Актуальные исследования современных историков. К.Б. Петунин

Любому знатоку или любителю военной истории, даже знакомому с военным искусством лишь по новостным репортажам и художественным произведениям, очевидно, что штурм вражеского города — дело непростое, а танкам и другой бронетехнике, в условиях городской застройки, этот штурм может принести лишь неоправданные потери. «Танки в городе!», слыша эту фразу не только гражданские люди, но и военные специалисты мрачнеют. Перед их мысленным взором встают картины горящих боевых машин на улицах Грозного в 1994-95 годах, в Цхинвале в 2008 году и даже в Сирийской арабской республике, где танки Сирийской арабской армии попадали в страшные засады боевиков в предместьях Дамаска и на улицах Алеппо. Как результат, совершенно автоматически люди произносят шаблонную фразу журналистов «Танкам в городе не место!»

Действительно, бронетехника в городском сражении теряет ряд своих преимуществ, таких как скорость, манёвренность, хорошее лобовое бронирование и дальность поражения цели из основного орудия, в то время как её недостатки в виде слабого бронирования бортов, кормы и крыши, плохого обзора и неповоротливости выходят на первый план. С момента гражданской войны в России, а после и в Испании, не утихают возгласы «Танкам в городе не место!». Как же обстояли дела с применением бронетехники в условиях городских боёв в ходе самой разрушительной войны в истории человечества и нашей Родины? Отчасти на этот вопрос может ответить анализ особенностей применения советской бронетехники при штурме города-крепости Кёнигсберг в апреле 1945 года.

Почему именно Кёнигсберг? Во-первых, потому, что слова «город-крепость» в отношении столицы Восточной Пруссии не были пустым звуком. Конечно, всем известен приказ Гитлера №11 от марта 1944 г. о создании городов-крепостей, суть которого заключалась в том, что некий ключевой населённый пункт, являвшийся для немецкого командования важным по военным, экономическим или даже политическим причинам, признавался крепостью и его оборона должна была вестись всеми доступными средствами, условно говоря «до последнего патрона и до последнего немца». Однако часто «крепость» оставалась лишь оборотом речи, припиской в документах, никак не добавляющей оборонительных свойств городу. Но Кёнигсберг был не просто городом-крепостью на бумаге. К обороне столицы Восточной Пруссии готовились, без преувеличения столетиями. Это был старый немецкий город с мощными укреплениями, способными выдержать натиск противника, извилистыми и узкими улицами, на которых часто нельзя было развернуться крупной технике, каменными и кирпичными строениями, с толстыми стенами, непробиваемыми для малых и некоторых средних калибров орудий, полностью враждебно настроенным населением, запуганным пропагандой Геббельса, в результате которой многие предпочли бы сражаться до последнего, чем попасть в руки «ужасных коммунистов», бывший без преувеличений «Сердцем прусского милитаризма».

Этот город готовили к обороне и сдавать не собирались. Конечно, многие укрепления морально устарели, а гарнизон города представлял собой остатки крепко потрёпанных в боях частей вермахта, люфтваффе, кригсмарине и фольксштурма, пополняемых солдатами 40–50 лет, однако бывшие в более уязвимом положении города порой держались месяцами, а их защитники наносили огромный ущерб врагу. Кёнигсберг же, с его большими запасами продовольствия и боеприпасов мог продержаться длительное время, по крайней мере, по планам немецкого командования.

Во-вторых, Кёнигсберг был одним из городов, на котором предстояло отработать приёмы будущего штурма Берлина, учтя уроки всех предыдущих городских боёв от Сталинграда до Познани. В-третьих, штурм Кёнигсберга является одним из примеров блестяще проведённой масштабной войсковой операции, достойной всестороннего рассмотрения, в том числе и с точки зрения применения бронетехники. Тем более, что этот вопрос остаётся актуальным и по сей день.

Начать, безусловно, следует с краткого описания того, что из себя представляла оборона города-крепости. Причём сделать это именно с точки зрения применения бронетехники. Согласно данным, которыми располагало советское командование, на момент начала подготовки к штурму столицы Восточной Пруссии, оборонительные сооружения города Кёнигсберг объединялись в две основные линии обороны: внешнюю и внутреннюю. В ряде современных исследований и произведений говорится о трёх или четырёх рубежах обороны, однако советское командование в марте–апреле 1945 года в большинстве документов делило Кёнигсбергские укрепления именно на два рубежа обороны, называя остальное укрепрайонами или отдельными укреплениями [1, л. 125; 10, л. 34; 16, л. 120–121]. В частности, два оборонительных обвода упоминаются как в «Указаниях войскам Земландской группы по прорыву Кёнигсбергского укрепленного района и штурму города Кёнигсберг», так и в «Указаниях по штурму города и крепости Кенигсберг». Кроме того, кольцо обороны, проходившее далеко за пределами городских окраин и призванное защищать промышленные предприятия и аэродромы, уже было прорвано советскими войсками в ходе зимних боёв, старые же укрепления города, представлявшие из себя оборонительные башни Дона, Врангель, замок и элементы средневековых вальных укреплений были явно не способны к длительному противостоянию штурму частями современной армии и были превращены немцами в предвоенный период в хозяйственные сооружения, частично разобранные или переформированные в зоны отдыха по проекту архитектора Эрнста Шнайдера.

Внешний рубеж обороны находился в 8–15 км от центра города и проходил по линии Юдиттен, Шаролттенбург, Байдриттен, Мандельн, Пальмбург, Шенфлис, Гросс Каршау, Кальген. Основой этой линии обороны являлась система фортов постройки до 1914 года. Эти оборонительные сооружения имели сложную судьбу. Их вызвало к жизни бурное развитие артиллерии в конце XIX века. В попытке отодвинуть новые, всё более дальнобойные и мощные орудия от города, было решено спроектировать и возвести цепочку фортов за пределами Кёнигсберга. Они представляли из себя сооружения шестиугольной формы, рассчитанные на гарнизон в 250–300 человек, с очень прочным укрытием для личного состава, двумя капонирами и полукапонирами. Толщина стен в этих сооружениях достигала 2-х, а местами — и 4-х м. Окружены форты были сухим или «мокрым» рвом, с стенах которого располагаясь огневые точки, а по периметру были установлены противопехотные ограждения. Таких фортов во внешнем оборонительном поясе советская разведка насчитывала 12 основных и 3 малых или промежуточных, имевших меньшие размеры и другой состав укреплений, целью которых было прикрытие опасных направлений, остающихся в слепой зоне больших фортов из-за складок местности. Всё пространство между фортами было пристреляно. Форты были включены в общую линию обороны, состоящую из 2–3 линий траншей полного профиля и противотанкового рва шириной в 6–10 м и глубиной в 3 м, опоясывающего весь город. Длина непрерывного противотанкового рва составляла 48 километров. Подступы к фортам прикрывались ружейно-пулеметным и артиллерийским огнем полевой обороны противника. В самих фортах располагались миномёты и гаубичная артиллерия [16, л. 25].

Несмотря на гигантские силы и средства, вложенные в постройку так называемой ночной перины Кёнигсберга, ещё до того, как в стену последнего форта был уложен последний кирпич, эти дорогие и массивные сооружения были признаны устаревающими. Всё это происходило из-за развития артиллерии. Вызвавшая форты к жизни, они их и убивала, пока ещё в переносном смысле. Новые артиллерийские снаряды, выпущенные из новейших орудий, уже могли пробить стены и крышу фортов. Причём, по иронии судьбы, одним из «застрельщиков» в деле развития артиллерии тех лет являлась именно Германия. После проведения испытаний, конструкция фотов подверглась модернизации и их до 1945 года было несколько. Создавались «слоёные пироги» из бетона и песка, призванные противостоять новым угрозам, которые несла артиллерия. Что касалось применения бронетехники, то на момент проектирования и строительства фортов танков и самоходных установок ещё не существовало, поэтому противостояние этой угрозе в их конструкцию не закладывалось. К тому же моменту, когда советские войска неудержимо подходили к могучим укреплениям столицы Восточной Пруссии, немецкое командование осознало, что разместить серьёзные противотанковые средства внутри казематов фортов невозможно, банально не позволяют размеры и форма помещений. Форты прошлого века представляли собой мощное укрытие, однако в донесениях советской разведки ясно говорилось: «Форты Кёнигсберга требованиям современной фортификации не отвечают» [20, л. 74]. Исправить это не представлялось возможным никакой модернизаций. Таким образом, в фортах имелась лишь гаубичная артиллерия во внутренних двориках, а из противотанковых средств гарнизон мог рассчитывать только на ручные одноразовые и многоразовые гранатомёты. В результате чего сложился своеобразный паритет между советской бронетехникой и немецкими фортами. Не один танк или самоходная установка не могли пробить стены этих укреплений, но и гарнизон форта, на удалении в 50 метров практически не мог причинить вреда боевым машинам РККА.

На окраинах города немцы использовали свои танки, как кочующие огневые точки [10, л. 71]. Несмотря на то, что солдаты и офицеры РККА регулярно вспоминают об участии в боях за город со стороны немцев тяжёлых самоходных установок, таких как Ferdinand [32, Л. 2 ;36, Л. 3], иногда даже вкопанных в землю в качестве стационарных огневых точек и эти данные даже перекочёвывают в наградные листы, в реальности тяжёлые самоходные установки и танки у немцев в Кёнигсберге на момент штурма отсутствовали, а за них советскими солдатами, в пылу боёв, принимались Panzerkampfwagen III, IV и Sturmgeschütz различных версий, с установленными бортовыми экранами, защищающими от кумулятивных боеприпасов и пуль противотанковых ружей.

