Умер Б.Ш. Окуджава

ПОЭТ, БАРД, КОМПОЗИТОР
Булат Шалвович Окуджава родился 9 мая 1924 в Москве в семье партийных работников, детство провел на Арбате. Жил с родителями в Нижнем Тагиле до 1937, когда отец был арестован и расстрелян, а мать отправлена в лагерь, затем в ссылку. В 1942 девятиклассник Окуджава добровольцем ушел на фронт, где был минометчиком, пулеметчиком, после ранения – радистом. В 1945 работал в Тбилиси токарем, окончил десятый класс вечерней школы. В 1946–1950 учился на филологическом факультете Тбилисского университета, по окончании которого работал учителем русского языка и литературы в сельской школе под Калугой, затем в Калуге, где сотрудничал в областных газетах. В Калуге вышла первая книга Окуджавы, вошедшие в нее стихи и поэма о Циолковском не включались автором в позднейшие сборники. В 1956 переехал в Москву, работал редактором в издательстве «Молодая гвардия», заведовал отделом поэзии в «Литературной газете». Вступив в Союз писателей в 1962, полностью сосредоточился на творческой работе.
Свою первую песню – Неистов и упрям... – Окуджава сочинил еще студентом, в 1946, а во второй половине 1950-х годов им были созданы песни (Полночный троллейбус, Ванька Морозов, Король, До свидания, мальчики, Песенка про Черного кота и др.), которые сразу приобрели широкую известность. Песни эти сначала исполнялись автором в дружеских компаниях, затем публично, магнитофонные записи расходились по всей стране. Окуджава – один из создателей и признанный патриарх жанра, получившего позднее название «авторская песня». Сам Окуджава никогда не видел принципиального различия между своими стихотворениями-песнями и непесенными стихотворениями, обладал подчеркнуто литературным (и даже «литературоцентричным») самосознанием, ориентировался в своем творчестве – как поэтическом, так и прозаическом – на духовную традицию 19 в.
Первое прозаическое произведение Окуджавы – повесть Будь здоров, школяр! – было опубликовано в 1961 в альманахе «Тарусские страницы». Как и многие песни Окуджавы, оно было подвергнуто в прессе осуждению за «пацифизм», отсутствие «героического» пафоса. Независимое гражданское поведение Окуджавы, его сочувственное отношение к преследуемым властями коллегам (в частности, подписание писем в защиту А.Д.Синявского и Ю.М.Даниэля, А.И.Солженицына) создали ему репутацию «неблагонадежного» писателя. Не будучи по характеру активным политическим борцом, Окуджава убедительно выразил во многих стихах и песнях чувства и мысли радикально настроенной интеллигенции, а также, продолжая традицию Ю.Н.Тынянова, творчески осмыслил конфликт вольнодумца с властью в своей исторической прозе, к работе над которой приступил с конца 1960-х годов.
В годы «перестройки» популярность Окуджавы сопровождается официальным признанием, он активно участвует в общественной жизни, работает в Комиссии по вопросам помилования при Президенте РФ. Ему присуждается Государственная премия СССР (1991), Букеровская премия (1994) за автобиографический роман Упраздненный театр. В 1990-е годы Окуджава пристально следил за происходящими в России событиями, тревожился за судьбы демократии, осуждал войну в Чечне.
Поэзия Окуджавы восходит к разным и даже разнородным фольклорным и литературным источникам. Это и творчески преобразованная традиция городского романса, и некрасовская линия прозаизации стиха, и русский символизм с его предельной многозначностью ключевых образов, и поэтика В.Маяковского с ее речевыми сдвигами и акцентным стихом (который Окуджава трансформирует в напевные ритмы). Окуджаве присуща поэтика гармонизированного сдвига, когда смелость и парадоксальность приема становится неощутимой в общем потоке задушевно-доверительной интонации.
Мир Окуджавы одновременно интимен и космичен. Этот эффект достигается последовательным расширением смысла, которое лежит в основе лирической композиции. Полночный троллейбус становится кораблем, а пассажиры – матросами. Синий шарик улетает и возвращается, успев побывать земным шаром. Арбат предстает целым «отечеством» и даже «религией». Реальные, земные Вера, Люба и Надя-Наденька превращаются в символическую триаду Вера – Надежда – Любовь. Индивидуальная поэтическая фразеология Окуджавы («дежурный по апрелю», «надежды маленький оркестрик», «возьмемся за руки, друзья» и т.п.) стала частью общенационального языка.
