Русофобию не надо бояться, её надо изучать, чтобы выработать иммунитет

Русофобия как идеология существует более ста лет, а как явление – не меньше тысячи. Доктор исторических наук, профессор, специалист в области истории международных отношений Наталия Таньшина в своей книге «Страшные сказки о России» рассказывает, откуда растут корни ненависти Запада к России и желания отменить всю Русскую цивилизацию.

Русофобия – это идеология

– В прошлом году мы увидели, как Запад захлестнуло буквально цунами русофобии. И тогда для многих людей это стало каким-то страшным открытием: они реально не могли понять, откуда растут корни такой непостижимой ненависти, злобы и желания отменить не просто русскую культуру, а буквально всю русскую цивилизацию и всю Россию. Но как раз вы в своей книге «Страшные сказки о России» говорите, что русофобия как явление насчитывает даже не одно столетие. Так получается?

– На самом деле, начиная с февраля 2022 года, мир столкнулся с беспрецедентным проявлением такого явления как русофобия. Хотя ещё буквально несколько лет назад об этом даже как-то не принято было говорить – всё, что касалось проявлений русофобии, стыдливо замалчивалось. Можно даже говорить о таком явлении, как газлайтинг, которое известно ещё с 60-х годов прошлого столетия. И нам доводилось слышать, что никакой русофобии нет, что всё это придумали сами русские, что это русским кажется, будто кто-то не так к ним относится, а на самом деле никто не испытывает никакой неприязни и враждебности по отношению к России и русским. Причём, на мой взгляд, такое мнение и в самой России очень распространено, и многие наши соотечественники тоже считают, что проблема русофобии придумана и ничего подобного нет.

Но на самом деле русофобия – это идеология, которая в окончательном виде формируется в XIX веке. Почему я посвящаю свою книгу XIX веку? XIX век – это время формирования классических идеологий. А русофобия – это отнюдь не только страх перед Россией на обывательском уровне. Это классическая идеология западного происхождения, которая сформировалась в XIX столетии и которая подразумевает какую-то дурную сущность России и русских. Эта идеология основана, с одной стороны, на архетипическом страхе перед незнакомым миром, с другой стороны – эти страхи тщательно продуманы и просчитаны. Зачастую это воображаемые страхи перед воображаемой Россией, так называемые страхи фантазии.

Русофобия – это ещё и инструмент конкурентной борьбы против России. Ведь Россия пугает прежде всего чем? Своими богатствами и размерами. Но разрабатывают идеологию не крестьяне и не ремесленники, а те, кого называют интеллектуальными элитами общества. И русофобия неслучайно возникает в XIX веке – веке, когда формируется общественное мнение и активно развивается пресса. Можно говорить, что русофобия – это продукт общества потребления, общества массовой культуры (хоть она и формируется до появления этих терминов), она ориентирована на массы. Через газеты и журналы можно формировать нужное мнение, оправдывающее (а порой и влияющее) на курс правительства и принимаемые политические решения. Поэтому сами элиты никакого страха не испытывают, речь идёт о пренебрежительно-высокомерном отношении к России, которое формируется отнюдь не в XIX веке, а много столетий назад. А страх, в том числе основанный на архетипической боязни Другого, Чужого общества, – это уже для обывателя, для простых людей, которые мало что знают о далёкой России – как тогда, так и сейчас. И, нагнетая эти воображаемые страхи перед воображаемой Россией, можно продвигать те идеи, которые нужны западным политическим и экономическим элитам.

Не просто Другие, но Чужие

– В своей книге вы говорите о том, что одним из источников русофобии можно считать раскол в христианской церкви, когда Русь выбрала православие, а не католичество. То есть всё началось ещё много столетий назад?

– Совершенно верно. То, что Русь принимает христианство по греческому обряду, и то, что в дальнейшем нашу страну не удалось склонить к принятию унии с католической церковью, – это было одним из важнейших факторов, который превращает нас в глазах западного мира не просто в Других, но в Чужих. И это как раз нижняя точка отсчёта, с которой действительно всё начинается.