Система ПВО Кёнигсберга была организованна так, чтобы орудия могли вести огонь как по авиации, так и по танкам. Чаще всего эти орудия были расположены возле дорог, по которым был возможен прорыв бронетехники [11, л. 145]. Внутренний оборонительный пояс состоял из 24 земляных фортов, множества опорных пунктов, приспособленных к обороне зданий и целых кварталов, связанных между собой траншеями и подземными ходами сообщения, баррикад, надолбов и минных полей, прикрывающих подступы к опорным пунктам и перекрывающих улицы и переулки города. Все радиально расположенные улицы прикрывались баррикадами из металлического лома, кирпичей, разрушенных зданий, старых машин и т. п. Были расчищены сектора обстрела, а заграждения выстроены таким образом, чтобы «загонять» противника в них [9, л. 1]. Площадь Кёнигсберга составляла 192,72 кв. км. В результате обстрелов и бомбардировок советской и британской авиацией центр города был разрушен на 70%, а окраины — на 15% [10, л. 283–284]. Противник придавал огромное значение обороне города, понимая его стратегическую и политическую важность. В неоднократных приказах командования окружённой группировке войск противника внушалась мысль о том, что необходимо сражаться до последнего патрона.

Данные о численности и вооружении оборонявшихся немецких войск отличаются в различных источниках и исследованиях [1, с. 140–142]. Называются цифры от явно заниженных 35 000 до завышенных 130 000 человек. Что касается бронетехники, то называются цифры от 49 до 108 танков и штурмовых орудий. Трудности подсчёта связаны с рядом факторов, в которые входят: неразбериха в немецких штабах в конце войны; слабый учёт, а порой и полное его отсутствие в подразделениях фольксштурма; дезертирство солдат и офицеров из рядов, обороняющихся; недостаточный учёт немцами своей бронетехники и разность трактовок понятия «боеготовая техника»; «перекрёстный учёт» подбитой вражеской бронетехники в сообщениях различных подразделений РККА, относящихся к различным соединениям, родам войск и армиям. Очевидно, что всего в гарнизоне города-крепости насчитывалось около 100 000 немецких солдат, офицеров и так или иначе причисляемых к ним защитников города, сотни артиллерийских орудий и десятки единиц бронетехники. Гарнизон располагал большими запасами продовольствия и боеприпасов.

Что представлял из себя «бронированный кулак» РККА, которому, в тесном взаимодействии с другими родами войск, предстояло сокрушить немецкие укрепления и разгромить гарнизон Кёнигсберга? Бронетехника 11-й гвардейской Армии входила в состав: 23-й гвардейской танковой бригады – 44 танка Т-34-85, 338-го и 348-го тяжёлого самоходно-артиллерийских полков с 10 самоходными артиллерийскими установками ИСУ-152 и 22 ИСУ-122 соответственно и 260-го тяжёлого танкового полка прорыва Резерва Главного Командования, в апреле 1945 года сменившего материальную часть с тяжёлых танков ИС на с 21 ИСУ-152. Кроме того, в составе гвардейских стрелковых дивизий находилось 9 дивизионов лёгких самоходных артиллерийских установок СУ-76, имевших 95 боевых машин. В качестве усиления 11-й гвардейской Армии был придан 60-й отдельный дивизион бронепоездов из бронепоезда № 624 «Уфа» (типа БП-43) и бронепоезда № 780 «Салават Юлаев» (типа БП-43).

43-я Армия имела в своём составе: 153-ю танковую бригаду с 44 танками Т-34-85, 337-й, 345-й, и 350-й тяжёлый самоходно-артиллерийский полк с 21 ИСУ-122, 21 ИСУ-122 и 23 ИСУ-152, а также 1402-й и 1491-й самоходно-артиллерийские полки, имевшие в своём составе 16 и 17 СУ-76.

В составе 50-й Армии, стоявшей на пороге Кёнигсберга, имелось: 38 танков Т-34-85 из состава 159-й танковой Полоцкой бригады 1-го танкового Инстербургского Краснознамённого корпуса. Эти танки были приобретены на деньги эстонских трудящихся и получили имя «Лембиту» на своих башнях, в честь князя Лембиту, который возглавил борьбу своего маленького, но свободолюбивого народа против крестоносцев. В 1217 году он заключил союз с Новгородом. Поэтому личность Лембиту символизировала не только историю борьбы эстонцев против тевтонских рыцарей, но и исторические корни дружбы эстонского и русского народов. 20 ИСУ-122 и 21 ИСУ-152 из состава 354-го и 395-го тяжёлых самоходно-артиллерийских полков и 21 СУ-76 1444-го самоходно-артиллерийского полка.

Штурм города-крепости обеспечивали: 39-я Армия, имевшая 40 танков Т-34-85 28-й танковой бригады, 21 ИСУ-152 378-го тяжёлого самоходно-артиллерийского полка, 18 СУ-76 735-го, 16 СУ-76 927-го, 14 СУ-76 1197-го и 21 СУ-76 1249-го самоходно-артиллерийских полков; 5-я Армия, в составе к которой было: 44 танка Т-34-85 120-й танковой бригады, 21 СУ-85 1294-го самоходно-артиллерийского полка, 26 СУ-76 953-го, 954-го и 958-го самоходно-артиллерийских полков. Кроме того, в составе 2-й гвардейской Армии, так же обеспечивавшей штурм столицы Восточной Пруссии имелся 1490-й самоходно-артиллерийский полк с 4 СУ-76.

К началу боёв за город, силами ремонтных частей было возвращено в строй 12 единиц бронетехники. Таким образом, на момент начала штурма Кёнигсберга РККА обладала в этом районе 655 танками и самоходными артиллерийскими установками. А в сам город должны были войти и непосредственно участвовать в штурме 446 бронированных машин. В тылу этой группировки, в резерве, имелось ещё 65 единиц техники, 44 танка Т-34-85 и 21 самоходная артиллерийская установка ИСУ-152. По воспоминаниям К.Н. Галицкого, командовавшего 11-ой гвардейской Армией, плотность бронетехники в боевых порядках РККА на направлении главных ударов составляла: 23 штуки – 11-я гвардейская Армия, 15 штук – 39-я Армия, 9 штук – 5-я Армия, 27 штук – 43-я Армия и 20 штук – 50-я Армия.

22 марта 1945 года, командующий войсками 3-го Белорусского фронта маршал Советского Союза А. М. Василевский подписал приказ №009 о подготовке к штурму города-крепости Кёнигсберг. Исходя из опыта боёв, было принято решение о действиях бронетехники в рядах прорывающийся в город пехоты и работе танков и самоходных установок в интересах пехотных подразделений. Ещё с Советско-финляндской войны было известно, что пехотные командиры далеко не всегда понимают как нужно использовать бронетехнику и часто относятся к танкам, как к расходному материалу, призванному сократить потери пехоты, часто заменив её собой. Однако, подчинение бронетехники интересам пехотинцев позволяло наедятся на решение старой, преследующей военных ещё с 1916 года проблемы, выражавшейся в ставшей общей фразе «Пехота за танками не идёт!», что приводило к гибели сначала бронетехники, оставшейся без сопровождения и прикрытия, а потом и пехоты, лишившейся содействия танков.

Советскому командованию, особенно после достаточно сложного штурма Познани и Будапешта, было понятно, что штурм Кёнисберга может оказаться гораздо более трудным предприятием. Исходя из этого, подготовка бронированных войск к боям за город началась в рамках подготовки всех родов войск, основываясь на взаимодействии с пехотой и артиллерией. Танки и самоходные орудия планировалось использовать в боевых порядках пехоты для поддержки своих войск в качестве мобильной бронированной артиллерии прямой наводки и действий, направленных на расчленение вражеских войск. Одним из направлений действий танков явилось движение вдоль железной дороги и восточной окраины города как мест, наиболее выгодных для быстрых передвижений бронетехники в условиях города [18, л. 95].

Важнейшим этапом подготовки к штурму Кёнигсберга безусловно стала разведка. В указании командующего фронтам разведка занимала первое место: «1. Изучение противника, его системы обороны, местности и города. Без твёрдого знания противника и его системы обороны, характера местности и города ни один командир не имеет права вести свою часть на штурм города. Каждый командир соединения, части и подразделения обязан: а) отлично изучить боевые порядки противника, его траншейную систему, форты, ДОТ, заграждения, местность, кварталы, улицы и дома города в полосе предстоящего наступления; б) иметь план своего участка Кенигсбергского укрепрайона в масштабе 7000-15000 и тщательно обозначать на ней все данные разведки и наблюдения за каждый день особым цветом или условными знаками с указанием источника и времени получения этих данных; в) в каждом соединении и полку, участвующем в штурме, иметь макет или ящик с песком на свой участок предстоящего наступления; г) организовать ежесуточный контроль за ходом изучения противника путем: – представления ежедневных итоговых донесений о результатах разведки и наблюдения в вышестоящий штаб; – систематической проверки работы подчиненных штабов по изучению противника» [3, C. 67].

В том же документе кратко описывалась организация разведки «2. Организация разведки и наблюдения. Перед всеми видами разведки и наблюдения поставить цель – вскрыть боевые порядки противника… …, все ОТ, заграждения, опорные пункты и подступы к ним. Все виды и способы разведки, а также и наблюдения строго централизовать в руках командиров соединений (частей) и начальников их штабов. Завести такой порядок, в соответствии с которым командир соединения (части) или начальника: а) ежедневно ставит задачи не только органам войсковой разведки, но и артиллерийской, инженерной, танковой и другим видам спецразведки и наблюдения; б) организует контроль над выполнением поставленных задач; в) ежедневно к исходу дня заслушивает результаты всех видов разведки, наносит их на план, анализирует и отрабатывает новые задачи и требования по разведке. В звене армия – корпус – дивизия организовать радиоперехват и прослушивание телефонных переговоров противника. Организовать ежедневное личное наблюдение со своего НП, в течение 2-3 часов, за всеми изменениями в группировке противника, за его поведением и действиями. Через каждые 3-5 дней производить контрольную аэрофотосъемку Кенигсбергского укрепрайона». [3, C. 68].

