получившему рану, Косавчичу и Кольбеку, что они, имев случай пред другими ближайшими, храбро поступали против неприятеля. В преследовании неприятеля при кавалерии всегда находился волонтер лейб-гвардии конного полку ротмистр князь Мещерской, а при гусарах Измайловского порутчик Потемкин.

Долг же мой и собственное испытание обязывают меня, все- милостивейшая государыня, донести справедливость, что, начав от дивизионных командиров, даже до солдат, все были преисполнены мужества и казали знаки своей нетерпеливости разить неприятеля. Порядок, в коем с разных сторон шли войски атаковать неприятеля, близки будучи друг другу в подкрепление, нанес бы ужас и больше щот разумеющему, нежели наш неприятель, ибо пространность, нами объемлемая, увеличивала в глазах неприятеля число наших сил до ста пятидесяти тысячей. Генерал-квартермистр Боур подаваемыми советами и неусыпными трудами во всякой, возлагаемой на него от меня, должности столько отличает себя в усердии и ревности к службе вашего императорского величества, что самая истина внушает мне смелость всеподданнейше рекомендовать его в высочайшую милость вашего императорского величества как искусного, храброго и предприимчивого генерала.

Все чужестранные и наши волонтеры, находящиеся при армии вашего императорского величества, при описываемом действии отвечали своему званию весьма усердно.

Я умедлил до сего дня донесением моим всеподданнейшим о сем происшествии, покудова мог отобрать подлежащие репорты и изготовить подносимые при сем планы к высочайшему усмотрению вашего императорского величества неприятельского лагеря и наших против оного движений. А притом я спешил устроить прежде меры по первым репортам к достижению неприятеля, который первого дня остановился было за 30 верст пред армиею на высотах, не разбив своего лагеря, но последующие репорты от посланных партий до сего дня удостоверяют, что по обеим сторонам Прута не могут его открыть далее уже сорока верст, а следы только видят удаления его к Дунаю, рассыпавшегося врознь на части.

Секретарь ханской и другие пленные разноречат в своих показаниях с сим турком, коего допрос я подношу \ в рассуждении защиты крепости Бендер. Они уверяют, что там весьма мало турецких войск и одни только жители остаются и якобы совсем не приготовляются к сильному отпору против наших войск; а при убеждении их к согласному показанию каждый говорит, что признается в том по истине, что он, будучи в своем месте, слышал. В том, однакож, согласны, что там есть зараза. Я об одном и другом показании уведомил генерала графа Панина, предводителя второй вашего императорского величества армии".

Пройдет всего двадцать дней и у Ларги, армия ведомая Петром Александровичем снова разобьет 80-ти тысячную турецко-татарскую армию, лишив противника возможности оперировать на широком дунайском фронте.

Однако султан не смирился с поражением и огромная армия до 150 тыс. воинов, во главе с великим визирем Иваззаде Халил-пашой, переправившись на судах через Дунай, решила атаковать русских.

 Перебравшись на другой берег, Иваззаде Халил-паша взял на себя командование центром войска. Командующим правым флангом великий визирь назначил Абазу-пашу, арьергарда — Мустафу-пашу. К отряду каждого из них было придано по 10 орудий большого калибра. Султанские воины и их командиры поклялись не отступать до тех пор, пока не разобьют русскую армию.

В то время Румянцев находился в ожидании прибытия провианта, и тем самым дал возможность войску Иваззаде Халил-паши соединиться с отрядом, стоявшим на Кагуле. 16 июля в турецком лагере было произведено до 40 пушечных выстрелов, возвестивших о прибытии великого визиря. Численность объединённого войска турок составила до 150 тыс. человек, в том числе 50 тыс. пехоты и 100 тыс. конницы.

