70 лет назад начался Нюрнбергский процесс — открытый суд человечества над нацизмом. Для перечисления его преступлений не хватит всех протоколов, многое скрыто в пепле и земле. Палачи методично убивали миллионы невинных, чувствуя свою безнаказанность.

До 1943 года никто в мире не имел опыта суда над нацистами и их пособниками! Не было в мировой истории аналогов такой жестокости, не было зверств таких временных и географических масштабов, поэтому не было и юридических норм для возмездия. Для правосудия еще нужно было освободить места преступлений и свидетелей, захватить в плен самих преступников.

Первым сделать все это смог Советский Союз. Именно его юристам выпала необычная и тяжелая работа — расследовать массовые злодеяния и вынести объективный приговор. Для этого во всех освобожденных районах Чрезвычайная государственная комиссия собирала факты о зверствах и злодеяниях. Для этого в лагерях несколько раз допрашивались миллионы военнопленных. Так возникала системная ответственность за миллионы злодеяний.

Большинство найденных рядовых преступников осудили в закрытом режиме — не хватало сил и времени. Наиболее кровавые и масштабные злодеяния тщательно расследовались для показательных процессов. Наказание выносилось на местах преступлений, где жертвы смотрели в глаза палачей.

*  *  *

Уже с 1941 года и до конца оккупации проводились открытые суды в партизанских отрядах и бригадах — над предателями, шпионами, мародерами. Их зрителями были сами партизаны и, позднее, жители соседних деревень. В освобожденных районах народные суды проводили показательные процессы над коллаборационистами, которых обвиняли пострадавшие соседи.

На фронте изменников и гитлеровцев карали военные трибуналы вплоть до выхода указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г. Согласно Указу, дела про убийства военнопленных и мирных граждан поступали в военно-полевые суды при дивизиях и корпусах. Многие их заседания, по рекомендации командования, были открытыми, с участием местного населения.

В военных трибуналах, партизанских, народных и военно-полевых судах обвиняемые защищали сами себя. Частым приговором было публичное повешение, о чем потом выпускались листовки.

Широкую известность получили открытые процессы 1943 года в Краснодаре и Харькове. Это были первые в мире полноценные процессы над нацистами и их пособниками. Перед их началом следствие проделало большую работу по установлению фактов злодеяний, проведению экспертиз московскими специалистами, сбору улик и показаний. Все это — в условиях военного времени! Процессы шли несколько дней, выступали десятки свидетелей, обвиняемых защищали адвокаты. Советский Союз постарался обеспечить широкий резонанс: заседания освещали иностранные журналисты и лучшие писатели СССР (А. Толстой, К. Симонов, И. Эренбург, Л. Леонов), снимали операторы и фотографы. За процессами следил весь Советский Союз — отчеты заседаний публиковались в центральной и местной прессе, там же размещалась реакция читателей. Повешение осужденных видели и одобрили десятки тысяч краснодарцев и харьковчан, переживших оккупацию. О процессах издали брошюры на разных языках, их читали вслух в армии и тылу. Документальные фильмы «Приговор народа» и «Суд идет» показывали советские и зарубежные кинотеатры.

Резонанс получил процесс в Краснодоне 1943 года над пособниками нацистов, которые пытали и убили членов «Молодой гвардии». О нем сообщали газеты, в адрес суда приходили письма с требованием покарать виновных. Однако, процесс был открытым лишь частично — военный трибунал судил без стороны защиты и обвинения, материалы даже открытых заседаний не были опубликованы. Зато расстрел трех убийц проводился публично — в присутствии тысяч жителей Краснодона. Все эти процессы 1943 года стали предупреждением для непойманных еще предателей и их хозяев.

