Николай Некрасов: «непоэт», но кавалер ордена Трудового Красного знамени из Временного правительства
Одни участники революции 1917 года, столетие которой мы скоро будем отмечать, известны всем. Другие почти забыты, хотя среди них есть те, кто играл в тогдашних событиях весьма важную роль. В том числе Николай Некрасов – замглавы Временного правительства, между прочим.
После 1917 года из него не получилось ни белоэмигранта, ни врага Советской власти – а получился ценный инженерный кадр. Со своей страной он и прошёл всё, что судьбой было назначено: потрясения, фронду, великие свершения и… несправедливые репрессии.
Масон и инженер
Николай Виссарионович родился в октябре 1879 года в семье уважаемого петербургского священника. В том году на свет появилось немало будущих творцов Великой российской революции – Иосиф Сталин (по официальной версии), Лев Троцкий, Борис Савинков. Но «непоэт» Некрасов, как он обычно рекомендовался новым знакомым, мечтал о карьере не революционера, а инженера.
Окончив столичный институт путей сообщения, он собирался устроиться на одну из железных дорог, но тут ему предложили должность преподавателя в недавно открывшемся Томском технологическом институте. Согласившись, он надолго связал свою судьбу с Сибирью – но для начала отправился на стажировку в Европу почти на три года.
В Швейцарии он познакомился с русскими эмигрантами, внушившими ему интерес к масонству. Когда в России возникли первые ложи «Великого Востока», Некрасов вступил в одну из них – это случилось не позже 1908 года, но точная дата неизвестна. Параллельно молодой способный инженер решил заняться политикой, и в этой области проявил незаурядные способности.
В Россию он вернулся летом революционного 1905 года. В Томске занятия прекратились из-за студенческих волнений, и Некрасов застрял в Крыму. Там он создал и возглавил местное отделение Партии народной свободы, больше известной как «кадетская», а в октябре отправился в Москву на её учредительный съезд.
Между делом успел жениться на купеческой дочери Анне Кириченко и увёз её в Томск, где в 1906-м занятия всё же возобновились. Николай Виссарионович читал курсы строительства железных дорог и вскоре стал профессором – в 27 лет, самым молодым в Сибири. Его преподавательская деятельность длилась всего год, до избрания депутатом III Государственной думы – чем его не раз попрекали недоброжелатели.
Например, меньшевик (и тоже эксперт по железным дорогам) Юрий Ломоносов (он стал профессором в Киеве в 26 лет) ревниво писал: «Некрасов – кадет, идеалист... Профессор статики сооружений без трудов. Знакомый с путями сообщений по студенческим записям».
Это не совсем так: Некрасов опубликовал две научные статьи – такие объёмные и основательные, что одна из них позже была выпущена в виде книги. Железными дорогами он интересовался всегда – как и Сибирью, о которой часто напоминал коллегам по Думе, предлагая различные проекты преобразования края.
Государственный человек
Главной идеей Некрасова, вызревшей на сибирских просторах, было предоставление регионам большей самостоятельности. Нерусские окраины он вообще предлагал отпустить на свободу, чем вызвал недовольство лидера кадетов Павла Милюкова – сторонника единства империи.
Вдобавок Милюков, хоть и был на 20 лет старше и имел множество научных сочинений по истории, имел звание всего лишь приват-доцента, чего не мог простить выскочке-профессору. Позже он писал, что «имел все основания считать Некрасова попросту предателем».
А вот друг и единомышленник Милюкова Владимир Набоков (отец писателя) считал его «…одним из немногих крупных людей, выдвинувшихся на политической арене за последние годы. У него огромные деловые способности, умение ориентироваться, широкий кругозор, практическая смётка. Человек умный, хитрый, красноречивый, он умел казаться искренним и простодушным, когда это нужно».
Другую яркую характеристику Некрасова оставил меньшевик Николай Суханов (Гиммер): «В качестве политика он производил серьёзное впечатление и обнаруживал свойства если не государственного человека, то государственного дельца. Он отлично схватывал положение, умел пойти ему навстречу, а затем уже обнаруживал и твёрдость руки. Практическая школа политики и зоркость глаза хорошо сочетались в нем с энергией и деловитостью… Но, с точки зрения буржуазных верхов, Некрасов был молод, неавторитетен, а главное, непомерно лез и не годился в лидеры».
И всё же у томского профессора нашлись сторонники – как в кадетской партии, так и за её пределами. В 1909 году он вошел в ЦК партии и неуклонно тянул её влево, выступая за блок с трудовиками и меньшевиками – против царской власти с одной стороны и радикалов-разрушителей с другой. После неудач Первой мировой войны Николай Виссарионович выступил за организацию совместно с другими левыми партиями «переворота снизу» – свержения царя и передачи власти Думе. В будущем правительстве он планировал занять пост министра путей сообщения – для начала, а там кто знает?
Его влияние росло: 6 ноября 1916 года он был избран товарищем (заместителем) председателя Думы Михаила Родзянко. Уже через месяц с небольшим был убит Распутин, и закрутилось колесо событий, приведших к Февральской революции. В созданном 2 марта Временном правительстве Некрасов стал, как и предполагалось, министром путей сообщения. Ещё до этого на заседании депутатов он выступил за установление в стране военной диктатуры во главе с кем-нибудь из популярных генералов – Алексеем Брусиловым или Алексеем Поливановым. Руководство партии во главе с Милюковым не одобрило ни это предложение Некрасова, ни другие.
