Рясы, шпаги, мантии. Привилегированные и не очень сословия Старого порядка. Франция, до XVIII века

Что мы знаем о том, как жила Франция до Великой революции? Какое-то общее представление, конечно, имеем – все мы читали произведения Александра Дюма, Виктора Гюго, Мориса Дрюона и других выдающихся французских писателей. Но широкого среза общей жизни дать они не могут, поскольку в большинстве сосредоточены на конкретных литературных образах, а жизнь вокруг лишь является фоном, декорацией. Меж тем, о жизни при королях, о неизбежности или, наоборот, возможности избежать революции, о сословном делении споры среди историков возникли в первые послереволюционные годы и до сих пор вызывают среди них ожесточённые дискуссии. И дискуссии эти не только не ослабевают, а, напротив, расширяются, и давно уже вышли за пределы французской исторической науки…

Старый порядок

Само понятие означает не совсем точный перевод с французского «Ancien Régime», и, в общем-то, по факту должен был бы называться «Старым режимом», но именно такая версия перевода закрепилась у нас. Подобным образом называли дореволюционный период ещё с конца XVIII века, правда, если учёные воспринимали его как понятие общества до Великой французской революции как определённого исторического водораздела, то в политическом лексиконе это носило, в зависимости от того или иного идеологического лагеря, негативный (революционно-критический) или позитивный (ностальгический) оттенок.

Наибольший вклад в закрепление термина «Старый порядок» в исторической науке и в общественном сознании внёс именно французский исследователь – историк и философ Алексис де Токвиль. В 1856 году выходит плод его четырёхлетней работы «Старый порядок и революция», в котором он попытался обобщить опыт внутренней политики дореволюционной Франции, понять, как многовековая история Французского королевства могла привести к революции, причём раньше, чем в других странах Европы. Он в числе первых среди крупных французских учёных попытался отойти от политических крайностей в восприятии революционных событий и рассмотреть через политико-правовую призму. Для своего времени заявить, что абсолютизм – это не произвол, сиречь беззаконие, а просто деспотическое правление, при котором власть правителя тоже имеет свои ограничения; было довольно смелым шагом – подобные вещи оказали значительное влияние на исследовательскую парадигму своего времени.

Токвиль стал фактически основателем новой французской историографии, дав своими трудами образец глубокого изучения причинно-следственных связей, факторов возникновения тех или иных процессов и их последствий. Сегодня его труды остаются востребованными, особенно «Старый порядок», многократно переиздающийся и переведённый на многие языки мира. Ведь до сих пор в историографии дореволюционная жизнь находится в тени бурных событий конца XVIII века. Давайте попробуем разобраться, что же это за «Старый порядок» такой был…

Сословная структура

Франция, вероятно, была первой страной, в которой общество поделилось на сословиях. Ещё в IX веке монах Эмон из Осера делил христиан на воинов, духовенство и земледельцев. Эта столь давняя историческая традиция – делить людей на три сословия – сохранится ещё на долгие века. В Средневековье эти взгляды модернизировались в разделение общества на духовенство, дворянство и «третье сословие» - все, кто не входил в первые два, в первую очередь, нарождающаяся буржуазия, крестьянство и городское простонародье. Именно последнее являлось совокупностью лиц, облагавшихся налогами.

С течением времени структура общества, особенно городского, непрестанно усложнялась. Усложнение государственного аппарата и, как следствие, ослабление наследственной знати, окончательно разделило дворянство на так называемое «дворянство мантии», получавших его за государственную службу, и на «дворянство шпаги» - потомственное рыцарство. Правда, трёхзвенная основа социальной структуры оставалась неизменной до самой революции.

К концу бурбонской монархии во Франции жило около 27 миллионов человек, порядка 500 тысяч из них относились к привилегированным сословиям – дворянству и духовенству. Последнее было довольно обширным сословием. В стране, помимо кардинала, были 18 архиепископов и 121 епископ, к высшему духовенству также относились каноники и аббаты – всего более 6 тысяч человек. 1100 мужских и 678 женских монастырей с порядка 60 тысяч монашествующих священнослужителей. Вместе с приходскими священниками (кюре) и их помощниками (викариями) духовенство составляло около 130 тысяч человек – то есть 0,5% всего населения. И эта, не самая, прямо скажем, значительная доля французского народа, имела в своём безраздельном распоряжении до 10% земель. Церковь осуществляла контроль за школьным и университетским образованием, играя таким образом важную государственную роль.

