Полузабытый историк об английских интересах в полузабытой войне (Я.Г. Гуревич и Англия в войне за испанское наследство)

Л.И. Ивонина

Полузабытый историк об английских интересах в полузабытой войне
(Я.Г. Гуревич и Англия в войне за испанское наследство)

Как любил говорить Наполеон Бонапарт, «случай – вот единственный законный повелитель во всей Вселенной»[1]. Не возводя мнение великого французского полководца и императора в абсолют, констатирую, что о творчестве Я.Г. Гуревича я узнала совершенно случайно. Однажды, заглянув в Национальную библиотеку Украины (г. Киев) и исследуя каталог, я обнаружила заинтересовавшее меня дореволюционное издание о войне за испанское наследство. В то время я собирала материал о статхаудере Республики Соединенных провинций и английском короле с 1688 г. Вильгельме III Оранском. Обнаруженная мною книга оказалась весьма кстати, поскольку меня интересовала внешняя политика Англии второй половины XVII – начала XVIII вв.  Войной за испанское наследство я тогда заниматься совсем не собиралась, но именно Я. Г. Гуревич заинтересовал меня этим европейским крупномасштабным конфликтом. Отчасти ему я могу быть благодарна за то, что появилось на свет вот уже второе издание моей книги об этой войне[2]. И второе, насколько я знаю, сочинение в русской историографии по этой тематике.

Яков Григорьевич Гуревич (1843-1906) являлся довольно известным человеком в российских научно-педагогических и общественных кругах своего времени. Он учился на историко-филологическом факультете Санкт-Петербургского университета, по окончании которого был назначен преподавателем в новгородскую гимназию. Затем Яков Григорьевич преподавал в петербургском учительском институте и в столичных специальных учебных заведениях и гимназиях, состоял приват-доцентом по всеобщей истории в Петербургском университете, читал также в 1880-х гг. лекции на Высших женских курсах.

Приобретя в 1883 г. частную гимназию, он преобразовал ее в гимназию и реальное училище и привлек в нее лучшие педагогические силы. Как отмечали современники, гимназия эта была дорогая, аристократическая. Перед началом уроков и после их окончания угол Лиговки и Бассейной, где находилась гимназия, был запружен собственными экипажами, а зимой - санями, на которых приезжали и уезжали состоятельные ученики. В этой гимназии учился князь Феликс Юсупов, во дворце которого и при личном участии был убит Григорий Распутин. Все писавшие о Гуревиче и знавшие его (см. сборник «Памяти Якова Григорьевича Гуревича», Санкт-Петербург, 1906) отмечали в нем, прежде всего, педагога по призванию, имевшего благотворное влияние на своих питомцев. Он был прекрасным методистом в области изучения истории. В его гимназии, к примеру, практиковалось написание старшеклассниками домашних сочинений на историческую тематику. В их обсуждении принимали участие авторы, оппоненты и все желающие. Я.Г. Гуревич выделял такие требования к подготовке и написанию сочинений: «Письменные работы должны состоять главным образом в указании черт сходства и различия в аналогических явлениях и личностях и в сравнении параллельных отрывков из различных исторических сочинений, относящихся к одному и тому же предмету». Он давал каждому из учеников тему, сообразуясь с его интересами, индивидуальными особенностями, развитием, начитанностью. Гимназистам предлагалось сравнить отрывки из разных источников, относящихся к одному и тому же вопросу. Часто предлагалась также сравнительная характеристика личностей, жизнь которых изучалась в курсе всеобщей истории (например, Александра Македонского и Наполеона). Некоторые задания предусматривали работу на основе анализа проработанных тем учебника и соотнесения их содержания с источниками на латинском и греческом языках. Сильные ученики могли получить «неоднозначные» темы по истории, по которым возникали дискуссии и среди профессиональных историков. Общественная деятельность Гуревича выразилась и в том, что в 1890 г. он основал ежемесячный журнал «Русская Школа», принимал заметное и деятельное участие в различных общественных и культурных предприятиях, в том числе в Литературном Фонде, где много лет был казначеем. Жизнь в этом незаурядном человеке, как видно, била ключом.