Румянцев хотел немедленно двинуться на неприятеля, но не считал возможным сделать это, не имея с собой по крайней мере семидневного провианта. Положение Румянцева было следующее: перед его фронтом стояло 150 000 турок; справа и слева длинные озёра Кагул и Ялпуг препятствовали свободному движению, продовольствия оставалось на два-четыре дня. В случае неудачи армия оказалась бы в тяжёлом положении, будучи запертой в узком пространстве между рек и больших озёр, атакуемая с фронта и с тыла противником в десять раз сильнее. Румянцев мог легко выйти из этого положения, достаточно было только отступить к Фальчи, и, обеспечив себя продовольствием, ждать нападения противника на выбранной позиции. Тогда даже в случае проигрыша сражения он мог отступить на соединение со Второй армией и затем снова перейти в наступление. Но Румянцев остался верным своему правилу: «не сносить присутствия неприятеля, не атаковав его». Румянцев приказал армейским обозам, следовавшим от Фальчи к реке Сальче, перейти к реке Кагул для предотвращения нападения татар из-за Ялпуга.

Русский полководец уже в 1770 г. выработал правила построения войск для нападения на турецко-татарскую армию. По замыслу Румянцева, каждая дивизия («корпус») строилась в каре, в котором «боковые фасы половину фрунтового фаса имели». Углы каре предписывалось занять гренадерам ближайших к ним полков. Несколько каре образовывали боевую линию, а на флангах располагались егерские каре. Атаку надлежало производить скорым шагом («поспешно») под звуки музыки.

Турки заметили неподвижность армии Румянцева, но думали, что она происходит от осознания собственной обречённости. В 10 часов утра 20 июля турецкая армия снялась со своей позиции и двинулась к селению Грачени. Румянцев наблюдал это движение с высокого холма. При виде турецкой армии, остановившейся к вечеру в двух верстах не доходя Траянова вала и выбирающей позицию, Румянцев — несмотря на малочисленность своей армии, в которой после отвлечения до 6 000 человек на прикрытие обозов оставалось всего 17 000 человек — сказал окружавшему его штабу: «если турки осмелятся в этом месте разбить хоть одну палатку, я их атакую в эту же ночь».

Турецкая армия разбила свой лагерь в семи верстах от русских войск, на левом берегу реки Кагул близ её устья. После рекогносцировки русской позиции 19 июля визирь составил следующий план атаки: имитируя наступление на центр русской армии, все главные силы устремить на левое крыло, стараясь опрокинуть русских в реку Кагул. При звуке выстрелов крымский хан должен был перейти реку Сальчу и всеми своими силами ударить с тылa. По сведениям, полученным от пленных, визирь и хан планировали атаку на 21 июля.

Румянцеву было необходимо атаковать турок прежде, чем татары успеют напасть с другой стороны. Поэтому в час ночи на 21 июля русские войска выступили с позиции и, соблюдая тишину, проследовали к Траянову валу. Во время этого движения в турецком лагере произошла фальшивая тревога со стрельбой, но затем вновь восстановилось спокойствие. На рассвете русская армия перешла Траянов вал и выстроилась в линии. Когда турки заметили атакующих, они послали массы конницы, которая растянулась перед всем русским фронтом и повела атаку. Российские остановились и открыли огонь. Особенно эффективен был огонь артиллерии.. Когда артиллерия отбила атаку на центр, турки переместили удар вправо для усиления атаки на колонны генерала Брюса и князя Репнина. Воспользовавшись лощиной между этими каре, турки окружили их со всех сторон.

В это время Румянцев отправил резервы из атакованных колонн для занятия лощины и создания угрозы турецким путям отступления к лагерю и ретраншаментам. Этот манёвр удался: турки, боясь потерять пути отступления, бросились из лощины к ретраншаменту под картечным огнём русской артиллерии. При этом остальная турецкая конница, атаковавшая каре на правом и левом флангах, также поспешно отступила. Неуспех сопутствовал туркам и на левом их фланге, где генерал Баур не только отбил атаку, но и перешёл в наступление и под огнём успешно штурмовал 25-пушечную батарею, а затем захватил и ретраншамент, овладев 93 орудиями.

