Корсиканская тень Наполеона
Поццо ди Борго – это фамилия корсиканского дипломата, друга юности, а потом кровного врага Наполеона Бонапарта, которого жестокая корсиканская вендетта привела на русскую службу
Князь Петр Андреевич Вяземский как-то сообщал о таком курьезе: "Нужно ли мне представиться к Поццо-ди-Боргу, — спрашивал в Берлине какой-то Огарев. — Да он в Париже, отвечают ему. — Нет, я говорю о здешнем Поцце-ди-Борге — дело в том, что он полагал, что все наши послы и посланники именуются Поццо-ди-Борго".
Между тем Поццо ди Борго — это фамилия корсиканского дипломата, друга юности, а потом кровного врага Наполеона Бонапарта, которого жестокая корсиканская вендетта привела на русскую службу. В первой половине ХIХ столетия его имя было настолько весомым в дипломатическом мире, что его по праву можно считать патриархом европейской дипломатии. Некоторые наши соотечественники в то время были уверены, будто Поццо ди Борго — это и есть наименование профессии дипломатии.
КОРСИКАНСКАЯ ВЕНДЕТТА
"Мы все глядим в Наполеоны" — эти слова и сегодня отражают отношение многих людей, проживающих в разных уголках земного шара, к самому известному на свете корсиканцу. Но если весь мир знает Наполеона, то имя его соотечественника, друга юности, а затем кровного врага и соперника Шарля-Андре Поццо ди Борго (1764–1842) знакомо, пожалуй, только узкому кругу специалистов. Наполеон пришел в Россию с огнем и мечом, а Поццо ди Борго 35 лет своей жизни посвятил службе Российской империи. Четверть века он возглавлял российское посольство во Франции, а потом еще четыре года — в Великобритании.
"Наполеон — главная тема моей жизни", — утверждал Поццо ди Борго. А Бонапарт признавал, что именно Поццо ди Борго убедил императора Александра I идти на Париж, определив тем самым судьбы Европы.
Но каким же образом гордый корсиканский аристократ оказался на русской службе? Современник Поццо ди Борго, известный французский дипломат князь Шарль-Морис Талейран утверждал, будто основополагающим мотивом его действий была "корсиканская ненависть". Возможно, именно вражда — корсиканская вендетта — и сформировала этого человека, эту корсиканскую тень Бонапарта, ставшего Наполеоном. Но только это была не обычная тень. Она не следовала за своим "хозяином", она его преследовала, даже находясь за тысячи километров от него, в том числе в далекой России.
ДВА КЛАНА НА МАЛЕНЬКОМ ОСТРОВЕ
Итак, для начала отправимся на Корсику, в деревню Алата, что находится в нескольких километрах от главного города острова — Аяччо. Именно здесь 8 марта 1764 года родился Карло Андреа, которого мы будем называть на французский манер Шарль-Андре. Это было сложное для жителей острова время: корсиканцы во главе с Паскалем Паоли боролись за независимость от Генуи, которой тогда принадлежала Корсика. В 1768 году генуэзцы уступили, а точнее, продали остров Франции. Паскаль Паоли был вынужден бежать, однако корсиканцы своих надежд на обретение независимости не оставили, хотя среди местной элиты были и те, кто симпатизировал французам. К таковым относилась и семья Буонапарте.
Кланы Поццо ди Борго и Буонапарте на протяжении веков связывали отношения союзничества и соперничества, их соединяли родственные и деловые контакты; представители семьи Поццо ди Борго часто выступали адвокатами семьи Буонапарте. "Бедные, но благородные землевладельцы гор" — так отзывался о них Наполеон на острове Святой Елены. А Поццо ди Борго всю жизнь утверждал, что его род был древнее, чем род Бонапартов, переселившийся в Аяччо только в 1511 году. По мнению известного французского исследователя корсиканского происхождения Мишеля Верже-Франчески, блестящего знатока корсиканской истории, именно вопрос о том, чей род древнее и влиятельнее на Корсике, и определял их противостояние. Им было слишком тесно на маленькой Корсике. Поццо ди Борго не мог простить Наполеону слов о том, что он является выходцем из семьи "скромных землевладельцев Алаты", а Наполеон на переговорах в Эрфурте в 1808 году спрашивал императора Александра I, правда ли, будто Поццо ди Борго рассказывал всюду, что его род древнее, чем род Бонапарта.
