«Люди могут сражаться с пустыми желудками, но не лошади». Из истории кавалерии времен Отечественной Войны 1812 г.

 

«Лошадей, лошадей и ещё раз лошадей!»

Наполеон

208 лет назад в эти самые дни остатки Великой армии Наполеона стремительно отступали к границам Российской империи. За спиной осталась катастрофа Березины, сотни тысяч погибших товарищей, пожар Москвы, овеянное пороховым дымом поле Бородина и уже совсем далекий день перехода через Неман, блеск оружия и слава знамен всей Европы, надежды и чаяния, гордость и величие.

Пьон де Лош, капитан 3-го полка Пешей артиллерии, так писал об этих декабрьских днях 1812 года: «Я шел пешком, так как обе мои лошади никуда уже не годились. Ночью я не раздевался и не снимал сапог из боязни, что не смогу надеть их на другой день». Для полного погружения в атмосферу современному читателю следует помнить, что представляли из себя эти сапоги. Это ботфорты. Те самые, которые сейчас постоянно становятся главными трендами обувной моды для прекрасных дам, а, первоначально, появились на свет исключительно для мужчин, причем, военного звания. На это, кстати, намекает и само их название, в котором объединены два французских слова: botte - сапог, fort - сильный, крепкий. Использовались они, прежде всего, для постоянной езды на лошади. Так вот, эти незаменимые для целей верховой езды ботфорты были совершенно не приспособлены для ходьбы. К тому же, ходьбы зимой, в условиях грянувших морозов, когда, как пишет тот же капитан: «...они стали узки... Утром я не мог ступать на ноги, мне приходилось идти краем сапога, или на пятке... Ноги опухали и ночью так болели, что я не мог спать». Если узкие сапоги уже сами по себе были мученьем, трудно даже представить, что ощущали на морозе те всадники, кто совсем их лишился. Участник событий, бригадный генерал, граф Луи-Франсуа Лежен указывал: «...почти все кавалеристы растеряли или сожгли обувь и теперь шли с голыми ногами...».

Что же случилось с этой, как принято считать, образцово-прекрасной кавалерией, куда исчезли 43 450 верховых лошадей и 123 550 коней артиллерии, обозов и прочих служб?

Если смотреть с точки зрения необходимой подготовки самих лошадей к трудностям предстоящего русского похода, то, возможно, именно здесь была допущена главная ошибка. В частности, бригадный генерал Антуан Ван Дедем, голландец на французской службе сообщал, что французы потеряли большую часть артиллерии именно потому, что не удосужились перековать лошадей на шипы. Гладкость подков вела к ужасным последствиям в ходе движения: падения, постоянная скученность, движение гуськом, на остановившихся моментально налетали едущие следом, что нередко вело к опрокидыванию первых. "Дело доходило до того, что возницы срывали негодные гладкие подковы с лошадиных копыт палашами и тесаками».

Юзеф Грабовский, поляк, прикомандированный к Императорской ставке, вторит Дедему: «Упрямство и высокомерие французов, кои после стольких войн чувствовали себя знавшими всё лучше всех и не нуждавшиеся ни в каких советах, помешало им подковать коней подковами с шипами». Конечно, справедливости ради, следует признать, что гладкие подковы встречались и в русской армии, можно привести в доказательство слова генерала А.Г. Щербатова, командовавшего 18-й пехотной дивизией, в некоторой степени оправдывающие нерасторопность французов: «...Я сам целые переходы шел пешком, потому что не имел времени перековать лошадь на острые шипы, без чего подвергался опасности сломать себе голову по гололедице. По сему можно судить что терпели прочие и кавалерия». Как видно из текста, в период контрнаступления и активного преследования неприятеля у генерала просто не было возможности сменить гладкие подковы на шипы, хотя в большинстве своем русская кавалерия все же была перекована для зимней компании.

Рядовой кирасирского Военного ордена полка (или Орденского кирасирского полка) на ведетах (в дозоре). Декабрь 1812 года. Худ. А. Темников.

