Россия и Великобритания: диалог культур в первой половине XIX века

4/3/2014

М.В. Жолудов

Россия и Великобритания: диалог культур
в первой половине XIX века

На протяжении первой половины XIX в. шел динамичный, хотя и несколько неровный, процесс налаживания контактов (дипломатических, культурных, торговых) между двумя великими европейскими державами — Россией и Великобританией. Причем на формирование диалога культур всегда серьезное влияние оказывало состояние межгосударственных отношений. В начале века англо-русский военно-дипломатический союз стал одним из главных факторов разгрома наполеоновской Франции[1]. Совместная победа над Наполеоном имела важное значение для Великобритании. И это резко повысило интерес англичан к России и русским. В английской литературе отра­жены события Отечественной войны 1812 г., разгром наполеоновской армии русскими войсками, прибытие победителей в Париж. Российский император Александр I пользовался в Англии значительным авторитетом. В этот период много русских побывало в Англии, русская тема была в большой моде, русской армии посвящали свои произведения поэты-романтики, журналисты, публицисты, историки.

Особой популярностью пользовался в Англии участник войны и взятия Парижа атаман Платов. Когда он приехал в Англию летом 1814 г., ему был оказан великолепный прием, Оксфордский универ­ситет наградил его степенью почетного доктора, а в Лондоне ему преподнесли саблю с гербами Великобритании и Ирландии. Не слу­чайно Н.С. Лесков в сказе о Левше (1881) сделал Платова посредни­ком между англичанами и тульским мастером: эта фантазия основа­на на реальных фактах. С Платовым познакомился В. Скотт, кото­рый изобразил его в образе мистера Тачвуда в романе «Сент-Ронанский колодец».

Английский писатель В. Скотт, горячий противник Наполеона, проявлял особый инте­рес к русской Отечественной войне 1812 г., к русской армии, казачеству, партизанской войне. Из интереса к военным действиям вырос у Скотта интерес к России и к вопросам англо-русского сближения. Он считал русских солдат спасителями Европы. В. Скотт был знаком и встречался со многими русскими: писателями, поэтами, диплома­тами, заезжавшими в Эдинбург. В отличие от В. Скотта, другой великий английский писатель Дж. Байрон скептически относился к успехам русской армии в войне с Наполеоном, к популярности русских в Лондоне, к ажиотажу, вы­званному приемами царя Александра I в Сент-Джеймском дворце. Однако находившийся в свите Александра I дипломат П.Б. Козлов­ский сумел заинтересовать Байрона, разбудить его интерес к России. Байрон и прежде упоминал в своих «Восточных поэмах» восточную империю, но позднее у него появляются целые сюжеты, связанные с Россией: например, эпизод из петровской эпохи в поэме «Мазепа», или описание русского двора в поэме «Дон Жуан»[2].

Однако к концу 20-х гг. XIX в. наметились серьезные противоречия в отношениях между Россией и Великобританией, причиной чему послужило столкновение геополитических интересов двух держав в ближневосточном регионе. Англо-русское соперничество становится основной осью международных отношений середины XIX в.

В постнаполеоновскую эпоху европейской истории Российская империя вступила могущественной державой мира. Международный авторитет России определялся её обширными территориями, огромными людскими ресурсами, безмерным экономическим потенциалом и в целом успешной внешнеполитической деятельностью.

Восточное (ближневосточное) направление внешней политики России заключалось в попытках решить так называемый «восточный вопрос» в свою пользу, то есть обеспечить безопасность своих южных границ, укрепить российское влияние на Ближнем Востоке и Балканах, а также установить контроль над черноморскими проливами Босфором и Дарданеллами, имевшими для государства огромное военно-стратегическое и экономическое значение.

За попытками России утвердиться на Ближнем Востоке и Балканах ревниво следила Великобритания, которая в те годы стремилась к полной торговой и политической гегемонии в мире. «Восточный вопрос» и для нее представлял несомненный интерес. Усилия английской дипломатии в первой половине XIX в. были направлены на выполнение одной из важнейших стратегических задач внешнеполитического курса Великобритании – обеспечение захвата колоний и их эксплуатации, а также создание опорных пунктов на пути из метрополии на Восток. Британская политика все больше подчинялась интересам промышленного развития. Быстрое развитие промышленности со всей остротой ставило перед Великобританией вопрос о сбыте товаров: всемерное использование существовавших рынков и открытие новых стало жизненной проблемой для экономики страны[3]. Поэтому Ближний Восток и Балканы стали главной ареной столкновения геополитических интересов России и Великобритании.