И не только в нем, но и в его детях. Его дочь - известный театральный критик и литературовед Любовь Яковлевна Гуревич, редактор ряда литературных трудов К.С. Станиславского. Педагог Яков Яковлевич Гуревич и врач, профессор Григорий Яковлевич Гуревич-Ильин, автор многократно переиздававшейся «Общей врачебной техники», были его сыновьями. Внук Я. Г. Гуревича - известный русский писатель, народный артист СССР Ираклий Луарсабович Андроников. Не осталась в забвении и боковая ветвь Гуревичей. Племянником Якова Григорьевича являлся религиозный мыслитель Иван Александрович Ильин, а племянницей - писательница Наталья Юльевна Жуковская-Лисенко, дочь публициста Юлия Галактионовича Жуковского и переводчицы Екатерины Ивановны Жуковской, урожденной Ильиной[3].

Диапазон научных интересов Я.Г. Гуревича был довольно широк. Это история древнего мира, русская история и, как сегодня мы позиционируем этот период, ранняя новая история. Основные его труды – это трехтомная «Хрестоматия по русской истории» (5 изд., 1911), «Историческая хрестоматия по новой истории», «История Греции и Рима» (10 изд., 1911); «К вопросу о реформе среднего образования» (1906), «Синхронистические таблицы по всеобщей и русской истории»; статьи по методике истории и многие другие. По новой истории у него всего две не очень большие работы: 1. Происхождение войны за испанское наследство и коммерческие интересы Англии; 2. Значение царствования Людовика XIV и его личности. СПб, 1884.       

Теперь непосредственно перейдем к характеристике, пожалуй, его интереснейшей работы в области новой истории – «Происхождение войны за испанское наследство и коммерческие интересы Англии». Сразу хочется отметить, что уже в самом названии Я.Г. Гуревич четко заявил о двух главных целях своей книги.

Но прежде несколько фраз об эпохе, заинтересовавшей Гуревича. Вообще историю международных отношений классической Европы, или Старого порядка можно разделить на два этапа. На пер­вом этапе, в т.н. «людовиковскую эпоху», зародившиеся в междуна­родных отношениях на континенте структуры Вестфальской системы государств переживали длительный период становления, на протяже­нии которого проходило международно-правовое оформление взаимо­отношений внутри новой системы. Концом этого периода можно счи­тать первые две декады XVIII в., ознаменовавшиеся тяжелейшим меж­дународным кризисом, который в историографии иногда называют второй Тридцатилетней войной. В первой четверти столетия в Европе шли две войны: на западе – война за испанское наследство, и на се­веро-востоке – Великая Северная война. Итоги этих европейских войн обозначили мультиполярную структуру международных отношений эпохи Старого порядка вплоть до Французской революции.

Как же подошел к проблеме происхождения войны за испанское наследство Я.Г. Гуревич? Уже на первой странице своей книги он констатировал, что эта война - «… выдающаяся эпоха, как по тому влиянию, какое имела на изменение международных политических отношений и политического равновесия Европы, так и по результатам в сфере коммерческих интересов главнейших держав, особенно морских – Англии и Голландии». Так, автор в самом начале поставил на первое место политику в возникновении войны, а затем уже «коммерцию», впрочем, часто меняя эти факторы местами. Значимость и масштаб войны подчеркивает его следующая фраза: «Если бы она не совпала по времени с Северной войной», то охватила бы всю Европу», и далее согласно этой логике он рассмотрел заключение договоров Англии со Швецией и Данией – участниками Северной войны[4].

