Родовые травмы демократии. К годовщине французского Февраля

24 февраля 1848 года король Луи-Филипп отрёкся от престола, что стало прологом к провозглашению во Франции Второй республики.

Тему столетия Русской революции мы на портале «История.рф» затрагиваем постоянно и вернёмся к ней не раз. Только вот часто забывается, что у нас столетие сразу двух  революций. И если Октябрь оставил нам вместе с великой эпохой опровергнутые иллюзии, то Февраль – иллюзии нерастраченные. Последние, пожалуй, опаснее: и сегодня полно хищных фанатиков, которые «против диктатуры» и «за истинный парламентаризм».

Сегодня, когда мы справляем 169-ю годовщину исторического близнеца российского Февраля – революции 1848 года во Франции, – стоит поговорить о том, что золотого века в принципе не бывает, а потому не следует идеализировать несбывшуюся историю.

Чехарда королей

Чтобы лучше понять смысл Февраля во Франции, обязательно следует упомянуть один момент. До Луи-Филиппа французским королём был Карл X, свергнутый в результате Июльского переворота. Картину Эжена Делакруа «Свобода, ведущая народ» помните? Вот она была написана как раз по мотивам событий июля 1830 года.

А причиной, по которой Карл X лишился престола, стала его попытка ограничить власть буржуазии. Династия Бурбонов, хотя и вернула себе престол после наполеоновских войн, делила власть с парламентом, а права третьего сословия были прописаны в Конституционной хартии (1814).

Поэтому революция 1830 года вышла довольно странной. Мы-то привыкли, что после революции и отречения короля – а Карл X отрёкся и даже сбежал – должна провозглашаться республика. Но французы считали иначе, сторонников новой республики оттёрли в угол и ограничились тем, что сменили одного короля на другого – того самого Луи-Филиппа, из Орлеанской ветви Бурбонов.

На нового монарха возлагались большие надежды. Во времена Первой Республики он вслед за отцом отрёкся от титула и назвался гражданином Эгалите. И даже после Реставрации считался либералом, держал литературный салон и был на хорошем счету у лидеров тогдашней крупной буржуазии. Отражением этих надежд было прозвище, полученное им в начале правления – «король-гражданин».

За 18 лет правления король-гражданин превратился в просто короля, а союз с буржуазией выродился в симбиоз с финансовой олигархией: король позволял финансистам зарабатывать на французском бюджете (через займы и выплату процентов, крупные подряды).

Банкетная революция

Есть известный анекдот о политике, который в интервью бичует недостатки государства. Когда же его спрашивают, как он собирается со всем перечисленным бороться, он отвечает: «Бороться? Я хочу в этом участвовать!» Примерно по такому сценарию и прошла революция 1848 года. Буржуазия, по большому счёту, имела ровно одну претензию к сложившемуся порядку: слишком высокий избирательный ценз, который позволял только небольшой части бизнесменов весело пилить государственный бюджет.

А поскольку проводить демонстрации за его расширение также запрещалось, был придуман изящный ход: банкеты. Ну кто может запретить человеку объявить банкет и пригласить на него несколько сотен человек? Точно так же, как в Германии центром политической жизни были пивные, в середине XIX века во Франции ими стали банкеты.

В правительстве конечно тоже неглупые люди сидели и очередной банкет, назначенный на 19 февраля, был запрещён. Его перенесли на 22-е  – не помогло. Более того, партии получили угрозу применения Нацгвардии в случае, если они всё же попробуют организовать очередную пирушку. Однако пирушка организовалась и без лидеров, стихийно, по привычному сценарию: шествия, грабёж оружейных магазинов.

Часть Нацгвардии, видя такое дело, перешла на сторону восставших и либо пополнила их ряды, либо сдала оружие. Был и свой момент истины – стрельба на бульваре Капуцинов, в ходе которого погибло полтора десятка человек. Сама стрельба была случайным инцидентом, однако её использовали нужным образом.

И если до стрельбы перепуганный Луи-Филипп уже согласился сменить кабинет и ввести в правительство представителей недовольной буржуазии, то после могло быть только отречение. 24 февраля «король-гражданин» повторил судьбу своего предшественника: отречение и поспешный отъезд в Великобританию. Февральская революция свершилась.

Время мутной воды

Дальнейший терминологический и событийный ряд до боли напоминает наш 1917 год: Временное правительство, Учредительное собрание, даже свои Июльские дни (правда, в июне). Однако французская буржуазия имела больше опыта и без особого труда отыграла власть у социалистов. Из лиц неопределённых занятий набрали новую Нацгвардию, ставшую опорой режима, демократически избранного в ходе апрельских выборов. Право голоса теперь имели все (мужчины от 21 года), но оказалось, что выборы можно ещё и фальсифицировать. Нацгвардия хоть и не слишком боеспособная, была всё же вооружена. А главное, имела мотив: или служить или быть высланными из Парижа в провинцию. Поэтому июньский мятеж рабочих и социалистов подавили без сантиментов.

Окончилось и вовсе замечательно. В декабре 1848 года должны были состояться президентские выборы. Свою кандидатуру внезапно выдвинул Луи Наполеон Бонапарт (племянник полководца и императора). И как-то так оказалось, что за него проголосовали ¾ избирателей: Голосовали рабочие, скрутившие таким образом фигу буржуазии, чьим кандидатом считался генерал Кавеньяк. Голосовали крестьяне – отчасти из-за ностальгии, отчасти оттого, что дыру в бюджете после свержения Луи-Филиппа повесили как раз на них и покрыли дополнительными налогами. И даже часть буржуазии голосовала. Так и стал племянник Наполеона президентом Второй республики.

А спустя пару лет сделал то, что не сумел в своё время Карл X: отменил Конституцию, разогнал парламент и провозгласил себя императором Наполеоном III на 18 последующих лет (1852-1870). Мог бы и дольше, если бы не франко-прусская война.

Чего нас лишили большевики

Часто приходится видеть, как две наши революции – Февраль и Октябрь – избитым приёмом изображаются в виде ангела и демона: бунт тёмных народных масс привёл к власти демагогов, немедленно растоптавших первые ростки демократии в России. А вместо неё установивших более чем 70-летнюю диктатуру.

Занимательная политическая чехарда первой половины XIX века во Франции показывает, что и топтание ростков, и диктатура – всё это отлично получается не только у большевиков. Более того, во Франции Февраль как раз дошёл до своего логического завершения, высшей точки эволюции. Интересно, кто был бы Луи Наполеоном в России?

Самое забавное, что политики, редакторы газет – все те участники тусовок, салонов, банкетов – они большей частью остались прежними ещё со времён Карла X. И единственным наблюдаемым результатом их усилий была смена одного короля на другого, поскольку в процессе на непродолжительное время начинают работать социальные лифты и, при известной ловкости, можно неслабо в них подняться.

И это пожирание одних граждан Эгалите другими продолжалось бы и дальше, если бы Луи Наполеон эту лавочку на время не прикрыл. Тоже был не без изъянов, однако потенциал его соперников на пост президента был таков, что прусская армия явилась бы лет на 5 раньше  и дошла бы до Па-де-Кале.

***

Это не значит, что буржуазия в принципе не способна быть государствообразующим классом. Просто суть её такова, что прежде ей нужно (пардон) нажраться. А в процессе она вполне может это самое государство скушать без остатка. Вот уже вторую сотню лет этот пример не теряет актуальности.