Польские военные формирования в составе русской армии (1914-1916): военные и политические проблемы формирования и боевого применения

---

Н.А. Копылов

Польские военные формирования в составе русской армии (1914-1916):
военные и политические проблемы формирования и боевого применения

 

Аннотация
Статья посвящена проблеме создания и боевых действий польских воинских частей в составе российской армии в годы Первой мировой войны. Описываемые события разворачиваются на фоне как русско-польских, так и международных отношений периода 1914-1918 гг. Первичный энтузиазм польской верхушки столкнулся с русской бюрократической системой, которая никак не хотела придать польскому вопросу международное значение. Поэтому первые польские формирования рассматривались в качестве составной части общей русской армии. Только события революции 1917 г. заставили правительство демократической России признать самостоятельность польской нации и начать формирование национального польского стрелкового корпуса.

Ключевые слова
Первая мировая война, польские легионы, национальные части, Польша, русская бюрократия, русско-польские отношения, воззвание, стрелки, славянство, польские магнаты, военные проекты.

 

Nicolay A. Kopylov

The Polish Military Formations as a Part of the Russian Army (1914-1916):
Military and Political Problems of Formation and Fighting Application

 

Abstract
The article is devoted to a problem of creation and military operations of the Polish military units as a part of the Russian army in the years of World War I. The described events are developed against both Russian-Polish, and the international relations of the period of 1914-1918. Primary enthusiasm of the Polish top faced the Russian bureaucratic system that did not want to attach to the Polish question the international significance in any way. Therefore, the first Polish formations were considered as a component of the general Russian army. Only events of revolution of 1917 forced the government of democratic Russia to recognize independence of the Polish nation and to begin formation of the national Polish shooting case.

Key words
World War I, Polish legions, national parts, Poland, Russian bureaucracy, Russian-Polish relations, appeal, shooters, Slavic peoples, Polish magnates, military projects.

---

Тема «C началом военных действий польский вопрос стал объектом особого внимания политиков и дипломатов, входивших в противоборствующие блоки Германской, Австро-Венгерской и Российской империй, в состав которых входили земли бывшей Речи Посполитой. Также победа в войне сулила каждой из сторон приращения территорий за счет польских владений противника. Уже на совещании российского министра иностранных дел С.Д. Сазонова с английским и французским послами 14 сентября (н. стиль) 1914 г. говорилось об изменениях на политической карте Европы. Дипломаты отметили, что «территориальные изменения должны быть проведены на основах национального принципа», а Сазонов отметил возможность присоединения в случае победы «Польскому королевству восточную часть Познани, Силезию… и западную часть Галиции»[1]. Руководитель российского МИД был уверен, что империя может найти поддержку среди многих слоев польского населения, поскольку были «были поляки, получившие образование в русских учебных заведениях, ставшие людьми русской культуры, которые, не подрывая связи с родиной, долгое время жили в России, ценили доброе отношение к себе русских и возвращались к себе материально хорошо обеспеченными. Не считаясь с непримиримыми, можно было найти среди поляков весьма много людей, к которым Русскому Императору стоило обратить свое слово и которые не отвергли бы, особенно в критическую для себя пору, исходившее от него обещание новой эры в русско-польских отношениях»[2]. Данная позиция была подтверждена многочленными фактами поддержки позиции, занимаемой Россией в войне польским населением от реакции на воззвание Верховного Главнокомандующего «К полякам!» до обращений к высшему военному руководству с проектами создания в составе российской императорской армии польских вооруженных формирований. Именно с этими проектами можно связать начало истории формирования польских воинских частей, преобразованных к началу 1917 г. в 1-й польский корпус.