В соответствии с этими указаниями, несмотря на низкую облачность и плохую погоду, характерную для весны в Восточной Пруссии, была проведена аэрофотосъёмка города. 20 февраля 1945 года экипаж капитана М.М. Глебова, заместителя командира эскадрильи 11-го отдельного разведывательного авиационного полка 3-й воздушной армии, выполнил аэрофотосъемку Кёнигсберга. Его Пе-2 был обстрелян немецкой ПВО и получил тяжёлые повреждения, однако, несмотря на это, выполняя боевую задачу Глебов осуществил несколько проходов над городом в разных направлениях, чтобы снять все возможные объекты и вернулся на аэродром. После обработки привезённых им плёнок, были распечатаны фотографии и смонтирована, путём склейки, большая фотосхема укреплений города-крепости, после чего, на её основе была составлена карта Кёнигсберга. Однако, на этом работы над планом местности не были окончены. На карту были нанесены все разведанные укрепления и оборонительные позиции противника. Для этого использовались все доступные средства. Советскими войсками в город и его окрестности отправлялись разведывательные группы. В мемуарах немцы часто вспоминают о том, что РККА отправляла в эти вылазки членов так называемой армии Зейдлица, являвшимся Национальным комитетом «Свободная Германия», под руководством, попавшего в плен под Сталинградом и перешедшего на сторону СССР, немецкого генерала Вальтера фон Зейдлица-Курцбаха. Однако в реальности, большинство подобных, крайне опасных разведывательных заданий выполняли солдаты и офицеры РККА. Причём, на разведку отправлялись преимущественно инженеры, так как командование, в первую очередь, интересовали укрепления и баррикады противника с точки зрения их разрушения и преодоления, в том числе с использованием бронетехники. Использовались и результаты наблюдения за передним краем немецкой обороны – на основе которых была выполнена артиллерийская панорама, созданная капитаном П. Д. Стоцким, служившим в 35-м гвардейском артиллерийском полку 1-й гвардейской стрелковой Московско-Минской дивизии, на которой были нанесены приоритетные цели для огня как гаубичной артиллерии, так и танковых орудий. Кроме того, основываясь на данных разведки, составлялось представление о материале, из которого составлены противотанковые заграждения, о характере строений, вплоть до типа крыши и возможности размещения на ней противотанковых средств на пути возможного продвижения бронетехники. Данные разведки черпались также из показаний пленных, перебежчиков, гражданского населения, бегущего из осаждённого города и даже довоенных карт и туристических путеводителей [24, Л. 16].

Составленная карта-схема города была разбита на квадраты, которые были пронумерованы. Сделано это было для удобства ориентирования советских войск, особенно бронетехники, которая могла легко проскочить нужный перекрёсток, особенно если главным ориентиром являлись бы длинные и чуждые немецкие топонимы, нанесённые на дорожные указатели. «Весь Кенигсберг каждой дивизией был на полигоне сделан со всеми укреплениями. Он был раз 40 сфотографирован. Каждый полк знал, что я прорываю сначала этим батальоном, потом буду этим, на этой улице я должен поставить там-то отряд. Город был разбит на сектора, на улицы и кварталы и каждый знал, что ему в каком секторе делать» вспоминал дважды Герой Советского Союза, командир 36‑го гвардейского корпуса 11-ой гвардейской Армии, гвардии генерал-лейтенант П.К. Кошевой [34, Л. 15].

На базе данных разведки и карты был создан огромный макет города-крепости. В ходе совещания, проходивших в феврале 1945 года в городе Лабиау (ныне город Полесск Калининградской области), некоторые офицеры обратились к генерал-лейтенанту В.В. Косареву, незадолго до этого назначенному на должность её заместителя командующего по инженерной части — начальника инженерных войск Земландской оперативной группы войск, в которую до этого был преобразован 1-й Прибалтийский фронт, с предложением создать макет Кёнигсберга. Одним из авторов идеи был инженер по маскировке капитан А.В. Максимов – внучатый племянник великого русского ученого Д.И. Менделеева. «Одним из острых аргументов у нас был тот мотив, что далеко не каждый офицер чувствует и хорошо читает карту, а макет дойдет до него сразу, и он остро запомнит его, – вспоминал он. – Далее, по макету хорошо можно учить офицеров, задавая им конкретные кварталы с характерными ориентирами. И здесь же их знакомить со своими соседями, отрабатывая взаимодействие и помощь». Это предложение было одобрено командующим оперативной группой генералом армии И.Х. Баграмяном. В кратчайшие сроки крупный и максимально подробный макет общей площадью 36 квадратных метров, представлявший собой столицу Восточной Пруссии в масштабе 1:5000, был изготовлен. Он состоял из 16 отдельных планшетов размером 1,5х1,5 м каждый. На макет были нанесены условные знаки минных полей, траншей, укреплений, артиллерийских позиций, фортов и опорных пунктов противника, чье расположение постоянно корректировалось, исходя из свежих разведывательных данных. «При одном взгляде на макет, на этот буквально как бы лежащий на ладони город-крепость, становилось видно, что штурм потребует от нас много усилий, умения и знаний» [40, Л. 12]. – вспоминал начальник инженерных войск 11-й гвардейской армии полковник М.Г. Григоренко.

Можно сказать, что разведка позиций противника в Кёнигсберге была проведена на высочайшем уровне. Офицеры РККА вспоминали «Разведка в течение двух месяцев, когда мы в обороне стояли, сыграла исключительно важную роль. Артиллеристы и наши общевойсковые офицеры, начиная от рядового бойца, знали каждый кустик, даже пулеметчиков многих знали. Там был один пулеметчик, которого так и звали «Рыжий». Нахальный, никого не боялся, ходил все время. Даже и мы ходили на него смотреть на наблюдательный пункт. 10‑го я прихожу, мне докладывают: рыжего пулеметчика не видно. Вечером вызываю командира роты разведчиков поймать пленного. Пошли в разведку, поймали пленного. На смену этой роты пришла другая рота» [35, Л. 9].

Несмотря на скрупулёзность планирования, в области разведки и составления планов местности, случались и недоработки. Иногда имевшие курьёзный оттенок. Например, в ходе боевых действий, развернувшихся после прорыва первого кольца обороны немцев, танкам той самой 159-й танковой бригады 1-го танкового корпуса, носивших имя «Лембиту» на башнях, была поставлена задача уничтожить скопление живой силы и техники в лесу на севере города и овладеть располагающимся там замком. Танки, при поддержке пехоты и артиллерии, выполнили задачу «уничтожив противника в лесу, батальон овладел замком, уничтожив до 120 автомашин» [27, Л. 115]. Однако, читая журнал боевых действий, современные исследователи и любители истории не смогут привязать эти действия к какому-либо из известных замков или крупных фортификационных сооружений Кёнигсберга. Дело в том, что, составляя карту укреплений, советское командование перенесло на неё название сооружения «Waldschlöβchen» из немецких путеводителей и карт, что переводится, как «Лесной замок». Действительно, сооружение было похоже на небольшой замок, со всеми атрибутами в виде башенок и узких бойниц. Но в реальности это был ресторан, построенный в стилистике средневекового замка и названный соответственно. Конечно, отсутствие ожидаемых толстых стен и глубоких подвалов было скорее приятным сюрпризом для наших воинов, штурмовавших «замок», но этот случай демонстрирует недостатки в проведении разведки, впрочем, неизбежные при подобного рода операциях.

После сбора, обобщения и изучения разведывательной информации, советское командование приступило к проработке роли и места бронетехники в предстоящем штурме. Тактика применения танков и самоходных установок, во взаимодействии с пехотой и артиллерией должна была меняться на разных этапах боёв за город.

Советское командование отлично понимало особенности применения бронетехники, в том числе и в условиях боёв в городе, на открытой местности и при штурме укреплённых районов. Поэтому, при разработке тактики применения танков и самоходных установок в боях за Кёнигсберг, была разработана поэтапная методика действия войск, отличающаяся в зависимости от характера обороны противника и специфики местности. Действия бронетехники делились на её применение при штурме первой, внешней линии обороны города, опирающейся на форты и характеризующейся преобладанием открытой местности в полосе наступления, вплоть до позиций немецких войск, и прорыве второй, внутренней линии укрепления, сопряжённой с боями непосредственно в городской застройке разной плотности и характера.

Вполне очевидно, что первым должен был стать штурм внешнего кольца укреплений. При выполнении этой задачи бронетехнике, совместно с другими родами войск предстояло: « а) подавить и уничтожить артиллерийские и миномётные батареи противника и огневую систему с внешнего оборонительного пояса;

б) подавить и разрушить опорные пункты противника на окраинах города и создать условия безостановочного стремительного вторжения наших войск в город;

в) прорвать систему траншей, блокировать и уничтожить форты и ДОТ, преодолеть противотанковый и другие виды заграждений;

г) уничтожить и пленить боевые порядки противника, гарнизоны его фортов и ДОТ» [3, C. 69].

Для достижения этих задач предполагалось следующие построения войск с опорой на танки и артиллерию, включая самоходную: «Для штурма Кенигсберга дивизии, как правило, будут строиться в линию, имея в первой линии по пять стрелковых батальонов. Полки на главном направлении строятся в 2-3 эшелона, причем батальоны третьего эшелона являются резервами командиров дивизий.

Батальоны первого эшелона наступают на фронте 300-400 м и строят свой боевой порядок в два эшелона, имея в первом эшелоне две роты (штурмовые группы).

Артиллерия для боя за город распределяется:

а) на артиллерию штурмовых групп;

б) на артиллерию сопровождения пехоты, выделяемую из состава групп ПП для каждого батальона первого эшелона;

в) на корпусные и армейские группы ПП.

Боевой порядок танков и самоходных орудий глубоко эшелонируется в глубину.

Первый эшелон – танки прорыва – предназначен непосредственно для поддержки действий штурмовых групп и двигается в боевых порядках пехоты.

Второй эшелон – танки развития успеха – предназначен для захвата особо важных объектов в городе и в первый период боя двигается за первым эшелоном на удалении 400-500 м от него.

Третий эшелон – танки резерва – предназначен для отражения контратак противника и двигается в 1-1,5 км за вторым эшелоном» [3, C. 66].

При этом, светское командование прекрасно отдавало себе отчёт в том, что в условиях крайне сложных боевых действий в городе, огромную роль имеет импровизация, основанная на подготовке. Поэтому отдельно указывалось, что данное построение боевых порядков пехоты, артиллерии и бронетехники не может быть шаблонным и не просто может, но и должно отличаться в зависимости от особенностей местности, боевой остановки и вражеских оборонительных приёмов и позиций. Что должно было оставаться неизменным и быть одним из ключей к быстрому штурму города, залогом которого мог являться только не ослабевающий напор советских частей, не дающих противнику опомнится, это наличие сильных резервов у командиров всех уровней.