Кстати, о хозяевах. Если страна потеряла миллионы своих граждан, то это значит, что среди военнопленных были тысячи скрывавшихся виновных. Поэтому в конце Великой Отечественной войны и после нее органы государственной безопасности массово выявляли лиц, запятнавших себя зверствами и злодеяниями на оккупированной территории. Помогла в этом директива НКВД СССР от 11 мая 1945 года «Об организации в лагерях агентурно-следственной работы по выявлению лиц, совершивших злодеяния на территории СССР». Так военнопленные рассказывали о преступлениях друг друга. Как правило, судили их в закрытом режиме, прямо в лагерях содержания.

Наиболее тщательное расследование преступлений велось в рамках обеспечения открытых процессов над военными преступниками в конце 1945 – начале 1946 гг. и в конце 1947 г. На первых семи таких процессах, которые состоялись в Брянске, Смоленске, Ленинграде, Великих Луках, Минске, Риге, Киеве, Николаеве, было приговорено 84 военных преступника (большинство повесили). Следующие девять процессов в Сталино (Донецке), Севастополе, Бобруйске, Чернигове, Полтаве, Витебске, Новгороде, Кишиневе и Гомеле, состоявшиеся по постановлению Совета Министров от 10 сентября 1947 года, приговорили 137 человек к срокам в Воркутлаге (все выжившие в нем были депортированы в ФРГ и ГДР к 1956 году).

Судя по донесениям МГБ, почти все общество поддержало обвинение и желало подсудимым самого строгого наказания. Организаторам серии открытых процессов удалось консолидировать общественное мнение в единой ненависти к военным преступникам и к оккупантам вообще.

Суд в Гомеле стал одним из последних процессов с открытой формой заседаний. 24 ноября 1947 г. вышло распоряжение МВД СССР, Министерства юстиции СССР, Прокуратуры СССР № 739/18/15/311, по которому предписывалось рассматривать дела обвиняемых в совершении военных преступлений на закрытых заседаниях военных трибуналов войск МВД по месту содержания подсудимых (то есть практически без вызова свидетелей) без участия сторон и приговаривать виновных к заключению сроком на 25 лет исправительно-трудовых лагерей.

Единственным исключением стал Хабаровский процесс 1949 года над японскими военными преступниками, которые разрабатывали биологическое оружие и пытали советских солдат. Этот суд стал важным дополнением Токийского трибунала, но оказался гуманнее — всем осужденным была сохранена жизнь, после трех-семи лет тюрьмы они вернулись в Японию.

Причины свертывания открытых процессов до конца не ясны, каких-либо аргументов в рассекреченных документах пока найти не удалось. Однако можно выдвинуть несколько версий. Предположительно, проведенных открытых процессов вполне хватило для удовлетворения общества, пропаганда переключилась на новые задачи. Кроме того, проведение открытых судебных процессов требовало высокой квалификации следователей, их не хватало на местах в условиях послевоенного кадрового голода. Стоит учитывать и материальное обеспечение открытых процессов (смета одного процесса составляла около 55 тысяч рублей), для послевоенной экономики это были существенные суммы. Закрытые же суды давали возможность быстро и массово рассматривать дела, приговаривать подсудимых к заранее определенному сроку заключения и, наконец, соответствовали традициям сталинской юриспруденции. Увы, все их материалы были засекречены (даже сейчас не все открыто), поэтому жертвы и их родные не знали и не знают — наказан ли хоть кто-то за их страдания. Ведь далеко не все преступники понесли заслуженную кару.

Возможно, если бы открытые суды продолжались, то стали бы известны все скрытые злодеяния и имена всех палачей. Однако следующие показательные процессы состоялись лишь в начале 1960-х годов, когда многие убийцы растворились на Западе. Тем не менее, военные преступления не имеют срока давности, поэтому отечественное правосудие ищет всех еще живых подозреваемых.

