«В братоубийственной борьбе мы все победители». Откровенное письмо «бело-бандита»

Российское Военно-историческое общество принимает активное участие в установке памятника Примирения 4 ноября 2017 года в Севастополе. Идея этого монумента была предложена Международным советом российских соотечественников и его почётным председателем графом Петром Шереметьевым.

Памятника ещё нет, но уже возникли споры. А зачем? А почему? И никто из этих «непримиримых борцов» не хочет понять, что прошло 100 лет, за это время не только страна изменилась, изменился мир. Ещё 40 лет назад слова «немец», «Германия» у большинства наших людей вызывали нескрываемую злобу, а теперь мы ездим друг к другу в гости, покупаем немецкие машины и с удовольствием пьём немецкое пиво. Так почему с нашими соотечественниками, которые после Гражданской войны оказались по ту сторону, мы не хотим найти общего языка? Мне кажется, всё это от лукавого. Давно нет того, что нас разделяло, давно все те, кто уехал, лежат на Сен-Женевьев-де-Буа, а кому-то по-прежнему на всём этом удаётся зарабатывать. 

Давно бы пора понять: то, что делает РВИО, – это восстановление связи времён, осознание единого потока тысячелетней истории. Истории не как нагромождения непонятных событий, а как пути русского духа. Вопросы примирения постоянно возникали за столетие, прошедшее со времени Великой русской революции 1917 года. Многие пытались примириться с Родиной, оказавшись по разным причинам за её пределами. Русская эмиграция всегда была очень неоднородна по своему составу. Многие из её представителей до конца жизни вели непримиримую войну с советской властью, другие глубоко переживали вынужденный разрыв с родиной и пытались найти пути возвращения.

Письмо ниже, которое порталом «История.рф» впервые публикуется в интернете, анонимное, было направлено 80 лет назад, весной 1937 года, из столицы Франции в газету «Известия». Главный редактор, чтобы не брать на себя ответственность, отправил послание в ЦК ВКП(б). Ответа не последовало, хотя в те годы советская власть разрешила вернуться нескольким известным эмигрантам, в частности писателю Александру Куприну.

Орфография и пунктуация сохранены

22 апреля 1937     

Париж

Товарищ редактор,

давно собирался написать вам, но не решался за полной безнадёжностью ожидать какого-либо результата от письма. Теперь осмеливаюсь занять ваше внимание. Меня обнадёжил тот живой дух, которым веет от советских газет в настоящее время. Напр., № «Известий» от 18 апреля с.г. Чудесный номер! Видно, что пишут живые люди и о живых вещах.

Итак, пишет вам бывший враг и бело-бандит, в прошлом офицер-поручик, происхождения, однако пролетарского.

Скажите, пожалуйста, тов. редактор, почему нас до сих пор не пускают на Родину? Неужели до сих пор вы считаете нас за врагов и бело-бандитов? Да, было время, когда мы не смогли стать пораженцами по зову В. И. Ленина, когда мы не смогли забыть кровь 2-х миллионов солдат, унавозившую зря поля Галиции, Пруссии и Польши, не смогли стерпеть диких и разрушительных форм, принятых революцией. Мы честно дрались с вами, потому что любили Родину, не особенно разбираясь в тех социальных требованиях, которые вы несли. Большинство из нас были в это время 22-х-23-х-летними мальчишками-прапорщиками, только что проделавшими германскую войну. Что мы знали о жизни, о политике, о классовой борьбе?

С тех пор за границей мы проделали весьма суровую пролетарскую школу. Испытали на собственной шкуре, что такое капитализм. И поверьте, ненавидим его не меньше вашего. Скажу про себя. Я пахал землю на тракторе и на волах в Тунисе у французского генерала на ферме, работая по 15 ч. в сутки в 40° жару и за 6 франков в день разгружал вагоны с углём на металлургическом заводе на севере Франции, парил резину на заводе электро-кабелей под Парижем и вот уже 13 лет работаю шофёром такси в Париже. Школа хорошая. Она заставила нас взяться за ум, проштудировать Маркса, почитать Ленина, освежить мозги диалектикой.