Для обеспечения наиболее полного взаимодействия бронетехники с пехотой советским командованием было принято решение о создании штурмовых групп и штурмовых отрядов. Основой боевых порядков при прорыве внешнего обвода Кёнигсбергского укрепрайона должен был стать штурмовой отряд. Штурмовые отряды должны были формироваться только в стрелковых полках первого эшелона (по одному на полк) для прорыва укрепленной позиции. Их состав был следующим: один стрелковый батальон, хорошо укомплектованный физически здоровым и наиболее подготовленным личным составом;

– саперная рота;

– взвод огнемётчиков;

– рота танков или батарея самоходных артиллерийских установок;

– взвод 76-мм орудий противотанковой артиллерии;

– батареи 120-мм минометов,

– отдельные орудия и батареи калибра 122, и в отдельных случаях 152 и 203 мм, осуществляющие поддержку штурмового отряда.

Кроме того, в наступлении штурмовой отряд должен был поддерживать один-два артиллерийских дивизиона.

Что касается вооружения штурмового отряда, то все стрелки в его составе должны были иметь автоматы с двумя дисками или магазинами (обязательно предварительно «подогнанными под оружие»), по 6 ручных гранат на каждого бойца и, кроме того, в каждом взводе у назначенных бойцов должно было иметься:

противотанковых гранат: 3

дымовых ручных гранат: 4

«кошек» с веревками для подрыва мин натяжного действия: 3

Ножниц, для резки проволоки: 3

топоров малых, вместо лопат: 6

бутылок с горючей смесью или термитных шаров: 6

ракетниц: 4-5

свистков: 2

Считалось, что штурм внешней полосы укреплений столицы Восточной Пруссии мало чем отличается от прорыва заранее подготовленной и хорошо укреплённой полевой оборонительной полосы, с долговременными огневыми точками, а основным отличием и препятствием должно было являться наличие в этой полосе укреплений фортов, на которые она опирается и сплошного противотанкового рва [3, C. 69]. Для прорыва этого участка каждой дивизии, штурмующей форт, предписывалось обязательно иметь макет форта [Там же, C. 66]. В качестве образца для создания макета и отработки действий по штурму подобных укреплений служил форт №9 «Дона», иногда проходящий в документах РККА, как «Понарт», который был взят штурмом ещё в ночь с 29 на 30 января 1945 года воинами 1-й гвардейской стрелковой Московско-Минской дивизии 11-й гвардейской Армии. Таким образом, советские инженеры, сапёры, артиллеристы и танкисты с пехотинцами сумели ознакомится с одним из типовых фортов Кёнигсберга, разработав тактику их штурма или блокирования. Безусловно, форты столицы Восточной Пруссии не были близнецами, отличаясь друг от друга и иногда существенно, а во время штурма форт №9 был подорван саперами, в результате чего были разрушены казармы, часть внутренних казематов и горжевой капонир, что вносило коррективы в использование этого укрепления, как эталона для отработки штурмовых действий. Однако в общих и основных чертах форт №9 давал представление о всех остальных элементах «ночной перины» Кёнигсберга [27, Л. 112].

Действовать войска при поддержке бронетехники, при прорыве внешнего обвода укреплений, должны были следующим образом: перед началом штурма танки находятся на выжидательных позициях в готовности к атаке и отражению возможных контратак пехоты и танков противника; в ходе штурма и выхода на западную окраину города Кёнигсберг танки движутся впереди боевых порядков пехоты и своим огнем и гусеницами подавляют огневые точки и живую силу противника на переднем крае и в глубине обороны противника. При подходе к противотанковому рву задерживаются и пропускают впереди себя пехоту, прикрывая её огнём, при пехотной поддержке переправляются через противотанковый ров по наведённым сапёрами мостам и по имеющимся разведанным проходам, обгоняют пехоту. В целях наиболее быстрого преодоления противотанкового рва командование предписывало:

«а) предусмотреть устройство не менее одного прохода на роту;

б) выделить соответствующее количество команд сапёров-подрывников для подрыва рва и устройства проходов;

в) заблаговременно построить и подготовить необходимое количество штурмовых мостиков и настилов через ров;

г) подготовить танки и самоходные орудия к преодолению противотанкового рва по устроенным проходам» [3, C. 63].

После преодоления рва пехотой танки и самоходные установки продолжают сопровождать её до окраины города, затем отражают возможные контратаки пехоты и танков противника. Второй эшелон танков и самоходных установок с десантом автоматчиков двигается в 300-400 метрах от первого эшелона, поддерживая последний огнем.

Форты в первой линии укреплений планировалось в первую очередь не уничтожить или взять штурмом (хотя это и было бы идеальным вариантом), так как это могло занять много времени, столь ценного при развитии наступления, а блокировать и обойти, сохраняя темп продвижения. Для этого, за несколько дней до начала наступления, форты планировалось подвергнуть артиллерийскому обстрелу из орудий большой мощности, повторив этот обстрел в момент начала штурма. После чего пехота, пользуясь скоростью бронетехники должна была обойти укрепления, под прикрытием дымов и артиллерии, в том числе танков и самоходных орудий, практически неуязвимых для огня из фортов [33, Л. 19.]. Для блокирования укреплений планировалось оставить не больше роты пехоты при поддержке артиллерии и бронетехники.

ДОТы внешнего обвода должны были браться штурмовыми группами при поддержке бронетехники, которой отводилась роль вскрытия огневых точек, путём огня по замаскированным сооружениям и их подавления огнём по амбразурам, в то время, как пехота, под прикрытием дымов должна была забросать ДОТ гранатами, бутылками с зажигательной смесью и термитными зарядами. [14, л. 5–6].

После прорыва внешней линии укреплений Кёнигсберга и втягивания в бои внутри города тактика действий советских войск и применения бронетехники должна была измениться. В ходе борьбы в городских кварталах танки и самоходные установки должны были действовать за боевыми порядками пехоты и своим огнем разрушать каменные строения, подавлять и уничтожать огневые точки и живую силу противника, в также отражать возможные контратаки пехоты и танков противника [14, л. 5–6].

Для штурма города должны были формироваться штурмовые группы, созданные, вооруженные и организованные по следующему принципу: «Каждый стрелковый батальон, выделенный для штурма города, подготавливает одну штурмовую группу в составе:

– стрелковой роты, хорошо укомплектованной физически здоровым составом;

– взвода саперов

– отделения огнемётчиков;

– отделения химиков со средствами задымления;

– двух 45-мм орудий;

– двух орудии ПА;

– одного-двух орудий ДА;

– двух-трех танков или СУ.

Кроме того, для поддержки каждой штурмовой группы выделять: одну тяжёлую батарею с закрытой ОП, дивизион истребительной артиллерии или артиллерии ДА.

Штурмовое оснащение штурмовых групп такое же, как и в штурмовом отряде. В целях удобства управления штурмовой группой все приданные ей орудия свести в огневую группу. Никаких других подгрупп в штурмовой группе не создавать.

При прорыве укреплённого района:

а) стрелковые батальоны (штурмовые отряды) атакуют на фронте 300-400 м. и строят свой боевой порядок в два эшелона;

б) стрелковые полки, дивизии и корпуса строят свои боевые порядки в два эшелона…

…Танковые и самоходные части в боевых порядках, как правило, глубоко эшелонируются и имеют:

а) первый эшелон прорыва для поддержки штурмовых отрядов и штурмовых групп; в этот эшелон выделяется основная масса танков и самоходных орудий;

б) второй эшелон развития успеха предназначен для захвата особо важных объектов в городе и для отражения контратак противника – двигается за первым эшелоном в 500-800 м» [17, л. 9].

Штурмующие группы должны были вооружаться преимущественно лёгким вооружением (автоматы, гранаты, винтовки). Взвод саперов, действующий в составе штурмовой группы, должен был иметь:

Средства разграждения по количеству групп разграждения, в том числе и удлиненные заряды – по два заряда на группу разграждения. Сосредоточенные заряды ВВ весом в 15-20 кг. в количестве 5-8 шт. Запас сосредоточенных и кумулятивных зарядов в количестве 5-8 шт. сосредоточенных зарядов весом 15-20 кг. и 5 кумулятивных зарядов 12,5 кг. каждый. Зажигательные трубки из расчёта по 6 штук на каждого бойца и офицера вне зависимости от выполняемых ими работ. Противотанковые мины в количестве 20-30 шт.

Каждый боец штурмовой группы обеспечивался 4-5 ручными гранатами (РГ-42), одной противотанковой гранатой и полным боекомплектом патронов, ломами и веревками. Кроме того, часть бойцов обеспечивалась также 1-2 дымовыми гранатами и бутылками с горючей жидкостью [3, C. 68].

Штурмовые группы, специально предназначенные дли боя в городе, не должны были принимать участие в прорыве внешнего обвода обороны и подготавливались для этой цели из состава вторых эшелонов дивизий и корпусов.

В боях непосредственно внутри городской застройки войска, при поддержке бронетехники, должны были действовать иначе, чем при прорыве внешнего рубежа обороны Кёнигсберга. Бой внутри города, очевидно, должен был распасться на ряд частных боёв по овладению отдельными зданиями, улицами и кварталами, исход которого во многом решали бы самостоятельные, инициативные действия штурмовых групп.

Советским войскам, по замыслу командования, предстояло изолировать опорные пункты и узлы сопротивления противника, непрерывно и напористо штурмуя их, последовательно от квартала к кварталу. При этом, продвижение внутри города предполагалось будет производится путем просачивания через дворы, сады, парки, переулки, путём пролома в стенах домов, по подземным ходам, тоннелям и канализационным трубам. Проломы, в том числе, должна была осуществлять бронетехника бронебойными снарядами.