Отечественная историография отмечает с момента объявления Германией войны рост среди польского пророссийских настроений, в первую очередь, «в польских кругах, тесно связанных с царскими властями». Именно представители польских магнатских кругов начинают обращаться к российскому военному и политическому руководству с предложениями формировать крупные разведывательно-диверсионные и партизанские отряды, которые бы действовали совместно с русской армией[3]. Ярким примером может служить докладная записка варшавского дворянина Г.И. Сосновского Верховному Главнокомандующему Великому Князю Николаю Николаевичу, где отмечается, что в составе австро-венгерской армии «кроме целых полков, состоящих исключительно из поляков, находятся еще стрелковые и сокольские отряды с полной боевой организацией, которые созданы нашим фальшивым врагом для братоубийственной войны». В качестве контрмеры автор просил разрешения сформировать свой отряд «таким образом и дать ему такое название, чтобы он мог послужить действительно магнитом и приманкой для австрийских поляков. В этом отношении самым подходящим было бы название отряда «Польский Легион». Сама молва пограничного народонаселения, что среди них находится польский легион, который, наверное, вырастет в их глазах в многотысячную армию – и будет достаточной рекламой, чтобы австрийские поляки, переходя границу на бой – переходили ее только с одной целью: присоединиться к моему отряду»[4]. Свое воинское формирование Сосновский видел в составе трех рот пехоты, трех сотен кавалерии, шести вьючных пулеметов, конно-артиллерийской батареи, четырех автомобилей и одного аэроплана[5].

Это и подобные обращения преследовали определенные политические цели. С одной стороны, они выдвигались в рамках общей идеи борьбы славянского мира против немецко-австрийской и мадьярской экспансии, выраженной в господствовавшей в то время среди германских политических и культурных кругов концепции «Срединной Европы» («Миттельевропы»). В связи с этим начало Первой мировой войны совпало с национальным подъемом славянских народов, входивших в состав германоязычных государств, что, по мнению славянских политических лидеров делало актуальным вопрос создания национальных воинских формирований под эгидой России.

С другой стороны, польская элита старалась одновременно «доказать верноподданнические чувства царской монархии и создать военные силы, находящиеся под их контролем, для будущей послевоенной Польши, которая, по их убеждению будет состоять из всех польских земель, объединенных под скипетром русского царя»[6]. Такая позиция была выражена в проекте помещика Б. Матушевского на имя начальника штаба Верховного Главнокомандующего генерала от инфантерии Н.Н. Янушевского от 22 сентября 1914 г. о создании в России польского войска. Впоследствии этот проект, как и многие другие, был решительно отвергнут царской Ставкой.

С августа 1914 г. польский вопрос, помимо военного, вновь приобретает международный характер, и его начинают использовать в качестве давления как на союзников, так и на противников дипломаты Антанты и Тройственного союза. Особенно это было заметно в стане стран Согласия, где французские и британские политики не раз намекали своему союзнику, что «поскольку война ведется ради освобождения народов и решения их судьбы согласно национальным интересам, то в один ряд с такими странами как Сербия и Бельгия должна быть поставлена и Польша». Более того, проведенный отечественными специалистами анализ дипломатической переписки стран Антанты показывает картину планируемых изменений в послевоенной Европе, где «будущая объединенная Польша станет «рубежом» между Россией и Германией и на этом рубеже «может успешно осуществляться охрана Европы от новых покушений Германии на утверждение ее политической гегемонии. В этом смысле использование в борьбе с Германией моральных и материальных сил второго по своему значению славянского населения представляет собой задачу не одной России, но и всей коалиции»[7].

Таким образом, уже с первых дней войны проблема создания самостоятельных польских формирований делается объектом действий российского министерства иностранных дел и военного министерства. Однако согласованных действий в ходе развития военных событий так и не получилось.

Несогласованность действий двух ведомств (Ставки и МИД) могла происходить из-за неоднозначного понимания путей решения польского вопроса. В отношении к полякам командование опиралось на воззвание Верховного главнокомандующего, которое предусматривало решение польского вопроса после войны и сохранение статус-кво на период военных действий. МИД же испытывал давление со стороны союзников и был вынужден принимать действия для решения «национального вопроса», под которым в Париже и Лондоне понимали одновременно польскую, еврейскую и финляндскую проблемы[8].

Российское военное руководство отнеслось к шляхетским проектам довольно скептически. Первый этап военных действий (август-ноябрь 1914 г.), несмотря на отдельные неудачи в Восточной Пруссии, представлялся военным довольно успешным, что не вызывало необходимости прибегать к формированию дополнительных воинских контингентов. Также царские генералы отрицательно относились к созданию польских национальных формирований, считая, что это может создать впечатление об особом положении поляков среди других национальностей Российской империи. Однако факт участия польских отрядов, сформированных под эгидой Австро-Венгрии, заставил русское военное руководство более пристально взглянуть на польскую проблему.

