Жизнь и судьба генерала Гребенника

Бурный ХХ век подарил нам немало людей, о чьих судьбах можно писать романы и снимать фильмы-биографии. Копнуть поглубже опубликованные в энциклопедиях биографические выжимки – и за ними нередко появляется судьба удивительного человека. К числу таких людей относится и герой нашего сегодняшнего рассказа – герой Хасанских боёв и Великой Отечественной войны, выдающийся пограничник, генерал-лейтенант Кузьма Евдокимович Гребенник.

Начало пути. Гражданская война

Будущий военачальник появился на свет 5 (по новому стилю — 18) февраля 1900 года в посёлке Брянский Рудник Екатеринославской губернии Российской империи — сейчас это город Брянка Луганской Народной Республики.

В детстве его семья с восемью детьми часто меняла место жительства — отец непрестанно устраивался то на один, то на другой родник. Взрослели тогда дети рано — вот и Кузьма десяти лет от роду, едва получив начальное образование, пошёл после того, как в результате взрыва на шахте отец стал нетрудоспособным, сортировать уголь на шахту — надо было кормить большую семью. Позднее с семьёй он переехал в село Кременное (ныне — город в Луганской Народной Республике), где окончил двухклассное училище и поступил работать на железную дорогу. К моменту революционных событий 1917 года Гребенник трудился чернорабочим на заводе «Русско-Краска», производившем в годы Первой мировой войны взрывчатые вещества.

В мае 1919 года Гребенник был призван на службу в Красную Армию. Едва оправившийся после свирепствовавшего тогда тифа красноармеец, начинавший службу в 42-й стрелковой дивизии, едва ли мог предполагать, что пройдёт время — и он дорастёт до боевого заслуженного генерала. А пока не отличавшегося богатырским здоровьем молодого человека направили в начале 1920 года делопроизводителем в военный комиссариат одной из волостей большой Екатеринославской губернии, где жило тогда более двух миллионов человек.

В сентябре 1920 года Кузьма Евдокимович вступил в партию большевиков, а уже в октябре начинается его служба в подразделениях ВЧК. Красноармеец коммунистического батальона 1-го полка Донецкой дивизии ВЧК, сформированной в городе Лисичанске, принял участие в событиях заключительного периода Гражданской войны.

Кузьма Евдокимович на склоне лет вспоминал: «Я пишу об этом, а перед глазами стоят незабываемые картины первых лет революции, трудности нашего похода, первого в моей жизни. В этих картинах я вижу то, чего н видели, да и вряд ли могли увидеть даже те, кому сейчас под сорок пять. Ведь мы начинали борьбу почти безоружными. Винтовка и та была не у каждого красноармейца. Отнимешь у врага трёхлинейку — вооружишься, добудешь в бою патроны, пополнишь свой боезапас. И мы добывали. Не только винтовки, но и пулемёты, коней, пушки… А как мы были одеты? Сейчас и вспоминать-то неловко. Парни, пополнявшие части, приходили на фронт в холстяных портках, лаптях и боярковых шапках… Так, в стоптанных лаптях, подвязанных бечёвками, и шли в бой первые солдаты революции...»

В преддверии боёв за Крым — последнего оплота Белого движения — подразделение Гребенника было включено в знаменитую тогда 51-ю стрелковую дивизию, которой командовал Василий Константинович Блюхер, один из будущих первых маршалов. Гребеннику пришлось участвовать в штурмах на самом тяжёлом участке — на Перекопском перешейке. Прорвавшись в Перекоп, красноармейцы достигли Турецкого вала. Высокий — около десяти метров — он имел сорокаметровый в ширину ров, густую сеть проволочных заграждений. Наступающим даже негде было укрыться, тем более защитники Турецкого вала заранее пристрелялись. В ночь с 7 на 8 ноября 1920 года Гребенник со своими товарищами пошёл на штурм. Впоследствии он вспоминал: «Бой этот, продолжавшийся около 16 часов, я помню какими-то урывками. Вместе с товарищами лез на вал, скатывался вниз и опять лез наверх. Под утро 9 ноября мы одолели врага и ворвались в его окопы. На мгновения я задержался на гребне Турецкого вала, глянул вниз, туда, откуда мы начали штурм. Представил, как враги могли бить нас на выбор — жутковато сделалось. А вокруг в белёсой мгле сверкали вспышки выстрелов, уханье орудий сливалось в сплошной гул».

