«Не о том» и «ни о чём». Что не получилось в сериале по роману «Стена»

В День народного единства по телевизору показали мини-сериал Дмитрия Месхиева «Стена» по одноимённому роману Владимира Мединского. Событием из разряда «ах» в мировом кинематографе это не стало, у публики вызвало обычные отклики – кому-то понравилось, кому-то нет. Без фанатизма и горячих дискуссий.

Сам же автор литературного первоисточника не стал скрывать разочарования: «Все спрашивают, понравился или нет. Отвечаю: это полностью авторский фильм Дм. Месхиева. К сожалению, фильм имеет к роману крайне отдалённое отношение. На мой взгляд – никакого». Мединский даже говорил о том, что просил снять свою фамилию с титров, – настолько огорчился.

Вопросы творчества и процедуры

Дело, в общем, житейское. Любой роман и любая его экранизация – это, как правило, самостоятельные произведения искусства. «Эру милосердия» вон так экранизировали, что главные герои поменялись местами по степени «главности» и от этого смысл произведения стал противоположным – «сталинистский» фильм Говорухина (и Высоцкого, надо заметить) вместо «оттепельного» романа Вайнеров. В итоге получился шедевр, известный в отечественной культуре как «Место встречи изменить нельзя».

Недовольство писателя фильмом, который снят по его книге, тоже встречается сплошь и рядом. Так что если бы не должность автора – и говорить не о чем. Но должность у автора есть. И, поскольку она имеет прямое отношение к миру искусства, надо кое-что уточнить: в первую очередь по административной части

По административной части всё просто. Канал «Россия» приобрёл у автора права на экранизацию романа, но его сценарий забраковал как очень сложный и дорогой в постановке. Написать другой сценарий было поручено собственно Месхиеву. С уговором, что Мединский не вмешивается ни во что. На это решение канал имел полное право – это совершенно рядовая процедура. Дело, повторяю, житейское.

Остаётся добавить, что сериал снимался на деньги канала, ни копейки от Минкульта и Фонда кино в бюджете нет, телевидение к ведению Минкульта также не относится. Так что должность автора в этой истории роли вообще никакой не играет.

С учётом вышесказанного: нравится что-то Мединскому в фильме или не нравится – это его личное мнение как зрителя и писателя, будь он хоть трижды министр.

Одно и другое

И, аннулировав административный вопрос как не имеющий значения, мы с вами можем спокойно рассмотреть художественное и смысловое содержание сериала «Стена». От сравнений с книгой при этом воздержаться не получится.

Формально сериал снят действительно по роману. Вот краткое содержание одного и другого. Русская Смута, 1609 год. Войско Речи Посполитой во главе с королём Сигизмундом III вторгается в Россию и осаждает Смоленск. Дополнительная приключенческая интрига – поиски сокровища, спрятанного в этих краях орденом госпитальеров. Здесь же – классический «любовный треугольник» (даже два хитросплетённых для надёжности). Здесь же – классический шпионский детектив. Здесь же – щедрая батальная история. Формальная разница в том, что действие романа охватывает всю двухлетнюю осаду Смоленска, падение крепости и даже воцарение Романовых в 1613 году, а действие сериала прерывается первым приступом – видимо, как раз в целях экономии бюджета.

Однако по существу огорчение Владимира Мединского понять можно: фильм получился совсем не о том, что он хотел сказать в романе. Но это полбеды. Настоящая беда в том, что фильм получился не просто «не о том», но и «ни о чём».

Почему?

О чём роман

Авторы экранизации из многообразия и многоплановости сюжетных линий романа вычленили три – приключенческую, шпионскую и любовную как положенную по законам сериального жанра. Остальное отрубили или сжали до реплик и эпизодов. Из всего этого кино и сделали. Повторяю: само по себе это нормальная практика экранизаций, а никакая не антимединская диверсия.

Но штука в том, что в романе и выдернутые, и не попавшие в фильм вовсе сюжетные линии (батальная, историко-просветительская и другие) – всего лишь вспомогательные. Они для того, чтобы расписать во всех красках главную идею книги: единство, логику, приоритеты и нравственный стержень отечественной истории. И, соответственно, чтобы в подчинении этой идее раскрыть характеры персонажей во всём многообразии жизненных ситуаций.

Роман-то вообще – злободневная публицистика, строго говоря, облечённая в литературную форму в целях доходчивости, увлекательности и пущей художественной убедительности. Отсюда и обильные бесхитростные самоцитирования Мединского из цикла «Мифы о России», и узнаваемые сплошь и рядом типажи наших современников, и даже прямолинейные «флешбэки», когда в смоленской обороне 1609 года появляются то петровские солдаты, то кутузовские, то защитники Москвы 1941-го, а то и вовсе «вежливые люди» из той эпохи, которая в момент написания романа ещё была будущим.