И в этом отличие Гуревича от известного либерального русского историка Н.И. Кареева, с которым они, тем не менее, состояли в весьма уважительных отношениях. Ведь Кареев полагал, что «Подобно тому, как в международных делах порядок, установленный Вестфальским миром, продержался с не особенно важными изменениями до Французской революции, так и во внутренних отношениях западных государств это было время, когда не происходило в общем никакой борьбы, какая характеризует XVI и первую половину XVII веков, никаких крупных перемен. Война и мир были более или менее личным делом королей, и внешняя история утрачивает поэтому тот интерес, какой она имела раньше, в эпоху борьбы католицизма с протестантизмом, или получила позднее, в эпоху Французской революции»[5]. Другими словами, анти-абсолютистски настроенный Кареев не видел в международных отношениях второй половины XVII-XVIII вв. рационального зерна, не считал их заслуживающими специального исследования. А Гуревич его видел.

Автор книги справедливо отметил, что изучение войны, особенно ее причин и следствий, не только проливает свет на дипломатию Европы, но и знакомит с внутренним состоянием участников войны. Конец XVII - начало XVIII вв., согласно его мнению, ознаменованы торжеством парламентаризма и протестантизма в Англии (думается, торжество парламентаризма Гуревич все же преувеличивает), переходом от высшей степени могущества абсолютной монархии во Франции к началу политического, общественного и экономического упадка, оживление коммерческих интересов в Западной Европе и борьба за них между морскими державами и Францией, наступление кризиса в Испании и начало обновления при династии Бурбонов[6].

Гуревич прямо заявил, что его работа посвящена, прежде всего, меркантильным интересам в войне, которые он считает главными в ее происхождении. Во время жизни автора книги – периода бурного развития капитализма в России - такой подход был вполне популярным и обоснованным. Гуревич использовал в своем исследовании обширную литературу на латыни и европейских языках.  Источниками ему послужили преимущественно мемуары (Торси, Виллара, Бервика), дипломатические документы и личная корреспонденция, например, письма Вильгельма I и Анны Стюарт.

В обзоре историографии Гуревич похвалил английских историков XVIII в., которые не упускали из виду влияние чисто коммерческих интересов Англии и Голландии в войне за испанское наследство и их соревнование с Францией (например, Смоллета, Кокса). Однако в качестве методологической основы для рассмотрения международных отношений он использовал Л. фон Ранке, позиции которого в подобных исследованиях популярны и сегодня. Хорошо известно, что еще в XIX в. под влиянием Ранке утвердилась концепция «примата внешней политики», предполагающая выдвижение на первый план ее геополитических аспектов и т.н. национальных (т.е. государственных) интересов. Именно они, взятые в совокупности, определяли характер внешнеполитических действий той или иной страны и развитие международной ситуации в целом[7].

Привели к войне за испанское наследство, как полагал Гуревич, опасения европейских держав перед чрезмерным могуществом Франции, могущим усилиться в связи с получением испанского наследства, вопрос о котором полвека был исходным пунктом и главным предметом всей дипломатии Версаля. Кстати, политике Франции отводится огромное место в книге. Ее автор подчеркивает, что французский язык с Нимвегенского мира 1678-1679 гг. стал дипломатическим языком всей Европы и разговорным для всех образованных европейцев. Франция также сделалась законодательницей мод, которой рабски следовала вся Европа, а дипломатия и политика Версальского кабинета везде раскинули свои сети. В Англии Людовик XIV поддерживал антагонизм между короной и парламентом (Гуревич, правда, не уточнил, что подобная политика была эффективной только до правления Вильгельма Оранского), в Голландии – республиканскую партию против Оранской, в Германии французский монарх господствовал над Рейнским союзом (только до 1672 г., т.е. распада Союза - Л.И.) и поддерживал восстание венгров против Австрии и турок, а Португалию настраивал на борьбу против Испании[8]. Голландию Гуревич назвал узлом (скорее всего, стратегическим) всех коалиций против Франции, описывая ее торговое господство во второй половине XVII в.