Шарль-Андре был вторым ребенком в семье, у него было еще два брата. Его отец скоропостижно скончался в 1781 году, когда нашему герою было всего 16 лет. Поэтому большое влияние на Шарля-Андре оказал его дед.
Что мы знаем об образовании Шарля-Андре? Сначала он учился в монастыре Вико, где изучал философию и риторику, затем — в иезуитском коллеже в Аяччо. В одном классе с ним учился дядя Наполеона, будущий кардинал Феш, а в другом — Жозеф Бонапарт, старший брат будущего императора Франции и сам будущий король Испании. Во время учебы Шарль-Андре жил в родном доме Наполеона, этажом выше семьи Буонапарте, и это тоже было не редкостью: члены фамилии Поццо ди Борго часто жили в Casa Buonaparte.
Согласно воспоминаниям Шарля-Андре, дальнейшее образование он продолжил в Университете Пизы, где обучался с 1783 по 1787 год и получил степень доктора права. Однако, кроме слов Шарля-Андре, других подтверждений этого факта нет. Более того, по мнению Мишеля Верже-Франчески, многочисленные документы говорят о том, что в эти годы Шарль-Андре проживал в доме Бонапартов, а его "философское" и "юридическое" образование под руководством великого герцога Леопольда длилось от нескольких недель до нескольких месяцев.
ЮНОШЕСКАЯ ДРУЖБА С БУДУЩИМ ИМПЕРАТОРОМ
Как бы то ни было, занятие юриспруденцией было для рода Поццо ди Борго семейной традицией, и Шарль-Андре стал адвокатом семьи Буонапарте. К этому времени относится и начало его дружбы с будущим императором французов. Их отношения складывались причудливо. Они были знакомы с детства, и впоследствии их дружба только окрепла. С 1779 по 1786 год Наполеон получал классическое и военное образование во Франции, а с сентября 1786-го по июнь 1788-го находился на Корсике. Шарль-Андре так писал о братьях Бонапартах: "Жозеф был мягок и приятен в обществе; Наполеон имел больше живости и горячности в поступках и манерах. Но с ним надо было вступать в соглашение, когда дело шло о местных практических вопросах..." Поццо ди Борго вспоминал об этом времени так: "Наполеон и я, мы толковали о том, что совершалось и что могло произойти. Наши головы кружились, и я могу сказать, что за ним оставалось превосходство в этом отношении. Мы вместе читали Монтескье и другие книги по политике и законодательству. Он схватывал все великие идеи с невероятным нетерпением". Впрочем, уже тогда Шарль-Андре скептически относился к "излишней живости и горячности" Наполеона, его республиканским симпатиям и почтению к идеям Руссо и Мабли. Сам он увлекался идеями Данте и Макиавелли, считая общественным идеалом устройство Римской империи и французской монархии. Он так говорил о своих предпочтениях своему другу, будущему министру просвещения Российской империи Сергею Семеновичу Уварову, начинавшему свою карьеру на дипломатическом поприще: "В истории есть два рода правительств, стоящих изучения: Римская империя и монархия французская... Конституция английская основывается на случайности ее аристократии; пусть ей удивляются, но стараться ей подражать — безумие".
РЕВОЛЮЦИЯ
Между тем Франция стояла на пороге революции. Развитие событий, казалось, способствовало осуществлению замыслов честолюбивого корсиканца. Шарль-Андре был одним из девяти Поццо ди Борго, подписавших призыв к королю Людовику XVI с требованием реформ. Тогда, конечно, ни он, ни кто иной не мог предположить, чем обернется это благородное стремление к переменам. Все видели только праздничную, глянцевую сторону революции, не думая пока о ее мрачной "изнанке".
Революция позволила вернуться на родину Паскалю Паоли. Он рассчитывал, что теперь появился шанс добиться автономии Корсики под французским протекторатом. Навстречу Паоли была выслана делегация в составе Поццо ди Борго и Жозефа Буонапарте.