Если бы Русь пошла по пути принятия католичества – а ведь такая идея тоже была: мы знаем, что к княгине Ольге в 961 году был направлен Адальберт Магдебургский, ставший первым христианским епископом, побывавшим на Руси. Миссия не увенчалась успехом, и сорвали её два доблестных варяга, Асмуд и Свенельд, воспитатели сына Ольги, Святослава, – если бы миссия удалась, на Руси распространилось бы католичество.

В 988 году Русь приняла христианство по греческому обряду, а в 1054 году произошел раскол церквей на западную, католическую, и восточную, православную. Поначалу этого раскола не замечали, но с Четвёртого Крестового похода 1202 – 1204 годов, когда Константинополь был захвачен католическими крестоносцами и разграблен, ситуация изменяется. Папская курия получила дополнительный козырь в своей пропаганде крестового похода на язычников Прибалтики, Причерноморья и на «схизматиков» Руси. Поэтому латинский Запад счел законным применять убеждение и даже насильственные методы, чтобы вернуть православных «раскольников» в единое вселенское лоно.

Хотя на самом деле всё начинается ещё раньше – с раскола Римской империи на Западную и Восточную. Западная Римская империя свой негатив переносит на Восточную Римскую империю, потом на Восточную греческую церковь. А уже потом, после падения Константинополя в 1453 году, когда Москва начинает воспринимать себя преемницей Византии, когда появляется в 1520-е годы концепция «Москва – Третий Рим», которую артикулировал псковский старец Филофей, Запад начинает всё больше и больше воспринимать нашу страну как некий антимир, антипод всем западным ценностям, как угрозу самой западной цивилизации, а концепция «Москва – Третий Рим» начинает трактоваться на Западе как воплощение идей «православного империализма».

Несмотря на то, что современный мир не просто секулярный, а уже постсекулярный, взгляд на нас как на иную, враждебную цивилизацию проводится всё равно по линии западное христианство – восточное православие. Возьмите, допустим, Сэмюэля Хантингтона, одного из ведущих западных политологов и социологов, одного из идеологов холодной войны, который в своей книге «Столкновение цивилизаций», опубликованной в 1996 году, именно так обозначал границы Европы и Запада: «Европа заканчивается там, где заканчивается западное христианство и начинаются ислам и православие». То есть раскол церквей, а потом и ордынское нашествие и иго (или владычество) стали двумя важнейшими факторами, повлиявшими на то, что нас начинают на Западе воспринимать как врагов христианского мира и вообще как не европейцев, а как азиатов, которым место в далекой Тартарии. И когда русофобская волна поднимается, когда происходит обострение отношений между Россией и Западом, религиозный фактор, критика Православной Церкви и православия, – всё это выходит на первый план.

«Русский мираж» и «русская угроза» – фальшивое завещание Петра Великого

– Показательный пример пересечения истории и современной действительности: недавно президент США Байден заявил, что российский президент после Украины хочет завоевать весь мир. И эти слова буквально цитируют фальшивое завещание Петра Первого, о котором вы также рассказываете в своей книге. Получается, что эти фальшивки по-прежнему в ходу и очень востребованы у современных политиков?

– На самом деле корни уходят ещё во времена «открытия» Московского государства Западом. Австрийского дипломата Сигизмунда Герберштейна, автора книги «Записки о Московии» (1549) можно считать систематизатором мифов о «деспотичной азиатской России». Он опирался на труды своих современников и предшественников, и, более того, на глубоко укоренившуюся в сознании европейцев традицию восприятия, корнями уходящую в античность. В соответствии с античной традицией авторы эпохи Возрождения рассматривали земли, на которых раскинулась Русь, не как Восток, а как Север, а их население — как варваров, чуждых добрым нравам и правильному гражданскому устройству. От античности идёт и взгляд, сформулированный Аристотелем, указывавшим на несовместимость деспотизма со свободолюбивым характером греков и, напротив, на соответствие этой формы правления характеру варварских народов, прежде всего враждебных персов, якобы имевших врожденную склонность к подчинению. Несмотря на то, что о Восточной Европе и Руси много писали и до Герберштейна, именно его книга заложила традицию восприятия России как азиатского деспотичного государства.

