Убить терроризм в себе. К годовщине «Норд-Оста»

26 октября 2002 г. была ликвидирована террористическая группа, захватившая в заложники зрителей мюзикла «Норд-Ост» в концертном центре на Дубровке в Москве.

Международный терроризм вот уж много лет как провозглашён главной угрозой современного цивилизованного мира. На Ближнем Востоке даже соответствующее квазигосударство возникло, запрещённое в РФ. При этом наибольшее сочувствие цивилизованного мира вызывают страдания страдающего от терроризма белого европейского человека. А методично истребляющая международный терроризм Россия удостаивается политического осуждения и экономических санкций.

Сегодня, в 14-ю годовщину одного из самых масштабных терактов в самой России, стоит поговорить о том, в чём именно заключается угроза терроризма и почему у нашего государства получается в конце концов эффективно с этой угрозой справляться.

Как это было

23 октября 2002 года группа боевиков во главе с Мовсаром Бараевым захватила здание ДК «Московского подшипника» на Дубровке во время мюзикла «Норд-Ост». В заложники попали 916 человек – зрителей, актёров, служащих. Террористы требовали от России выполнения своих требований (как обычно – вывести войска из Чечни), угрожая в противном случае уничтожить заложников. С этой целью по залу были равномерно рассажены женщины-смертницы с «поясами шахидов».

Однако торговаться с террористами власть не собиралась – только если в тактических целях. В ночь на 26 октября спецотряды «Альфа» и «Вымпел» начали штурм – с применением усыпляющего газа (состав которого до сих пор не разглашается).

В результате террористы были уничтожены. Физически. Организаторов, которые оставались за кадром, разыскали позже – и уничтожили физически, зачастую прямо на месте обнаружения: Зелимхана Яндарбиева, например, взорвали в автомобиле в Катаре.

Заложники были освобождены. В ходе операции погибли по официальным данным 130 человек (по альтернативным подсчётам – 175), в том числе 10 детей.

Почему мы об этом сегодня помним?

Что такое международный терроризм

Принято считать, что современный международный терроризм – это инструмент воздействия на политику целых государств посредством дезорганизации управления, причинения ощутимого материального ущерба, разрушения общественных устоев.

Однако в трактовке понятия наблюдается некоторая недосказанность. Сами террористы такими энциклопедическими тонкостями не заморачиваются, а большие игроки мировой политики выворачивают понимание всякий раз так, как им в данном конкретном случае удобнее в рифму приходится. Соответственно, «международными террористами» в зависимости от текущих потребностей могут быть нелегальные беженцы в Европе, отбившиеся от рук партнёры сверхдержавных спецслужб или целые государства типа Ирака, Ливии или России. А то вдруг и сами террористы оказываются и не террористами вовсе, а «повстанцами», «борцами за свободу» или «умеренной оппозицией».

Впрочем, и так по ощущениям несложно провести границу между «международным терроризмом» в современном понимании и, например, кустарной самодеятельностью русских народовольцев и эсеров или итальянских «Красных бригад». Не говоря уж о точечном терроризме как общепринятом, хотя и не сильно рекламируемом, инструменте уважаемых спецслужб: достаточно вспомнить ликвидацию Троцкого и Коновальца советскими агентами или операции возмездия «Моссада».

В общем, современный международный терроризм – это системное и целенаправленное силовое давление на государства со стороны неформальных структур, не имеющих официальной государственной «крыши».

Перед таким давлением, признаться, современная цивилизация весьма уязвима. Сила террора – в том, что он бьёт в те больные места, которые являются «священными коровами» этой самой современной цивилизации. Причём бьёт так, что защититься от удара – означает для государства вопиющее нарушение собственных устоев, священных догм «открытого общества» и прочих «прав человека». И, таким образом, адекватный ответ на террор сам превращается в террор.

В этой ловушке сейчас трепыхаются страны ядра Евросоюза.

В эту ловушку попадала Россия в 90-е годы. И выбралась оттуда попросту и традиционно – разрубив узел. Шашечкой от темечка до самого седла.

Россия в террор-войне

Большинство наших читателей, которым хотя бы за 30, должны помнить парализующий страх перед могуществом террора в 90-е. Были взрывы в Москве. Была работорговля. Была целая Ичкерия – признанное «суверенное государство», ничем не хуже нынешнего ТОЗР ИГ. Был Будённовск, когда с Басаевым вёл полноценные переговоры аж глава правительства ядерной сверхдержавы, как с равным. Были Кизляр и село Первомайское с легендарными ельцинскими «снайперами» – было настолько безысходно, что аж до анекдота. Ну, а как ещё принять то, что не в силах изменить? Только чёрный юмор и в помощь.

И вот пришла осень 2002-го. К тому времени уже был Путин. Уже была вторая чеченская – по-настоящему: не ради каких-то мутных расторговок, а с целью подавления очага бандитизма.

Но это ещё не стало привычным. Ещё казалось, что новый кремлёвский постоялец всего лишь «зарабатывает очки», всего лишь «попутал рамсы», забыл своё место.