---

Следует учитывать и то обстоятельство, что для французов в то время ведение боевых действий в зимний период было скорее исключением, нежели обычным делом. Об этом с понятной горечью об ушедшем сообщал герцог, обер-шталмейстер Императорского двора, бригадный генерал Арман де Коленкур: «Мы были избалованы предыдущими походами Императора; мир всегда доставался ценою лишений, длившихся всего лишь несколько месяцев». Конечно, избалованные успехами войска всегда рассчитывали на то, что зиму они будут проводить уже во Франции. В итоге, Коленкур, так же, как тысячи его сослуживцев сам удивлялся: «Мне казалось невозможным, чтобы Император мог думать об отступлении во время морозов, тем паче что не было принято никаких предосторожностей для того, чтобы уберечь людей от холода, а также для того, чтобы лошади могли передвигаться по льду». Конечно, зима в России всегда являлась неожиданным сюрпризом для прибывших в неё европейцев, но все же французы могли бы учесть хотя бы опыт польских зимних кампаний. В итоге, в России для французов актуальной стала перефразированная по случаю поговорка: «спасение от холода - дело рук самих замерзающих». Как вспоминал тот же де Коленкур, обычной практикой для армии стала покупка материи, одеял, конечно же, мехов – т.е. всего того, что так необходимо зимой. Те, кто проявил эту предусмотрительность, именно ей были обязаны своим спасением.

С гордостью бригадный генерал перечисляет свои достижения в борьбе с «Генералом Морозом»: «Я выплатил жалованье всем служащим моего ведомства и распорядился подбить шинели мехом или … поставить меховые воротники всем, кому не удалось раздобыть достаточно меха на подкладку. Я приказал… запастись меховыми перчатками и шапками. Мне удалось спасти находившихся под моим начальством честных и храбрых слуг Императора именно благодаря этой предусмотрительности, проявленной в… момент, когда было еще достаточно легко достать меха, а также благодаря стараниям и энергии начальника обоза Жи, который был со мной в Петербурге и познакомился с русским климатом.

Когда мы вступили в Москву, я организовал многочисленные мастерские с целью увеличить транспортные средства для перевозки сухарей и сена. Я приказал изготовить в кузницах побольше подков на шипах. Словом, я принял все необходимые меры предосторожности, чтобы не попасть в трудное положение, если мы будем передвигаться зимой, и я был рад, что благодаря этим мерам обозы и больные из моего ведомства благополучно доехали до Вильно».

Польские кавалеристы, знающие что такое зима в русских широтах, поступили так же умно, загодя подготовившись к условиям зимней компании. Поэтому их кавалерийские соединения выглядели гораздо лучше союзников, особенно французов.

Отступление из России. Декабрь 1812 года. Худ. А. Темников.

---

Следует отметить, что во многих мемуарах обеих сторон описывается крайне пренебрежительное отношение к лошадям именно французских кавалеристов, мало заботившихся об их здоровье и плохо ухаживавших за своими боевыми спутниками. Это тем более странно, что уставами всех армий предписывался тщательный уход за лошадьми, за чем всегда строго следили. Адъютант генерала А.П. Ермолова, поручик Конной артиллерии П. Х. Граббе, отправленный с поручением к маршалу Бертье на первом этапе боевых действий, пишет об ужасном запахе, исходившим от заживо гниющих конских спин, не расседлывавшихся с самого начала похода в Россию. А паника, возникшая при отступлении, отсутствие командования и централизованного снабжения довершили гибель остатков некогда прекрасных кавалерийских полков.

Польские гвардейские уланы каждый вечер неукоснительно отправлялись на поиски фуража для лошадей на маленьких местных cognats (так французы воспроизводили русское слово «конь» - «конья»), которыми специально обзавелись для этих целей. Однажды они даже ухитрились стянуть пару возов сена у русских кавалеристов, занимавшихся приготовлением еды и не заметивших похитителей.

Эта история с сеном, взятым у противника, перекликается с похождениями гвардейского драгуна Меле, обожавшего своего коня по кличке Каде, с которым прошел несколько кампаний в Испании, Австрии и Пруссии. Меле твердо решил вернуться домой вместе с боевым товарищем. Прежде чем самому отдохнуть и поесть, он отправлялся на поиски корма для Каде. Однажды, когда он не смог ничего добыть, Меле решил прибегнуть к маскараду, переодевшись в русскую шинель и драгунскую каску. Случись ему попасться в плен, он был бы расстрелян на месте как переодетый шпион. Но Судьба была благосклонна к обоим, и Меле не раз пользовался этим способом. Хочется добавить, что Меле и Каде все-таки счастливо вернулись во Францию, но на этом везение закончилось, и Каде был убит на поле Ватерлоо во время знаменитой кавалерийской атаки французов на английские каре.

Продолжение следует.

Обложка статьи: Кутузов под Вильно. Декабрь 1812 года. Худ. А. Темников.