«У нас не было команды победить!» или Афганская точка в Советской истории

Николай Александрович Стародымов

Служил в Афганистане в 1985-1987 годах в 5 гвардейской мотострелковой дивизии в качестве военного журналиста

– Отношение общества к событиям в Афганистане на протяжении многих лет менялось. Сейчас эта тема обсуждается уже не так часто, но все равно вопрос стоит остро. Как вы лично оцениваете решение о вводе войск?

– Высший пилотаж в геополитике – поставить противника в положение, когда любой выход будет проигрышным. В конце 70-х годов Советский Союз в отношении Афганистана оказался в таком положении. Любое решение было бы неправильным. Не ввести войска было нельзя, потому что мы проигрывали целый регион. К чему привело решение о вводе войск, мы видим на практике. По сути, Афганистан стал одной из причин распада Советского Союза.

– Сейчас вы воспринимаете принятое решение о вводе войск как негативное для страны последствие, а как вы относились к происходящему тогда?

– Я был верным сыном своего времени. Искренним коммунистом. Верил в правильность того, что делается. Сейчас мы оцениваем с точки зрения того, как Брежнев с Андроповым в Кремле решали этот вопрос. А на тот момент я был рядовым офицером Советской армии. Оценивал ситуацию снизу.

– Расскажите, пожалуйста, немного о том, как вы попали в Афганистан.

– Я окончил Донецкое высшее военно-политическое училище. Был замполитом роты после выпуска. Служил в военно-строительном отряде в Подмосковье. Санаторий «Русь» строила моя рота. Когда были введены войска в Афганистан, я служил в стройбате. Судить мог только по той крохотной информации, которая была опубликована в газетах в конце 1979 года.

– А в вашей части как-то это обсуждалось?

– Понятно, что нам объясняли, насколько происходившее в Афганистане важно и актуально. Но, в каком объеме это происходит и как это отразится на будущем страны, мы не предполагали.

– И вот вас отправили в Афганистан… Вы помните свои эмоции, мысли?

– Нас в Афганистан направили позже, я тогда служил в Туркестанском военном округе в 58 мотострелковой дивизии. Я считал, что мы выполняем функцию прогрессора. Думал, что мы туда пришли, чтобы показать средневековому отсталому афганскому народу, как можно жить и что такое социализм.

– Вам казалось, что Афганистан – это средневековье?

– Показательный пример. 1982 год, в провинции Герат собрали детей, мальчишек лет 12, и привезли в Ташкент на неделю. Представьте себе состояние тех мальчишек. Они электричества не видели, кино, не знали ничего, кроме своих гор. Они увидели широкие проспекты, деревья, автобусы, метро. Увидели женщин без чадры, в коротких платьицах. А потом их опять увезли и распустили по домам.

Я об это акции знаю по рассказам одного из этнических афганцев-офицеров. Он признавался мне, что когда увидел, что за жизнь в СССР, он записался в ДОМА (ред. – Демократическая организация молодежи Афганистана). Взял автомат и в рядах молодежной организации решил бороться за то, чтобы у афганцев была та же жизнь, что и у советских людей.

И я свою роль оценивал с этой колокольни. В моей голове было: мы пришли, чтобы подтянуть людей до своего уровня жизни.

– А помните, как вас обычные афганцы воспринимали?

– Помню очень хорошо первый выезд за пределы Шинданского гарнизона, в котором я находился. В поселке Адраскан стоял наш инженерно-саперный батальон. Я туда приехал и общался с местными жителями. Весь поселок был завязан на нашей воинской части. Постоянные контакты.

– Какие контакты вы имеете в виду?

– Афганцы – это торговцы. Им заплати – они будут воевать, заплати – торговать. Им главное – заплати. А тут вдруг воинская часть стоит, которая у них покупает. Я там впервые увидел японские часы, очки солнцезащитные. Мы там все это покупали. Афганцам было очень выгодно с нами торговать.

– По вашим словам, прямо идиллия…

– Туда, где торговые отношения складывались с нашими гарнизонами, и не допускали душманские банды. Было все вполне мирно, тихо.

– А где не складывались?

– Я участвовал в рейде по районам, где не было наших частей. Мы приезжали в населенные пункты на самом западе провинции Герат, местным жителям привозили рис, масло, керосин, калоши. Бесплатно раздавали. Никогда никаких нападений не было. Они знали, что им везут халяву. Если там же шла колонна, которая ничего не везла, она запросто могла попасть в какую-нибудь засаду, потому что афганцам за нападение платили.

Я участвовал в «проческах». Мы в какие-то кишлаки приходили, и афганцы, когда чувствовали за нашими спинами силу, улыбались, принимали нас. Все замечательно. А когда силы не было, поручиться ни за что было нельзя.

– Всегда только на корысти все держалось с местными?

– Я верю, что афганцы в значительной своей части были искренними. Когда мы говорим про Афганистан, нельзя говорить обо всех однобоко. Там десятки национальностей проживают, племен и лидеров много. Это мозаика, в которой каждый кусочек отдельный. И отношение везде было разным.

– А у вас была какая-то установка сверху, как надо относиться к афганцам?

– У нас даже брошюра была специальная. Листовки печатали.