Отразив турецкую атаку, русские войска в 8 часу утра двинулись к главному ретраншаменту турецкого лагеря. При подходе русских войск турки открыли огонь по каре генералов Олица и Племянникова. При подходе каре Племянникова к ретраншаменту, около 10 000 янычар спустились в лощину между центром и левым флангом укрепления и ринулись на каре, ворвались в него и смяли некоторые части. Каре было расстроено, янычары захватили два знамени и несколько зарядных ящиков, русские солдаты спасались бегством, пытаясь укрыться в каре генерала Олица и тем приводя его в беспорядок. Заметив это и опасаясь за участь каре Румянцев обратился к принцу Брауншвейгскому, бывшему поблизости и спокойно сказал «Теперь настало наше дело». С этими словами он поскакал из каре Олица к бегущим войскам Племянникова и одной фразой, «Ребята, стой!», удержал бегущих, которые остановились и сгруппировались около Румянцева. Одновременно по янычарам открыла огонь батарея Мелиссино, с двух сторон их атаковала кавалерия, а генерал Баур, уже вошедший в ретраншамент, отправил от себя батальон егерей для атаки янычар слева и для продольного обстрела рва перед ретраншаментом, в котором также засели янычары. После замешательства, произведённого взрывом зарядного ящика, 1-й гренадёрский полк бросился в штыки. Янычары были обращены в бегство, кавалерия стала их преследовать. В это же время каре были приведены в порядок, фланговые колонны заняли весь ретраншамент и отбили захваченные турками знамёна. После потери укреплений, артиллерии и обозов турки увидели, что корпус князя Репнина заходит им в тыл, в 9 часов утра оставили лагерь и обратились в бегство под фланговым огнём корпуса Репнина.

В обстоятельной реляции о сражении при Кагуле граф писал государыне:

"

№ 159

1770 г. июля 21,—РЕЛЯЦИЯ П. А. РУМЯНЦЕВА ЕКАТЕРИНЕ II

О РАЗГРОМЕ ТУРОК

У р. КАГУЛ

Из лагеря неприятельского при устье реки Кагул

Воображать я могу, что ваше императорское величество первое мое донесение о поражении армии неприятельской 7-го июля, которою тогда командовал хан крымский, получить изволите не прежде сего благополучного дня, в которой войски вашего величества, моему предводительству вверен1ные, вновь торжествуют и над самым уже визирем турецким, Халил беем, победив наизнаменитейшим образом в его присутствии выведенную им премногочисленную армию на сей берег Дуная, в которой находились также из первых и знаменитейших их чинов янычар ага, Капикирам, топчи паша, то есть, главный командир над артиллериею, Абаза паша, Абды паша и Гистайли паша. Поспешность и конец в сей час только сражения дозволяют мне сим кратчайшее уведомление всеподданнейше учинить вашему императорскому величеству о том славном происшествии.

Достигая после битвы за рекою Ларгою бегущего от нас неприятеля, удостоверились мы, наконец, что оный присоединился к многочисленной армии турецкой, с которой перешел чрез Дунай сам верховный визирь; сто пятьдесят тысяч было их войск, как все пленные показывают, с коим сей гордящийся глава магометан вчера на вечер в семи верстах, ввиду нашей армии, взял свой лагерь при реке Кагуле, на левом берегу пониже озера, в которое сия река вливается, как и оное в Дунай, в намерении будучи сей день нас атаковать, для чего хан крымский со всею своею татарскою ордою не совокуплялся с турками, но первее стоял на реке Сальче, против левого нашего фланга, а потом потянулся нам в спину. Хотя в сие время от армии для прикрытия провиантского транспорта, идущего от Фальчи, отделить я должен был знатную часть пехоты и кавалерии, кои и вели уже дело с обошедшим нас в тыл неприятелем и покушающимся нападать на обозы, но при всем том, я решился не дожидать на себя атаки неприятельской, но оною предупредить его вопреки с своей стороны, презирая великость визирских сил пред усердием и храбростью войск, коими счастье имею предводительствовать, и потому в начале 5-го часа по полуночи приступили мы к визирскому лагерю, которой нашли, к удивлению, в одну ночь тремя ретраншаментами и больше укрепленный, чем предпоследний, из коего выбит был хан крымский и паши Абаза, Абды и Измаил. Ни столько жестокой, ни так в малых силах, не вела еще армия вашего императорского величества битвы с турками, какова в сей день происходила. Пришедшие с визирем янычары совершенно были остаток тех славных во всю вселенную рыцарей, которые в ужас приводили с ними биющихся своею опрометчивостью; надлежало армии вашего величества отверзти себе путь боем к турецкому ретраншаменту сквозь величайшие таковых храбрецов толпы, которыми встретил и окружил нас неприятель версты за три пред своим лагерем, вспомоществуя своим пресильнейшею канонадою, которая неумолкно по нас продолжалась слишком 5-ть часов. Действием своей артиллерии и ружейным огнем, а наипаче дружным приемом храбрых наших солдат в штыки, пробились мы в 9-ть часов к турецкому ретраншаменту, не видя еще того, чтоб неприятель с робким лицом нам противился, покудова последней пехоты его вылазку из ретраншамента не опровергнули мы храбрым отпором. Тут, призвав в помощь господа сил, благословящего оружие вашего императорского величества, и о имени вашем, всемилостивейшая государыня, ударили мы во всю мочь на меч и огонь турецкий, и одержали над оным верх, взошед в ретраншамент, где не мог более держаться визирь, но со всеми своими войсками, между коими был польский бунтовщик Потоцкий с конфедератами, обращен в бег к Дунаю, отстоящему отсюда в 25-ти верстах, и завладела полным его лагерем армия вашего императорского величества, палатками, обозом и несчетным багажем, и получила в добычу всю его артиллерию, коей по первому счету оказалось 130-ть хороших пушек с лафетами. И так другой раз всевышнему хвалу и благодарность торжественно приносит с пушечною пальбою в неприятельском лагере армия вашего императорского величества.