Причём, чтобы не было сомнений в истинном смысле романа, Мединский-писатель трагически и вопреки правилам обрывает на полуслове любовную линию (переводя её, к слову, из разряда стандартной интриги в разряд Вечной Любви). И шпионская загогулина распутывается как-то обыденно. И приключенческая линия «охоты за сокровищами» оказывается в конце концов лукавой обманкой: мол, совсем в другом дело-то, а ты, дорогой читатель, что подумал?

Зато ликбезом Мединский-историк занимается усердно и беззаветно: и что такое Смута, и как там дело было, и кто такие Скопин-Шуйский и Гермоген, и какая там геополитика замешана (та же самая, к слову, что и сегодня – кто бы мог подумать). Смоленская же крепость – так и вовсе полноправное действующее лицо, это вообще ещё одна самостоятельная сюжетная линия. А то действительно несуразица получается: про д’Артаньяна и кардинала Ришелье любой школьник у нас знает, а про их современников из собственной истории – сплошное белое пятно. С таким белым пятном, кстати, неудивительно, что про праздник 4 ноября и разные удивительные его толкования до сих пор очевидные вещи разъяснять приходится – за суверенитет и государственность как опорный каркас российской истории.

Ни о чём кино

Так вот. Возвращаемся к голубому экрану. Всё это в нём не поместилось.

Дело не в том, что в сериале использованы только три сюжетных линии и несколько частностей. Дело в том, что эти сюжетные линии и частности – просто движущиеся картинки, которые ни о чём не рассказывают. А то и вовсе искажают – нет, не творческий замысел Мединского, – логику и здравый смысл. Что там с исторической достоверностью – об этом Клим Жуков с Дмитрием Пучковым грозились подробно доложить, скоро дождёмся. А мы с вами покамест как раз по исторической логике пройдёмся.

Откуда взялась Смута? А от Ивана Грозного, – рассказывают авторы фильма. Четверти века от его смерти до осады Смоленска – как не бывало, даже на полшишечки не поясняется.

А что под Смоленском делают поляки и наёмники? А это Сигизмунд за золотом госпитальеров охотится от жадности и бездуховности своей европейской, – таков он в сериале. Что у Сигизмунда своя сложная держава, у державы свои объективные геополитические амбиции и вечная конкуренция с Москвой, что даже сокровища (выдуманные Мединским) нужны Сигизмунду не для новой яхты, а для величия державы, – нет такого в кино, всё сводится к примитивной мещанской мотивации.

А что Андрей Дедюшин – лазутчик Сигизмунда в Смоленске? Что его подвигло на измену? А всё то же самое: алчность, карьеризм да и ревность ещё, – отвечают авторы фильма. То, что и он, и местный олигарх Никита Зобов просто убеждённые приверженцы европейских цивилизационных ценностей, а предосудительные личные качества с этим всего лишь случайно (или гармонично) соседствуют, и именно это естественным образом несовместимо с ценностями защитников Смоленска, – на это художественных образов не хватило. Между тем в год выхода романа – год волны «болотных протестов» в России – именно этот ценностный конфликт был более чем актуальным (мы ж уже говорили, что «Стена» – произведение в значительной степени публицистическое).

А какие там исторические персонажи? Про польского короля уже было сказано. Смоленский воевода Шеин ничем не лучше: хитроватый, но недалёкий интриган в застиранных трениках и майке-алкоголичке, – вот такие персонажи, по мнению авторов фильма, и управляют государствами (понятно, что Шеин и в романе, и в сериале – образ, так сказать, собирательный и «говорящий»).

Про отсутствующего в фильме митрополита Сергия сказать, соответственно, и нечего: идеология ведь «ватникам» не положена – ни в 1609-м, ни в 1941-м, ни сегодня. Они, простолюдины-то, не за Родину сражаются и не за то, что им дорого и важнее жизни, – они просто так на убой идут, от низменности чувств своих да по капризу начальника-самодура.

Зато отдельно скажем про одного насквозь вымышленного персонажа – то есть перенесённого из другой эпохи. Смоленский «особист» Лаврентий Логачёв настолько важен Мединскому, что он даже единственный раз в романе ради него грубо нарушает историческую достоверность: вместе с персонажем переносит из другой эпохи и его пенсне (в наших краях, да и в самих европах в начале XVII века это была диковинка из диковинок), – чтоб уж даже у самых тугодумных читателей не было сомнений, какой именно Лаврентий имеется в виду. Ну, авторы фильма тоже догадались – и, как положено позднесоветским интеллигентам, вместо сложного и заботливо выписанного образа «прораба державы», который есть в романе, впихнули в картину выученный наизусть шаблон кровавого маньяка, параноика и садиста. В общем, «прости, Лаврентий».

***

Итого. Независимо от огорчений писателя Мединского рассмотрение сериала «Стена» как самостоятельного произведения киноискусства приводит нас к неутешительному выводу: ни мыслей автора романа, ни хотя бы сколько-нибудь значимых собственных мыслей авторы фильма до почтенной публики не донесли. Деньги на ветер.

Опубликовано также: gazeta.ru