Вдоль улиц должны были продвигаться только танки и самоходные орудия, которые своим огнём должны были подавлять огневые точки противника, разрушать знания, занятые противником, и воспрещать маневр немецкой пехоты по улицам и по крышам домов. Снайперы, автоматчики и пулеметчики огнём по окнам и чердакам должны были прикрывать движение бронетехники. Советское командование понимало, что танки или самоходные орудия крайне уязвимы в городской застройке и станут первоочерёдной целью для солдат противника, вооруженных переносным кумулятивным оружием, гранатами или бутылками с зажигательной смесью. Кроме того, бронетехника в городе становилась почти слепой из-за узкого и ограниченного угла обзора. Поэтому в целях лучшего управления и целеуказания командир штурмового отряда должен был находиться вблизи от танкового командира. Связь устанавливалась самая простая — связными, а целеуказания — ракетами, запускавшимися в сторону цели, первоочередными из которых являлись артиллерийские орудия, бронетехника и пулемётные точки. Делалось это во избежание проблем с радио и проводной связью, неизбежно возникавших в предыдущих боевых операциях, и от скорости принятия решения экипажем танка. Кроме того, существовало серьезное опасение по поводу качества радиосвязи в условиях штурма крупного и хорошо укрепленного города с большим количеством зданий, железобетонных и кирпичных сооружений. Опыт городских боёв показывал, что нельзя недооценивать так называемые «фаустпатроны». Вот, что вспоминают советские воины «На подходах к городу Сопот запомнилась одна страшная картина. Стояла на дороге в линию сожженная немецкими «фаустниками» целая колонна наших танков, машин двадцать. Колонна была «подарочная», на всех танках была надпись — «20 лет Узбекской ССР». Там 25 марта был предпринят неудачный штурм города, но артподготовка не достигла своей цели, многие огневые точки оказались неподавленными» [6, С. 245]. Поэтому, на плечи двух солдат, снабженных ракетницами и выделяемых на каждый танк или самоходное орудие, также ложилась роль охраны бронетехники от внезапного нападения «фаустников» и немцев с гранатами и бутылками с зажигательной смесью, для чего этим бойцам выделялся повышенный запас патронов для автоматического оружия.

В ходе уличных боёв широко надлежало применять маневр и использовать всякую возможность для продвижения вперед, чтобы не ослаблять натиск на противника, не давая ему восстановить оборону и сея панику в рядах немцев.

При штурме каменных домов, которые немцы превращали в хорошо укреплённые огневые точки, объединённые в своеобразные городские укреплённые районы, путём их изоляции баррикадами извне и соединения траншеями, переходами и туннелями внутри, гаубичная артиллерия должна была «обработать» дома, после чего 45-мм. орудия и орудия должны были подавить огневые точки на подступах к зданию и в окнах нижних этажей, орудия дивизионной артиллерии и фугасными и бронебойными снарядами разрушить стены нижних этажей, а танки и самоходные установки открыть огонь по верхним этажам с задачей заставить противника спуститься вниз, в то время, как миномёты должны были накрыть крыши и внутренние дворы зданий навесным огнём. Всё это должно было занять 10-20 минут, в течение которых пехота должны была занять исходное положение для атаки в 50-100 м. от здания, а саперы проделать приходы в заграждениях и баррикадах.

По окончании огневого налета по зданию пехоте предстояло ворваться в него с разных сторон через проломы в стенах, окна, двери, бреши и забрасывая противника ручными гранатами и ведя огонь из автоматического оружия уничтожить его гарнизон. Овладев одним этажом, атакующие штурмовое группы таким же порядком должны были очищать последующие, используя при этом пехотные ранцевые огнемёты РОКС для выжигания противника.

Во время штурма здания бронетехника должна была вести огонь по огневым точкам в соседних домах и отражать возможные контратаки противника. По овладении зданием, штурмовая группа немедленно должна была организовать атаку следующего здания, не сбавляя темпа наступления и не давая противнику опомниться.

При перемещении между укреплёнными зданиями и кварталами, улицами должны была овладевать штурмовая группа; кварталом – стрелковый батальон. При отсутствии противника в прилегающих домах штурмовые группы продолжали наступление по улицам в следующем порядке:

– впереди движется танк или самоходное орудие в готовности открыть огонь по огневым точкам противника;

– на уровне с танком по тротуарам, прижимаясь к стенам домов, идут цепочкой стрелки и автоматчики в готовности открыть огонь по окнам и чердакам домов на противоположной стороне;

– далее идут артиллерия и резервы.

При захвате городских кварталов в их предстояло закрепиться. Делаться это должно было следующим образом: «Организуя закрепление, командир батальона (полка) обязан:

– точно определить расположение закрепляемых зданий, кварталов и достигнутый войсками рубеж;

– немедленно создать систему огня и установить различные фортификационные и взрывные заграждения:

– поставить задачу стрелковым подразделениям по закреплению;

– поставить задачу приданным танкам и самоходным орудиям, используя часть из них как подвижные огневые точки;

– организовать наблюдение за противником и выставить сильное боевое охранение;

– указать место резерва и установить с ним связь;

– пополнить запасы боеприпасов и организовать питание подразделений;

– произвести тщательней осмотр и разминирование занятых зданий и дворов». [21, л. 26].

При боях в городе танки и самоходные установки в основном должны были использоваться в составе штурмовых групп, поддерживая их огнем по огневым точкам противника, окнам домов и укрытиям. Броню танков следовало использовать для прикрытия передвижения подразделений штурмовых групп. Бронетехника, которая не вошла в состав штурмовых групп, могла быть использована в ходе уличных боёв, с задачей прикрыть ряд широких улиц, больших площадей и парков. В этом случае она обязана была тесно взаимодействовать с пехотой и отражать вероятные контратаки противника, поддерживаемые его бронетехникой [3, C. 63].

В зависимости от Армии указания командования по действиям бронетехники при штурме города могли незначительно отличаться, быть более или менее детальными, но их суть была схожа. Танки и самоходные орудия были распределены, исходя из этих принципов формирования штурмовых подразделений. При этом, в штурмовые подразделения действительно отбирали самых опытных бойцов. Например, в 39-й армии перед штурмом города провели совещание «истребителей танков». Из 215 человек 132 воевали с 1941-1942 годов, 143 человека имели одно и более ранений, все были награждены орденами и медалями СССР [39, Л. 31.].

Затем штурмовые отряды и группы приступили к их тактическому сколачиванию. Экипажи приданных штурмовым подразделениям танков и самоходных орудий неоднократно в течение марта проходили обучение и слаживание с пехотными подразделениями по программам: «Атака штурмовой группы ДОТ», «Атака штурмовой группой сильно укреплённой позиции или населённого пункта с танками», «Прорыв сильно укреплённой позиции противника», «Атака штурмовым отрядом сильно укреплённой позиции с танками» [17, л. 9–10]. Учение с боевыми стрельбами перед штурмом, главным образом, были направлены на отработку разрушения и уничтожения прямой наводкой оборонительных сооружений и артиллерии противника [19, л. 129]. С офицерами и связистами были проведены двухдневные занятия на макете города [13, л. 4].

«Чему учили войска? Каждый полк ставился на свой участок и получал задачу изучить свою полосу наступления, характер местности и противника — все, до деталей. Впервые за все время войны перед нами стояла задача штурмовать такой город. Учили войска прыгать через канавы, прыгать из домов, как распределять людей: кому в правую комнату, кому в левую — каждого распределяли по определенным местам. После этого были распределены все средства усиления: танки, артиллерия, минометы, фоги, потом такие части, как огнемётчики, снайперы, химики. Все было распределено по частям: по батальонам, ротам, взводам. Если все эти средства усиления собирались в роте, то считали, что хозяином всего этого комплекса является командир роты, и командир роты проводил занятия со всем этим комплексом. Специально строились поля с соответствующими сооружениями и на этих полях штурмовали эти сооружения. Для обучения солдат были привлечены буквально все офицеры и генералы: командиры дивизий, командиры корпусов, весь высший командный состав, вплоть до командующего армией, которые занимались с отдельными батальонами. Была поднята тяжелая артиллерия: такие типы орудий, как 280 м/м и 305 м/м, которые никогда раньше с нами не участвовали в боях, для предварительного разрушения укреплений. Все было поставлено на ноги, все распределено на соответствующие места, и уже к 3 апреля всё было подготовлено». Вспоминает о процессе обучения И.К. Щербин, командир 84-ой гвардейской Карачевской Краснознамённой, ордена Суворова стрелковой дивизии, в составе 11-ой гвардейской Армии [38, Л.8].

Однако обучение не прошло идеально. Некоторые штурмовые группы проходили обучение без танков или с одной машиной, а самоходные орудия СУ-76 слишком поздно подошли к некоторым подразделениям, из-за чего почти не участвовали в занятиях [20, л. 202].

В течение дня 3 апреля 1945 года перед штурмом были увязаны вопросы взаимодействия в звене «штурмовой отряд-танковый взвод» и «штурмовая группа-танк или самоходное орудие». Пехотные командиры прямо на местности поставили задачу каждому танку и самоходной установке. Каждый пехотный командир лично в лицо и по имени узнал командира-танкиста, с которым он должен был взаимодействовать. Командиры танковых взводов и танков познакомились с командирами стрелковых батальонов, рот, взводов и получили задачу добиться того, чтобы каждый член экипажа твердо знал свою задачу, место в боевых порядках, способы связи между пехотой и танками и целеуказания, а также пехотных командиров, с которыми он контактирует. Сделано это было в первую очередь с целью наилучшего взаимодействия на узких извилистых улочках старого города и сохранения координации при гибели или ранении командиров. Непосредственно в ночь перед штурмом, после сосредоточения на исходных позициях, командиры танковых рот совместно с командирами взводов танков и механиками водителями производили рекогносцировку района исходных позиций путей подхода к ним, выхода и направления атаки для каждого танка. Кроме того, в ночь перед наступлением были проделаны проходы в минных полях, а также в ряде противотанковых и противопехотных заграждений.