Пограничная служба

Когда отгремели последние залпы Гражданской войны в европейской части страны, Гребенник продолжил службу в Красной Армии, а с июля 1922 года — в пограничных войсках ОГПУ. Начинал он свою службу с неказистой должности секретаря военкома. Но совсем скоро произошло судьбоносное для жизни Гребенника событие — его вызвали к комиссару пограничного батальона Михаилу Марковичу Власову. Как и Кузьма Евдокимович, уроженец Новороссии, тот успел повоевать в Первую мировую, дослужившись до чина младшего унтер-офицера, пережил немецкий плен, затем прошёл огонь Гражданской войны. В будущем этот человек, как и Гребенник, станет легендой пограничных войск, дослужившись до звания полковника и заслужив в боях Великой Отечественной войны звание Героя Советского Союза и семь орденов. Власов предложил молодому командиру отправиться на учёбу в Высшую пограничную школу в Москве. Крепнущему советскому государству нужно было охранять свои огромные границы, и делать это без грамотных, хорошо подготовленных командиров, было невозможно. Сам Гребенник вспоминал потом: «Столь неожиданное предложение несколько озадачило меня. Крепко держаться в седле, рубить шашкой, стрелять из карабина, пулемёта или револьвера я умел. А вот командовать людьми? В общем, было над чем задуматься...» И, подумав, Кузьма Евдокимович согласился — тем более, отказываться от доверия партии было у того поколения не принято.

Учёба завершилась в 1924 году, после чего Гребенник вернулся на юго-запад страны. Он был командиром взвода Одесского учебного полка ОГПУ, а в феврале 1925 года принял пограничную заставу на тогдашней границе с Польшей, в Винницкой области Украинской ССР. Следом была служба уже на румынской границе в качестве начальника мотоманевренной группы Молдавского пограничного отряда, помощника по строевой части начальника 21-го Ямпольского пограничного отряда. Надо ли говорить, что участок, где протекала служба Кузьмы Евдокимовича был исключительно сложным? И с Польшей, и с Румынией были крайне сложные отношения — с обоими совсем недавно были военные конфликты, и уже тогда было понятно, что в будущем оных будет не избежать. Случайные и нарочные нарушения границы, а то и откровенные провокации были здесь в порядке вещей, да и, помимо румын с поляками, здесь было неспокойно из-за националистических банд и диверсионных групп белоэмигрантов. Не раз пограничникам приходилось вступать в бой, случались и погибшие — кое-где на кладбищах в городах старой советской западной границы и сегодня сохранились могилы погибших в те далёкие уже от нас времена…

Впоследствии генерал вспоминал о начале своей службы (цитируется по документальной повести А. О. Остапенко «Следопыт»: «Тогдашняя граница — голый, пустынный берег реки, местами проволочное заграждение в одну нитку — вот и все. Не было никаких инженерно-технических сооружений, никаких сигнализационных установок, никакой техники, ни собак. С соседними заставами мы разговаривали по телефонной линии из ржавой колючей проволоки. А как выглядел пограничник? Ботинок моего размера не нашлось в цейхгаузе, и мне пришлось надеть молдаванские постолы из сыромятной кожи. Обмундирование на мне было тоже не по росту: у гимнастерки — рукава до локтей, а шаровары узенькие, в обтяжку, чуть ниже колен. Но зато на моей голове красовалась новенькая шапка. Впрочем, это была не шапка. И не фуражка. И не шлем. Этот головной убор за то, что он имел козырек спереди и сзади, мы называли «здравствуй и прощай»… Хоть мы и не очень красиво выглядели в ту пору, хоть получали голодный паек, хоть среди нас каждый пятый был неграмотный, хоть на одну винтовку и на одного солдата приходилось чуть ли не по километру границы, но все равно шпионов и контрабандистов мы не пропускали на свою сторону. Мы топили их в Днестре, истребляли на земле, брали живьем. Помню свой первый бой с нарушителями. Сижу в мокрых кустах. Ночь темная, с дождем — одну только воду Днестра и видно. Сижу час, два, три — ничего! На четвертом, в тишине и безлюдье, скучать стал. Потом даже в сон потянуло. И слышу вдруг какой-то всплеск. Я затаил дыхание, жду. Прошла минута, другая. Из мрака показалась большая лодка, а в ней вооруженные бандиты. Я подпустил ее как можно ближе к нашему берегу и после предупреждения нажал на спуск пулемета. Всех бандитов, до единого, уложил. С тех пор мне никогда не было скучно на границе».

Молодой командир погранвойск был на хорошем счету — всего 31 год от роду он был направлен в Отдельную мотомеханизированную дивизию особого названия войск ОГПУ СССР имени Ф. Э. Дзержинского, где принял под своё командование 5-й мотомеханизированный полк.

В 1935 году Гребенник окончил курсы при Военной академии механизации и моторизации Красной Армии — ныне Военная академия бронетанковых войск имени Маршала Советского Союза Р. Я. Малиновского. А впереди его ждало одно из самых главных в его жизни назначений.