Окуджаве-прозаику принадлежат романы Глоток свободы (Бедный Авросимов; 1965–1968), Мерси, или Похождения Шипова. Старинный водевиль (1969–1970), Путешествие дилетантов (1971–1977), Свидание с Бонапартом (1983). Прибегая к языковой и образно-предметной стилизации, автор парадоксально сталкивает судьбы «больших» и «маленьких» людей, все более проникаясь скептическим взглядом на возможность радикально-волевого вмешательства личности в историю. В незавершенной семейной хронике Упраздненный театр (1990–1993) эта мысль развивается как трезво-критическая оценка большевистского романтизма, развенчание иллюзорных идеалов «комиссаров в пыльных шлемах». Повести и рассказы Окуджавы Отдельные неудачи среди сплошных удач (1978), Похождения секретного баптиста (1984), Искусство кройки и житья (1985), Девушка моей мечты (1985), Около Риволи, или Капризы фортуны (1991) в высшей степени автобиографичны, исполнены плодотворной критической рефлексии, остроумной самоиронии. Таковы же Автобиографические анекдоты, опубликованные в «Новом мире» (1997, № 1) и ставшие последней прижизненной прозаической публикацией Окуджавы.
Окуджава написал сценарии кинофильмов Женя, Женечка и «катюша» (1967) в соавторстве с В.Мотылем и Верность (1965) совместно с Тодоровским, он писал театральные инсценировки своих прозаических произведений, песни для театра и кино.
Умер Окуджава в Париже 12 мая 1997.
Энциклопедия “Кругосвет”
http://krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/literatura/OKUDZHAVA_BULAT_SHALVOVICH.html
“КОНЧИЛАСЬ ЭПОХА”
Вести из госпиталя становились все тревожнее и тревожнее. 10 июня в 11 вечера нам позвонила Оля: "Я в панике. Булату очень плохо. Я не знаю, к кому обращаться. По-русски здесь никто не говорит". Мы сказали, что сейчас свяжемся с дочерью. Моя жена позвонила в комендатуру госпиталя и попросила, чтоб к месье Окуджава пропустили переводчицу. Срочная необходимость. В комендатуре заверили, что никаких препятствий не будет.
Утром следующего дня мне по каким-то своим делам надо было оказаться в этом пригороде, и, опасаясь парижских пробок, я приехал туда очень рано. Приехал и подумал: "Раз у меня есть время, заеду к дочери". Выяснилось, что с вечера она домой не возвращалась. Я отвел детей в школу и пошел в госпиталь - не для того, чтоб нанести визит - в такую рань визиты не приняты, а просто узнать, что происходит. Дверь в палату была открыта. Я увидел, что Оля сидит у постели Булата, а сам Булат... Позвольте мне никому никогда не рассказывать, в каком состоянии я его увидел. В палате еще находилось пять человек в белых халатах. Дочь вышла ко мне и сказала, что у Булата сильное кровотечение, открылась язва, его переводят в реанимацию, а ее просят побыть там, пока он не заснет, ибо ему надо отдохнуть, второй такой ночи он не выдержит.
Потом дочь Алла звонила в реанимацию, и ей отвечали, что разговаривают с ней, потому что она - переводчица месье Окуджава, а вообще на них обрушился шквал звонков - из посольства, торгпредства, министерства, из Москвы, им некогда разговаривать, около месье Окуджава дежурят четыре врача, делаем все возможное.
12 июня к вечеру дочери позвонили из реанимации и попросили сообщить мадам Окуджава скорбную весть...
Врачи научились делать очень многое. Иногда медицина творит чудеса. Но врачи не могут одного: отменить смерть…
А теперь я позволю себе добавить несколько горьких слов.
Песни Окуджавы были знаменем шестидесятников. Истинные шестидесятники - это опальные литераторы и художники, кинематографисты и ученые, это ближайшее окружение академика Сахарова, правозащитники и диссиденты. Они подвергались репрессиям, их вынуждали к эмиграции или загоняли в угол, они никогда к власти не рвались. Их ряды редели, однако если раньше можно было провести границу по принципу: кто продается, а кто - нет, то сейчас эта граница размыта. Многие талантливые люди, ошалев от так называемых рыночных отношений, ударились в чернуху и порнуху, обслуживают власть имущих и нуворишей, изображают из себя пророков, вещают чудовищные глупости, спускают штаны на потеху публике, кривляются по телевизору, и не уставая кричат: "Я гениальный, я знаменитый, меня поют, меня танцуют, я популярен во всех странах, принят в клубы, занесен в справочники..." Но пока был жив Окуджава, при одном только его появлении "гении и знаменитости" начинали заикаться, сбавляя тон, - все-таки и ежу было понятно, кто есть кто.
Странное дело: человек тихонько в своем углу пощипывал струны гитары, сочинял исторический роман - и этого было достаточно, чтоб его коллеги не теряли остатки разума, совести и что там еще? К вопросу о роли личности в Истории и обществе...
Со смертью Окуджавы кончилась эпоха.
Из воспоминаний писателя Анатолия Гладилина
http://www.rg.ru/Anons/arc_2001/0609/5.shtm
“УМЕРЕТЬ – ТОЖЕ НАДО УМЕТЬ”
Умереть — тоже надо уметь,
на свидание к небесам
паруса выбирая тугие.
Хорошо, если сам,
хуже, если помогут другие.
Смерть приходит тиха,
бестелесна,
и себе на уме.