– Что там было написано?

– Не входи в гарем, не трогай, не смотри на женщин, уважай собственность. Была схематично изложена история ислама. И занятия с нами проводили.

– Есть ли у вас свой личный символ, напоминающий об Афганской войне?

– Множество всего. Я считаю, что в России необходим музей Афганистана. У меня на руках дневниковые записи, листовки, подшивка газеты, которую я вывез оттуда. Раритеты, которые хотелось бы отдать в такой музей.

– То есть значимость той войны не оценена по достоинству?

– Афганскую войну по значимости в истории нашей страны 20 века я мог бы на третье место поставить: после Первой и Второй мировых войн. Трагедий много было. Погибло почти 15 тысяч человек.

– Да, о погибших. Как вы думаете, смертей могло быть меньше? Насколько для военного и политического руководства был важен каждый солдат?

– В ходе боевых операций гибло людей меньше, чем вне боевых. Многие гибли по глупости. Кто-то начнет гранату разбирать, кто-то – с оружием баловаться. Мальчишки же. По 18 лет многим было.

Я приехал в Афганистан в августе 1985 года. А до этого моя 5 дивизия проводила большую операцию против душманов. Тогда погибло около 50 человек. На целую дивизию! Заместителю командира объявили строгий выговор по партийной линии. Это было очень суровое наказание.

Давайте говорить военными категориями: для такой грандиозной операции, которая длилась около месяца, это мизер. А это были самые большие потери нашей дивизии за всю историю Афганской войны!

– Одним словом, людей берегли…

– Людей берегли! По каждому человеку спрос был. За мою бытность на одной операции погибло около 10 человек. И разборки были ого-го! И виновного, когда нашли, потихонечку убрали.

– Николай Александрович, давайте немного вернемся к вашей личной истории. У вас, как у военного журналиста, были какие-то привилегии?

– У меня была огромная фора. Когда мы выезжали на боевые действия, я не был привязан к какому-то подразделению. Я кочевал и свободно ходил с тем подразделением, с которым хотел. Я и десантировался в тыл к душманам, и ходил на караван, и ходил с разведчиками, с артиллеристами, ездил с агитотрядом.

– А как бы вы обозначили зону своей ответственности?

– Я отвечал за то, чтобы освещать боевые действия, насколько это было возможным.

– А цензура была?

– Мы руководствовались двумя книгами: «Перечень сведений, разрешенных к освещению в открытой печати» и «Перечень сведений, запрещенных к освещению в открытой печати». И еще директивное указание было.

– Что за указание?

– Мы не имели права указывать, что мы находимся на территории Афганистана. Не имели права писать, что наша дивизия ведет боевые действия.

– Как же вы выходили из положения?

– Исхитрялись. Говорили, что все это произошло на учениях. Писали слово «противники», намекая, что это было чуть ли не во время Великой Отечественной войны.

Это нас угнетало. Постоянно получали выговоры от цензуры. Нас сильно пинали. По возможности мы эту цензуру обходили. Но это же было причиной того, что я дневник вел. Все туда записывал.

– Это разрешено было?

– Нет, конечно. Дневники запрещалось вести. Считалось, что они могут раскрыть какую-то военную тайну. Дислокации, командование, взаимоотношения. Опытный разведчик информацию из дневников может легко использовать. У некоторых журналистов даже неприятности были из-за этого. А я вывез целых 7 тетрадей.

– Как вы восприняли решение о выводе советских войск из Афганистана?

–Самая большая беда Афганистана – отсутствие конкретной цели. Никто не понимал, что мы тут делаем, что мы хотим. Мы решали какие-то частные задачи. Не было ясности, какова цель нашего присутствия. Мне нравится фраза: «У нас не было команды победить». И в этих условиях, мы воевали, теряли друзей. Вдруг нам объявляют, что мы сворачиваемся и уходим. Все, что сделал Горбачев, мне не нравится. Рушится страна, выводится 40-я армия. Тут же расформировывается. Как я могу хорошо относиться?

– Как сложилась ваша жизнь после возвращения из Афганистана?

– Я служил дальше в Ашхабаде в военном городке. В Туркмении было спокойно. Там уже сложилась хорошая ветеранская организация. Я 7 лет служил в организации «Боевое братство», был главным редактором журнала «Боевое братство».

В 1991 году я уехал из Туркмении. Уже тогда, еще до Котляковского кладбища, до взрыва (ред. – 1996 год), ругань была между ветеранскими организациями. И есть.

– А в чем причины конфликтов?

– Личностная причина. Есть несколько лидеров. Каждый хочет быть центровым. Объединиться – это значит, что кто-то должен признать себя вторым. А никто этого не хочет. И финансы тоже играют роль. У каждой ветеранской организации свой источник финансирования, и никто не хочет его терять и делиться с другими.

– Николай Александрович, а вы со своей частью встречаетесь?

– Каждый год 5 числа, 5 месяца в 5 часов на Поклонной горе собираемся. Всегда хожу на эти встречи!

Обложка: upload.wikipedia.ru

Смотрите также:

Отец Киприан (Бурков): «Я очень благодарен Богу за то, что служил в Афганистане»