Первые трудности у танкистов и самоходчиков начались ещё до вступления бронетехники в бой. Высокий уровень грунтовых вод, затяжные дожди и разрушенные или повреждённые дренажные сооружения превратили в некоторых местах пригороды Кёнигсберга в непроходимые болота. При развертывании в боевой порядок, действуя в окрестностях города, танки вязли в грунте и были ограничены в манёвре. Дорог остро не хватало для такого количества солдат и техники, а деревья, растущие по обочинам, мешали по ним перемещаться [9, л. 30]. Неизбежно возникли проблемы с подвозом ГСМ и боеприпасов. Сапёрам приходилось наводить гати для передвижения войск и тылов, что замедляло и усложняло подготовку к штурму [1, л. 233]. Из-за переноса времени наступления 5 апреля 1945 года командиры танковых батальонов провели с командирами взводов и танков повторную рекогносцировку, добившись таким образом более четкого знания каждым членом экипажа своей задачи, исходных позиций и направления атаки с ориентирами по особенностям местности. Перед началом боя для бронетехники было заготовлено по 3 боекомплекта, ГСМ на 2,5 заправки, питание для экипажей на 10 дней. [15, л. 35]. Бронетехника была замаскирована на исходных позициях. Этому моменту уделялось отдельное внимание, так как даже на завершающем этапе войны, немецкая артиллерия оставалась серьёзным и страшным противником, наносившим удары по скоплению бронетехники, как только её засекала немецкая разведка. Генерал-майор И.К. Щербин, командир 84-ой гвардейской Карачевской Краснознамённой, ордена Суворова стрелковой дивизии, вспоминает, что немцы не прощали концентрации незамаскированной бронетехники, накрывая её метким артиллерийским огнём [38, Л.8].

Кроме того, большое внимание советское командование уделяло возможности ремонта бронетехники в условиях боёв. Все задействованные в штурме армии располагали подвижным танкоремонтным батальоном, эвакуационной ротой, в интересах 3-го Белорусского фронта был задействован 30-й бронетанковый ремонтный поезд и было сконцентрировано больше количество запасных частей.

Накануне начала полномасштабного штурма города, в некоторых местах, пользуясь особенностями местности, позволяющими скрытное передвижение, советские подразделение не просто разминировали подходы к внешнему кольцу креплений, но и захватили ряд небольших укреплений и участков противотанкового рва, наладив переправу через него [25, Л. 41].

Оставались считанные часы перед началом сражения за сердце прусского милитаризма. Вот что вспоминал командующий 11-ой гвардейской Армией К.Н. Галицкий «Плотность танков и самоходно-артиллерийских установок непосредственной поддержки пехоты составляла в армии 23 машины на 1 км участка прорыва. При наличии у противника во всей глубине обороны большого количества долговременных огневых точек и в предвидении боя в большом городе с его многоэтажными каменными домами целесообразно было бы иметь значительно больше танков, особенно тяжелых систем, для обеспечения штурмовых отрядов и групп. Ведь в условиях такого боя артиллерия, как правило, несколько отстает от пехоты, и поэтому использование ее для стрельбы прямой наводкой, особенно артиллерии крупных калибров, усложняется.

Мы придали каждому корпусу по одному самоходно-артиллерийскому полку, а 8-му и 16-му корпусам, кроме того, и по одному батальону танков Т-34. Командиры корпусов распределили эти средства по дивизиям.

Бронетанковые средства использовались главным образом на направлении главного удара армии. Так, 26-ю и 1-ю гвардейские стрелковые дивизии поддерживали по три батареи САУ и по роте танков, имевших 66 бронеединиц. Фланговые же дивизии (83-я и 16-я) располагали лишь штатными самоходно-артиллерийскими дивизионами СУ-76. Таким образом, на направлении главного удара армии плотность танков и САУ была значительно усилена, а с учетом танков и САУ дивизий второго эшелона, применение которых было наиболее вероятно на главном направлении, она составляла в полосе 26-й и 1-й дивизий (3 км) 37 единиц на 1 км фронта» [Галицкий К. Н. В боях за Восточную Пруссию: Записки командующего 11-й гвардейской армией. — М.: «Наука», 1970. — 500 с. (Вторая мировая война в исследованиях, воспоминаниях, документах) C. 358].

Чтобы обеспечить выполнение пехотой ее задач, танки и САУ должны были огнем и гусеницами подавлять и уничтожать огневые точки и живую силу врага на переднем крае, не допускать контратак со стороны его резервов, уничтожать огневые точки в укрепленных домах, разрушать баррикады на улицах

Атака предместья Кёнигсберга и первой оборонительной линии началась после 3-часового артиллерийского наступления. На максимальной скорости танки и самоходные орудия приблизились к окопам противника, стараясь остановиться на расстоянии, недосягаемом для фаустпатронов. Ворвавшаяся под прикрытием огня бронетехники в окопы, пехота зачистила их. Прошедшие в течение 3-4 дней до наступления весенние дожди мешали не только атакующим, они залили траншеи и окопы противника, что сковало манёвренность обороняющихся, вынудило немцев занимать неглубокие укрытия и привело к большим потерям живой силы противника от артиллерийского огня [21, л. 129]. Однако и советским воинам пришлось нелегко. На дне противотанкового рва стояла вода, превращая его в болотистый пруд. Вражеские инженерные сооружения оказались не полностью разведаны, а минные поля не до конца обезврежены, что привело к замедлению наступления на некоторых направлениях. Особенно бронетехнике мешали, как это не странно звучит, противопехотные мины, отсекающие от танков пехоту и сапёров, что затрудняло дальнейшее движение и делало невозможным преодоление немецких укреплений, особенно рвов [12, л. 212].

После достижения противотанкового рва самоходные артиллерийские установки, орудия прямой наводки и танки прикрывали сапёрные группы, которые, используя заранее заготовленные детали мостов и другие материалы, в течение часа организовали проход в противотанковом рве, в результате чего танки совместно с пехотой смогли продолжить дальнейшее движение, однако были встречены сильным минометным и пулеметным огнем из фортов. В частности, машины 153-й танковой Краснознамённой Смоленской бригады, приданные штурмовым группам из состава 87-й и 263-й гвардейских и 265-й стрелковых дивизий, уперлись в Форт № 5. При штурме форта было решено использовать бронетехнику, для чего было выделено два танка Т-34-85, которым было приказано, приблизившись к форту на расстояние, недоступное для фаустпатрона и открыть сильный пулеметный и артиллерийский огонь по его амбразурам. Укрывшись в казематах форта, немцы были вынуждены прекратить огонь, чем воспользовались пехота и танки, которые обошли укрепление и перерезали узел дорог южнее форта, тем самым отрезав этот узел обороны от остальных немецких войск. Однако гарнизон форта продолжил сопротивление. Была составлена блокировочная группа из двух танков и сапёрного отделения с задачей вести огонь по амбразурам. Остальные войска продолжали наступление. Похожим образом использовались самоходные артиллерийские орудия 337-го гвардейского тяжелого самоходно-артиллерийского Витебского Краснознамённого полка для штурма Форта 5A, в составе штурмовых групп 33-ей и 87-ой стрелковых дивизий 13-го гвардейского стрелкового корпуса. Во время атаки на форт ИСУ-122 огнём прямой наводки давили капониры и полукапониры укрепления, не допуская танковых контратак немцев с направлений Коперникус (ныне Зелёное) и Вальдгартен (ныне не существует, ближайший н. п. — п. Лермонтовский). Осуществляя блокирование форта, танки двигались перед пехотой, в то время как самоходные орудия двигались позади. Достигнув рва перед укреплением, танки и самоходные установки остановились и открыли огонь на подавление по огневым точкам, длившийся в течении получаса. Под прикрытием этого огня пехотинцы создали проход через ров, после чего бронетехника преодолела ров и сконцентрировала огонь на бойницах форта, а пехота, сблизившись с фортом, приступила к его штурму. Видя безвыходность положения и невозможность прорыва или эффективного сопротивления, гарнизон капитулировал. Форт 5А был взят нашими войсками. После чего, прикрывая огнём проходы, через противотанковый ров танки и самоходные артиллерийские установки двинулись вперёд, и к концу дня советские войска овладели пригородом на этом участке наступления [30, Л. 21].

Таким образом, преодолевая внешний пояс укрепления, танки сочетали стремительные рывки вперед с продвижением в боевых порядках пехоты и прикрытием пехоты со стационарных позиций. Этим достигалось наиболее полное использование главных качеств танка — его брони и подвижности. Об интенсивности огня танка говорит тот факт, что в течение боя 6 числа танки израсходовали по 2 боекомплекта осколочных снарядов и боекомплекту пулеметных патронов. Бронебойные снаряды практически не использовались по назначению в виду почти полного отсутствия для них целей [21, л. 26–28].

Безусловно, на разных направлениях ситуация складывалась не одинаково. Например, действуя в порядках 11-ой гвардейской Армии, будучи приданной 8-му и 16-му гвардейским стрелковым корпусам, 23-я гвардейская отдельная танковая Ельнинская Краснознамённая орденов Суворова и Богдана Хмельницкого бригада, развивая наступление в направлении Авайден, Шпайхерсдорф (ныне посёлок Южный), района Понарт, преодолевая сопротивление противника, уничтожая огневые точки и орудия прямой наводки, к утру 7 апреля сохранила в строю 27 танков Т-34-85 из 44. Было подбито – 3 штуки, подорвалось на минах – 2 штуки, застряло в размокшем грунте – 9 штук, вышло из строя по причине технической неисправности – 3 штуки [26, Л. 12 Журнал боевых действий штаба 23 гв. отбр.]. 348-ой гвардейский тяжёлый самоходно-артиллерийский Красного знамени полк, наступая так же в районе Понарт в боевых порядках 1-ой и 31-ой стрелковых дивизий за 6 апреля потеряла 12 ИСУ-122 застрявшими в грунте [28, Л. 71]. 153-я танковая бригада потеряла за 6 число 2 танка Т-34-85 подбитыми, 1 танк подорвавшимся на мине и 5 танков застрявшими в грунте и 5 машин вышедшими из строя по причине поломок. Из 44 танков в строю остался 31.