Наш урон в людях весьма невелик, а неприятельскими телами покрыта вся окрестность. Обстоятельнейшее уведомление о числе плена и убитых и всей нашей добычи в след за сим я долженствую учинить; но в окончание да позволено мне будет, всемилостивейшая государыня, настоящее действие уподобить делам древних римлян, в том, в чем ваше императорское величество мне их примеру подражать велели; не так ли и армия вашего величества поступает, что не спрашивает, как велик неприятель, но ищет, где только он. Подноситель сего, бригадир Озеров, как последнее наиопаснейшее янычар стремление на тот час, где я сам предводительствовал, с своим первым гренадерским полком в глазах моих отринул с великою храбростью сопротивных наших ударом, начало подал к одержанной победе, то и считаю я за долг и справедливость, чтоб ему быть первейшим вестником вашему императорскому величеству о сем благополучном успехе оружия вашего. Есмь с глубочайшим благоговением".

Иваззаде Халил-паша с саблей в руке пытался остановить бегущих, но все его слова пропадали даром. Объятые паникой османские воины кричали в ответ Иваззаде Халил-паше: «Нет сил сбить русских, которые поражают нас огнём, как молнией». Находившийся позади султанского войска Мустафа-паша рубил отходящим уши и носы, но и это средство не смогло прекратить беспорядочное бегство турок.

Усталость солдат, бывших на ногах с часу ночи не позволила русской пехоте продолжать преследование далее четырёх верст, после чего преследование продолжалось кавалерией. По окончании сражения Румянцев занял позицию позади бывшего турецкого лагеря.

Русские трофеи состояли из ста сорока пушек на лафетах со всеми принадлежностями, всего турецкого багажа, обозов и лагеря. Даже денежная казна визиря была оставлена в ходе битвы. Потери турок были велики: только на поле перед ретраншаментом и в лагере было собрано 3 000 убитых. На пути отступления на расстоянии до семи вёрст лежали груды тел. По «умеренному счёту» турки потеряли до 20 000 человек. Российские потери составили: убитыми 353 человека, без вести пропавшими 11, ранеными 550 человек. В донесении о победе, отправленном с бригадиром Озеровым, 1-й гренадерский полк которого решил победу, Румянцев написал:

"Да позволено мне будет, всемилостивейшая государыня, настоящее дело уподобить делам древних Римлян, коим ваше величество мне велели подражать: не так ли армия вашего императорского величества теперь поступает, когда не спрашивает, как велик неприятель, а ищет только, где он".