В ноябре 1937 года Гребенник впервые в жизни едет на Дальний Восток, где ему предписано вступить в должность начальника 59-го Посьетского пограничного отряда. Здесь развернулась одна из самых ярких страниц его карьеры. То было тревожное и напряжённое для нашей страны время. Советское руководство, опасаясь «тихоокеанского дракона» - Японию — было вынуждено держать на Дальнем Востоке серьёзные силы. В ту пору дальневосточные пограничники были, наверное, самыми боевитыми среди всех советских военнослужащих этого рода войск — и это при том, что и на других участках границы спать спокойно никому не приходилось. Но Япония годами испытывала терпение СССР, устраивая провокацию за провокацией на границе. На личный состав, от рядовых до командующих, ложилась большая нагрузка. Вот как вспоминал о тех временах Кузьма Евдокимович: «Редкую ночь пограничникам удавалось отдохнуть спокойно. Чаще срывала их с постелей тревожная, как выстрел в ночи, команда: «В ружьё!» Тогда неслись на горячих конях в сторону границы дополнительные наряды, возникали перестрелки. Иногда бойцы возвращались с задержанными нарушителями. Случалось, привозили с собой завёрнутое в плащ-палатку тело боевого товарища».

Конфликт на КВЖД, Хасан, Халхин-Гол — это только самые известные эпизоды чудовищно напряжённого противостояния на Дальнем Востоке, о котором обычные люди могли судить только из газет, когда Советское Правительство слало очередную гневную ноту протеста в адрес микадо. Но японцы с истинным своим колоритом расшаркивались, улыбались во весь рот — и продолжали раз за разом нарушать Советскую границу, откуда их с таким же упорством раз за разом выбивали. Впрочем, некоторые их дипломаты жили памятью о русско-японской войне, и порой на полном серьёзе требовали особых для себя прав на Дальнем Востоке, вплоть до территориальных уступок. В самой Японии и её колониях велась оголтелая антисоветская пропаганда.

Много раз приходилось Гребеннику допрашивать пойманных нарушителей границы, среди которых он особенно вспоминал японских разведчиков, пойманных за подключением к телефонным линиям советских пограничников. Да что говорить о кадровых военных, если японцы вооружали даже рыбаков, которых благословляли браконьерничать в советских территориальных водах, при случае отвечая на законные требования пограничников огневыми залпами. В 1937 году возглавляемый Гребенником Посьетский пограничный отряд задержал 71 рыбацкое судно! На некоторых из них обнаружили японских разведчиков, производивших шпионаж экономического и военного характера. Вооружены «рыбаки» были отнюдь не охотничьими берданками — в наличии имелись даже пулемёты Гочкиса…

В общем, чем дальше, тем больше в воздухе пахло большим конфликтом. И люди готовились к ней, сознавали свою ответственность за нерушимость границ государства, за спокойную жизнь тех, кто пахал землю, кто точил детали на станках, составлял документы в бесчисленных конторах — одним словом, всех тех, кто был за ними, кто и не подозревал, какой страшный и безжалостный враг только и ждёт, когда советский колосс даст слабину. Дальневосточные пограничники действительно имели отличную выучку. Гребенник впоследствии вспоминал так: «Есть такое выражение — нетерпение сердца. Мне думается, оно очень метко характеризует многих людей нашего времени, которых явление долга и высокое чувство ответственности заставляли за полгода делать то, что обычно делается за год… В военном деле это зачастую равнозначно выигранному бою. Умение ценить время, каждую минуту, чувствовать каждую секунду как свой пульс — не это ли выгодно отличает передовых наших командиром и политработников от тех, кто считает, что время подождёт? Каждая потерянная зря учебная минута зло отомстит нерадивому офицеру».

Японцы времени тоже даром не теряли. Как и их будущие союзники по Второй Мировой войне, европейские фашисты, с коренным населением на оккупированных территориях они никогда не церемонились. В приграничной полосе практиковался особенно жёсткий режим. Китайцев они без малейшей жалости сгоняли в большие, если их так можно назвать, посёлки, ограждённые глинобитными стенами, днём и ночью охранявшиеся японскими часовыми на вышках. Получить у японского коменданта разрешение выехать куда-либо было делом почти нереальным, да и то вернуться надо было до захода солнца. Зато японцы получили дармовую рабочую силу, которую использовали на строительстве собственных укреплённых районов — тех самых, которые много позже, в 1945 году, придётся прорывать Красной Армии, освобождая Китай… Гребенник вспоминал, как со своими товарищами наблюдал за этой картиной с наблюдательных пунктов: «Это было жуткое зрелище. Полуодетые, обутые в потрёпанные чуни, а то и вовсе босиком, китайские крестьяне рыли землю, месили растворы под неусыпным присмотром японских специалистов...»