В начале октября 1914 г. Верховный главнокомандующий Великий князь Николай Николаевич ободрил проект В. Остоя-Горчиньского о создании польских отрядов. Местом формирования была определена Ново-Александрия.  Данная инициатива нашла широкую поддержку среди польского населения. Сам Горчиньский объявил о создании «польских легионов» в составе русской армии. Подобный подход вызвал больший приток добровольцев, что тут же вызвало тревогу в Штабе Верховного главнокомандующего. Более того. Был поднят вопрос о национальных воинских хоругвях.

По инициативе начальника штаба генерала Янушкевича командование Юго-Западным фронтом направило в Варшаву штаб-офицера для поручений полковника К.Х. Середина для ознакомления с ходом дел. Уже в начале декабря 1914 г. штаб фронта сообщал, что полковник «в частной беседе с видными представителями польского общества братьями Графами Велепольскими, графом Замойским, графом Пляттером, членом Думы Дмовским и другими выяснил следующее. Идея эта, безусловно, популярна в польском обществе, которое решило поддержать формирование этих легионов всеми мерами, как морально, так и материально, имея в виду использовать все средства для борьбы с общим врагом славянства»[9].Сам Середин по итогам командировки докладывал, что «имея в виду одобрение этого вопроса со стороны Верховного Главнокомандующего, польское общество решило всемерно поддержать этот вопрос, как морально, так и материально. При этом высказаны лишь непременные желания: 1) чтобы формируемым легионам был предан характер регулярных частей, составляющих неразрывное целое с русской армией и 2) чтобы привлечь к участию формированиях этих легионов лицо, более популярное в среде польского населения, а также более сведущее как практически, так и теоретически в военном деле и способное более серьезно отнестись к столь важному вопросу»[10].

Исходя из данной оценки, русское командование решило передать дело в руки Польского национального комитета и его военной секции, при этом стараясь не выпустить контроль из своих рук. Было запрещено принимать в «польские легионы» призывников 1914-1915 гг. К началу 1915 г., когда военные действия уже вовсю велись на польских землях, было принято окончательное решение по данному вопросу.

20 января 1915 г. Янушкевич в письме начальнику штаба Юго-Западного фронта генералу от инфантерии М.В, Алексееву признавал необходимым «дальнейшее формирование дружин государственного ополчения (курсив мой — Н.К.) из неподлежащего призыву в ряду армий населения губерний Царства Польского. При этом указанные части во всех официальных сношениях должны непременно именоваться дружинами, а не легионами. Во главе дружин может быть поставлен пользующийся общим доверием польского общества генерал Свидзинский[11], но никаких организационных комитетов или общественных управлений по формированию дружин признавать не следует, ибо содействие формированию их есть дело чисто внутреннее»[12]. Начальник штаба признавал недопустимым наличие польских хоругвей. Ссылаясь на опыт формирования в августе-октябре 1914 г. в Киеве Чешской дружины, Янушкевич указывал, что чешско-словацкие отряды «находятся в ином положении и могут, и должны быть рассматриваемы, как небольшая часть в союзе с нами борющегося чешского народа, ни политически, ни органически с Россией не связанного. Поляки же суть и будут нераздельной частью русского государства и, следовательно, характера союзника иметь не будут»[13]. В итоге Ставка видело дело создания польских вооруженных формирований следующим образом: «В польских дружинах государственного ополчения офицерский состав не может быт допускаем иначе, как по назначению, безразлично из поляков нашей русской службы или из говорящих по-польски. Команда в этих частях должна быть русская. Как и переписка со штабами и пр. вестись на том же русском государственном языке. Если формирование дружины пойдет успешно и будет созвано более значительное количество добровольцев, то генерал Свидзинский получит собственный штаб и управления по штату бригады или ополченского корпуса. Однако, если означенное лицо, при выполнении боевых задач окажется не на должной высоте, то по общему порядку, оно будет заменено другим лицом. Дело созыва дружинников следует передать в руки Варшавского генерал-губернатора, генерал-лейтенанта князя Енгалычева, которому даны аналогичные указания»[14].