*  *  *

Открытые процессы — как бы верхняя прозрачная часть огромного айсберга ответственности за военные преступления. Приговоры показательных судов можно считать обоснованным даже по современным меркам, поэтому все осужденные не были реабилитированы. На открытых процессах работали лучшие следователи, квалифицированные переводчики, авторитетные эксперты, профессиональные адвокаты (в Ленинград приглашались даже немецкие!), многочисленные свидетели, талантливые журналисты. К тому же, на скамье подсудимых были только те, чья вина многократно подтверждалась. Под грузом доказательств почти все подозреваемые признавались в содеянном. Были уверены в их вине власть и общество. Военные преступники стали в глазах населения символами всего зла войны на родной земле.

Но, несмотря на важность открытых процессов, мы мало о них знаем — по разным причинам. Материалы каждого процесса составляли до пятидесяти обширных томов. Все они не публиковались, поскольку хранятся в архивах КГБ и до сих пор рассекречены не полностью. К тому же, Советский Союз раздробился на признанные и непризнанные республики, а «иностранцу» сложно оформить доступ в фонды спецслужб. Из-за недоступности источников есть только разрозненные статьи историков о некоторых процессах — в Краснодаре, Харькове, Киеве, Николаеве, Витебске, Минске, Новгороде…

Не хватает и культуры памяти. В Нюрнберге в 2010 году открылся большой музей, который устраивает выставки, методично исследует Нюрнбергский процесс (и 12 последующих «малых» процессов). На постсоветском пространстве подобных музеев о местных процессах нет, не найти даже экспозиций в исторических музеях. А было бы полезно для профилактики неонацизма.

Дмитрий Асташкин,

кандидат исторических наук

Злодеяния немецко-фашистских захватчиков в г. Краснодаре.

На снимке: трупы советских граждан, умерщвлённых немецко-фашистскими захватчиками окисью углерода, вырытые для судебно-медицинской экспертизы из противотанкового рва на территории совхоза №1 в окрестностях города Краснодар. 

Я не прощаю

Письмо в «Комсомольскую правду» к 20-летию Победы

...Я никогда не забуду и уверен, что не найдется в нашей стране человека, чтобы он мог забыть все зверства, изобретаемые для уничтожения людей этими фашистскими извергами.

Разве можно забыть: убитых детей на улицах Харькова, повешенных на балконах и замученных в застенках, и тысячи расстрелянных безвинных советских граждан.

Кто из харьковчан забыл Совнаркомовскую улицу, там находилась тюрьма, которую в феврале месяце 1943 года фашисты сожгли, а тысячи находившихся там наших людей сгорели.

А Орловская тюрьма, где умерщвлено несколько тысяч человек, причем большинство из них погибли от голода.

А величайшая трагедия Вадинского леса, где гитлеровские изверги расстреляли стариков, женщин и детей (даже грудных), а потом сложили в кучу, облили бензином и подожгли.

А под Вильнюсом на Панарах за три года эти убийцы расстреляли около ста тысяч евреев.

А Гросс-Лазарет в городе Славута Каменец-Подольской области, где этими «чистокровными» арийцами уничтожено всякими зверскими способами сто пятьдесят тысяч раненых советских военнопленных.

А Бабий Яр под Киевом, какое преступление может сравниться с этим зверством.

А концлагерь Бельзен, где уничтожены десятки тысяч ни в чем не повинных людей и причинами смерти были: голод, пытки и расстрелы, именно там давали заключенным пол-литра «супа» один раз в 10 дней.

А Руссен-лагерь №344, расположенный около города Ламсдорф, где фашисты приговорили (за свои неудачи на фронте) всех военнопленных к голодной смерти и тысячи людей погибли от истощения.

А злодеяния немецко-фашистских захватчиков в городе Минске, где за время оккупации уничтожено около полумиллиона советских граждан.

А Люблинский лагерь уничтожения Майданек, что может сравниться с этим комбинатом смерти, куда в ворота зашли два миллиона человек и не вернулись.