Хасанские бои

С начала 1937 года японское командование начало ускоренную подготовку к началу крупной войсковой операции в Приморье. И Посьетский отряд оказался в самом центре внимания вражеской разведки. Пограничники Гребенника стали ловить уже не просто шпионов или браконьеров — а настоящих диверсантов, террористов. Их целями, если их не успевали остановить — а стопроцентного барьера, как известно, никогда и никому создать ещё не удавалось — становились в первую очередь мирные жители, так как захватчики надеялись посеять в них панику. Визуально уже становилось заметно, что японцы готовятся к чему-то серьёзному — достаточно сказать, что они подтянули к границе на участке Посьетского отряда целую пехотную дивизию, усиленную танками, артиллерией, бронепоездами и кавалерией. Не остались тайной для советской разведки (а начальник Управления НКВД по Дальневосточному краю Генрих Семёнович Люшков передал к тому времени агентурные функции пограничникам) и контакты японского Генштаба с белоэмигрантами, особенно с атаманом Григорием Михайловичем Семёновым, известным своим коллаборационизмом с японцами ещё по Гражданской войне. Знающий театр действий, опытный военный, располагающий определёнными единомышленниками, способными держать оружие, он мог бы очень пригодиться японскому командованию, если бы его задумка насчёт Хасана удалась. В ход шло и то, что бы сейчас назвали информационно-психологическими специальными операциями — у границ, чтобы нервировать пограничников, проводились японские учения, японцы неустанно демонстрировали с той стороны свою физическую форму и выучку, да и вообще вели себя злобно и агрессивно, слали в адрес командования письма с угрозами. Все последние дни перед началом боестолкновений были наполнены подобными провокациями.

Так вышло, что Посьетский пограничный отряд первым принял на себя удар японцев. Последние рассчитывали, что недостаток дорог не позволит осуществлять переброску подразделений в наиболее угрожаемые места. Но, чтобы соблюсти лицо и не выглядеть совсем уж агрессорами, японцы решили выдвинуть СССР заведомо невыполнимые требования, в первую очередь, очистить стратегически важную высоту Заозёрную у озера Хасан, находившуюся на стыке границ Маньчжурии, Кореи и СССР. 22 июля 1938 года Советское Правительство направило Японии ноту, в которой отклонялись безосновательные требования, и в тот же день японский кабинет министров утвердил план нападения на СССР в районе озера Хасан. Ничего об этом тогда Гребенник ещё не знал, но ночью того же дня он получил телеграмму от командования: «Гребеннику. Учтите, что японцы пытаются спровоцировать вас на высоте у озера Хасан. Будьте готовы. Не исключена возможность нападения на нашу заставу, а также обстрела и захвата пограничных нарядов. Лично предупредите начальников застав. Держите в готовности резерв». Нервозности обстановке добавила и новость о предательстве уже упоминавшегося начальника Дальневосточного НКВД Люшкова, который бежал к японцам и выдал им много наших секретов…

Японцы, кстати, особенно не скрывались — пограничники с Заозёрной не раз видели, как они промеряют дно реки Тумень-Уля, за которой начинались корейские владения микадо. Пограничники, командные и штабные работники проявили в эти дни высочайшее спокойствие и хладнокровие, до последнего принимая меры к отражению грядущего нападения — а в том, что оно действительно будет, уже никто из знающих людей не сомневался. Времени шлифовать план обороны не было, многое разрабатывалось в спешке — и тем не менее, как показали дальнейшие события, действия Гребенника и его товарищей были верными. Понимая, что огневых средств недостаточно, в бою за сопки Заозёрную и Безымянную даже было решено применить самодельные камнемёты — и, кстати, эти немало японцев навсегда осталось лежать на горных склонах, при жизни, поди, и не думая, что падут жертвами такого средневекового орудия!