Но если «Московия», как нашу страну именовали европейцы, была для них лишь отсталым захолустьем, то всё изменилось с эпохи Петра, когда европейцы увидели мощную, сильную и амбициозную Россию, ставшую равной европейским державам. Поэтому именно тогда стараниями просветителей формируются две главные идеи: с одной стороны, «русский мираж», то есть идеализированное представление о России и её просвещенных правителях, а с другой стороны – «русская угроза». Именно активная внешняя политика Петра Великого активизирует в сознании европейцев страхи перед «русским экспансионизмом», которые станут основой, пожалуй, самой известной русофобской фальшивки – «Завещания Петра Великого».

Автором первоначального текста, явившегося базой «Завещания», был польский генерал Михаил Сокольницкий, который в конце XVIII века написал документ под названием «Общий обзор России» и предложил его правительству Директории. Этот документ тогда не был востребован французскими властями, однако спустя много лет о «Завещании» вспомнил мастер политической пропаганды Наполеон Бонапарт, сам стремившийся к мировому господству, причем не мифическому, а вполне реальному. Он приказал включить этот текст в книгу историка и чиновника Шарля-Луи Лезюра «О прогрессе Российской державы от её истоков до начала XIX века». Книгу планировали издать накануне Русской кампании с целью обосновать необходимость военного похода в далёкую Россию, однако она была опубликована уже после бегства армии Наполеона из нашей страны.

Анализ 14 пунктов так называемого «Завещания» позволяет сделать вывод о том, что в документе прослеживаются прежде всего внешнеполитические интересы Франции и Польши, а последние два пункта являются отражением традиционных европейских страхов перед «несметными азиатскими ордами», стремящимися завоевать Европу, а её жителей частично истребить, частично угнать в «пустыни Сибири». Конечно, Пётр Великий не мог мыслить такими категориями, да и в целом, историку понятно, что «Завещание», особенно последние два его пункта, не имеют никакой связи с реальной политикой России и являются откровенной русофобской фантазией, направленной на то, чтобы запугать европейского обывателя «русской угрозой». Но это был именно пропагандистский документ, которому будет уготована долгая историческая судьба.

О нём вспомнят в 1830-е годы, когда либеральная Европа будет усматривать в самодержавной России угрозу своим политическим ценностям. Польское восстание 1830 – 1831 гг. и его подавление русскими войсками (а как иначе император Николай I мог реагировать на мятеж на российской территории, ведь Царство Польское по итогам Венского конгресса вошло в состав России, к тому же, императором Александром I ему была дарована широкая автономия и Конституция, о чем европейцы предпочитали не вспоминать) сформировало крайне негативный имидж России в Европе: Николая I начинают воспринимать как «душителя» польской свободы, а общеевропейская «любовь» к полякам будет иметь своей обратной стороной ненависть к России.

Именно в 1830-е годы появляется целый ряд вариантов фальшивого «Завещания Петра Великого», самые известные из которых были опубликованы в работе польского историка, активного участника польского восстания 1830 – 1831 годов Леонарда Ходзько, посвященной истории Польши, и в «Мемуарах кавалера д’Эона», изданных известным тогда писателем Фредериком Гайарде.