Дворянский слой был многочисленнее, но тоже в совокупности составлял не очень большую долю населения. Во Франции к концу правления Людовика XVI насчитывалось около 350 тысяч дворян. Титулованными среди них – графами, баронами, маркизами, виконтами, герцогами – было всего 4 тысячи. Именно они в первую очередь назначались на высокие чиновничьи или военные должности, при том, что зачастую их административные и полководческие таланты оставляли желать лучшего. При дворе могли служить только родовитые дворяне, то есть те, кто являлся таковым в четвёртом колене.

Вообще, о королевском дворе следует сказать особо. Самые родовитые сановники, которые вели своё дворянство ещё с XIII века и ранее, могли садиться в королевскую карету, участвовать в придворных мероприятиях вроде охот, ужинов, балов. Ко двору могли также представляться министры, государственные секретари, маршалы, иностранные дипломаты и кавалеры ордена Святого Духа. Таким образом, двор был полностью изолированной от народа институцией, при том, что расходы на него составляли до 10% французского бюджета.

Дворяне считались служилым сословием – именно они составляли костяк армейского и флотского офицерства, а также чиновничества. Исследователями подсчитано, что за последние 70 предреволюционных лет из 75 высших королевских сановников лишь 3 не были дворянами, а все министры и военные губернаторы поголовно относились к этому сословию. В армии их около 10 тысяч офицеров более 90% также имели дворянство, причём их жалование вдесятеро превосходило солдатское. При этом они не могли заниматься торговлей, ремесленничеством, а также служить на низших должностях в административных и судебных органах.

Всё прочее население, как уже говорилось, именовалось третьим сословием. Во Франции в ту пору насчитывалось 23 миллиона крестьян, около 2 миллионов ремесленников и около 600 тысяч рабочих. Буржуазия вне зависимости от размаха своей экономической деятельности также приписывалась к этому сословия. Именно третье сословие несло на своих плечах основное бремя по пополнению государственной казны путём уплаты налогов, тогда как дворянство и духовенство от этого были избавлены. Существовал целый спектр налогов – подушный, на землю, на соль, на право лова рыбы, на пользование мостами, на использование мельниц, церковная десятина и так далее. Налоги съедали до двух третей дохода крестьянства.

Помимо денежного обложения, для крестьян продолжала существовать барщина, хотя личную свободу они уже давно получили. Пусть и в меньших масштабах, чем в старые времена, но они были обязаны определённое количество дней выработать на феодальных полях. А ведь в руках дворянства было сосредоточено до 20% французских земель, что резонно вызывало недовольство у крестьянства и желание справедливого передела. Большая часть крестьян была безземельной, вынужденной брать землю для возделки в аренду. Кстати, не раз власти прибегали и к введению трудовой повинности – так, в 1737 году их стали заставлять отрабатывать по 12 дней в году на обустройстве дорог с собственным рабочим скотом.

Всё это обусловило крайнюю нищету третьего сословия. Более 1 миллиона 100 тысяч французов относили к находящимся в состоянии нищеты. В одном только Париже, по свидетельству известного поэта и публициста Андре Шенье, пятая часть горожан была нищей.

Служить или купить?

Дворянство, как можно догадаться, не было совсем уж единым сословием. Нами уже упоминалось, что самые большие выделяемые из этой социальной общности группы – это «дворянство шпаги», которое давалось за воинскую службу, и «дворянство мантии», получаемое за службу в чиновничьем аппарате. Менее известно «дворянство колокола» - за службу в городских муниципалитетах. Со временем в дворянское достоинство стали возводить за заслуги, например, в торговле или искусстве.

Но при всём этом дворянское звание можно было банально купить. Практика продажи титулов и должностей (за исключением, конечно, самых высших) появилась ещё в середине XVI века. Порой покупателем должностей, кстати, становился сам монарх, выкупавший должности у наследников их умерших носителей, особенно часто это практиковалось в отношении мест в парламентах – о них речь ещё пойдёт ниже.