Примечательно, что историк, в отличие от своих английских коллег, не придерживался традиционного для историографии Альбиона изоляционизма и англоцентризма, учтя в своей книге роль внешних воздействий на Славную революцию 1688 года.  Он подчеркивал, что Вильгельм Оранский, удержав Людовика на Рейне, воспользовался этим для высадки в Англии и занятия престола, о чем велись его переговоры с оппозицией еще с 1686 г.[9] Славная революция, с его весьма справедливой и характерной для современной историографии точки зрения, имела «роковое» (т.е. решающее) значение для падения политического могущества Франции. Вместе с тем, он преувеличил глубину падения Франции после Утрехтского мира и возвышение Англии. На самом деле результаты мирных переговоров в Утрехте, Раштатте и Бадене 1713-1714 гг. были далеки от достижения тотальной победы над Людовиком XIV, о которой долгое время грезили его враги. Франция после войны за испанское наследство вовсе не потеряла своего былого престижа в Европе, а лишь поделилась гегемонией с другими великими державами. Явью после 1713 г. в Европе стал многополярный мир.

Гуревич последовательно перечислил все заключенные накануне войны за испанское наследство союзы против Франции и коалиции, и особенно остановился на мире в Рисвике 1697 г. Вполне в духе вигской историографии он полагал, что Людовик XIV пошел на этот мир, чтобы заручиться расположением испанского короля и получить испанское наследство. В действительности, французский король, о чем свидетельствовала его пропаганда и реальные шаги, после Рисвика не думал развязывать новую войну, и в ряде договоров о разделе испанской колониальной империи соглашался уступить корону в Мадриде Габсбургам[10].

По мнению автора, Франция сделала шаг назад в экономическом и политическом отношении после Рисвикского мира, к тому же отмена Нантского эдикта в 1685 г., сопровождавшаяся гонениями на гугенотов, лишила Францию значительной части промышленного (здесь просматривается, по крайней мере, понятийная модернизация) и богатого населения.

На страницах своей книги Гуревич не раз подчеркивал озабоченность Вильгельма Оранского положением дел в Голландии, в частности, сохранением голландского барьера из крепостей. Основу же внешней политики Вильгельма, да и затем королевы Анны, он выразил весьма четко: главным в их политике было сохранение баланса сил. Виль­гельм III сознательно и последовательно стремился сохранить и защитить так называемые «европейские свободы», что на практике означало освобождение от французского господства и диктата в Европе. Гуревич привел слова Гримбло, издателя переписки Вильгельма III, который отмечал: «Английс­кий король как политик не был человеком, принадлежавшим одной нации более, чем другой, он был представителем известного принципа»[11]. Прин­цип этот был известен - сохранение баланса сил в Европе любыми сред­ствами, и поэтому у английского короля не было выбора, как участво­вать в переговорах с французским королем после Рисвикского мира о разделе Испании, что привело к временному сближению давних смертель­ных врагов - Вильгельма Оранского и Людовика XIV.

Вместе с тем, величие Вильгельма, по мнению автора, заключалось в объединении интересов Англии и Голландии, а поддержание политического равновесия Европы было только одним из мотивов, побуждавших к войне. «Цель эта вполне совпадала с национальной политикой Англии, которая, в сущности, была той же коммерческой политикой, какой держалась Англия еще при Елизавете, и какой следует даже теперь» (т.е. во второй половине XIX в.).  Политическое могущество Англии и Голландии Гуревич видел в их торговле, отсюда проистекала и их коммерческая политика в европейском масштабе. Вильгельм выдвинул на первый план столкновение интересов Англии и Франции в Америке, считал автор книги, и привел слова из декларации Вильгельма: «Французский король вознамерился совершенно разорить торговлю и мореходство англичан, от которых зависит большей частью благосостояние и безопасность народа»[12]. Но факты говорят о том, что англичане, уделяя немного внимания колониям, основные свои военные силы и финансы пускали на сухопутные операции в Европе, которым Гуревич отвел достаточное внимание, но не такое большое, как коммерческим соображениям.

