О традиции помнить. К годовщине Бородинской битвы

9/7/2016

 

7 сентября 1812 года началось и закончилось Бородинское сражение.

История не даёт ответа на вопрос, забавляли ли студенты конца XIX друг друга потешным хэштегом «дедывоевали». Зато точно известно, что великие композиторы посвящали той Отечественной войне музыкальные произведения. Даже спустя десятки лет, когда «ну хватит уже».  

Сегодня, когда мы справляем 204-ю годовщину Отечественной войны, стоит поговорить не только и не столько о самой битве, сколько о том, что помнить – всегда лучше, чем не помнить.

Почему мы с ним связались

До того, как схлестнуться с Наполеоном на российских бескрайних просторах, мы разбирались с ним в Европе (войны Второй, Третьей и Четвёртой коалиции, охватывающие почти десятилетие – 1798-1807 годы). Были ли для этого основания? Даже если не брать в расчёт антиреспубликанские настроения русской монархии – были. Буквально недавно Россия окончательно разделила с Австрией и Пруссией земли Речи Посполитой (1795). А теперь представим:

1. Наши союзники в состоянии войны с революционной Францией;

2. На то, чтобы «переварить» любые новые территории, нужно время. А тут союзники ведут не очень успешную войну. Потенциально это угроза восстания, а значит общая проблема;

3. В самой бывшей Речи Посполитой посматривали с надеждой на Францию как на силу, могущую сокрушить империи, разделившие польские и литовские земли. Собственно, Юзеф Понятовский, племянник последнего короля Речи Посполитой Станислава Августа, как раз и ушёл служить к Наполеону в 1806 году, отклонив аналогичное предложение Павла I, сделанное несколькими годами ранее.

Потом, конечно, случился Тильзитский мир с Наполеоном (1807), «звук сей обидный», как писал о нём Пушкин. Но ситуация в Европе к тому времени была уже не той, что десятью годами ранее: из серьёзных соперников у Наполеона оставалась одна лишь Россия. А ей к тому же необходимо было заканчивать русско-турецкую войну 1806-1812 годов и вытеснять Османскую империю из северного Причерноморья.

Кстати, неожиданностью Отечественная война не стала. Та же русско-турецкая была своего рода подготовкой, чтобы не получить на юге России второй фронт. А Наполеон уже после признавал, что ему стоило отказаться от нападения после известия о мире России с Османской империей (май 1812).

Дорога к Бородинскому полю

«Мы долго молча отступали», – это уже Лермонтов. Не потому, что внезапно разучились воевать. А потому, что имели 10-летний опыт войны с Наполеоном и достаточно хорошо изучили его манеру ведения боевых действий: смелые манёвры, атака на разрозненные силы, навязывание генерального сражения пока войска ещё не оторвались от баз снабжения.

Адъютант Наполеона Арман Коленкур отметил в воспоминаниях малое количество взятых пленных по завершении Бородинского сражения, а его эпизоды (Багратионовы флеши, Семёновский овраг, Утицкий курган) неуловимо напоминают будущий Сталинград: многократный переход позиций из рук в руки, крайняя напряжённость боёв и большое количество потерь, оцениваемых примерно в 80-85 тыс человек (суммарно, наши потери историки оценивают чуть выше, чем у французов). Учитывая, что до начала сражения армии насчитывали 110-130 тыс человек каждая, всего за день они потеряли до 30% состава убитыми и раненными.

Кто выиграл

В западной историографии принято считать, что сражение выиграл Наполеон: поле битвы осталось за ним. Дело в том, что всяк кое сражение имеет цель. Если считать целью Бородино взятие Москвы, то победа за Наполеном. Но сам он, кажется, хотел разбить русскую армию и принудить Александра I к миру на своих условиях – в частности, более действенному участию в удушении Великобритании континентальной блокадой. Однако в течение месяца после Бородино не Александр I молил о пощаде, а сам Наполеон трижды пытался прекратить войну, в успехе которой он уже явно сомневался.

Ну а дальше мы знаем: дубина народной войны, зимние пикники с поеданием конины, (их Кутузов пророчески пообещал французам ещё в конце Бородинской битвы) и 35 тыс солдат и офицеров Grande Armee, которым посчастливилось убраться из России живыми. Карл Клаузевиц по этому поводу писал: «Русские редко опережали французов, хотя и имели для этого много удобных случаев; когда же им и удавалось опередить противника, они всякий раз его выпускали; во всех боях французы оставались победителями; русские дали им возможность осуществить невозможное; но если мы подведём итог, то окажется, что французская армия перестала существовать, а вся кампания завершилась полным успехом русских за исключением того, что им не удалось взять в плен самого Наполеона и его ближайших сотрудников».

Впрочем, он сам же этот феномен и объяснил, заметив, что Бородинское сражение «...[относится к типу битв] не получивших полного развития». Оно получило. Нужно лишь рассматривать период с 7 сентября и до декабря 1812 года как одно большое Бородино. Если не ещё больше.

Память

Дело в том, что на 25-ю годовщину Бородинского сражения в Москве заложили храм в память не только Бородину, но и в целом войне 1812 года. – храм Христа Спасителя. Масштабы строительства (заложили при Николае I в 1837 году, строили 44 года, закончили при Александре III) и монументальность заставляют вспомнить творчество Вучетича. К слову, в современной постройке эта функция воссоздана, храм снова выполняет ещё и роль коллективного кенотафа. Хотя сегодня, в силу давности событий (и близости уже другой Отечественной войны), она не настолько выражена. Да и традиция сменилась: теперь мемориалы и храмы – это разные постройки.

Однако жившими в XIX веке мемориальная функция храма понималась и считывалась. Так, через год после окончания строительства (1882), именно тут впервые была исполнена Увертюра 1812 года Чайковского, написанная двумя годами ранее. О чём же нам это говорит?

Каждый год, ближе к началу мая, интернет (а кое-где и эфир) наполняется откровенно мразотными образцами новояза вроде «дедывоевали» и «победобесие», «довольно, 70 лет прошло» и их производными. Мда.

А вот Петра Чайковского как-то не волновало, что 70 лет прошло. Как и его современников, которые увертюру слушали и исполняли. Потому что традиция помнить и почитать павших за отечество – она не чиновниками придумана. Это здоровая реакция человека на события своей истории и желание сопричастности. Так всегда было. А нечто противоположное (кто его знает, может в 1882 году вокруг ХСС тоже бегали какие-то образованцы с требованиями прекратить «победобесие») всегда было и будет нездравым идиотствованием. А память всегда будет лучше беспамятства.