Возвращение престарелого Паоли давало Шарлю-Андре отличный шанс сделать карьеру. При его прямой поддержке он был избран депутатом Национального собрания Франции — это стало его первым шагом в большую политику.
31 октября 1790 года Шарль-Андре прибыл в Париж и на удивление быстро для провинциала адаптировался к столичной жизни. Красивый, элегантный, умный, жизнерадостный, стремящийся получать от жизни удовольствия, он стал завсегдатаем модных салонов, был окружен красивыми и умными женщинами. Но прежде всего его влекла политика. В столице он сблизился с графом Оноре Габриелем Рикети де Мирабо, который еще до революции снискал славу авантюрными похождениями. Став депутатом Генеральных штатов, бывший узник знаменитого замка Иф благодаря своей решительности и ярчайшему ораторскому дару занял ведущее место среди лидеров оппозиции. Шарль-Андре считал его своим политическим учителем. Именно Мирабо ввел молодого корсиканца в парижское общество, познакомил с влиятельными политиками. Как и Мирабо, Поццо ди Борго не принимал слишком смелые перемены, являясь сторонником умеренных реформ, совместимых с монархией. К несчастью для Шарля-Андре и всей Франции, 2 апреля 1791 года в возрасте 42 лет Мирабо скоропостижно скончался.
3 сентября 1791 года Национальное собрание приняло конституцию, по которой власть короля ограничивалась однопалатным парламентом — Законодательным собранием. Поццо ди Борго, как и разработчики конституции — конституционные роялисты-фейяны, — полагал, что с принятием конституции Франция должна остановиться на достигнутом, а не заниматься ниспровержением всего и вся. Слушая революционные речи в Якобинском клубе, он опасался сползания революции к тирании, а заметное усиление якобинцев считал признаком грядущей анархии.
В Париже Поццо ди Борго пробыл десять месяцев и вернулся на родной остров, чтобы принять участие в выборах в Законодательное собрание. При иных обстоятельствах это возвращение выглядело бы бесславным, но на исходе 1792 года оказалось очень своевременным. Паоли тогда уже шел на разрыв отношений с Францией, и Поццо ди Борго со своими парижскими впечатлениями прибыл весьма кстати. Вскоре он уже был секретарем и ближайшим соратником Паоли.
Шарль-Андре был избран депутатом в Законодательное собрание от Корсики, вновь оказался в Париже, стал членом Дипломатического комитета, высказываясь за проведение умеренной политики.
Однако революция развивалась по своей логике. После восстания 10 августа 1792 года к власти пришли жирондисты, сначала являвшиеся сторонниками конституционной монархии, потом эволюционировавшие в сторону республики. Поццо ди Борго так отзывался об этих событиях: "День 10 августа явился концом самой древней монархии в мире и началом новых времен, возбужденных и нестабильных, которые потрясут спокойствие рода человеческого". 21 сентября 1792 года во Франции была провозглашена первая республика.
"ПИСТОЛЕТ, НАЦЕЛЕННЫЙ В СЕРДЦЕ ФРАНЦИИ"
Поццо ди Борго покинул Париж и вернулся на Корсику, где Паоли назначил его на главный административный пост — "генерального прокурора-синдика". Его жизнь развивалась как в приключенческом романе или фильме про Джеймса Бонда. Именно в это время дружба с Наполеоном уступила место охлаждению: Бонапарты открыто примкнули к якобинцам и стали выступать против Поццо ди Борго и Паоли, обвиняя их в неприязни к республике. Наполеон все более откровенно выражал свое несогласие с деятельностью Паоли, быстро восстанавливая влияние своей семьи в Аяччо.