За Кагул Петр Александрович стал первым в истории России кавалером ордена святого Георгия I класса.

После этой победы Румянцев шёл по пятам неприятеля и последовательно занял Измаил, Килию, Аккерман, Браилов, Исакчу. Своими победами оттянул главные силы турок от Бендерской крепости, которую 2 месяца осаждал граф Панин и которую взял штурмом в ночь на 16 сентября 1770 года.

В 1774 году с 50-тысячным войском граф выступил против 150-тысячной турецкой армии, которая, избегая битвы, сосредоточилась на высотах у Шумлы. Румянцев с частью своего войска обошёл турецкий стан и отрезал визирю сообщение с Адрианополем, что вызвало в турецкой армии такую панику, что визирь принял все мирные условия. Так заключен был Кучук-Кайнарджийский мир, доставивший Румянцеву фельдмаршальский жезл, наименование Задунайского и 10 000 крепостных крестьян. Императрица увековечила победы Румянцева памятниками-обелисками в Царском Селе и Санкт-Петербурге, а граф Шереметев поставил так-же колонну-памятник в своем подмосковном имении Кусково.

Вернувшись к своим обязанностям генерал-губернатора Малороссии Румянцев был пожалован орденами святого Владимира I класса и польского ордена Белого Орла. Граф руководил подготовкой открытия Курского и Харьковского наместничеств в 1779 — начале 1780 года, после вернулся в Малороссию и подготовлял постепенно введение в ней общерусских порядков, что и совершилось в 1782, с распространением на Малороссию российского административно-территориального деления и местного устройства.

С началом в 1787 году новой русско-турецкой войны постаревший Румянцев был назначен командовать 2-й армией при главнокомандующем князе Потёмкине. Г.А. Потемкин-Таврический, светлейший князь и морганатический супруг Екатерины II, не обладал полководческими дарованиями, но был всесилен. Подобное назначение старый фельдмаршал воспринял как личное оскорбление и фактически устранился от командования. Потемкин устроил так, что Румянцев не мог ничего делать: ему не давали ни войск, ни провианта, ни боевых припасов, ни случая сражаться. В 1789 г. взбешенный проволочками и отписками фельдмаршал попросился в отставку. Его просьбу удовлетворили. Граф постоянно, до самой смерти в 1796 году, проживал в своем украинском имении Ташань. В 1794 году Румянцев номинально числился главнокомандующим армией, действовавшей против Польши, но по болезни не выезжал из имения. Умер он в полном одиночестве и был похоронен в Киево-Печерской лавре.

 Вклад Петра Александровича в развитие русского военного искусства поистине неоценим. Не случайно король Фридрих II, бывший соперник Румянцева на полях сражений Семилетней войны, во время пребывания генерал-фельдмаршала в Берлине в 1776 году устроил ему такой прием, которого никогда не удостаивал ни одну коронованную особу. В честь героя Кунерсдорфа и Кагула полки прусской армии прошли парадным маршем, причем на военном смотру обязан был присутствовать весь немецкий генералитет.

Между прочим, другой европейский монарх, австрийский император Иосиф II, за своим столом в Хофбурге всегда держал лишний прибор — как он говорил, для Румянцева, мысленно полагая его присутствующим за своей трапезой…

Такие почести от германского и австрийского монархов тем более красноречивы потому, что граф Петр Александрович всю жизнь был ярым противником немецкой военной системы, развивая самобытное русское военное искусство. И об этом, разумеется, хорошо знали и Фридрих II, и Иосиф II.

Вот что по этому поводу пишет Керсновский: "В эпоху господства во всей Европе бездушных прусских рационалистических теорий, формализма и автоматичной — "фухтельной" (то есть палочной) дрессировки, Румянцев первый выдвигает в основу воспитания войск моральные начала — нравственный элемент, причем воспитание, моральную подготовку, он отделяет от обучения, подготовки "физичной". Написанные Румянцевым в знаменательном 1770 году "Обряд служб", а еще ранее — "Инструкция полковничья полку пехотному" (1764) и таковая же полку конному (1766) стали, по сути, строевым и боевым уставами победоносной екатерининской армии.