Отныне текст фальшивого «Завещания» будет восприниматься как символ русского экспансионизма, а внешняя политика российских властей будет трактоваться как реализация «планов мирового господства», завещанных Петром Великим. Даже после того, как в 1879 году было доказано, что «Завещание Петра Великого» является фальсификацией, на этот документ продолжали ссылаться в пропагандистских целях. Ведь в пропаганде важна не истина, а формирование нужного мнения. Вот почему этот документ активно использовался в годы Первой мировой войны; потом текст был переиздан в нацистской Германии. Фальшивое «Завещание» оказалось очень востребовано сразу после окончания Второй мировой войны: в 1945 году о нём вспомнил президент США Гарри Трумэн в беседах с американским дипломатом, автором «доктрины сдерживания» (а впоследствии и автором книги о маркизе де Кюстине) Джорджем Кеннаном. Сторонники фальшивого «Завещания Петра Великого» оказали непосредственное влияние на Уинстона Черчилля, произнёсшего в 1946 году знаменитую речь в Фултоне о «железном занавесе». Эта мистификация активно эксплуатировалась в Соединённых Штатах в эпоху разгула маккартизма, а потом в Великобритании после ввода советских войск в Афганистан. И уже после февраля 2022 года европейские обыватели, обработанные своей же пропагандой, ожидали прихода «диких азиатских орд».

«Библия русофобии» – причём тут Польша?

– Самая знаменитая «Библия русофобии» – это книга Астольфа де Кюстина, которую буквально разобрали на цитаты наши недруги. При этом у самого де Кюстина были все основания для такого тенденциозного взгляда на Россию – его отношения с поляками. И это сыграло свою зловещую роль?

– Конечно, ведь поляки со времён Ливонской войны считались «главными специалистами» по истории нашей страны. История взаимоотношений России и Польши – это история «дружбы и тяжбы», вся Западная Русь (состоящая ныне из Украины и Белоруссии) являлась пространством, которое привыкли считать своей национальной территорией и русские, и поляки. Несмотря на то, что в ходе разделов Речи Посполитой Российская империя не присвоила себе ни пяди польской земли, а лишь возвратила себе отнятые поляками русские земли, Россию в Европе с конца XVIII века воспринимали как поработительницу поляков. И об этом снова вспомнили после подавления польского восстания 1830 – 1831 годов. Париж стал одним из центров польской эмиграции, и маркиз Астольф де Кюстин был частым гостем в салоне княгини Чарторыйской, супруги лидера польской эмиграции князя Адама Чарторыйского; он был знаком с Фредериком Шопеном, который тоже не жаловал Россию; он знал Эвелину Ганскую, возлюбленную Бальзака, был знаком со знаменитым поэтом Адамом Мицкевичем, тогда проживавшим в Париже. В парижских салонах Кюстина считали изгоем по причине его нетрадиционной ориентации, в польских же салонах он находил своеобразную отдушину, а заодно приучался смотреть на Россию через «польскую оптику».

По одной из версий, которую подробно излагает в своей книге Дж. Кеннан, Кюстин отправился в Россию хлопотать за своего интимного друга поляка Игнатия Гуровского, и неудача этой миссии также могла повлиять на восприятие маркизом России.

Несмотря на то, что сам Кюстин в своей книге «Россия в 1839 году» отмечал, что отправился в нашу страну искать доводов против представительного правления (а он был легитимистом, то есть противником короля Луи-Филиппа Орлеанского и сторонником свергнутой в 1830 году династии Бурбонов), на мой взгляд, маркиз лукавит: он уже заранее знал, что напишет о России. И вовсе неслучайно он так долго готовил книгу – она была опубликована спустя четыре года после его путешествия. Книга появилась в условиях очень непростых отношений между Россией и Францией, связанных сначала с Восточным вопросом, когда Франция оказалась в международной изоляции, там были очень сильны антирусские настроения, а потом и с дипломатическим инцидентом, когда послы не вернулись к исполнению своих обязанностей, и вплоть до 1848 года интересы двух стран представляли поверенные в делах.