Грустных слов чепуха
неуместна,
как холодное платье — к зиме.
И о чем толковать?
Вечный спор
ни Христос не решил, ни Иуда...
Если т а м благодать,
что ж никто до сих пор
не вернулся с известьем оттуда?
Умереть — тоже надо уметь,
как прожить от признанья до сплетни,
и успеть предпоследний мазок положить,
сколотить табурет предпоследний,
чтобы к самому сроку,
как в пол — предпоследнюю чашу,
предпоследние слезы со щек...
А последнее — Богу,
последнее — это не наше,
последнее — это не в счет.
Умереть — тоже надо уметь,
как бы жизнь ни ломала
упрямо и часто...
Отпущенье грехов заиметь —
ах, как этого мало
для вечного счастья!
Сбитый с ног наповал,
отпущением ч т о он добудет?
Если б Бог отпущенье давал...
А дают-то ведь люди!
Что — грехи?
Остаются стихи,
продолжают бесчинства по свету,
не прося снисхожденья...
Да когда бы и вправду грехи,
а грехов-то ведь нету,
есть просто — движенье.
Б. Окуджава, 1966 г.
http://www.bokudjava.ru/U_5.html
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПОЗИЦИЯ В КОНФЛИКТЕ 1993 Г.
В 1993 году Окуджава подписал «письмо 42-х» с требованием репрессий против участников событий октября 1993 года.
О сторонниках Руцкого высказался в интервью газете «Подмосковные известия» от 11 декабря 1993 года так:
— Булат Шалвович, вы смотрели по телевизору, как 4 октября обстреливали Белый дом?
— И всю ночь смотрел.
— У вас, как у воевавшего человека, какое было ощущение, когда раздался первый залп? Вас не передёрнуло?
— Для меня это было, конечно, неожиданно, но такого не было. Я другое вам скажу. С возрастом я вдруг стал с интересом смотреть по телевизору всякие детективные фильмы. Хотя среди них много и пустых, и пошлых, но я смотрю. Для меня главное, как я тут понял: когда этого мерзавца в конце фильма прижучивают. И я наслаждаюсь этим. Я страдал весь фильм, но все-таки в конце ему дали по роже, да? И вдруг я поймал себя на том, что это же самое чувство во мне взыграло, когда я увидел, как Хасбулатова и Руцкого, и Макашова выводят под конвоем. Для меня это был финал детектива. Я наслаждался этим. Я терпеть не мог этих людей, и даже в таком положении никакой жалости у меня к ним не было. И может быть, когда первый выстрел прозвучал, я увидел, что это — заключительный акт. Поэтому на меня слишком удручающего впечатления это не произвело. Хотя для меня было ужасно, что в нашей стране такое может произойти. И это ведь опять вина президента. Ведь это все можно было предупредить. И этих баркашовцев давно можно было разор жить и разогнать — всё можно было сделать. Ничего не делалось, ничего!
— А с другой стороны, если бы президент пытался что-то предпринять раньше, демократы первые начали бы заступаться: дескать, душат демократию…
— Вот-вот, у нас есть такая категория либеральной интеллигенции, которая очень примитивно понимает нашу ситуацию. С точки зрения идеально демократического общества — да. Но у нас, повторюсь, нет никакого демократического общества. У нас — большевистское общество, которое вознамерилось создавать демократию, и оно сейчас на ниточке подвешено. И когда мы видим, что к этой ниточке тянутся ножницы, мы должны как-то их отстранить. Иначе мы проиграем, погибнем, ничего не создадим. Ну а либералы всегда будут кричать. Вот Людмила Сараскина, очень неглупая женщина, выступила с возмущением, что, дескать, такая жестокость проявлена, как можно, я краснею. Пусть краснеет, что же делать. А я думаю, что если к тебе в дом вошел бандит и хочет убить твою семью… Что ты сделаешь? Ты ему скажешь: как вам не стыдно, да? Нет-нет, я думаю, что твердость нужна. Мы — дикая страна.
— Президент на встрече с писателями (и это показывали по телевизору) оборонил такую фразу: «Жалко, что не пришел Окуджава»…
— Да, а я должен был прийти, но застрял в потоке машин и на час опоздал… Мы с ним были знакомы еще в самом начале перестройки — шапочно, конечно, но несколько раз встречались. Приятно, что президент меня помнит.
— Булат Шалвович, а за какой блок вы отдаете свой голос на выборах?
— Я голосую за «Выбор России».
Обложка: Булат Окуджава в 1976 году. Берлин, Дворец Республики.
Источник: https://commons.wikimedia.org
Новое
Видео
Памятные даты военной истории России
Куликовская битва. Памятные даты военной истории России
Памятные даты военной истории России
Кунерсдорфское сражение. Памятные даты военной истории России
Бородинская битва. Памятные даты военной истории России
8 сентября 1812 года – День воинской славы России. Кутузов дал генеральное сражение «Великой армии» Наполеона на подступах к Москве у села Бородино