Во второй четверти ХIХ в. система международных отношений (и соответственно место в ней России) существенно изменилась. Священный союз в ситуации, возникшей в связи с греческим восстанием, фактически распался. Хотя Россия продолжала ориентироваться на альянс с двумя абсолютистскими государствами Европы Австрией и Пруссией, но этот союз уже не был столь прочен и постоянен, как ранее. Полное согласие трех абсолютистских государств достигалось лишь перед лицом революционной опасности. В этом вопросе Россия, Австрия и Пруссия были едины. Необходимость внешнеполитического сотрудничества этих держав определялась также наметившимся в 30-40-х гг. ХIХ в. сближением между Англией и Францией.

Англо-французское сближение началось в 1830 г., когда в результате Июльской революции во Франции резко осложнились российско-французские отношения. Франция перешла в разряд противников России. Охлаждением российско-французских отношений поспешила воспользоваться Англия, направив свои дипломатические усилия на сближение с Францией. Этому способствовало сходное политическое устройство двух стран, и их общие интересы в Европе и на Ближнем Востоке. Таким образом, в начале 30-х гг. сложился союз так называемых «морских держав», Англии и Франции, вошедший в историю дипломатии также под названием первого «сердечного согласия», или Антанты. Объективно он противостоял в Европе блоку так называемых «северных дворов» — России, Австрии и Пруссии.

Однако эти блоки не являлись достаточно прочными, каждая из великих держав в первую очередь стремилась преследовать свои собственные цели. Наличие некоторых противоречий между Англией и Францией рождало у российской дипломатии иллюзию возможности соглашения с Англией. Но эти надежды были совершенно безосновательны, так как разногласия между Россией и Англией в «восточном вопросе» были непримиримы. Это было связано, с одной стороны, с явной активизацией проникновения британского капитала на Ближний Восток, а, с другой стороны, с беспокойством правительства Великобритании за судьбу своей богатейшей колонии Индии в связи с усилением русской экспансии в Средней Азии и на Кавказе. При непосредственной поддержке правительства в британской прессе началась мощная и хорошо режиссированная русофобская кампания, направленная на разжигание ненависти к России и русским среди народа Великобритании. Простых англичан пугали пресловутой «русской угрозой» Индии. Главным архитектором антирусской внешней политики Великобритании и главным дирижером русофобской кампании был лорд Пальмерстон, ставший в ноябре 1830 г. министром иностранных дел. На протяжении своей весьма продолжительной и деятельной политической карьеры (1830-1865), находясь на различных высших государственных должностях Британской империи или даже в оппозиции, он прямо определял или косвенно влиял на формирование внешнеполитического курса своей страны, отличительной чертой которого было всемерное противостояние русским интересам в Европе и на Ближнем Востоке. Пальмерстон и не скрывал этого. Он писал: «Великий враг Англии – Россия: это проистекает не из личных чувств, а потому, что её намерения и цели несовместимы с нашими интересами и безопасностью»3. Во многом благодаря усилиям лорда внешнеполитический курс Великобритании в 30-40-х гг.  XIX в. имел ярко выраженную антирусскую направленность[4].

Так получилось, что именно в противостоянии с Россией Пальмерстон шлифовал свое дипломатическое мастерство. Он был одним из первых, кто стал использовать общественное мнение в качестве мощного орудия для проведения в жизнь своей внешнеполитической линии. Более чем какой-либо другой политический или государственный деятель XIX века, он знал, как обратиться к простому «человеку с улицы», представителю среднего класса, удачно используя идею британского воинствующего патриотизма (в английской политической терминологии — джингоизма). Лорд часто обращался за поддержкой к британской общественности, минуя политический истеблишмент, что было весьма необычно в то время. По словам американского историка П. Хейза, «Пальмерстон, как и Каннинг до него, вовремя понял ценность общественной поддержки»[5].