Началась жесткая и открытая борьба. Из Парижа на Корсику были присланы комиссары Конвента, пытавшиеся сместить Паоли и Поццо, однако они встретили отпор. Когда же республиканский клуб Тулона обвинил Паоли в предательстве и вызвал его с Поццо ди Борго на судебное заседание, стало ясно, что дорога к примирению закрыта. Паоли обратился за поддержкой к старинному общественному собранию острова — консульте, где председательствовал Поццо ди Борго. Две семьи — Буонапарте из Аяччо и Арена из Изола Росса — были объявлены изменниками. Паоли даже назначил цену за головы мужчин из рода Буонапарте. Началась охота, политическая борьба окрасилась цветом вендетты. Мать Наполеона, Летиция, бежала из города с детьми и нашла приют у горных пастухов. Сам же Наполеон был арестован людьми Поццо ди Борго, едва не погиб, но сумел бежать.
Логика противостояния вела корсиканских вождей к решению, которое еще несколько лет назад повергло бы их в ужас. Спасаясь от французского возмездия, они поспешили передать свое маленькое государство под протекторат Великобритании. Губернатором, или вице-королем, Корсики стал Гилберт Эллиот, который в молодости жил в Париже и был знаком с Мирабо. Поццо ди Борго получил должность государственного советника Корсиканского королевства. Паоли, не став губернатором, ушел с официальных постов.
С 1794 по 1796 год Корсика играла важную роль в средиземноморской политике, являясь в руках Великобритании "пистолетом, нацеленным в сердце Франции". Это владение позволяло Англии оказывать давление на итальянские государства и объединить с Австрийской империей усилия в борьбе с Францией. Кроме того, это обеспечивало превосходство английского флота в западном Средиземноморье.
Казалось, Поццо ди Борго, сыгравший решающую роль в подготовке этого неожиданного маневра, рассчитал ситуацию блестяще. Вместе с Эллиотом он принимал непосредственное участие в разработке конституции для Корсики по английскому образцу, которая была утверждена парламентом в ходе двух сессий в 1795 году. На Корсике была установлена новая политическая, финансовая и административная система. Вводился режим конституционной монархии, территория разделялась на 9 дистриктов, каждый из которых отправлял двух представителей в парламент.
Однако надежда на британское могущество оказалась иллюзорной. Спустя два года небольшая экспедиция французского генерала Джентили за несколько дней захватила остров. Великобритания не стала разжигать еще один конфликт, хотя и дала приют корсиканским изгнанникам. Среди них был и Поццо ди Борго.
ЖИЗНЬ ИЗГНАННИКА И БРОДЯЧЕГО ДИПЛОМАТА
Поццо ди Борго и Эллиот бежали сначала на Эльбу, а в начале 1797 года отплыли в Великобританию. Шарль-Андре был назван в числе лиц, на которых не распространялась амнистия. Для него началась жизнь политического изгнанника и вольного дипломата.
Эллиот ввел Шарля-Андре в лондонское общество, предоставил ему свою карету и ложу в Опере. В июле того же года Поццо ди Борго была пожалована ежегодная пенсия от английского правительства в размере 400 ливров.
Обаятельный, изящный человек, блистающий остроумием и одновременно сохраняющий "аристократическую отстраненность", быстро стал заметной фигурой в лондонском высшем свете. Он был аристократом в душе, салонным политиком по призванию, остроумным и разговорчивым в обществе; его тянуло в сферу придворного блеска и влияния, хотя его материальные средства не соответствовали его утонченным вкусам.
Однако за внешним лоском скрывался прежний пылкий и деятельный корсиканец, до глубины души уязвленный своим поражением. Годы, проведенные в Великобритании, научили Поццо ди Борго видеть врага, лишившего его родины, не во Франции, а в Революции, которую к тому времени олицетворял, по сути, один человек — Наполеон Бонапарт.
В то же время дипломат по темпераменту и профессии, Поццо ди Борго не питал к Наполеону личного раздражения и даже не допускал в своем присутствии пренебрежительных отзывов о нем. Как отмечал граф Уваров, "ненависть его к Наполеону не ведала пределов, однако ж облекалась умеренностью... Никогда не унижал он необыкновенных качеств человека, которого почитал бичом мира и не терпел как личного врага. Еще более: он не позволял, чтобы толковали слегка о его исполинском противнике. "Смотрите, присовокуплял он, карлики нагло верстаются с великаном! Безрассудные!"