Так первый польский легион был переименован в 739-ю Новоалександрийскую дружину государственного ополчения. Вскоре было принято решение формировать дополнительно еще 740-ю Люблинскую и 741-ю Радомскую дружины, составившие 104-ю бригаду государственного ополчения.

Дело комплектования польских дружин продвигалось медленно, даже несмотря на широкое наступление германских войск на польской территории весной-летом 1915 г. К примеру, в приказе №24 от 23 февраля/8 марта 1915 г. по бригаде генерал-майор Свидзинский отмечал, что «на улицах гор. Варшавы встречаются темные личности в форме Польских улан, вовсе не зачисленные добровольцами, с поддельными удостоверениями, и что в последнее время замечен был какой-то неизвестный субъект в офицерской уланской форме, предлагаю состоящему при мне для поручений зауряд-поручику Букатому обходить город, удостоверять личность встречающихся польских добровольцев и передавать в руки полиции самозванцев; если же будут встречены принятые на службу добровольцы с удостоверениями просроченными или же замечены будут в каких-либо беспорядках, то доставлять их в управление по организации»[15]. Летом 1915 г. из-за больших потерь в рядах отступающей русской армии 739-ю дружину пришлось отправить на театр военных действий в состав войск Юго-Западного фронта. Это ставило под угрозу дело формирования других польских дружин. 16 июня 1915 г. в рапорте Варшавскому генерал-губернатору указывалось, что «штат 740-й дружины еще не заполнен, добровольцы поступали на службу в разное время и потому не могут быть одинаково обученными и одинаково подготовленными к отправлению на позиции»[16].

Начальник бригады генерал Свидзинский видел снижение боеспособности вверенных ему дружин также и в запрещении понятия «легионы» и польской символики. В своих отчетах он отмечал отсутствие печатной рекламы и вообще какого-то четкого понятия «польского вопроса» военным и гражданским руководством, что приводит к снижению порыва общества в деле формирования польских воинских частей. «Число записывающихся ежедневно в Варшаве добровольцев, — писал генерал, — которое достигало в начале 150-180 человек в день, стало падать до 20-40, потом даже до 1-10 в день, причем число отказавшихся часто превышает число записавшихся. Общественное мнение…. Начинает обвинять Национальный комитет в том, что он своими заявлениями ввел общество и заинтересованную молодежь в заблуждение и не дает никаких разъяснений, которые могли бы рассеять нарождающиеся сомнения»[17].  Такая ситуация заставляла русское командование спешно решать вопрос набора в формируемые дружины. Этого также требовало ухудшающееся положение на фронте. По распоряжению штаба Киевского военного округа, который после оставления Польши отвечал за польские части, в их ряды направлялись солдаты-поляки из запасных частей. В итоге к концу 1915 года в составе 4-й армии Юго-Западного фронта воевали три польские пешие дружины и один уланский полк. В составе этой армии польские добровольцы приняли участие в боях осенью 1915 г., отлично зарекомендовав себя как упорные и требовательные солдаты.

Во многом поэтому уже 9/21 сентября 1915 г. новый Верховный главнокомандующий император Николай II утверждает «Положение о польской стрелковой бригаде», превращающей дружины государственного ополчения в самостоятельную войсковую часть. Ставший начальником штаба Верховного главнокомандующего генерал Алексеев издает приказ: «Главнокомандующему армиями Западного фронта предоставляется право формировать по объявленным при сем штатам Польские стрелковые батальоны и уланские эскадроны, руководствуясь утвержденным 9 сего сентября положением о Польской стрелковой бригаде»[18]. Дружины переформировывались в польские полки, продолжался набор добровольцев и призывников в теперь уже национальную часть. Чуть позже был утвержден штат польского полка: офицеры — 23; военные чиновники — 6; строевые нижние чины — 1045, вольноопределяющиеся — 8; нестроевые нижние чины — 84; лошади — 112; повозки — 46[19]. К весне 1916 года польская стрелковая бригада была направлена на Западный фронт, где приняла активное участие в летних и осенних боях. Бригада насчитывала 4 тыс. штыков. В конце мая она на короткое время была передана в состав 25-го корпуса и участвовала в летнем наступлении Юго-Западного фронта. 30 июня бригада была возвращена в состав Гренадерского корпуса и приняла участие в боях под Щарой, Заосьем, Зельвом, понеся значительные потери, после чего была выведена в резерв[20]. К этому времени относится проект главнокомандующего войсками Юго-Западного фронта, в составе которого польская бригада недолго участвовала в прорыве австро-германского фронта, генерала А.А. Брусилова о развертывании стрелковой бригады в дивизию и придаче ее войскам фронта.