И я могу с уверенностью сказать: нам по 40 лет и мы другие люди.

Тов. редактор! Неужели 100 000 отличных специалистов, великолепно знающих своё дело, подлинных пролетариев по духу, и сейчас ещё лишние для нашей общей Родины? Их можно использовать и по старым профессиям, приобретённым образованием, и по новым, приобретённым заграничной практикой. Конечно, мы многое перезабыли из того, что знали, но и сейчас ещё, по сравнению с учителем Поличко («Правда» от 18 апр. с.г., статья «На краю района») я чувствую себя бездонным кладезем премудрости. У меня есть приятели инженер-механики флота, агрономы, врачи, адвокаты и т.п., все ездят шофёрами такси в Париже и всеми зубами скрежещут от досады, что их силы и знания пропадают для Родины даром, что их оставляют в стороне от великого строительства, что там происходит.

Г. Париж имеет на этом деле 4000 хороших, вежливых, корректных шофёров, но наша Родина теряет на этом деле 4000 интеллигентных работников. Не всех, конечно, можно пустить. Но если проберётся враг, разве вам жалко лишней пули?

Ведь нужда в людях есть. Достаточно несколько таких картинок, как, напр., статья в «Известиях» от 18 апр. с.г. (Люди маленького города Старова), чтобы видеть настоящее положение вещей.

Нам нельзя верить? Недоверие – признак слабости, тов. редактор.

Нас нужно ненавидеть? Ненависть и нетерпимость суть спутники разрушения, тов. редактор, а наша Родина вступила в период созидания, требующий сотрудничества и примирения. «Каждой эпохе соответствует её сознание», – писал Маркс. Чего вы хотите? Чтобы мы распластались перед вами на брюхе, как побитые псы? Этому не бывать: мы не Зиновьевы и Каменевы. Но у нас здесь и такие, – они находятся в Союзе возвращения на Родину. Но ведь и таких вы не пускаете. Несчастные люди: часть из них уехала в Испанию защищать Народный фронт в надежде, что дорога в Москву идёт через Мадрид, и половина из них уже перебита, остальные сидят годами, зубрят диалектику и, за отсутствием живого дела, понемногу превращаются в троцкистов и формалистов-теоретиков.

Вы хотите нашего покаяния? Неужели вы ещё цените покаяния на словах? Скажу просто: мы сознаём свою вину в том, что по молодости лет не разгадали нужд и требований народа, но наше оправдание в том, что на первом месте ставили службу Родине (война).

Вы же, как раз наоборот, поставили службу Родине на последнее место и лишили Россию победы.

Но не будем считаться, тем более что когда Красная Армия дралась с поляками, а мы ей били в спину из-за Перекопа, то роль предателей и изменников перешла к нам.

Все мы за свои вины расплатились чистоганом. Вы – тяжёлой работой по воссозданию Родины; мы – хорошей пролетарской школой за границей и долголетней тоской по Родине, русский народ – страданиями коллективизации и пятилеток, а наша Родина – Брест-Литовским позором.

Пора мириться. Пора протянуть друг другу руки. В нашей братоубийственной борьбе мы все победители. Ваша победа в том, что жизнь заставила нас признать и поверить в пролетарскую правду. Наша же в том, что видим вас, интернационалистов, создающими и любящими Родину. Родину, созданную вашими руками, вы не сможете больше превратить ТОЛЬКО в плацдарм мировой революции. Сердце не позволит.

Вы же должны быть уверены, что получите в нас верных и лояльных работников по воссозданию Родины.

Боюсь, вы не напечатаете моего письма, тов. редактор, даже если оно и дойдёт до вас.

Во-первых, потому, что я пишу, как равная сторона к равной. Во-вторых, потому, что до исторической самокритики вы ещё не доросли. Ну что ж, подождём, придёт и это.

Примите уверения в совершенном почтении.

Бывший бело-бандит

P.S. Подписываться не решаюсь. В России у меня живут братья и сёстры, а в провинции много головотяпов, способных им отравить из-за меня жизнь. Но если вы сделаете малейший знак, немедленно сообщу вам моё имя и адрес.