Маркиз де Кюстин, на мой взгляд, очень хорошо понимал, каковы были настроения в европейском и французском обществах и осознавал, какая книга о России будет востребованной. Эта работа, действительно, превратилась в бестселлер. Конечно, надо отдать должное Кюстину как прекрасному рассказчику, его книга легко и с интересом читается. Он умело перемешал правду с ложью и вымыслом, соединил впечатления о современной ему России с давно сложившимися стереотипами, в результате читатель видел узнаваемый и растиражированный образ нашей страны. Неслучайно книгу маркиза де Кюстина на Западе считают «вечной книгой» о «вечной России»: мы меняемся, а представления о нас – нет. И вы неслучайно упомянули о цитатах, потому что из этой книги до сих пор выдёргивают цитаты, причем как против России, так и в её пользу, как крайне неприятные, так и вполне безобидные и даже забавные.

Безусловно, Кюстин, проведший в России только пару месяцев, посетивший лишь несколько городов, не говоривший по-русски, общавшийся лишь с придворным окружением, никак не мог узнать нашу страну и русский народ. Но, как писал маркиз, если он многое не увидел, то о многом догадался. На мой взгляд, он и тут лукавит: он вовсе не «догадался», а лишь транслировал те стереотипы о России, которые формировались на протяжении столетий.

Русофобия как разновидность расизма

– Читая вашу книгу, иногда просто поражаешься степени ненависти к нашей стране. Например, один из французских исследователей пишет: «Россия – это холера». То есть русофобия принимает формы самого настоящего расизма – то, что мы позднее видим у Гитлера. Получается, истоки такой расистской идеологии зародились ещё в XIX веке?

– Да, совершенно верно, русофобия, на мой взгляд, это и есть разновидность расизма. И слова о том, что «Россия – это холера», приводит на страницах своей работы «Демократические легенды Севера» историк Жюль Мишле. Это не просто какой-то пропагандист, это прославленный французский историк, один из ведущих авторов XIX века. Но в годы Крымской войны из историка он превращается в типичного пропагандиста, ненавидя русских буквально на физиологическом уровне. Говорит, что русские – вообще не люди, это «моллюски на дне морском», что у русских атрофированы нравственные принципы, и что как нация они вовсе не сформировались.

Правда, в 1870-е годы, после Франко-прусской войны романтик Жюль Мишле, будучи рациональным французом, перестроился. В своей «Истории XIX века», опубликованной в 1872 – 1875 годах, описывая Наполеоновские войны и Русскую кампанию Наполеона, он уже не позволяет себе пропагандистских выпадов о том, что русские – это вообще не люди, а моллюски на дне морском, и о том, что Россия – это холера и ложь. Теперь Россия предстаёт великой державой, достойной победить Наполеона, и именно Наполеон Бонапарт описывается как величайший лжец.

То есть перед нами – типичное «переобувание в воздухе», и таких примеров можно привести множество. Всё это позволяет говорить о том, что для многих западных авторов русофобия – это не зов сердца и веление души, а следование текущей конъюнктуре и просто бизнес.

Что касается расовых теорий, с помощью которых пытались объяснить «ущербность» русских, то они формируются именно в XIX веке. Одной из самых спорных тем «расологической науки» XIX столетия был вопрос о расовом характере финно-угорских народов. Наибольшее распространение получила «туранская теория», утверждающая их переходный (или смешанный) характер между монголоидами и европеоидами. «Туранцами» тогда стали именовать все кочевые племена, а в туранскую расу объединять тюрок, монголов и финно-угров. В соответствии с этой теорией русские были объявлены не славянами, а потомками смешения крови финно-угров, монголов, тюркских народов и славян, то есть «грязнокровками», что по расистским понятиям оценивается гораздо хуже, чем принадлежность к низшим расам.