Несмотря на слабое бронирование СУ-76, также участвовавшие в штурме города-крепости, понесли сопоставимые с более тяжёлыми образцами самоходных артиллерийских орудий потери, при прорыве внешнего рубежа немецкой обороны. 1491-й Краснознамённый самоходно-артиллерийский полк в первый день штурма, действуя в районе Гольдшмиде (ныне Димитрово), Проверен (ныне район нынешнего аэродрома Чкаловск), Амалиенхоф (ныне Чкаловск) потерял из 21 самоходки: 1 машину сгоревшей, 1 подбитой, 2 утонувшими и 2 в результате поломок [31, Л. 4].

Танки Т-34-85 28-ой отдельной гвардейской танковой Лиозненской ордена Ленина, Краснознамённой, ордена Суворова бригады, ведя наступление на Кёнигсберг в районе западнее Варгена (ныне Котельниково) с целью выйти к заливу Фриш-Хаф (ныне Калининградский залив), столкнулись с самыми большими проблемами в части проходимости бронетехники. Изначально подтапливаемый водами залива, достаточно болотистый участок пригорода, в условиях затяжных ливней и нарушенной дренажной системы в некоторых местах превратился в настоящие топи, что приводило к постоянным приостановкам наступления ввиду застраивания большого количества боевых машин, которые приходилось вытаскивать силами инженерных и ремонтных частей. Кроме того, противник, пользуясь особенностями местности, определяющими небольшое количество маршрутов, которыми могла передвигаться советская бронетехника, именно на этом участке оказал активное сопротивление с использованием своих танков и самоходных орудий, что привело к потере сгоревшими 6 танков [29, Л. 5].

Прорыв первой линии обороны не дался легко. Некоторые подразделения, готовившиеся к штурму, как единое целое, потеряли почти всю свою пехоту, убитыми или раненными, что привело к необходимости действовать бронетехнике вместе с «чужой» неподготовленной пехотой, с командирами которой не было налажено должное взаимодействие заранее [37, Л. 2].

7 апреля пехота при поддержке бронетехники вошла непосредственно в город, где встретилась с жестоким сопротивлением противника, часто сражавшегося за каждый дом. Солдаты противника, вооружённые фаустпатронами в больших количествах, вели огонь с верхних этажей зданий и из траншей [23, л. 40]. Возникли трудности с управлением войсками. Система наблюдательных пунктов в полосе наступления оказалась недостаточно продуманной, что замедляло поступление информации командирам и ограничивало скорость маневра бронетехники [17, л. 212].

Изначально, войдя в город, войска, в которых сочетались самоходные орудия и танки, пытались соблюдать следующий боевой порядок: танковый взвод, наступающий в первом эшелоне, в интервалах и на флангах, несколько сзади взвод прикрывался батареей самоходных установок. Непосредственно за танками двигался стрелковый батальон, имея в своих боевых порядках артиллерию сопровождения пехоты и сапёров [10, л. 130]. Однако быстро выяснилось, что самоходные орудия были вынуждены двигаться за танками на удалении 200–300 м, так как не могли реагировать на появление противника с той же скоростью, что и танк, оборудованный башней. Находясь позади танков, самоходки не могли на узких улицах города вести огонь по целям, расположенным впереди танков, из-за боязни поразить двигающиеся впереди свои же боевые машины [21, л. 28]. По этой причине самоходные орудия старались двигаться по соседним улицам [15, л. 48]. В дальнейшем самоходки следовали за пехотой на удалении 200–300 м перекатами от дома к дому, от квартала к кварталу, и вели огонь по очагам сопротивления противника. Каждая машина двигалась по назначенной ей улице параллельно с остальными машинами с таким расчетом, чтобы батареи самоходных орудий сопровождали пехоту по всей полосе наступления [10, л. 189].

В период боёв на узких улицах города, состоящих из каменных зданий, приспособленных к обороне, а также в условиях большого количества завалов и баррикад, танки двигались в боевых порядках пехоты, прикрывая её бронёй и ведя огонь по указаниям пехоты. В случае отсутствия ракет, в ночное время пехота указывала цели трассирующими выстрелами. Огонь в основном открывался по подвалам домов, в которых противник оказывал сопротивление. После обстрела домов пехота врывалась в них, завершая уничтожение врага. Для разрушения железобетонных и толстых кирпичных стен, через проломы в которых пехота врывалась в здания или обходила противника, а артиллеристы протаскивали орудия прямой наводки, приходилось применять бронебойные снаряды. Солдаты вспоминали «Фугасным ударишь - стенка только закоптится, да пару кирпичей выбьет. Бронебойными по домам били, чтобы развалить» [5, С. 158]. Возникли трудности с преодоление завалов и баррикад. За период боёв непосредственно в городе застряли и отстали от наступающих войск 51 танк и самоходное орудие [2, с. 75; 4, л. 26; 11, л. 28]. Несмотря на подготовку и занятия на карте и макете города, танкисты и самоходчики, находясь на незнакомых разрушенных улицах, в условиях ограниченного обзора и задымлённости иногда путали направление и боевые машины могли «заблудиться».

Противник, пытаясь противодействовать штурмовым группам и танкам, выкатывал на прямую наводку противотанковые орудия, стараясь уничтожить бронемашины. Также немцами организовывались засады в переулках и зданиях с использованием противотанковых орудий. Наибольшую проблему вызвала необходимость преодолевать противотанковый ров в городе, где находилось большое количество капитальных сооружений, из которых велся огонь. В сложившейся ситуации бои происходили следующим образом: пехота, прижимаясь к домам, продвигалась вперед и, обнаружив огневую точку, указывала ракетой цель танкам. Танки продвигались за пехотой на удалении 100–200 м во избежание поражения фаустпатронами и по указаниям пехоты вели огонь. Подойдя, таким образом, непосредственно к противотанковому рву, пехота разбирала находящиеся вблизи баррикады и забрасывала этими подручными материалами ров, организовывая проход для бронетехники. В это время танки прикрывали пехоту, ведя огонь с места. Ещё одной проблемой стало отставание и утрата материальной части некоторых сапёрных и инженерных частей, в результате чего, выйдя к противотанковому рву в черте города, танки и самоходные артиллерийские установки вынуждены были останавливаться без налаженных мостов через ров, которые должны были создать эти части, так как не всегда представлялось возможным заполнить ров частями баррикад или битым кирпичом. В этой ситуации материалы для мостов или сами мосты спешно доставляли на броне танков из ближнего тыла, или снимая с некоторых уже взятых и форсированных водных препятствий, и рвов. Осуществив прорыв через противотанковый ров в городе, танки принимали на себя десант пехоты, после чего на высокой скорости старались выскочить на простор, например, на железнодорожные пути, затем ссаживали пехотный десант и открывали пушечный и пулеметный огонь с места. Однако, железнодорожные пути, несмотря на кажущийся простор для манёвра, не поддавались натиску бронетехники так легко, как могло представиться. Серьёзным препятствием стали железнодорожные вагоны, серьёзно повреждённые в ходе бомбардировок и боевых действий, буквально скрученные вместе страшной силой взрывов, они представляли из себя почти непроходимое для танков препятствие, в то же время закрывая обзор, сектор обстрела и являя укрытие для вражеской пехоты. Танки 23-ей гвардейской отдельной танковой бригады сталкивались с немецкими танками, закопанными и превращёнными в стационарные огневые точки и огнём вражеского бронепоезда [26, Л. 12].

Во время прорыва танков или самоходных артиллерийских орудий с десантом пехота очищала улицы, оттягивая на себя внимание противника. После обнаружения у себя в тылу значительных сил танков, немцы часто начинали поспешный отход к следующей линии обороны, пытаясь сохранить единую линию обороны и не допустить её распада на отдельные изолированные друг от друга очаги. Советские танки и самоходки с десантом, располагавшимся на броне, старались перекрыть отход разрозненных сил противника на эти рубежи. Особый упор делался на то, чтобы оседлать естественные преграды, такие как река, ручей, ров или иное препятствие, в районе мест переправы. Пытаясь отбить эти участки, противник атаковал советскую бронетехнику и пехоту с использованием собственных танков и штурмовых орудий. Количество боевых машин, участвующих в таких атаках, было невелико — максимум 5-7 единиц. Хотя сами атаки были постоянными, крайне упорными и ожесточёнными, доходя до 7-10 за сутки. Отражая эти атаки, танки и самоходные артиллерийские орудия, пользуясь знаниями, полученными их командирами в ходе занятий на карте и макете города, занимали ключевые перекрестки, позволявшие простреливать улицы в выгодных местах, а пехота занимала оборону в близлежащих домах, прикрывая из окон бронетехнику Несмотря на постоянное напряжение наших войск, в результате этих атак противника можно сказать о том, что они были недостаточно организованы и часто немцы не имели в своих рядах достаточно людей и техники для успеха подобных предприятий, что скорее приводило к преждевременному «выбиванию» и без того скудных резервов нацистов. При форсировании советскими войсками реки Преголя, танки и самоходные артиллерийские орудия, в ряде мест на первом этапе не смогли поддержать пехоту по причине отставания инженерных и сапёрных подразделений со средствами преодоления водных препятствий. Несмотря на то, что в руки наших частей попали немецкие понтоны, воспользоваться ими наша бронетехника и пехота не смогли. При попытке навести понтонные переправу, используя трофейную материальную часть, понтоны были уничтожены огнём немецкой гаубичной артиллерии, что в очередной раз показало, насколько серьёзным противником являлась артиллерия нацистов, даже на этапе последних часов обороны города [17, л. 213].

Пользуясь бронёй и скоростью, советские танки и самоходные артиллерийские установки на этапе 8 и особенно 9 апреля, когда единая централизованная оборона противника в городе уже отсутствовала, обходили узлы сопротивления и противотанковые орудия, часто установленные на перекрестках, нанося им внезапные удары с фланга или в тыл, расстреливая из орудий и пулемётов, давя гусеницами. В ходе этих боёв, немецкие противотанковые орудия часто из охотника превращались в жертву, когда их расчёты не успевали вовремя отреагировать на появление советской бронетехники в тылу или на флангах бросали пушки или гибли вместе со своим оружием. Например, именно 8 апреля боевые машины 153-я танковой бригады уничтожили все 8 противотанковых орудий противника, записанных на их счёт в ходе штурма города с 6 по 9 число [16, Л. 21]. В течение ночи 9 числа советские танкисты участвовали в отражении сильных контратак противника, пытавшегося прорваться из города в направлении окраин с целью отступления в сторону Земландского полуострова, где их ждал призрачный шанс эвакуации из порта Пиллау .