Любое ухудшение англо-русских отношений сопровождалось   соответствующими изменениями общественного мнения, которое в то время уже играло значительную роль в политической жизни Вели­кобритании. Газеты и журналы раздували русофобские настроения среди англичан, пропагандируя ставшую популярной концепцию «русской опасности» для Индии. Лорд Пальмерстон лично принимал активное участие в формировании британского общественного мнения, используя его в качестве идеологического прикрытия для своего внешнеполитического курса. Руководитель британской дипломатии имел тесные контакты с редакциями таких крупных из­даний, как «Глоуб», «Курир», «Обсервер», «Морнинг Кроникл» и др., писал для них передовицы, иногда заказывал статьи нужного ему содержания, используя деньги из секретных фондов. Он пытался «приручить» владельцев и редакторов этих газет. Так, в 1841 г. Пальмерстон рекомендовал владельца «Морнинг Кроникл» к баронскому титулу. Он даже использовал в своих интересах «Таймс», которая в те годы обычно ориентировалась на его политических противников.

Однако, несмотря на охлаждение межгосударственных отношений между Россией и Великобританией культурный диалог двух стран в рассматриваемый период не прекращался. Главным источником сведений и представлений об Англии были литература, искусство, наука, техника этой страны. В России продолжали внимательно следить за жизнью Англии, во многом стараясь копировать английские манеры. Вслед за Байроном русские модники стали носить сорочки с широкими отложными воротничками, пришедшие на смену наглухо застегнутым рубашкам со стоячими воротничками. «Романтической» рубашке соответствовал и свободно повязанный галстук. Вспомните, Евгений Онегин из одноименного произведения Пушкина был «как денди лондонский одет»[6].

Особую любовь к Англии среди русских воспитывала и английская литература. Почти сразу же после издания знаменитых произведений английских авторов у них на родине наши соотечественники получали возможность познакомиться с этими работами в переводах — не всегда совершенных, но в целом позволявших составить адекватное представление о достоинствах оригинала. Английская литература (в первую очередь художественная) рисовала быт англичан, отражала их психологию, нравственные ценности и т.п. Кроме того, в России были известны сочинения английских философов, историков, моралистов и экономистов. Работы эти были доступны русскому читателю в английском подлиннике или переводе на французский. Из Великобритании в Россию в рассматриваемый период вывозилось много печатной продукции (в 1833 г. в Россию было ввезено, по данным Н.А. Ерофеева, 230 тыс. томов различных английских изданий, а в 1834 г. — 600 тыс. томов)[7].

Английский язык в России был распространен довольно слабо. В высших слоях общества начиная со второй половины XVIII в. господствовал французский, знание которого вменялось в обязанность каждому образованному человеку. На втором месте после французского по степени распространенности в России стоял немецкий. Английский же знали гораздо меньше.

В некоторых кругах русского дворянства возникает мода на все английское, в том числе на английский язык. С конца 20-х гг. ХIХ в. знание английского приняло значительные масштабы. Появилась потребность в пособиях по английскому языку (в конце 20-х гг. создается словарь Банкса, позже — пособия Кочмана и Гасфельда), организуются курсы изучения английского; в некоторых городах возникают английские библиотеки (в Москве — в 1824 г.)[8] И все же знание английского языка отставало от знания французского и немецкого — сказывалось влияние многолетней традиции. Кроме того, трудно было найти гувернеров-англичан, особенно в провинции.

Знакомство с английской литературой осуществлялось, преж­де всего, за счет языков-посредников — французского и немец­кого. В. Шекспир был известен и почитаем в России еще с сере­дины XVIII в, но долгое время его переводили с французского. В рассматриваемый период трагедии В. Шекспира начинают переводить с английского, русские читатели уже знали произве­дения Д. Дефо, Г. Филдинга, Ричардсона, Дж. Мильтона, Дж. Бай­рона и др.

  С 1815 г. русской интеллигенции стал известен В. Скотт сначала по французским, а затем и по русским переводам. Его романы способствовали популяризации исторического знания во всей Европе, в том числе и в России. А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь, Н.Г. Чернышевский высоко ценили произведения В. Скотта, кото­рые впоследствии оказали заметное влияние на развитие жанра исторического романа в России.

В 40-е гг. XIX в. начинается увлечение русской публики Ч. Дик­кенсом, знакомство с произведениями которого относится к 1838 г., когда в нескольких журналах опубликовали отрывки из «Посмерт­ных записок Пиквикского клуба». Ч. Диккенс распространил влияние реалистической традиции на русскую литературу. Кроме того, работы Ч. Диккенса существенно влияли на формирование представлений об английских реалиях, так как он показывал их оборотную, мрачную, неизвестную доселе в России сторону. Созданная им галерея английских характеров формировала образ вполне реального англичанина[9].

