Цена патриотизма. К годовщине памятника князю и мещанину

4 марта 1818 года в Москве был торжественно открыт памятник Минину и Пожарскому.

Скинулись всем миром

В освобождении Москвы от польских интервентов (1612) поразительно совсем не то, что решающую роль в этом сыграло народное ополчение. В конце концов, у французов с Орлеанской девой всё прошло примерно по такому же сценарию.

Нижегородцы постановили: «...помочь Московскому государству, так не жалеть нам имения своего, не жалеть ничего, дворы продавать, жён и детей закладывать, бить челом тому, кто бы вступился за истинную православную веру и был у нас начальником». Сбрасывались на ополчение крайне серьёзно. В виде обязательного взноса – до трети имущества. Кто не желал, лишался по итогу всего, имущество и ценности попросту конфисковывали общим решением.

Главное, что следует понимать о народном ополчении: это не просто мещанин и земский староста Минин и князь Пожарский собрались и пошли отбивать Москву у поляков (и переметнувшейся на их сторону части тогдашней элиты Русского государства).

Во-первых, это крайне финансово затратное мероприятие. Нижегородские, ярославские и прочие мещане смогли собрать некую сумму денег, нанять и укомплектовать на эти деньги войско, обеспечить его боеприпасами, провиантом, фуражом. При этом им противостояла Речь Посполитая – одно из сильнейших государств тогдашней Европы.

Во-вторых, кроме денег, созыв ополчения был довольно непростой организационной задачей. Вплоть до внешнеполитических сношений. Ополченцы списались со Швецией и Священной Римской империей. Переписка на тему «А давайте мы вам на царство поставим нашего мальчика» (брата шведского короля и двоюродного брата императора соответственно) вывела на нужное время из игры державы, действия которых могли помешать исходу финальной разборки с поляками.

Не то чтобы на этом скучном фоне военная победа ополчения выглядела как-то блёкло, нет. Наоборот, она только выигрывает от осознания того, что военный этап – примерно как надводная часть айсберга.

Монументальная логика

Об истории вспомнили в начале XIX века. Первоначально памятник собирались ставить в Нижнем Новгороде, что логично. Но затем решили всё же поставить в спасённой Москве, а на Волге установить обелиск, «связав» Нижний Новгород и Москву. Получилось примерно как в монументальном триптихе Вучетича (в Магнитогорске, в Волгограде, в Берлине). В настоящее время, правда, этот замысел нарушен: в Нижнем Новгороде с 2005 года стоит копия московского памятника.

В целом работа заняла почти 15 лет (1803-1818), а уж после 1812 года завершения работы скульптора Ивана Мартоса над памятником ждали с нетерпением. Слишком явно повторилась история спустя 200 лет. Тут тебе и ополчение, и взятие врагами Москвы, и поляки (некоторые остались верными Наполеону до конца).

Сегодня же памятник примечателен тем, что входит в весьма немногочисленную когорту монументов, которые стояли в трёх исторических версиях России, существовавших за последние 100 лет: Российской империи, СССР, Российской Федерации. (Об одном из таких памятников – «Тысячелетие России» – мы уже писали).

Смысловые коррективы

Что хочется сказать о памятнике сегодня. В Российской империи у него был один смысл: единение двух сословий, представленных фигурами Минина и Пожарского, перед лицом внешней угрозы; память о Земском соборе, на котором была выбрана новая династия русских государей (годовщина избрания первого из Романовых как раз была вчера). В СССР этот смысл упростился до одной только внешней угрозы. О том, что Пожарский, вообще-то, князь, лишний раз старались не упоминать. Примерно как и о том, что Иван Сусанин не просто увёл поляков в чащу, а уводил их в сторону от местонахождения Михаила Романова. Потому и опера Глинки, написанная об этом в XIX веке, носила  название «Жизнь за царя».

Сегодня, в РФ, о чём говорит нам памятник Минину и Пожарскому?

Во-первых, о том, что Смутное время – системный кризис, периодически нас догоняющий. Это не абстрактные поляки, которых в начале XVII века пришлось несколько раз прогонять из Москвы, это своего рода системный отказ, проверка, «не пора ли ликвидировать это государственное образование?» И вот уже несколько раз давался ответ «нет, не пора»: и в ноябре 1612-го, и в ноябре (по новому стилю) 1917-го.

Во-вторых, о том, что Красная площадь, на которой стоит памятник, Кремль, вся Москва в принципе стоят до сих пор ровно потому, что каждый раз во время подобных системных кризисов откуда-то из глубинки России приходила помощь. В виде нижегородского ополчения или дальневосточных дивизий.

В-третьих (сейчас обидно будет), о том, что патриотизм – это не ленточку раз в год в петлицу повесить. Вернитесь мысленно к фразе Минина о закладывании дворов, жён и детей. Вот что произошло? Пресеклась династия, вслед за этим постепенно начало разваливаться государство. Налетели коршуны. А в Нижнем Новгороде тряхнули мошной, наняли войско, победили врагов, потом в Москве выбрали нового царя. Построили себе новую Россию фактически. Без многолетних стонов «О, где же нам взять национальную идею? О, как же нам возродить навсегда утраченную в смутном времени Россию?» Организовались опять же мигом – без всяких социальных сетей и СМИ.

В конце концов, это памятник тому, что иногда целому поколению приходится становиться миниными и пожарскими. Такая уж судьба.