Утром 29 июля 1938 года, в дымке рассветного тумана бойцы на приграничных сопках увидели приближающиеся цепи японцев, и даже разглядели орудия и миномёты. Сомнений не оставалось — враг пошёл в наступление и пересёк границу. Гребенник, веря в своих людей, разрешил самостоятельные действия, не испрашивая каждый раз разрешения вести огонь, сменить позицию на более удобную или предпринять какое-либо другое действие. Первый выстрел сделал пограничник снайпер Степан Афанасьевич Бигус — потом его наградили орденом Ленина. Следом дали залп остальные его товарищи. Так начались Хасанские бои, о которых вскоре узнает весь мир. Неувядамой славой покрыла себя пограничная застава «Пакшикори» из отряда Гребенника и её командир Алексей Ефимович Махалин, организовавший круговую оборону и давший возможность своим бойцам прорваться из кольца окружения, но сам при этом павший смертью храбрых — позднее он посмертно стал Героем Советского Союза, навечно был зачислен в состав одного из подразделений погранвойск, в его честь даже было переименовано его родное село. Супруга Махалина добровольно с началом боя вышла на позиции и оказывала первую помощь раненым, за что потом была удостоена ордена Красного Знамени. Десять его подчинённых получили ордена Ленина – так высоко были отмечены заслуги тех, кто первыми принял на себя удар японцев. Многие из них тоже погибли, но задержали врага, пока не подоспела рота из 40-й стрелковой дивизии, которой командовал старший лейтенант Дорофей Тимофеевич Левченко, тоже впоследствии ставший Героем Советского Союза. Вместе с пограничниками им удалось продержаться до прибытия основных сил. Врагу не удалось прорваться, хотя сам Кузьма Евдокимович Гребенник считал, что рассредоточение армейских сил по принципу глубокого эшелонирования в тылу порядков пограничников было не лучшим решением командования.

Так закончился первый день боёв. А на исходе 30 июля 1938 года японцы подтянули дополнительные резервы из 19-й пехотной дивизии. В районе Заозёрной было зафиксировано передвижение подразделений на лодках. Гребеннику было ясно, что события первого дня были лишь прелюдией к генеральному наступлению. Приблизительно в 01:30 ночи 1 августа 1938 года началась артиллерийская подготовка, а затем японцы с криками «Банзай» бросились в атаку. Первое столкновение на участке лейтенанта Христолюбова было отбито. Японцы изменили тактику, решив тихо подобраться к позициям на других участках и взять пограничников в кольцо, но те были настороже и успешно отразили их.

Много подвигов совершили в те дни пограничники из отряда Гребенника. Командир отделения Гильфан Абубекерович Батаршин вынес на себе несколько раз раненого лейтенанта Петра Фёдоровича Терёшкина, до последнего пытавшегося командовать отражением немецкой атаки.

Смертью храбрых пал начальник инженерной службы Посьетского пограничного отряда Василий Михайлович Виневитин – раненый в первый день, он сбежал из госпиталя, вновь вернулся в строй и погиб. Командир отделения маневренной группы Посьетского погранотряда Иван Давидович Чернопятко отразил со своими бойцами 11 атак, заменил собой погибшего командира, был ранен, но остался сражаться на поле боя. Батаршин, Терёшкин, Виневитин, Чернопятко были также удостоены звания Героя Советского Союза. Пограничники до конца выполнили свой долг, задержав японцев, пока не подоспели части Дальневосточного фронта – именно так стал называться Дальневосточный военный округ с началом конфликта в районе озера Хасан.

Теперь в дело вступили армейцы, которые так же отважно сражались с врагом. К 11 августа 1938 года японцы потерпели сокрушительное поражение, и их правительству не оставалось более ничего, как вступить в переговоры о заключении перемирия. По итогам боёв многие их участники были отмечены высокими наградами – в том числе и Кузьма Евдокимович получил орден Красного Знамени. Прикрепил такой орден к своему Знамени и возглавляемый им Посьетский пограничный отряд, который получил почётное наименование «Хасанский». А получившие звание Героя пять пограничников этого отряда стали вообще первыми в пограничных войсках обладателями этого высокого звания.

Великая Отечественная война

Полковник Гребенник командовал Хасанским пограничным отрядом вплоть до начала Великой Отечественной войны. В ноябре 1942 года он был вызван в Москву и получил новое назначение – на должность заместителя командира 102-й стрелковой дивизии войск НКВД СССР Отдельной армии войск НКВД СССР. Формировалась она для отправки на фронт из числа военнослужащих пограничных и внутренних войск, изъявивших желание отправиться на фронт – а таких было очень много, но не всем было это суждено, ведь кому-то нужно было оставаться защищать границу и прочие важные объекты. В феврале 1943 года эта армия, ставшая 70-й, была отправлена на фронт. Она прошла славный боевой путь: сражалась на Курской дуге, освобождала Украинскую и Белорусскую ССР, Польшу, громила врага в Восточной Пруссии. Гребенник поначалу был заместителем командира 102-й стрелковой дивизии, а в августе 1943 года принял под своё командованию 15-ю стрелковую дивизию – «Сивашской» дивизии, получившей своё почётное наименование в 1920 году, в тех же краях, где начиналась боевая служба Кузьмы Евдокимовича. За отличные действия вверенного ему соединения при форсировании реки Снов в Белоруссии и дивизия, и сам её командир были удостоены ордена Суворова 2-й степени. Летом 1944 года 15-я стрелковая дивизия ставшего уже генерал-майором Гребенника успешно прорвали немецкую оборону в тяжёлом для наступления лесисто-болотистом белорусском Полесье и перерезали важнейшую для снабжения гитлеровской группы армий «Центр» дорогу между Бобруйском и Слуцком. Кузьма Евдокимович получил орден Ленина. В январе 1945 года дивизия первой в своём корпусе форсировала Вислу, захватила, удержала и значительно расширила плацдарм на её западном берегу. Отсюда на данном участке началось дальнейшее наступление основных сил. Умело проведший эту операцию Гребенник стал кавалером ордена Кутузова 2-й степени.