Накануне «Норд-Оста» лидер чеченских боевиков Аслан Масхадов задрал планку амбиций международного терроризма до рекордной высоты: «Западные лидеры вынуждены заигрывать с Россией для разрешения своих глобальных проблем, таких как Балканы, Афганистан, Грузия, а теперь и Ирак», – и это, мол, нетерпимо, должно быть по-другому, как я хочу. Ни много ни мало – речь идёт об основах миропорядка, о суверенитете сразу нескольких государств. Да, и как вишенка на торте: всё это провозглашается не в фейсбуке и не в листовке на заборе, а в интервью «Франс пресс».

А и правда – чего б миром не порулить, если он возразить не может?

Россия в ловушке

Надо вот ещё что помнить. Даже в 90-е российское государство не было мёртвым. У него были силы, возможности и люди с погонами и оружием, которые давали присягу защищать Родину. Они и защищали – и в Будённовске, и в Первомайском, и в Москве, и везде куда пошлют. Защищали так, как это позволяли боевая подготовка, законодательство, приказы командования и прочие вводные. В любом случае эффективность действий людей в погонах и с оружием – предмет обсуждения не в интернетных блогах, а в узком кругу специально обученных людей с соответствующими полномочиями и за закрытыми дверями.

Так что сама по себе спецоперация «Альфы» и «Вымпела» на Дубровке в 2002-м не была чем-то уникальным.

Но к тому моменту мы были всё в той же ловушке, когда отпор террору преподносится как террор. Представление это укладывается в простенькую логическую схему:

- от террора гибнут мирные граждане, это плохо;

- это плохо, потому что человеческая жизнь бесценна, так записано в правах человека;

- права человека должно соблюдать государство;

- а государство и его тупоголовые вояки обрекают мирных граждан на смерть от террора;

- но террористы в этом не очень виноваты, потому что у них «своя правда» и тоже права человека, и государство их нарушает – не даёт демократических свобод;

- поэтому надо не с террористами бороться, а прислушиваться к требованиям, идти на переговоры и взаимовыгодные консенсусы.

И дело даже не в том, кто и из каких побуждений выступал (и выступает до сих пор, кстати) носителями и распространителями этого представления – правозащитники, медиа-глашатаи, врачи без границ или самопровозглашённые «совести нации». Сегодня в Европе эту функцию вообще исполняют сами политические элиты.

Дело в том, что общество, инфицированное примитивными либерально-демократическими догмами и напуганное неотвратимой угрозой террора, эту матрицу с готовностью принимает. А, в конце концов, «совести нации»  – это то же общество, только наиболее голосистая его часть, да ещё и монопольно допущенная к громкоговорителям.

Более того, российское государство 90-х – оно в той же матрице себя и видело. Отсюда и «Шамиль Басаев, я вас слушаю». Отсюда же, кстати, из этой матрицы – и «цена Победы в Великой Отечественной», и «трагедия маленького человека перед лицом интересов бездушного государства».

Россия выходит из ловушки

Но с «Норд-Остом» что-то сразу пошло по-другому.

Нет, в телевизорах господствовала та же матрица: «человеческая жизнь бесценна, поэтому надо сдаваться». Общественные деятели всё так же толклись на месте происшествия, призывая и участвуя. Кто-то (как Кобзон или Рошаль) – по зову души, кто-то (известно кто) – ради политической самопрезентации.

По-другому вело себя государство. Оно не вступало в диалог с «носителями совести». Оно их игнорировало. И даже огрызалось. В прямом эфире (уж не помню кто именно) резко оборвал стенания какой-то сердобольной медиаперсоны на тему «а что вы можете?! есть ли у вас люди?!..»: «Задачу решат те люди, которые у страны есть».

И угрюмые мужики в погонах и с оружием решили. Бандиты уничтожены, без малого 800 человек из 916 захваченных заложников спасены.

130 человек спасены не были. Это ужасно: гражданские не должны гибнуть на войне.

Но ставкой в войне тогда были не 916 человек на Дубровке. Ставкой были 140 миллионов во всей России. И к тому времени уже догадались: защитить их может только суверенное государство – способное самостоятельно принимать решения в интересах своих граждан и отвечать за них.

И в жизни суверенного государства бывают критические моменты, когда на вопрос «Есть ли что-то более ценное, чем человеческая жизнь?» – приходится давать жестокий ответ: «Да, есть: две человеческих жизни». В этом ответе нет никакого гуманизма – только человечность и право на существование.

***

…После этого были ещё теракты. Через два года после «Норд-Оста» был ещё Беслан – когда нам предложили сдаться в обмен на 1128 детских жизней.

«Заокеанские партнёры» нам и сейчас со знанием дела угрожают волной террора – только на этот раз нам надо уйти не из Чечни, а из Сирии.

 А мы не боимся. Потому что у нас есть суверенное государство, которое имеет право и силу защитить своих граждан. И даже не своих.