Такая практика не могла не вызывать отторжение как у народа, так и у власть предержащих, которые хоть немного задумывались о будущем государства и о его интересах. Общеизвестен отзыв знаменитого кардинала Ришелье: «По рассуждению большей части людей, самый лучший способ состоит в том, чтобы отменить продажи и отрешить наследство в чинах, отдавать их даром разумным и таким правдивым людям, чтобы достоинства их сама зависть не могла оспорить». Тот же Ришелье в своём политическом завещании нещадно бичевал недостатки сложившегося строя, лучше многих своих современников понимая его бесперспективность и постепенное загнивание – по его мнению, «в монархии несовершенства вошли в обычай, в которой непорядки составляют часть порядков государственных».

Среди продаваемых должностей самой популярной у людей предприимчивых были места налоговых откупщиков. Государство делегировало им часть своих полномочий в деле взимания налогов. Для этого требовалось заплатить до 1,5 миллионов ливров – огромную сумму, которая, впрочем, окупалась очень быстро. К нечистым рукам откупщиков прилипало до двух третей собираемых ими налогов, благодаря чему те быстро становились хозяевами миллионных состояний.

Парламент без выборов

Первый парламент появился во Франции ещё в 1260 году. Король Людовик IX Святой провёл целую политическую реформу, выделив из Королевского совета сразу три самостоятельных органа – Высшую палату, Следственную палату и Палату прошений – прообраз правоохранительной и судебной системы. А Парламент поначалу существовал неформально, разбирая текущие политические и правовые вопросы. Здесь собирались люди, приближённые к королю, но уже с участием юристов. Это важный аспект – орган был неизбираемым.

Автономизация парламента создавалась постепенно. Чем дальше, тем больше короли передавали свои судебные полномочия парламенту. Поначалу король утверждал каждого постоянного члена, причём им назначалось жалование. В XIV веке даже была практика продажи мест – любой депутат мог продать своё место другому человеку, требовалось лишь знакомство покупателя с правовыми вопросами. Позднее появились почётные члены, в первую очередь, принцы крови и принцы королевского дома. Являться на заседания постоянно им было не обязательно, лишь в особых случаях. Пройдёт время, и эта особенность системы между парламентами и принцами ещё сыграет свою злую шутку с королевской властью. А пока парламент даже получил право делать королям представления в отношении их новых указов на предмет их соответствия или несоответствия действующему законодательству, а также на возможность их негативных последствий. Парижский парламент распространял своё влияние не только на французскую столицу, но и на немалые территории Центральной Франции – почти на половину площади страны.

Несколько позже по образу и подобию Парижского парламента были созданы провинциальные парламенты. На протяжении трёх веков, вплоть до самой Революции, они были высшими судами в 13 французских областях. Изначально центральная власть явно намеревалась при их помощи контролировать удалённые от столицы территории. Однако со временем именно в парламентах стал зреть тот противовес монархии, который затем приведёт к её расшатыванию. Первым таким открытым противостоянием стала Фронда 1648-1653 годов. Если в первый год тон смуте задавала парламентская буржуазия, то в дальнейшем парламентарии объединились с принцами крови. Лишь с большим трудом, пойдя на значительные уступки, королевскую власть удалось удержать. Большую роль сыграла парламентская вольница и в противостоянии с королём Людовиком IV в 1663-1664 годах по вопросу о судьбе финансиста Николя Фуке, обвиняемого в казнокрадстве и коррупции, когда королю не удалось продавить в отношении него смертный приговор.

Чем дальше, тем больше парламент видел своей обязанностью борьбу с абсолютизмом, стремление к неотъемлемым правам и позициям во внутриполитической жизни страны. Монархи это понимали, и время от времени ограничивали права депутатов. Во времена Людовика XV считалось как бы, что задача парламента – выполнять королевскую волю, а значит, никакие самостоятельные действия неуместны. Когда тот умер, вступивший на престол молодой монарх Людовик XVI пошёл на немалые уступки парламентам, добровольно отказавшись от закручивания гаек, к которому многократно прибегали его предки. К сожалению, добром это не кончилось – король явно не понимал, что только преемственность политики могла гарантировать сохранение абсолютной монархии. При этом парламент в новых условиях больше заботился о сохранении дворянских привилегий, мешая королю проводить реформы – особенно налоговые, исключительно важные при расстройстве финансов.