С другой стороны, подъем английского государства отнюдь не вписывался во внешнеполитические схемы Версаля точно так же, как и успеш­ное экономическое и колониальное развитие Франции при талантли­вом министре экономики и финансов Жане-Батисте Кольбере (1665-1683) не вписывалось в планы Лондона. Франция, колонизовав Луи­зиану и Канаду, быстро осваивалась на североамериканском конти­ненте, а отважные французские флибустьеры успешно соперничали с английскими каперами. Вне всякого сомнения, Морские державы были очень заинтересованы в том, кому достанется обширное ис­панское наследство. В конце XVII в. умы английских полити­ков, финансистов и торговцев были полны следующими опасениями. Если все владения Испании попадут под французское влияние, английские торговля и производство, а также голландские перевозки будут не­избежно сокращены. И если французы будут диктовать свою волю в Мадриде, все это придет к концу. Английские коммерсанты будут исключены из «большой торговли» своими французскими со­перниками, наступавшими на пятки, и даже Средиземное море будет закрыто для их кораблей. Как показали результаты войны, опасения эти не реализовались, и англичане могли быть довольны условиями Утрехтского мира.    

С определенной степенью преувеличения Гуревич полагал, что война за испанское наследство привела к перемещению политического центра тяжести из Франции в Англию. Но после Конгресса в Утрехте европейская система государств сделалась сильнее и основательней, чем до войны. «Философией» нового мира стало европейское равнове­сие, четко отмеченное в текстах договоров 1713 г. и в сочинении аббата Сен-Пьера[13]. Установившееся европейское равновесие нару­шило состояние «гегемонии Франции» и устранило опасность воз­никновения новой «универсальной монархии», беспокоившую умы европейцев полстолетия. С тех пор метафора баланса сил стала обя­зательным международно-правовым постулатом на переговорах ме­жду государствами. А Лондон защищал «свободы Европы» так, как он их понимал, и своей дипломатией способствовал новой расстановке сил на конти­ненте, чтобы с ослаблением ведущей роли Франции заполнить вакуум политического верховенства созданием мультиполярной системы.

И в самом деле, венчавшие войну за испанское наследство мирные договоры ввели в военную и политическую практику понятие «коллективной безопасности», строившейся, прежде всего, на «взаимных гарантиях». Французская монархия, ранее претендовавшая на роль «арбитра христианства» и реально исполнявшая роль «арбитра Европы», уступила теперь последнюю, по крайней мере, на уровне претензий и на короткое время, франко-британскому согласию, как руководящему принципу международной политики, и альянсу четырех держав – Великобритании, Австрии, Пруссии и Голландии[14]. Вслед за этим спустя некоторое время европейскую политику стала вершить Пентархия, включавшая Францию, Великобританию, Австрию, Пруссию и Россию.

В заключение отмечу, что, несмотря на название книги, главной ее теоретической основой явилась концепция баланса сил в политике Великобритании. Причем баланса сил не только в международных делах, но и внутри государства – по мнению автора, победа тори на выборах 1710 г. доказывает это. В целом же, позиции Я. Г. Гуревича вполне совпадали с линией либеральной английской историографии и русской либеральной историографии. Любопытно, что, выступая против имперских амбиций (а именно Короля-Солнце), он не усматривал таковых в современной ему Великобритании. Точнее, он видел в ней коммерческую империю, что, по его мнению, естественно для экономически развитых держав, но не гегемониально-территориальную. Возвеличивая «свободы» и политику Англии, Гуревич, вместе с тем, в международном плане мыслил довольно широко для своего времени, обладал, можно сказать, масштабным мышлением, отличным знанием источников и прекрасным языком. В заключение позволю себе привести такое сравнение: если бы великий архонт Афин в начале VI в. до н.э. Солон не был реформатором, он бы был известен как поэт; в этом плане, если бы Я.Г. Гуревич не занимался преимущественно педагогической и общественной деятельностью, а направил все свои усилия на изучении истории, он бы, пожалуй, считался одним из крупнейших историков России.

---

ПРИМЕЧАНИЯ