Такие идеи развивал известный французский мыслить А. де Гобино, но особенно активно этот подход разрабатывался польскими авторами, прежде всего Франтишеком Духинским, у которого оказалось много французских подражателей. Характерно, что сам Духинский не имел профессионального исторического образования, а вот его псевдонаучные теории получили большую популярность именно среди именитых французских историков, таких как Э. Реньо и А. Мартен. Кстати, Карлу Марксу была очень по душе концепция Франтишека Духинского. А французские историки, вслед за Духинским утверждали, что русские – это не славяне, а туранцы, которые незаконно присвоили себе и имя «русские», и территории, им не принадлежащие, поэтому их надо изгнать обратно в «пустыни Сибири», и называть Россию Московией. Они заявляли, что Московское государство не является наследницей Киевской Руси, что это совершенно разные государства, а Пётр Великий после Полтавской баталии лишь незаконно присвоил себе эти земли.

Как видим, это ровным счётом то, что сегодня заявляют киевские власти, говоря о намерении переименовать Российскую Федерацию в «Московию». И, как видим, эти идеи придуманы не современными украинскими политиками, а корнями уходят европейскую, в том числе, французскую мысль.

Россия меняется, но представление о ней на Западе – нет

– Получается, что и сегодня все эти русофобские труды очень востребованы. И современные исследователи России не желают выходить за рамки привычных стереотипов?

– В какой-то степени именно американская интеллектуальная элита, такие ее представители как Р. Пайпс, Г. Киссинджер, З. Бжезинский сыграли особую роль в формировании негативного образа России, полагая, что российская политическая культура и ментальность препятствуют демократизации страны. С другой стороны есть много западных исследователей, в трудах которых содержится глубокий научный анализ российской истории. Поэтому герои моей книги – это не исследователи, а зачастую пропагандисты, которые продвигают нужную повестку, чётко реагируя на политическую конъюнктуру. Конечно, были и авторы, писавшие о России восторженно, но, к сожалению, гораздо чаще в моде был именно негативный образ нашей страны.

В итоге, можно сказать, что о России было написано множество книг – в том числе серьёзными учёными-специалистами. Но зачастую количество знаний не влияло на те стереотипы и мифы о нашей стране, которые сформировались почти уже тысячелетие назад. И если мы возьмём книги, написанные в разное время, то увидим, что они все воспринимаются как одно и то же сочинение. Мы упоминали работу Сигизмунда Герберштейна, а спустя сто лет примерно такую же книгу написал Адам Олеарий. Описание Московии Вольтером в его «Истории Карла XII» тоже мало чем отличается от изложения Герберштейна. И столь же созвучна этим сочинениям книга маркиза де Кюстина: деспотизм власти, тотальное рабство подданных, стремление к экспансии под покровом всеобщей лжи, - все эти стереотипы хорошо известны.

Да и последующие авторы буквально слово в слово переписывали то, о чём сообщали их предшественники. Получается, что наша страна меняется, но мы в восприятии Запада остаёмся абсолютно такими же, какими нас представляли и 500, и более лет назад.

Другое дело, что когда меняется конъюнктура, когда Запад испытывает в России потребность, когда мы ему нужны как союзник, для солидарных действий против общего врага, тогда взгляд на нас меняется. И из-под пера тех же самых авторов выходят совершенно иные тексты о нашей стране.

Часто можно услышать: зачем нам изучать русофобию, какое нам дело до того, что о нас говорят, главное – делать своё дело. На мой взгляд, русофобию не надо бояться и надо её изучать. Что было бы, если бы медики не изучали заразные болезни, эпидемии, потому что это неприятно, да и опасно? А русофобия – сродни вредоносному общественному вирусу, да и распространяется она со скоростью эпидемии. Конечно, мы не сможем победить этот вирус – сильная Россия всегда будет вызывать такие эмоции. Но выработать иммунитет, найти защиту вполне можно. Ведь если мы знаем проблему, болезнь, значит, мы понимаем, как её купировать и как ей противостоять.