Поццо ди Борго счел, что наиболее подходящим поприщем для применения его "способностей к общим делам" будет дипломатия. Сделать первый шаг ему помог Эллиот, к тому времени 1-й граф Минто, ставший в 1799 году английским посланником в Вене. Он пригласил Поццо ди Борго в австрийскую столицу и дал ему необходимые рекомендации. Ненависть к Наполеону, гибкий и логический ум, кипучая энергия, политическое чутье Шарля-Андре сделали остальное. Поццо ди Борго быстро завоевал популярность среди венской аристократии и в правительственных кругах. Он обращал на себя внимание политических деятелей своими вескими суждениями о текущих событиях, составлял подробные записки о положении дел в Европе и предлагал программу действий против революционной Франции. У него появились новые знакомые, в том числе молодой князь Клеменс фон Меттерних и граф Андрей Кириллович Разумовский, российский посол в Вене. Этот узкий круг собирался по воскресеньям в неформальной обстановке для обсуждения последних политических событий.
После заключения 9 февраля 1801 года Люневильского мира между Францией и Австрийской империей Поццо ди Борго, вследствие настойчивых требований французского правительства, был вынужден покинуть Вену и вместе с графом Минто вернуться в Великобританию, где у него завязались отношения с младшим братом казненного короля Людовика XVI, графом д’Артуа, проживавшим тогда в Эдинбурге.
Чрезвычайно быстро Поццо ди Борго стал одной из самых заметных фигур так называемой "бродячей дипломатии", посланцы которой сновали по европейским столицам в качестве специальных курьеров и эмиссаров, поддерживая стойкость правительств и разжигая неприязнь к французскому императору. И все же подобная деятельность его не удовлетворяла.
НАЧАЛО РУССКОЙ СЛУЖБЫ
Шарль-Андре Поццо ди Борго, с внешностью английского аристократа и репутацией утонченного француза, стал искать другие пути в политике. Во время его второго пребывания в Вене, в 1804 году, граф Андрей Разумовский стал склонять Поццо ди Борго поступить на русскую службу. Шарль-Андре, потрясенный убийством императора Павла I, поначалу сомневался в правильности такого выбора, однако Разумовский сумел убедить его и отправил рекомендацию князю Адаму Чарторыйскому, возглавлявшему тогда Министерство иностранных дел. В результате после многих разочарований и неудавшихся попыток применить свои способности на практике Шарль-Андре обратил свои взоры на Россию, на ее молодого и энергичного императора Александра I и его сановников.
"Оторванный неодолимыми причинами от сферы моих обязанностей, я часто бросал свой взгляд на карту земного шара, отыскивая страну и монарха, которым я желал бы иметь возможность служить, — писал Поццо ди Борго Адаму Чарторыйскому, — и признаюсь, что ни одна страна не привлекала меня так, как Россия". Вот как он обосновывал свой выбор в пользу службы Российской империи: "Из всех правительств, из всех государств, которым я желал посвятить себя, я предпочел бы Россию, по уважению огромного масштаба, которым измеряются заслуги в столь обширной империи и еще более вследствие тех поощрений, которых по справедливости можно ожидать от добродетелей и высоких качеств Его Величества Императора ныне царствующего..."
Князь Чарторыйский ответил не сразу; он постарался подготовить почву для положительного и вполне определенного ответа, который и был дан летом 1804 года, когда скандальное убийство герцога Энгиенского (герцог Энгиенский, французский принц крови, единственный сын последнего принца Конде, одной из младших ветвей дома Бурбонов, был расстрелян по приказу Наполеона во рву Венсенского замка 21 марта 1804 года по обвинению в участии в заговоре. — Прим. авт.) до предела обострило отношения Франции и России. Поццо ди Борго получил приглашение немедленно приехать в Санкт-Петербург. Личного противника Бонапарта ожидал радушный прием. Поццо ди Борго совсем не знал русского языка, но не считал это серьезным препятствием. В записке графу Разумовскому он писал: "Русского языка я вовсе не знаю, но так как труд мой тогда только может быть полезен, когда он будет приложен к общим делам, то мне кажется, что это препятствие нельзя считать неодолимым". В России Шарля-Андре на русский манер стали называть Карлом Осиповичем.
Окончание следует.