В итоге летом 1917-го он вышел из партии кадетов и создал новую, Радикально-демократическую, которая существовала только на бумаге. Однако закулисное влияние недавнего профессора было куда больше явного: ещё весной он стал главой «Великого Востока народов России», объединявшего все масонские ложи. А значит, формальным начальником Временного правительства, все видные члены которого (кроме Милюкова) принадлежали к масонам. Масоном был и министр-председатель Александр Керенский, который после провала июльского путча большевиков сделал Некрасова министром финансов и своим заместителем – вторым человеком в государстве.
Перемены произошли и в личной жизни Николая Виссарионовича. Ещё в начале Первой мировой войны он второй раз женился – на Вере Александровой, ставшей позже видным учёным-ботаником. Но и этот брак продержался недолго – в 1917 году Некрасов сошёлся с Верой Зерновой, молодой вдовой погибшего на фронте офицера, и усыновил её сына Олега (много лет спустя Олег Некрасов стал засекреченным конструктором, соратником Сергея Павловича Королёва).
Товарищ Голгофский
Скоро, однако, карьерный взлёт Некрасова сменился падением. Он был главной пружиной «большой игры» Временного правительства с генералом Лавром Корниловым, чьё выступление было вначале одобрено Керенским, а потом объявлено мятежом против власти.
В конце августа 1917-го, когда Россия балансировала на грани гражданской войны, Некрасов выступил за отставку не только Корнилова, но и Керенского, что автоматически делало его самого главой правительства. Но коллеги его не поддержали, и победивший министр-председатель отправил вероломного соратника губернатором в Финляндию, последним в истории – фактически это была почётная ссылка. За два месяца Некрасов не отметился в Гельсингфорсе ничем позитивным – разве что заигрывал со сторонниками финской независимости и по привычке занимался благоустройством железных дорог.
После Октябрьской революции он лишился своего поста и вернулся в Петроград, где принимал участие в заседаниях подпольного Временного правительства. По одной из сплетен, Николай Виссарионович даже возглавил заговор с целью ареста или убийства вождей большевиков, но это, скорее всего, легенда. Последующие события показывают, что политические амбиции Некрасова сошли на нет – в отличие от деловых.
В марте 1918 года он перебрался в новую столицу Москву, где благодаря старым связям занял место управляющего филиалом Московского кредитного союза. Вскоре, однако, кредиты исчезли вместе с деньгами, а деятельностью подозрительной организации заинтересовались чекисты. Узнав, что его хотят арестовать, Некрасов, не заходя домой, отправился на вокзал и уехал в Новониколаевск, нынешний Новосибирск. С собой он имел документы некоего Василия Голгофского, с которыми перешёл линию фронта.
В Омске Некрасов явился в местное эсеровское правительство и предложил свои услуги, однако его отослали прочь, назвав предателем революции. Бывшие коллеги по Думе заявили, что «ему в Омске делать нечего и с теми, с кем он когда-то шёл вместе, ему теперь не по пути».
Некрасову пришлось вернуться к красным – в Уфу, а потом в Казань, где он снова стал работать в кооперации. Любым делом он привык заниматься серьёзно, поэтому вскоре выдвинулся на первые роли в правлении Татсоюза и выступил на местном съезде Советов – именно там кто-то опознал товарища Голгофского как бывшего министра.
В марте 1921 года Некрасова под конвоем привезли в Москву, где его ждал не лубянский подвал, а встреча в Кремле с самим Лениным. Ильич был приветлив – напоил гостя чаем, а потом сказал: «Знаю, что вы умный человек – значит, будете работать с нами».
Некрасову дали видный пост в руководстве Центросоюза – объединения всех советских кооперативов. До 1930 года он работал в Москве, преподавал в МГУ и Институте потребкооперации, выезжал по делам за границу. У него было много возможностей стать невозвращенцем, как его недоброжелатель Ломоносов, но он не воспользовался ни одной. Некрасов считал, что русский человек должен оставаться в России и служить ей, чем может.
Сталинский «великий перелом» вызвал новый виток репрессий против подлинных и мнимых врагов режима. В ноябре 1930 года очередь дошла и до Некрасова – его арестовали за участие в вымышленном заговоре «Союзного бюро меньшевиков» (притом, что меньшевиком и вообще марксистом он никогда не был). Получив 10 лет лагерей, он был отправлен на строительство Беломорканала, но орудовал там не киркой, а чертёжной линейкой в особом КБ, помогая рассчитывать инженерные сооружения.
В 1933 году старого спеца досрочно освободили и дали в Москве квартиру на Новинском бульваре, где поселились его жена и сын. Самому Николаю Виссарионовичу намекнули, что ему лучше не мозолить глаза столичным чекистам, а отправиться на строительство нового масштабного гидропроекта, канала Москва – Волга. Там он работал в конструкторском отделе, а потом был начальником участка масштабной ударной стройки с участием тысяч заключённые. Ценой громадных усилий и жертв канал был введён в строй досрочно, за что Некрасов в 1937 году вместе с коллегами получил орден Трудового Красного знамени.
Но судьба уже готовила ему последний и очень неприятный сюрприз. В июне 1939 года, когда Некрасов руководил строительством Калязинского гидроузла, его арестовали сотрудники НКВД. Обвинение было стандартным – саботаж, вредительство и попытка убийства руководителей партии, которых он никогда не видел (не считая давно умершего Ленина). 7 мая 1940 года его расстреляли, а тело сожгли в Донском крематории. Семья репрессиям не подверглась – времена уже были бериевские, не ежовские.
***
Сделав скорую научную и политическую карьеру в последние годы империи, Николай Виссарионович пригодился и новой власти. Способные специалисты с техническим образованием в годы первых пятилеток были нужны настолько, что даже думское и «временноминистерское» прошлое работе не мешало.