Опираясь на итоги летне-осеннего наступления войск Юго-Западного фронта, Брусилов старался связать военную необходимость расширения польского контингента с политическими возможностями. В частности, он указывал: «Успехи Юго-Западного фронта сделали границы будущей Польши более доступными для нас именно на его оперативных путях, что, естественно, вызвало само перемещение польской бригады на вверенный мне фронт и развертывание ее в дивизию. Наряду с этим нашим противником приняты шаги к закреплению своего влияния в завоеванном Привислянском крае и производству набора для создания польских войск с целью усилить себя в борьбе с нами»[21].

Генерал опирался также на приказ по армии и флоту, в котором царь-главковерх сформулировал идею создания послевоенного автономного польского царства. В частности, Брусилов писал Алексееву, что военной опорой в этом деле «послужила бы проникнутая русским влиянием и русской школой польская бригада, ядром которой ныне явились бы части в составе русской армии, сформированные из польских элементов, имеющие польский командный язык, но сражающиеся под знаменами, дарованными Государем Императором за общее дело бок о бок с коренными русскими частями.  Вступление польских войск, по окончанию войны, в пределы освобожденной отчизны, — развивал свою мысль генерал, — в пользу России вызвало бы понятный подъем и несомненно явилось бы поддержкой тех политических партий поляков, которые преданы России и желают возрождения Польши при посредстве ее, но которые, быть может, не имея реальной силы за собой, могли бы колебаться и были бы не в состоянии без ее поддержки вести борьбу. Войска эти, сформированные нами и запечатлевшие кровью своей преданность России, явились бы несомненным противовесом партиям, опирающимся на войска, сформированные австро-германцами, и желательным для нас кадром для дальнейших формирований. Кроме того, наличие польских войск у нас дало бы более естественный выход национальному чувству поляков, желающих драться не только за общее дело, но и за более близкую им идею освобождения Польши»[22]. Этот проект вызвал настороженное отношение, как военного, так и дипломатического руководства, ответившего отказом. Этому также способствовала поддержка его Польским национальным комитетом. Царские власти по-прежнему не хотели вооружать польский народ, во многом помня о событиях 1905 г.

  Но к концу 1916 г. активная политика Центральных держав в отношении польского вопроса заставило русское верховное командование уделить более пристальное внимание польским формированиям. 5 ноября 1916 г. австро-германские власти Королевства Польского опубликовали совместную декларацию о создании «польского государства». Оккупанты стремились создать благоприятные условия для массового привлечения поляков в австро-германские войска, понесшие значительные потери на войне. В основе акта 5 ноября лежали далеко идущие планы, связанные с экономическими, военными и политическими целями германского империализма в Восточной Европе. Примерно в это время активизируется позиция российского МИД по польскому вопросу. Учитывая общее военно-стратегическое положение на фронтах войны, российские дипломаты составили в феврале 1917 г. записку, в которой поднимали проблему формирования территории будущей объединенной Польши. По их мнению, она должна была войти в состав Российской империи на правах широкой административно-политической и культурной автономии, тем самым создав стабильную и долговечную границу между Россией и Германией[23]. Также осенью 1916 г. министр иностранных дел Российской империи С.Д. Сазонов в телеграмме послу в Париже А.П. Извольскому поднимал важность немедленных действий с русской стороны по решению польского вопроса. Он отмечал, что в настоящее время поляки «отворачиваются от нас и готовы принять из рук наших врагов судьбу, которая, хотя и не удовлетворяет их национальных вожделений, но, тем не менее, обеспечивает большей части польской нации, в непосредственном единении с Австрией, такие вольности в области самоуправления, религии, языка, которых им до сих пор не удалось получить от России. Подобный оборот дела грозит чрезвычайными опасностями не только России, но и всему союзническому блоку, ибо он может, прежде всего, облегчить Германии и Австрии образование польского войска; для того, чтобы вернуть поляков на прежнюю дорогу, необходимо внушить им надежду на то, что победа союзников уготовит им лучшую будущность, а для того, прежде всего, следует возвратить им утраченное доверие к общениям России…»[24].