Шли решающие бои за Восточную Пруссию. При взятии города Данцига (ныне – Гданьск, Польша) пал смертью храбрых гвардии генерал-майор Сабир Умарович Рахимов. Герой недавнего штурма города-крепости Грауденц (ныне – Грудзёндз, Польша) при штурме портового города попал под обстрел гитлеровских кораблей, стоявших тут на балтийском рейде, Рахимов получил тяжёлое ранение осколком снаряда в голову и скончался в госпитале. Обезглавленную 37-ю гвардейскую стрелковую дивизию, сражавшуюся на важном участке, было поручено принять под своё командование Кузьме Евдокимовичу Гребеннику.

Времени на раскачку не было – Гребеннику пришлось воевать бок о бок с не знакомыми ему командирами и штабными работниками, выявляя их командирские качества в процессе. Знакомиться с диспозицией ему приходилось прямо в условиях тяжелейших боёв – ведь дивизия уже приступила к штурму Данцига. Но Гребенник даже здесь проявил себя как выдающийся командир – 30 марта 1945 года дивизия вышла к реке Мёртвая Висла, форсировала её, а затем, в бою за населённый пункт Хонкуде разгромила остатки Данцигской группировки вермахта в этом районе.

Наступление меж тем продолжалось. Всего за пять дней, с 14 по 19 апреля 1945 года, была осуществлена подготовка к броску на Одер, причём участок форсирования был очень тяжёлым – устье Одера, где и без того широкая река разделялась на два рукава, Ост-Одер и Вест-Одер, да ещё и с топким болотистым междуречьем. Командованием впоследствии отмечалась отеческая забота, проявляемая Гребенником о своих бойцах, личное посещение всех частей и подразделений, вникание в их нужды. Большое внимание он, понимая ответственность своей задачи, уделял вопросам подготовки молодого пополнения – он даже организовал на восточно-прусских озёрах своеобразную репетицию форсирования Одера. Под его личным руководством были проведены разведывательные мероприятия, давшие возможность получить ценные сведения о враге.

20 апреля 1945 года после артиллерийской подготовки Гребенник с шедшим в авангарде 109-м гвардейским стрелковым полком переправился через Вест-Одер. Передовые подразделения успешно захватили господствующие высоту. Враг десятки раз предпринимал яростные контратаки, но сбросить обратно в реку части дивизии ему так и не удалось. К исходу дня 22 апреля 1945 года Гребенник приказал перейти в решительное наступление на важный узел шоссейных дорог на Штеттин и Берлин – Кольбитцов. Вверенные ему части успешно овладели им. Действия Гребенника позволили ввести в прорыв танковые, артиллерийские и стрелковые соединения 65-й армии, и 2 мая 1945 года к северо-западу от города Ростока 37-я гвардейская стрелковая дивизия вышла к Балтийскому морю. В результате её действий враг потерял около 3 тысяч солдат и офицеров убитыми и около 4,5 тысяч пленными; и множество техники. Одних только самолётов на аэродромах в полосе стремительного наступления дивизии было захвачено 271 – гитлеровцы даже не успели их эвакуировать. Под контроль Красной Армии перешло 82 населённых пункта, в том числе 5 городов. По итогам этой операции Указом Президиума Верховного Совета СССР от 29 мая 1945 года гвардии генерал-майор Кузьма Евдокимович Гребенник был удостоен звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» за номером 5569.