А лагерь в городе Освенцим, где путем расстрела, голода, отравлений и истязаний фашистские ублюдки истребили около 5 миллионов граждан всех стран Европы, из которых большая половина были Советскими, где только в течение суток сжигали 10–12 тысяч трупов.

А десятки других лагерей смерти.

А город Жиздра, где не осталось ни одного дома, фашисты предварительно обливали каждое здание бензином, а потом поджигали и подрывали толом, а всех или почти что всех жителей расстреляли.

А миллионы насильственного угона в немецко-фашистское рабство мирных советских граждан, из которых сотни тысяч домой не вернулись, а погибли от лишений и мук на чужбине.

А тысячи разрушенных и сожженных городов и сел, от которых остался только пепел и груды битого кирпича.

Разве можно все это забыть?

Я не видел, как эти изверги убивали ударом сапога в живот.

Я не видел, как эти фашистские палачи убивали заключенных ударом палки по затылку.

Я не видел, что эти волки подвешивали заключенных за связанные назад руки.

Я не видел, как эти вандалы кидали живых людей в печи крематориев.

Я не видел, как эти изуверы — немецкие дикари отнимали грудных детей у матерей от груди и на глазах убивали о стенку.

Я не видел (и не дай бог видеть), как фашистские людоеды отбирали маленьких детей у матерей и на глазах разрывали, брали рукой за одну ножку, на другую становились ногой и таким образом разрывали ребенка.

Я всего этого не видел — но это было! Зато я видел: разрушенные, ограбленные и сожженные наши города и села.

Я видел полные колодцы убитых детей (Сталинская обл., 1943 г.).

Я видел тысячи трупов солдат разных возрастов.

Я видел ходячие скелеты, обтянутые кожей людей.

Я видел повешенных на телеграфных столбах и деревьях советских мирных граждан.

Я видел то, что видели миллионы людей: голод, холод, всякие лишения и на каждом шагу смерть и смерть, и все это по вине этих горе-завоевателей, этих мракобесов, этих дикарей, в жилах которых течет «голубая» кровь.

Я видел десятки тысяч сирот, матерей и вдов, которые и по сей день оплакивают своих родных и близких, погибших во время войны, в слезах которых можно было бы утопить всех нацистских преступников.

Я видел печи крематория Майданека и горы пепла от сожженных трупов людей.

Я видел концлагерь около города Фюстенберга, со всеми его «достопримечательностями»: 4-метровой стеной, несколько рядов колючей проволоки под током высокого напряжения, сторожевыми вышками дотами и дзотами, а в середине, как символ лагеря, крематорий. Я именно там видел около дверок печей крематория обгоревшие, но не успевшие полностью сгореть конечности человека.

Я видел там склад, в котором сложены штабелями до самого потолка бумажные мешки, в которых находился пепел от сожженных трупов.

Я именно там видел под навесом огромные ярусы носильных вещей, всяких видов и размеров, бывших в употреблении, а рядом горы (да, да, именно горы) разной мужской, женской и детской обуви.

Я там видел полные подвалы (канцелярии концлагеря) документов, принадлежащих уничтоженным в этом лагере гражданам.

Я там видел кругом лагеря десятки громадных могил, где похоронены тысячи узников, которых не успели сжечь.

НЕТ меры и нет края возмущению, кровь стынет в жилах при одном только воспоминании, какие только зверства творили эти павшие до уровня диких зверей гитлеровские бандиты...

Советский народ никогда не руководствовался чувством мести в отношении Германского народа, мы сочувствуем и активно помогаем всем тем немцам (и другим народам), которые желают с нами жить в мире...

М.Е. ГАЛАКОВ

г. Фрунзе

2 мая 1965 г.

Источник: Российский государственный архив социально-политической истории. Ф.М-98. Оп. 3. Д. 12. Л. 82-86. Подлинник. Цит. по: Знать и помнить. Преступления фашизма в годы Великой Отечественной войны / Авт. – сост. Н.К. Петрова. М. : Вече, 2012. С. 40-42.