В таких условиях Ставка решила вернуться к предложению Брусилова. 30 января 1917 г. было принято решение о выводе польской бригады из состава Гренадерского корпуса и начале формирования польской стрелковой дивизии. Последующие события Февральской революции 1917 г. и начавшийся стремительный распад бывшей российской императорской армии заставил Временное правительство делать ставку на боеспособные национальные части, готовые к продолжению военных действий. Уже в марте 1917 г. было утверждено решение о создании Польского стрелкового корпуса.

К началу апреля 1917 г. процесс переформирования бригады в дивизию проходил довольно успешно. Уже насчитывалось 10 штаб-офицеров, 331 обер-офицеров, 1337 унтер-офицеров и 14 669 нижних чинов. Общий численный состав дивизии составил 16 006 человек, но на них приходилось всего 13 187 винтовок. Кроме того, был развернут запасной полк из 12 офицеров и 2 472 солдат[25].

В это время было решено проводить формирование польского стрелкового корпуса на базе 50 русского корпуса. Штаб Юго-Западного фронта старалось придать этому процессу организованный характер. Опасаясь, что в условиях растущей политизации армии и развития национального подъема в польских землях, начальник штаба Ставки, генерал-лейтенант А.И. Деникин направил командующим армиями фронта телеграмму следующего содержания: «Идея создания самостоятельных польских войск получила некоторую остроту и число поляков, желающих попасть в их ряды может быть столь велико, что вопрос этот едва разрешиться формированием одного польского корпуса. Идя навстречу указанным стремлениям, которые легко могут приобрести стихийный характер, и дабы не ломать организацию армии выделением из нее многочисленного польского элемента для сформирования новых частей, в свою очередь связанного с затруднениями в смысле снабжения, Военный министр указал предназначить один из корпусов для выделения из частей его русского элемента и последовательной замены польским путем высылки польских пополнений с тыла из запасных полков внутренних округов»[26]. Данный подход вызвал дискуссию между штабом фронта и Верховным командованием. В центре обсуждения стоял вопрос о том, каких именно поляков допускать в ряды дивизий: уроженцев Царства Польского или же всех лиц польской национальности. Итогом месячной переписки стало организационное распоряжение Ставки: «Три польских стрелковых дивизии, из которых первая — бывшая раньше на Юзфронте польская стрелковая дивизия, усиленная за счет 169 пехотной дивизии, подлежащей расформированию, вторая — формируемая согласно упомянутого выше положения военного совета и третья — путем полонизации 2-й кавказской гренадерской, подлежащей расформированию, названные три дивизии составят польский корпус, управление которого должно быть образовано путем полонизации управления 50-го корпуса»[27]. Таким образом, были определены методы и сроки создания Польского стрелкового корпуса в рядах русской армии.

Подводя некоторые итоги, следует отметить особенности формирования польских национальных воинских частей в составе русской армии. Во-первых, политизация польского вопроса в начале ХХ в. заставляла российское правительство с настороженностью относиться ко всем проектам формирования польских отрядов. Во-вторых, необходимо было учитывать своеобразие польского самосознания, связывающее любое действие властей с идеей восстановления независимости. Отсюда как раз происходило противостояние между Ставкой и МИДом, смотревшими на проблему польских воинских частей сугубо со своих позиций. Наконец, в-третьих, только политические изменения, произошедшие в России в ходе февраля 1917 г., позволили снять все преграды для создания по-настоящему национального формирования польского народа, ставшего в последствии основой для вооруженных сил Второй Речи Посполитой (1918-1939 гг.).

---

ПРИМЕЧАНИЯ

---

Об авторе:

Копылов Николай Александрович — кандидат исторических наук, доцент кафедры Всемирной и Отечественной истории МГИМО (У) МИД РФ.