Графа Петра Александровича по праву считают и основоположником российской военной доктрины. Помимо принципов наступательной стратегии и тактики, выраженных им на бумаге и столь ярко продемонстрированных на полях сражений Семилетней и двух русско-турецких войн, он первым из военных теоретиков указал на необходимость строго соблюдать соразмерность военных расходов с другими потребностями нации. Благосостояние армии зависит от благосостояния народа, не уставал подчеркивать полководец.

Литература

Бантыш-Каменский Д. Н. Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов. М., 1991. Ч. 1 - 2.

Беспалов А. В., Копылов Н. А. Солдат Отечества. Генерал-фельдмаршал граф Пётр Семёнович Салтыков.:Монография. – М.: Академия ГПС МЧС России, 2016.– 256 с.

Беспалов А.В., Смыков Е.В., Суржик Д.В. Полководцы Екатерины II: Румянцев Петр Александрович, Суворов Александр Васильевич, граф Орлов Алексей Григорьевич, Потемкин Григорий Александрович. Великие полководцы России. РВИО - Комсомольская правда. М,, 2014.-96 с.

Буганов В.И., Буганов А.В. Полководцы XVIII в. - М.: Патриот, 1992. Военная история Отечества: С древних времен-до-наших дней: В 3 т. / Ин-т воен. истории МО РФ; Под ред. В-А.Золотарева. Т. 1. - М.: Мосгорархив, 1995.

Георгиевские Кавалеры: Сборник в 4 т. Т. 1: 1769—1850 / Сост. А. В. Шишов. — М.: Патриот, 1993. — С. 44 — 50.

Золотарев В.А. Апостолы армии Российской. - М.: Воентехиздат, 1993.

Коробков Н.М. Семилетняя война. Действия России в 1756 - 1762 гг. - М.: Воениздат, 1940. - 346 с.

Коробков Н. М. Фельдмаршал П. А. Румянцев-Задунайский. М., 1944.

Клокман Ю. Р. Фельдмаршал Румянцев в период русско-турецкой войны 1768—1774 гг. — М.: Изд-во АН СССР, 1951. — 207 с.

Лещинский Л. М. Военные победы и полководцы русского народа второй половины XVIII века. — М.: Воениздат, 1959. — С. 46 — 106.

Лубченков Ю. Н. Фельдмаршал службы российской: Ист. повествование. — М.: Мол. гвардия, 1988. — 112 с.: ил.

Масловский Д.Ф. Русская армия в Семилетнюю войну. Вып.З. - М.: тип. В. Березовского, 1891.- 571 с.: ил., карт.

Материалы для биографии графа П.Румянцева-Задунайского. Пояснения к жизни графа П. А. Румянцева, собранные Гоголевым / Киевская старина. Ежемесячный исторический журнал. Год 14-й. Том XLVIII.1895.Марта-Киев.-С.399-401

Петров М. Румянцев-Задунайский. Саранск: Мордовское книжное издательство; Т. 1: 1984. — 416 с; Т. 2: 1985. — 528 с.

Петелин В. В. Фельдмаршал Румянцев: Докум. повествование. — М.: Воениздат, 1989. — 464 с.

Румянцев П. А. Документы. Т. 1 — 3. М.: Воениздат, 1953—1959.

Разгром русскими войсками Пруссии. 1756 - 1762 гг.: Документы. - М.: Госполитиздат, 1943. - 85 с.

Шишков В.Я. Битва под Кунерсдорфом. - М.: Госполитиздат, 1943. -16 с.

Автор: Беспалов А. В.

Академия государственной противопожарной службы МЧС России, профессор кафедры истории и экономической теории, доцент, доктор исторических наук, эксперт Российского военно-исторического общества

[1] аммуницы- аммуниции, т.е. снаряжения и обмундирования

[2] повелено- приказано

[3] ордировать- комплектоватьк

[4] дефензии - атака, наступление

[5] фрей-баталионам - вольный (добровольческий) батальон

[6] авантаж - выгодные

[7] дифиле- теснины

[8] амбускада- засада

[9] ретранжамент- полевой укрепленный лагерь

[10] деташамент- отряд