Послевоенная жизнь и служба

До августа 1947 года Гребенник командовал той же дивизией, а затем был возвращён в Пограничные войска. И, как десять лет назад, был направлен на новый для себя участок работы – на Западную Украину. Здесь он поначалу был заместителем начальника пограничных войск МВД Западного пограничного округа, а затем возглавил пограничные войска МВД (впоследствии МГБ) Украинского округа. Давно уже не было той границы по Днестру, где когда-то начинал свою славную службу в пограничных войсках Кузьма Евдокимович, и в Украинской ССР граница была уже совсем другая. Как некогда граница с японскими владениями в Азии, польско-украинская была самой беспокойной во всём Советском Союзе – здесь действовали тысячи украинских и польских националистов, с которыми приходилось бороться. Служившие под его началом солдаты и офицеры с удовольствием и безграничным уважением вспоминали рассказы генерала о его боевой молодости. Известный советский писатель Александр Остапович Остапенко, сам выходец из Донбасса, в своей документальной повести «Следопыт» так описывал его: «Кузьма Евдокимович Гребенник понимал все огромное значение штабной работы, умел в течение многих часов сидеть за бумагами, кропотливо изучая тот или иной вопрос. Но любви ко всему этому, однако, не испытывал. В пограничной службе он любил всей душой только живое общение с чудесным пограничным народом, живущим на заставе, в комендатуре, отряде. Оттого-то он значительную часть своего рабочего времени и проводил непосредственно на границе… Лицо его, обычно приветливое, добродушное, было сурово сосредоточенным. Кузьма Евдокимович думал о границе. Нет, не о реке, не о контрольно-следовой полосе и не о зелено-красных полосатых столбах и инженерно-заградительных сооружениях. Он думал о том, что составляет плоть и душу государственного рубежа — о людях, о пограничниках. Генерал мысленным взором окинул весь передний край своего округа, растянувшийся от скалистых подоблачных гор до дремучих лесов и непроходимых болот. И перед ним предстали лица начальников отрядов, работников политотделов, комендантов участков, начальников застав, старшин сверхсрочной службы, сержантов, молодых пограничников и старых боевых соратников по службе на румынской, польской, черноморской границах и на дальневосточной, у озера Хасан. Много их было, этих лиц, перед мысленным взором генерала. Генерал вглядывался в эту живую границу и думал: все ли он сделал, чтобы люди занимали места на границе согласно своим способностям, опыту?..»

Гребенника вспоминали как достойного человека, с большим вниманием относящегося к своим подчинённым, но и строгого в плане их промахов. В случае, если его пограничники сразу не могли поймать нарушителей, он лично руководил их действиями, а потом осуществлял разбор ошибок. Запомнили его как настоящего профессионала своего дела, горячо радеющего за боеготовность своих частей, за крепость и нерушимость вверенных ему границ, за спокойную жизнь людей, живущих за передовыми рубежами своей страны...

Неспокойный соцлагерь

В ноябре 1951 года Гребенник был направлен в Ленинград, где возглавил пограничные войска МГБ Ленинградского округа. А в октябре 1953 года он был направлен в длительную заграничную командировку в Албанию. Подробностей о его службе здесь нет, но то, что лёгкой и праздной, как зачастую представляют офицерские загранкомандировки мирного времени, точно она не была, можно судить даже по известным нам историческим событиям. В соседней Греции только-только отгремела кровопролитная гражданская война, в которой коммунисты потерпели поражение, а соседняя Югославия, оставшись социалистическим государством, откололась от линии «старшего брата». Её лидер Иосип Броз Тито лелеял мысли о «балканской федерации», надеясь объединить под своим началом все Балканы. Одиозным деятелем был и сам албанский лидер Энвер Ходжа – не смевший и пикнуть против линии Москвы во времена Сталина, со сменой власти в Кремле он всё чаще демонстрировал свою нелояльность. Вот в таком нестабильном регионе шла служба Кузьмы Евдокимовича в Европе.

В 1956 году полыхнуло в Венгрии. Сменивший сталинистов Матьяша Ракоши и Эрнё Герё Имре Надь повёл курс на раскол в единстве социалистического лагеря, что угрожало глобальной восточноевропейской безопасности, и ситуация быстро вышло из-под контроля.

Поняв, что вопрос миром решить не удастся, советское руководство санкционировало применение военной силы.

Особая роль в этом деле отводилась Комитету государственной безопасности при Совете Министров СССР, сотрудником которого являлся генерал Гребенник. Именно сотрудники КГБ выманили и арестовали министра обороны из правительства Надя Пала Малетера, а после начала утром 4 ноября 1956 года операции «Вихрь» вошли в состав специальных отрядов по захвату важнейших городских объектов. Гребенник входил в состав одного из таких отрядов, и был при этом контужен. Благодаря слаженным действиям КГБ и армейских частей всего за день были захвачены все основные объекты Будапешта, а Имре Надь со своими приспешниками укрылся в посольстве Югославии. И снова именно сотрудники КГБ сумели выманить их с неприкосновенной территории, арестовать и предать суду.