Начиная с первой четверти XIX в. отмечается значительный рост интереса к английской литературе в России. В это время заложен прочный фундамент для литературного обмена. Англий­ская литература становится достаточно известной в России, чтобы влиять на представления об Англии и англичанах.

Определенное влияние на формирование образа Англии оказали товары и техника, поставляемые в Россию из Великобри­тании. Английские товары (сукно, фарфор, золотые, серебряные, стальные изделия) были хорошо известны в России и славились не только своей дешевизной, но и высоким качеством, подтверж­давшим уверенность в искусности и трудолюбии англичан, их умении во все вносить прочность и добротность. В богатых домах всегда можно было увидеть роскошные сервизы из английского фарфора, английское столовое серебро, великолепные английские часы также нередко дополняли убранство русских интерьеров. За Англией окончательно закрепился имидж «мастерской мира».

Сложнее дело обстояло с английской техникой. В России зна­ли, что Великобритания по развитию технической мысли значительно опережает все другие страны мира. Были известны качество и производительность английских машин. Передовыми методами славилось английское сельское хозяйство. Однако методы промышленного производства и ведения сельского хозяйства на протяжении первой половины ХIХ в. воспри­нимались не непосредственно из Англии, а из Франции и Германии, реже из других стран Западной Европы, т. е. из стран, которые сами много заимствовали из Англии.

Это было связано, прежде всего, с тем, что до 1826 г. в Англии были наложены строжайшие запреты на вывоз машин. Британское правительство препятствовало утечке передовых технологий и опыта мастеров из страны. Не меньшее значение имела и та дистанция, которая отделяла российскую экономику от английской (в России практически не было свободного труда, транспорт и кредитно-денежная система, в отличие от Англии были развиты слабо). Лишь немногим русским предпринимателям была доступ­на сложная и дорогостоящая машинная техника; грамотных рабочих, которые могли бы ею управлять, в России не было[10].

Таким образом, в первой половине ХIХ в. главными ис­точниками представлений россиян об Англии были литература, искусство, наука, товары и техника этой страны. Распространение знаний об Англии и англичанах приобрели значительные масштабы по сравнению с предыдущим периодом. Однако знания эти рас­пространялись исключительно в высших аристократических и тор­гово-промышленных кругах русского общества. Подавляющее большинство населения России было лишено возможности полу­чать объективную информацию о «Туманном Альбионе» и его оби­тателях. В связи с начавшимся противостоянием России и Англии на международной арене правительством России стал насаж­даться отрицательный образ англичан, основанный на стереотипах (например, прагматизм англичан, ранее расценивавшийся как положительное качество, стал восприниматься как недостаток благо­даря усилиям пропаганды). В Великобритании в этот же период господствовало весьма оскорбительное для России представление о нашей стране как об огромной территории, населенной дикими, необразованными существами, которые в принципе не способны к восприятию достижений цивилизации. Тем не менее, преодолевая вековые предрассудки и козни власть предержащих, диалог двух великих культур объективно и неуклонно развивался. И иначе быть не могло.


[1] Орлов А.А. Союз Петербурга и Лондона: российско-британские отношения в эпоху наполеоновских войн. М., 2005.

[2] См.: Казнина О.А. Англия глазами русских // «Я берег покидал туманный Альбиона…» Русские писатели об Англии. 1646-1945. М., 2001. С. 8-9.

[3] Цит. по: Международные отношения на Балканах. 1830-1856. М., 1990. С. 14.

[4] См.: Жолудов М.В. Лорд Пальмерстон и Россия (к истории англо-русских отношений в 30-е гг. XIX в.) // Россия и Британия. Вып. 4: Связи и взаимные представления. XIX-XX вв. М., 2006. С. 295-306.

[5] Hayes P. The Nineteenth Century 1814-1880. NY, 1975. P. 103.

[6] Бурова И.И. Две тысячи лет истории Англии. СПб., 2002. С. 455.

[7] См.: Ерофеев Н.А. Туманный Альбион: Англия и англичане глазами русских. 1825-1855. М., 1982. С. 52.

[8] См. там же. С. 53.

[9] См.: Алексеев М.П. Русско-английские литературные связи (XVIII — первая половина ХIХ в.). М., 1982. С. 224.

[10] См.: Семенов Л.С. Россия и Англия. Экономические отношения в середине XIX в. Л., 1975. С. 49-77.