Так веками развивавшееся негласное противостояние между королями и парламентами зашло в итоге в тупик. Людовик XVI, понимая неотложность решения финансовых вопросов, пошёл на замену королевских интендантов на советы нотаблей, а затем и вовсе решил созвать Генеральные штаты, что в конечном итоге и стало началом крушения «Старого порядка». В 1789 году вековые институты власти, казавшиеся нерушимыми, были сметены Французской революцией. Вообще, они были очень специфическими, аналогов которым в других странах Европы найти достаточно сложно. Ряд исследователей и вовсе считает, что именно их существование и противостояние с королевской властью стало одной из главных причин революции и падения бурбонской монархии.

Сословная структура и экономика

Французская политическая система играла сама себе во вред, стремясь всеми силами удержать кондовую сословную структуру, давно уже отжившую своё. В первую очередь это заметно в экономической сфере – ведь в стране всячески сковывалась деловая инициатива, что не давало стране рвануть вперёд за более развитыми державами. Уже упоминавшийся Алексис де Токвиль писал так о последнем веке «Старого порядка»: «Возможно ли было избежать катастрофы, когда, с одной стороны, в народе с каждым днём нарастало стремление к наживе, а с другой – правительство беспрестанно то возбуждало эту страсть, то ставило ей препоны, то разжигало её, то лишало людей всякой надежды, толкая одновременно всех к гибели?»

Конечно, нельзя сказать, что экономика и финансовый сектор Франции не развивались вообще, речь лишь о торможении развития. С 1715 по 1789 годы количество королевских мануфактур, имевших привилегии в сбыте продукции, выросло почти в пять раз – со 135 до 532; вырос и объём внешней торговли в 3 раза. Также в три раза с начала XVIII века выросло количество банков – с 21 до 66. Возросший класс буржуазии требовал демократизации общественной жизни, экономических послаблений, а вот как раз со всем этим в королевском Париже был очень туго. Пример демократического общественного устройства подавали не только Англия, ненавидимая во Франции очень многими, но и Соединённые Штаты Америки, завоевавшие при помощи французов независимость. Немало будущих революционеров с оружием в руках сражались против британских войск в Америке, и принесли восхищение заокеанской революцией в свою страну.

Заключение

Французская монархия столетиями упиралась, не желая проведения реформ, пытаясь сохранить жёсткое сословное деление. При последнем монархе Людовике XVI, человеке нерешительном и легко поддающемся чужому влиянию, ситуация вполне закономерно расшаталась окончательно. Бездарная внешняя и внутренняя политика и многочисленные войны с большими потерями и расстройством финансов привели к тому, что к последней трети XVIII века и король, и его окружение потеряли в глазах народа весь авторитет. Даже королевский двор уже не имел статуса центра общественной жизни, постепенно превращаясь в чрезмерное роскошество для узкого круга лиц, тягостное для казны. Власть, традиционно глухая к чаяниям и мыслям третьего сословия, проморгала появление общественного мнения, рождавшегося в кофейнях и клубах, салонах и газетах. Токвиль впоследствии писал, что устаревшая общественная структура никогда не вызывала у французов такой ненависти, как в канун своего падения, а деспотизм Людовика XVI казался более несносным, чем деспотизм всех его предков. При этом сам король и его министры совершенно теряли политические ориентиры, одновременно и пытаясь угодить двум первым сословиям, и желая улучшить положение третьего. Так веками державшаяся железным кулаком монарха система посыпалась, как только сверху оказалось не способное идти в ногу со временем руководство. Окончательно «Старый порядок» похоронили выборы в Генеральные штаты – сословно-представительский орган, который до того не собирался больше полутора веков, и с которого, как считается, началась Великая Французская революция. Так в истории Франции, да и всего человечества тоже, открылась новая страница. А «Старый порядок» века спустя продолжает оставаться объектом пристального изучения историков как неудачный пример пути развития общества в условиях меняющегося мира…

Пройти тест по теме

Источник обложки: Франция, Париж, Музей Орсе.