6 ноября 1956 года Гребенник был назначен командиром гарнизона Советских войск в Будапеште, тогда же вышел его Приказ № 1. Всем горожанам предписывалось добровольно сдать оружие взамен на освобождение от ответственности, в городе вводился комендантский час, всем рабочим и служащим предлагалось приступить к работе, а местным органам власти надлежало обеспечить надлежащее снабжение населения продовольствием и топливом, причём обещалась помощь в этом деле со стороны Советской Армии. Разумеется, подчинились не все, и ещё долго на улицах Будапешта были мелкие стычки с венгерскими националистами, лилась кровь советских солдат и мирных жителей. Но начало пути к мирной жизни было положено.

На склоне лет

В апреле 1957 года Гребенник был переведён в Москву, став начальником штаба – первым заместителем начальника Главного управления Пограничных войск КГБ. Спустя несколько месяцев он вернулся в Киев, где возглавил погранвойска Юго-Западного пограничного округа. Завершал свою более чем сорокалетнюю службу заслуженный генерал на должность начальника опергруппы погранвойск КГБ при Совете Министров Украинской ССР. В декабре 1961 года Гребенник вышел в отставку. Судьба подарила ему ещё почти тринадцать лет жизни… У него было время осмыслить свою жизнь, грандиозные исторические события, участником которых он оказался, людей, с которыми сталкивала его судьба, и ещё живых на тот момент, и давно уже ушедших…

Кузьма Евдокимович Гребенник не раз приезжал в места, где проходила его служба, где легло в землю столько его боевых товарищей. В августе 1973 года он в последний раз посетил места боёв. «Мы молча стояли на самой вершине, где когда-то, в далёком тридцать восьмом, кипел кровавый бой. Теперь здесь возвышается скромный обелиск, сделанный солдатскими руками, простой обелиск, каких много сейчас на земле советского Приморья. Предельно простая и, может быть, поэтому берущая на сердце фраза высечена на постаменте: «Вечная слава героям, бойцам-пограничникам лейтенанта А. Махалина, павшим за свободу и независимость нашей Родины». На склонах сопки неровной подковой стынут оплывшие окопы. А вдаль уходит узкая дозорная тропа, обыкновенная тропа, по которой ходят теперь молодые пограничники – хранители доблестных боевых традиций, наследники славы Алексея Махалина».

В следующем году выдающегося военачальника не стало. Он ушёл из жизни 22 сентября 1974 года. Могила его находится на Байковом кладбище в Киеве – самом престижном в Советское время погосте столицы Украины, где похоронены многие выдающиеся деятели нашей общей с этой республикой истории. К сожалению, теперь у неё другие герои, а на родной для Кузьмы Евдокимовича Луганщине идут тяжёлые бои, с трудом налаживается мирная жизнь.

Хочется вспомнить слова Героя Советского Союза, генерал-лейтенанта Кузьмы Евдокимовича Гребенника, обращённые к своим современникам, но по-прежнему, и в наши непростые дни, очень актуальные для пограничников:

«Государственная граница — это не просто линия на карте. Это тревоги, поиск, бой. Для пограничника не существует условий мирного времени, его деятельность всегда протекает в обстановке повышенной боевой готовности. Пограничная служба по сути дела есть постоянная война с явным и тайным, умело маскирующимся врагом. И хотя на заставах всегда готовы к тревогам, они всё-таки приходят неожиданно. Никто не знает — учебная это тревога или боевая, но каждый понимает: сейчас настала та минута, когда от пограничника требуется показать всё, на что он способен. У нас в стране недаром профессия солдата границы считается героической. Да, это профессия не для любителей спокойной жизни, это удел беспокойных, смелых духом… И пусть сейчас не так уж часты выстрелы на границе, зато более коварными и изощрёнными стали происки вражеских лазутчиков. Следовательно, более высокое мастерство и выдержка требуется от пограничников. Они всегда начеку, всегда в боевой готовности, готовые в любую минуту заслонить жарким сердцем социалистическую Отчизну!… Родина… Пожалуй, нигде с такой остротой не ощущаешь чувства Родины, как на границе. Ты лежишь в секрете, замаскировавшись в ветвях кустарника, сжимая в руках винтовку, и с волнением думаешь: «А ведь это и есть пядь советской земли, той земли, охранять которую тебе доверил народ. Родина… Она широко раскинулась за твоими плечами… великая, могучая и такая огромная, что солнце никогда не покидает её небосклона. Всё дорого тебе в ней: гордый, радостный труд твоих товарищей на фабриках, заводах, в шахтах, лабораториях и на колхозных полях, спокойный сон детей — всё связано с тобой мыслью, кровью, сердцем, мечтой и надеждами...»