Несмотря на сложность и отчаянный накал боевых действий в самом городе, советские бронированные части понесли потери сопоставимые с потерями при штурме окраин города и прорыве внешнего кольца обороны противника. Например, 23-я гвардейская отдельная танковая бригада за 8 апреля потеряла: 3 танка подбитыми, 2 сгоревшими [26, Л. 19]. 153-я танковая бригада потеряла за тот же день 2 танка сгоревшими и 1 подбитым [16. Л. 25], а 1491-й самоходно-артиллерийский полк на СУ-76 не имел потерь в технике вовсе. С учётом того, что по мере углубления советских войск в оборону противника и продвижениях вглубь города, проблемы с вязким грунтом, в котором застревали танки и самоходные установки стала гораздо менее актуальной, потери даже сократились.

В течение всего штурма города большое количество танков и самоходных орудий было возвращено в строй после поломок или повреждений от огня противника. Ремонт поврежденных или вышедших из строя по техническим причинам единиц бронетехники проводился ремонтными группами на месте. Особенности боёв в городе позволяли организовать ремонтные площадки непосредственно в полосе наступления войск на небольшом удалении от передовой благодаря возможности прикрываться домами [16, л. 27–28]. Младший техник-лейтенант роты технического обеспечения танков 159-ой танковой бригады вспоминал: «Немцы сопротивлялись фанатично. Дрались за каждый камень, подвал, дом. Тем не менее, за четыре дня нам удалось сломить их сопротивление и 9-го числа они капитулировали. Мы, ремонтники, носились по городу и его предместьям, искали наши подбитые танки, восстанавливали. А ведь немцы рядом. Обстановка была напряженная. К концу этой операции нам удалось восстановить почти все подбитые машины, кроме небольшого числа сгоревших. За это я был награжден орденом Красной Звезды». [7, С. 160]

При всём масштабе боёв и их сложности потери советской бронетехники были относительно невелики для операции такого масштаба и сложности. 50я, 11-я гвардейская, 39-я и 43-я армии в совокупности потеряли: 45 Т-34, из которых сгорело 33; 39 ИСУ-152, из которых 13 сгорело, 3 подорвались на минах; 5 СУ-85 и СУ-100, из которых 2 сгорело, 1 подорвалась на мине; 9 ИСУ-122, из которых сгорело 5, на минах подорвались 2; 33 СУ-76, из которых сгорели 21, на минах была потеряна 1. Подбитые и подорвавшиеся на минах самоходки, танки были восстановлены и возвращены в строй часто в ходе боевых действий. Таким образом, из 655 единиц бронетехники, участвовавшей в штурме города-крепости, с серьёзными укреплениями и подготовленной долговременной обороной безвозвратно выбыли из рядов Земландской группы войск 79 танков и самоходных артиллерийских установки [2, с. 75; 4, л. 26; 11, л. 28].

По итогам штурма города-крепости Кёнигсберг применение бронетехники было сочтено по большей мере верным и грамотным, однако имелись некоторые нарекания и рекомендации, которые следовало учесть при разработке и осуществлении будущих операций по штурму хорошо укреплённых городов, в том числе и столицы Третье Рейха – Берлина. Было признано, что дробление танков и самоходных артиллерийских установок повзводно нецелесообразно в виду того, что при первом соприкосновении с противником, понеся потери в бронетехнике, штурмовые группы остаются без неё, и продвижение пехоты существенно замедляется или вообще прекращается, до подхода новых боевых машин. Поэтому необходимо бронетехнику распределять поротно при поддержке тяжёлой батареи самоходных установок, предназначенной для уничтожения опорных пунктов противника после того, как они будут блокированы. При выполнении этих условий, потери двух-трёх танков или самоходных артиллерийских установок не снижают темп наступления штурмовой группы, а также улучшается управление бронеединицами. Крайне важным было признано непрерывное и грамотное взаимодействие стрелковых, артиллерийских и танковых командиров и устойчивая связь всех типов на всём протяжении боя. Для инженерного обеспечения танков и самоходных установок, действующих на фронте 3–3,5 км, необходимо придавать до двух опорных рот каждой танковой бригаде и самоходному полку до одной саперной роты, которыми должен руководить начальник инженерной службы бригады или полка. Необходимо увеличение скорости передвижения сапёрных и инженерных подразделений для обеспечения продвижения бронетехники в условиях городских боёв, так как именно от этих родов войск зависело то, пройдёт ли вперёд танки и самоходные артиллерийские орудия и, следовательно, продвижение пехоты [9, л. 27–28]. Тактика огибания и обхода маневрами бронетехники узлов обороны с дальнейшим их блокированием, уничтожением или принуждением гарнизоны укреплений к сдаче в плен, отработанная в Кёнигсберге, была признана верной [16, л. 28]. Наиболее удобной, в виду большей надёжности, оказалась связь с помощью отправки посыльных и личное общение командиров. Оправдало себя и применение ракет для целеуказания бронетехнике от пехоты [15, л. 48–49]. В целом, в условиях городских боёв танки были признаны более предпочтительным орудием, чем самоходки с равным калибром пушки, по причине меньших габаритов, возможности быстрого реагирования на возможную опасность путём поворота башни, а не разворота всей боевой машины, иногда невозможного на заваленных обломками узких улицах [10, л. 189]. Рациональным было признано лишь применение 152 мм самоходных орудий, идущих позади основных порядков атакующих, с целью разрушения долговременных огневых точек и каменных зданий. При этом одним из недостатков этих машин являлся их большой вес, который выдерживали не всякие инженерные сооружения, что затрудняло переправы через противотанковые рвы и водные преграды.

Таким образом, советское командование в ходе штурма города-крепости Кёнигсберг продемонстрировало, что, несмотря на весьма серьёзную подготовку противника, обладающего рядом преимуществ, включая лучшее знание местности, грамотное использование бронетехники в условиях боёв в хорошо укреплённом городе не просто возможно, но и крайне эффективно при условии достаточной подготовки операции и грамотных совместных действий всех родов войск.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:

1. Кретинин Г.В. Штурм Кёнигсберга в 1945 г.: численность и потери противостоящих сторон и гражданского населения // Проблемы национальной стратегии. 2012. № 2. С. 138–154.

2. Шиловский Е. Штурм Кёнигсберга. Январь-апрель 1945 г. М., 2005.

3. Сборник боевых документов Великой Отечественной войны. Вып. 1 / Упр. изучения опыта войны Генер. штаба Вооруж. сил СССР. — М.: Воениздат, 1947. — 94 с.

4. Галицкий К. Н. В боях за Восточную Пруссию: Записки командующего 11-й гвардейской армией. — М.: «Наука», 1970. — 500 с. (Вторая мировая война в исследованиях, воспоминаниях, документах)

5. Драбкин А.В. Самоходчики. — М.: «Яуза», 2021 г. — 480 с.

6. Драбкин А.В. Сапёр ошибается только один раз. Войска переднего края. — М.: «Яуза», 2012 г. — 256 с.

7. Драбкин А.В. Я дрался на Т-34. — М.: «Эксмо», 2014 г. — 608 с.

8. Центральный архив Министерства обороны (далее — ЦАМО). Ф. 1120. Оп. 1. Д. 29.

9. ЦАМО. Ф. 3398. Оп. 1. Д. 208.

10. ЦАМО. Ф. 841. Оп. 1. Д. 3.

11. ЦАМО. Ф. 9836. Оп. 1. Д. 27.

12. ЦАМО. Ф. 1016. Оп. 1. Д. 201.

13. ЦАМО. Ф. 1054. Оп. 1. Д. 89.

14. ЦАМО. Ф. 1446. Оп. 1. Д. 52.

15. ЦАМО. Ф. 3220. Оп. 1. Д. 25.

16. ЦАМО. Ф. 3220. Оп. 1. Д. 26.

17. ЦАМО. Ф. 3398. Оп. 1. Д. 208.

18. ЦАМО. Ф. 394. Оп. 9072. Д. 306.

19. ЦАМО. Ф. 841. Оп. 1. Д. 140.

20. ЦАМО. Ф. 850. Оп. 1. Д. 272.

21. ЦАМО. Ф. 942. Оп. 1. Д. 610.

22. ЦАМО. Ф. 942. Оп. 1. Д. 371.

23. ЦАМО. Ф. 974. Оп. 1. Д. 339.

24. ЦАМО Ф. 241 Оп. 2593 Д. 16.

25. ЦАМО, ф. 1661, оп. 1, д. 49.

26. ЦАМО, Ф. 3101, Оп. 1 Д. 16.

27. ЦАМО, ф. 3225, оп. 1, д. 9.

28. ЦАМО, Ф. 385, Оп. 5916 Д. 833.

29. ЦАМО. Ф. 3110. Оп. 1. Д. 19.

30. ЦАМО. Ф. 398. Оп. 9308. Д. 870.

31. ЦАМО. Ф. 942. Оп. 1. Д. 609.

32. Институт российской истории Российской академии наук (Далее — НА ИРИ РАН). Ф. 2. Р.I. Оп. 207. Д. 4.

33. НА ИРИ РАН. Ф. 2. Р. I. Оп. 132. Д. 12.

34. НА ИРИ РАН. Ф. 2. Р. I. Оп. 226. Д. 1.

35. НА ИРИ РАН. Ф. 2. Р. I. Оп. 228. Д. 4.

36. НА ИРИ РАН. Ф. 2. Р.I. Оп. 207. Д. 5.

37. НА ИРИ РАН. Ф. 2. Р.I. Оп. 227. Д. 13.

38. НА ИРИ РАН. Ф. 2. Р.I. Оп. 27. Д. 37.

39. НА ИРИ РАН. Ф. 2. Раз. I. Оп. 132. Д 12.

40. НА ИРИ РАН. Ф.2. Р. I. Оп. 132. Д. 13.